Платону всё время казалось, что он где-то видел этих пожилых супругов, во всяком случае, мужа. И ближе к окончанию застолья он не удержался и спросил об этом. Но поверхностное рассмотрение возможных точек соприкосновения не дало результата. Однако Зам. Министра долго и пытливо рассматривал Платона и его жену, чем вызвал после окончания застолья вопрос об этом Платона к Ксении. Та просто объяснила мужу:
- "Всё как раз очень понятно и объяснимо! Он увидел в тебе такую же белую кость, что и сам!".
А пока вечерело и холодало. Марина принесла себе и Ксени подстилки на табуретки. Но тут вмешался её муж Юрий Алексеевич:
- "Мариш! Принеси, пожалуйста, и для Платона подстилку, а то он тоже простудит свою…".
- "Матку!" - подсказал, было, хозяину Платон.
- "Нет… патку!" - удивлённо засмеявшись, поддержал шутку настоящий полковник.
Вскоре, по инициативе Платона, компания опять невольно вернулась к подзабытой теме секса.
- "Юр, вот слышишь, как Платон…" - невольно с укором мужу высказалась хозяйка дома.
После чего Платон понял, что и у этой зрелой пары тоже есть свои проблемы в сексе.
Мужчины Юрий и Борис уже явно перебрали и начали, лобызаясь, объясняться друг другу в любви. Платон, глядя в глаза жене Бориса Наталии и кивая на сладкую парочку, не удержался от комментария:
- "Так, глядишь, и поженятся!".
- "Типун тебе на язык!" - естественно испугалась, всё это представив, ещё не расписанная с Борисом, Наталия.
Через некоторое время, загрустившая от отсутствия мужниного внимания, Марина сокрушённо вздохнула, явно обращаясь к, обычно этот тост произносящему, Платону:
- "Что-то сегодня тоста за женщин никто не произнёс?!".
- "А что? Уже пора… уходить?!" - лихо вывернулся тот, почти шёпотом произнося последнее слово.
Марина, загадочно улыбаясь на что-то своё, толком не расслышав, пожала плечами. Тогда Платон решил, что лучше этот тост передоверить хозяину и одновременно виновнику торжества Юрию Алексеевичу. Он повернулся и, чуть наклонившись к отставному полковнику, сообщил ему почти на ухо, что Марина жаждет от него тоста за женщин. В этот миг Платон не успел продумать возможные последствия такого своего предложения в данный, не совсем подходящий, момент перепития, и результат сразу же не замедлил сказаться.
Юрий Алексеевич встал, слегка