Об этом мужчине нельзя было говорить однозначно. Дафна с трудом представляла, что его толстые губы с опущенными уголками, изгиб которых еще больше подчеркивался густыми усами, могли приоткрыться в радостной улыбке. Широкий череп Фемистокла с маленькими, плотно прилегающими ушами свидетельствовал одновременно о необычайной силе и об опасной необдуманности поступков. Это не было лицо философа, проповедующего благородство. Скорее всего, оно принадлежало человеку с прямолинейным характером и навязчивым самомнением. А в общем, Фемистокл представлял собой заметное, даже исключительное явление в кругу знатных афинян.
- Что вы уставились друг на друга? - крикнул Главк и хлопнул в ладоши. - Давайте веселиться!
Оцепенение прошло. Эпикл тронул струны своей цитры, и из-за высокого красного занавеса, отделявшего заднюю часть ателье, вышли два прелестных обнаженных юноши. Обоих хорошо знали в городе: Иерофон, сын метекена, раба-вольноотпущенника, и Антифат, эфеб с кожей оливкового цвета, расположения которого добивался даже Фемистокл. Они считались самыми лучшими исполнителями танца кордакс в Афинах.
Под томные звуки цитры танцоры медленными движениями и плавными жестами показали многообразные возможности любовного соития мужчин. И после каждой удачной позы публика одаривала их громкими аплодисментами. Кордакс, конечно, считался весьма фривольным танцем, но без него не обходился ни один симпозион. Скорее пренебрегали проститутками и гетерами, чем представлениями обнаженных эфебов, обладавших порой высочайшим артистизмом.
Антифат, более крепкий из них, сделал "мостик", а Иерофон, запрокинув голову, на остро выступающих костях таза своего партнера исполнил стойку на руках, и медленно опустился к его фаллосу. Гости неистовствовали от восторга, хлопая в ладоши. Фемистокл не шевельнул и пальцем. Его взгляд был прикован к мраморным плечам Дафны, которая все еще стояла перед ним.
Девушка чувствовала, что мужчина не сводит с нее глаз, и, не понимая, что бы это значило, волновалась. Больше всего ей хотелось убежать от непредсказуемого в своих поступках, энергичного полководца, но это было бы слишком заметно. Ей стали бы задавать вопросы, на которые Дафне Не хотелось отвечать. Поэтому она с нарочитым спокойствием воспринимала смущающую ее близость Фемистокла и словно сквозь плотную пелену наблюдала за двусмысленным представлением.
После того как эфебы закончили свой танец и скрылись за красным занавесом, Анакреон, настоящий знаток вина, предаюжил сыграть в коттабос. Первоначально это была безобидная игра, в которой испытывалась ловкость игроков. В Афинах, однако, она слыла довольно легкомысленной. Посередине ателье установили коттабос, столб высотой в человеческий рост. На этот столб, на локоть ниже его плоского торца, Главк насадил металлическую шайбу величиной с тарелку. Потом на вершину столба он положил вторую металлическую шайбу, величиной с ладонь, и провел мелом вокруг коттабоса широкий круг. Не входя в круг, игроки должны были сбить меньшую шайбу, стараясь, чтобы она ударилась о большую, зазвенела и упала на пол как можно ближе к коттабосу. В качестве метательного снаряда служило содержимое чаши, которую каждый игрок держал в руке. Тот, кому удавалось произвести звон, имел право потребовать от любого из присутствующих исполнить свое желание.
Громкоголосый Анакреон вступил в игру первым. При этом он взглянул на Дафну, многозначительно закатив глаза, и сделал небольшой разбег. К удовольствию присутствующих, его вино оказалось не на вершине коттабоса, а на лице поэта Симонида, который стоял напротив него.
- Вот так ты его ненавидишь? - смеясь, крикнул Главк и бросил облитому скряге полотенце.
Анакреон заплетающимся языком сказал:
- Разве можно было попасть этим разбавленным вином!
Главк понял намек в буквальном смысле и крикнул:
- Теперь, друзья, будем пить вино пополам с водой!
Это заявление вызвало дикие восторженные крики, и теперь почти каждый изъявил желание стать кандидатом на бросок по коттабосу. Как правило, все присутствующие хотели получить мальчика или дорогую проститутку на ночь, в зависимости от наклонностей и настроения. Гости бросали друг на друга похотливые взгляды, заманчиво улыбались или опускали глаза, а иногда угрожающе трясли головами.
Эсхил не захотел участвовать в соревновании, Фриних промазал. Подошла очередь Фемистокла. Полководец протянул рабу свою чашу, и тот долил ему вина. Фемистокл сделал большой глоток и с силой выплеснул остаток на коттабос. Маленькая шайба свалилась и со звоном ударилась о большую. Гости ликовали.
Но аплодисменты тут же сменились напряженным ожиданием. Все знали, что после смерти гетеры Мелиссы Фемистокл роптал на судьбу и, чтобы заглушить боль утраты, проводил время в обществе красавчика Антифата, беззастенчивого корыстолюбца, который ложился в постель только с богатыми мужчинами. А так как Фемистокл отнюдь не входил в число афинских богачей, то все понимали, что разорение заслуженного полководца всего лишь вопрос времени.
Фемистокл снова протянул чашу рабу. Потом поднес ее ко рту и начал пить большими глотками. Не отрываясь от чаши, он медленно поворачивался, рассматривая каждого. Этот человек, вышедший из предместья, пользовался большим авторитетом в Афинах. Энергия и способность убеждать, а также гениальный проект по созданию флота возвысили Фемистокла над другими полководцами и даже заставили забыть о его низком происхождении. Никто из афинян больше не называл его выскочкой.
Когда взгляд Фемистокла остановился на гетере Аттис, та вызывающе улыбнулась, облизнула языком верхнюю губу и, засунув руку в вырез платья, продемонстрировала пышную левую грудь. Уверенный в себе Антифат вызывающе прохаживался, вертя маленьким округлым задом и томно улыбаясь гостям.
В последнюю очередь Фемистокл посмотрел на Дафну, которая стояла совсем близко от него. Девушка на мгновение застыла, чувствуя в этом взгляде неприкрытый цинизм, и постаралась принять равнодушный вид. По большому счету, Фемистокл был ей безразличен. Она давно выбросила бы его из своей памяти, если бы не роковое событие после битвы под Марафоном, которое неожиданно связало их.
Полководец отставил пустую чашу и сказал так, будто произносит что-то само собой разумеющееся:
- О коттабос, исполняющий желания! Теперь, под звон сверкающего металла, я хотел бы еще одну чашу этого прекрасного вина! - И протянул руку с пустой чашей.
Сначала было тихо. Никто не мог понять, шутит ли он. Но когда чашу Фемистокла наполнили и он поднял ее как победный трофей, поднялся невероятный крик.
- Он издевается над нами!
- Разве такое просят, когда выигрывают?
- Он богохульствует!
Только Эсхил сумел оценить этот жест и нашел слова похвалы для полководца.
- О, если бы глупцы могли понять, что чаша вина часто больше радует сердце, чем постель, полная гетер, и что короткий миг счастья дает человеку больше, чем обладание ста талантами серебра, вы бы не возмущались этим выбором!
Не обращая внимания на замечания окружающих, Фемистокл подошел к статуэтке Афродиты и, прежде чем кто-либо смог ему помешать, столкнул очаровательное произведение искусства с мраморного пьедестала. Глухой удар - и бронзовая фигурка разбилась. Голова, руки и туловище с грохотом покатились по белому каменному полу и остались лежать, напоминая изуродованную куклу, ставшую жертвой зловредного ребенка.
Фемистокл с равнодушием посмотрел на деяние своих рук, потом повернулся и без малейших признаков опьянения ровным шагом вышел из ателье.
Дафна, наблюдавшая за полководцем в непосредственной близости, ощутила укол в сердце. Увидев, как разбилось чудесное творение Главка, она почувствовала, что в этот миг ее собственное тело готово развалиться на части. Она ненавидела всех этих пьяных мужчин, которые только и думали, как бы обидеть ее и сделать ей больно. А Фемистокл, которого Дафна сначала жалела из-за гибели Мелиссы и которого она побаивалась, теперь вызывал у нее острую неприязнь.
Глава пятая
Кто же выиграет забег на один стадий? Ничто не занимало зрителей Олимпийских игр больше, чем этот вопрос.
В соревновании участвовали два самых быстрых бегуна - Эфиальтес из Трахинии и спартанец Филлес. Когда бежали эти двое, казалось, будто они летят, не касаясь земли. После определения победителя на этой дистанции эллинам предстояло назначить сроки проведения следующей, 74-й Олимпиады.
В многоязыком скоплении народа Дафна и Мегара сначала не особенно выделялись. На празднике было много красивых женщин и девушек - все незамужние, поскольку в священную рощу и на соревнования допускались только не связанные браком женщины. В старые времена обычаи были еще строже. Существовал даже закон, согласно которому женщинам во время игр запрещалось пересекать реку Альфиос. Нарушительниц должны были сбрасывать с высокой скалы. Такого, однако, ни разу не произошло. Однажды Ференика, заботливая мать атлета Писирода, переодевшись в мужскую одежду, последовала за своим сыном как тренер. Она неудачно прыгнула с трибуны, и разорванная одежда выдала, что она не мужчина. Но олимпийцы не сбросили ее со скалы. Они изменили закон и постановили, что впредь спортсмены и тренеры должны являться на соревнования голыми.
- Ты только посмотри на мускулы этого здоровяка, - говорила, хихикая, Дафна, указывая на одну из мраморных статуй перед белыми ступенями священного Альтиса. Многие спортсмены, в случае их победы, дарили статуи храму Геры и олимпийцу Зевсу. Так здесь и появилась эта необычная ярмарка, ошеломляющая своим тщеславием. Она состояла из сотен статуй с гордыми надписями. Самые старые из них были сделаны из фигового или кипарисового дерева, как, например, статуи кулачного бойца Праксидамаса с острова Эгина или борца Рексибия.
Мегара, которая не впервые была в Олимпии, знала многое о памятниках победителям. Она с удовольствием рассказала Дафне об одном мраморном силаче, вызывавшем ее восхищение.
- К сожалению, его уже нет в живых. - Мегара вздохнула. - В далеком Кротоне его сожрали волки.
- Волки?
- Да. Он нашел в лесу волчью яму и решил в одиночку помериться силами с волками. Его звали Милон, он шесть раз был победителем в борьбе. Чтобы повеселить людей, он любил устраивать разные фокусы. Так, например, никому не удавалось столкнуть Милона с намазанного жиром диска. Говорят, что он справлялся с натянутой, как струна, кишкой, которую невозможно было разорвать руками. Он обвязывал ее вокруг лба, глубоко вдыхал, задерживая дыхание, и напрягал височные мышцы. В результате кишка разрывалась. Но вот волчью яму он, очевидно, недооценил. Ловушка захлопнулась, и он не смог выбраться обратно. Волки растерзали его за считанные секунды.
- Какой герой! - удивилась Дафна и хлопнула в ладоши. - Слава тебе, Милон!
Потом они подошли к статуе кобылы Ауры, принадлежавшей Фидоласу из Коринфа. На старте эта лошадь якобы сбросила своего седока, помчалась согласно всем правилам соревнований, делая повороты в нужных местах, и первой пришла к финишу. Фидолас прибежал следом. Уточнив требования к состязаниям, судьи объявили кобылу Ауру победительницей, и Фидолас поставил скульптуру своей любимицы.
Самой знаменитой статуей в широком кругу была статуя кулачного бойца Феагена с богатого острова Фасос. Она была изготовлена в мастерской Главка. Когда Мегара упомянула это имя, Дафна задумчиво посмотрела на небо. Мегара угадала ее мысли и поспешила прогнать недобрые воспоминания следующим рассказом:
- Когда Феагену было девять лет, он на рыночной площади снял с пьедестала тяжелую статую божества и принес ее на плечах домой. Так силен он был. А потом, в качестве кулачного бойца, он одерживал одну победу за другой. Он побеждал сильнейших мужчин не только в Олимпии, но и на играх в Мантинии, Дельфах и Коринфе и завоевал тысячу четыреста лавровых венков. После его смерти жители острова Фасос воздвигли в его честь эту статую. Как-то ночью один мужчина, которого Феаген когда-то победил в бою, прокрался в святилище и из чувства мести стал хлестать великолепно отлитую статую кнутом. Но даже после своей смерти Феаген оказался сильнее. Кнут задернулся узлом вокруг статуи, она упала и задавила негодяя насмерть.
- Прекрасная история, - задумчиво произнесла Дафна.
- Это еще не конец, - сказала Мегара и продолжила: - Сыновья погибшего обвинили статую в убийстве. По строгим законам дракона это было возможно. Приговор гласил: ссылка. Так что статую погрузили в море…
- А как же Феаген снова оказался здесь?
- Остров Фасос поразила страшная засуха, и дельфийская пифия заявила, что островитяне вызвали гнев богов погружением статуи. Поэтому рыбаки выловили ее сетями, а жители острова поставили на почетное место. С тех пор пастбища и поля острова зеленеют и цветут, а деревья приносят богатый урожай плодов.
- Не ты ли Дафна, гетера с острова Лесбос? - раздался вдруг позади них чей-то голос.
Ионийка испуганно оглянулась.
- Да, это я, - тихо ответила она, увидев перед собой чернобородого незнакомца. - Что тебе нужно от меня?
Мегара попыталась увести девушку.
- Меня зовут Эякид. Я прибыл из города Магнезия, стоящего на берегах Меандра.
- Какое мне до этого дело? - вызывающе спросила Дафна и последовала за Мегарой.
- Я принес известие от твоего отца! - крикнул им вслед незнакомец.
Дафна остановилась, обернулась и рассмеялась чернобородому в лицо.
- Плохо придумал, чужеземец. Мой отец Артемид утонул в Марафонской бухте. Да будут боги милостивы к нему! - И она пошла дальше.
Но от Эякида не так-то легко было отделаться. Он пошел вслед за женщинами, оттеснил Мегару в сторону и снова заговорил с Дафной:
- Твой отец не погиб. Он раб и живет в оккупированной Магнезии. Датис и Артафрен оставили его там на обратном пути.
Для Мегары это было уж слишком. Она заслонила собой Дафну и угрожающе посмотрела в лицо навязчивому мужчине.
- Эй, ты! Откуда тебе известно все это? Исчезни!
Эякид опасливо осмотрелся по сторонам. Видимо, ему не хотелось, чтобы их разговор кто-либо подслушал.
- Не нужно так громко! - вежливо попросил он и приложил палец к губам. - Я его видел.
Дафна нерешительно вышла из-за спины Мегары и насмешливо спросила:
- Значит, ты, Эякид из Магнезии, утверждаешь, что видел моего отца Артемида из Митилини?
Чужеземец быстро закивал головой.
- Не только видел. Я с ним разговаривал, и он попросил меня разыскать тебя. Он не был уверен, что ты осталась в живых после сражения.
Дафна посмотрела на Мегару и увидела, что та колеблется. Потом она направила взгляд на Эякида и сказала с наигранным равнодушием:
- Ну хорошо. Допустим, что ты разговаривал с ним. И как он выглядел?
Эякид смутился. Он отвернулся, будто задумался, и не торопился отвечать.
- Среднего роста, темные волосы, густая борода… - после паузы не очень уверенно произнес он.
- А какого цвета его глаза?
- Клянусь Аидом! - вспылил незнакомец. - Откуда мне это знать? Неужели ты думаешь, что я запоминаю цвет глаз каждого, с кем разговариваю?
- Ну, тогда посмотри вокруг! - усмехнувшись, предложила Дафна. - Разве здесь не у каждого мужчины средний рост, темные волосы и густая борода?
- Ты права, - согласился Эякид.
Теперь, однако, Дафна передумала прерывать разговор.
- Предположим, - помедлив, сказала она, - я поверю, что ты видел моего отца живым. Что из этого следует?
- Что из этого следует? Ничего. Он просто сказал мне, что твое сердце переполнится радостью от такого известия.
- И он ничего не просил мне передать?
- Нет, - ответил Эякид. - Твой отец не был уверен, что ты жива. Когда он узнал, что я по делам направляюсь в Афины, он попросил отыскать тебя. Честно говоря, я уже почти забыл о поручении. Но во время одного из симпозионов я услышал, как гости за столами болтали о статуэтке Афродиты, моделью которой послужила гетера по имени Дафна с острова Лесбос. Они говорили, что заказчик разбил статуэтку, когда увидел ее, и никто не знает, почему он это сделал. Вот тогда я и вспомнил о человеке из Магнезии и спросил, где можно найти эту девушку, то есть тебя.
- Твой рассказ звучит правдоподобно и в то же время настораживает, - вмешалась Мегара. - Я надеюсь, тебе понятна наша недоверчивость. Для нас ты чужеземец, да еще из оккупированной Магнезии. Ты приходишь и сообщаешь, что отец Дафны жив, хотя она сама видела, как его накрыли волны. Поэтому она не бросилась тебе на шею, чтобы поблагодарить за радостную весть.
Дафна, до которой, казалось, только теперь начал доходить смысл услышанного, отчаянно потерла глаза, будто старалась очнуться от сна, готового превратиться в явь.
- А что делает в Магнезии человек, который предположительно приходится мне отцом? - спросила она.
- Он работает при дворе сатрапа, красит шерсть карийских овец.
- Мой отец никогда в жизни этим не занимался! - закричала Дафна и отчаянно замотала головой.
Эякид пожал плечами.
- Будучи рабом, он не имеет права выбирать себе занятие. Во всяком случае, я видел его за этой работой. Я торгую дорогими тканями. Мой корабль разгружается в гавани Фалера.
- Но он погиб! Он же погиб! Я своими глазами видела, как его поглотили черные волны Марафонской бухты! - Подойдя к Эякиду, Дафна начала стучать кулаками по груди чернобородого и горько заплакала.
- Этого не может быть! Ты слышишь, чужеземец из Магнезии! Этого не может быть!
Мегара оторвала девушку от Эякида и, крепко обняв, держала ее, пока та не успокоилась. Тем временем магнезиец откланялся, прошел вдоль ряда статуй и направился к входу на стадион. Дафна быстро догнала его, сняла с цепочки, украшавшей ее шею, медальон с изображением голубя и протянула его чужеземцу.
- Вот, - сказала она, тяжело дыша, - возьми этот медальон в Магнезию, покажи тому человеку и спроси у него, с какими событиями он связан. И когда судьба снова забросит тебя в Аттику, принеси мне ответ. Я отблагодарю тебя.
Эякид рассмотрел голубя с оливковой ветвью и, кивнув, опустил медальон в одну из складок своей одежды.
- В первые дни месяца элафеболиона, когда весеннее солнце пригладит пенистые волны зимнего моря, мой корабль снова придет в гавань Фалера.
- Да поможет тебе Гермес! - сказала Дафна, и Эякид скрылся в толпе посетителей стадиона.
Стадион был рассчитан на тридцать тысяч зрителей. Попасть сюда можно было через узкие ворота со стороны священного Альтиса или через склон горы Кронион. Места на трибуне предоставлялись только великим, заранее приглашенным гостям: правителям и тиранам, стратегам и народным вождям, элланодикам (десяти судьям, которым предстояло решать, кто победил, и награждать их), феоколам (которые заведовали святилищами), спондофорам, мантам и эгзегетам, происходившим из лучших семей Эллады (они, как правило, заботились об иностранных гостях).
Публика попроще располагалась на склоне горы Кронион, причем женщины занимали места на самом верху. Сейчас здесь находились и Дафна с Мегарой. Публика снизу глазела на них, так как подготовка к соревнованиям только начиналась и гораздо интереснее было рассматривать зрителей.
Кроткие манты за звонкую монету уже предсказывали победителя в беге на один стадий. Им станет, по их мнению, Филлес. Но не все верили в успех скромного юного спартанца, прибывшего на соревнования в сопровождении отца и брата. Он, правда, выиграл пять предварительных забегов, но с небольшим преимуществом.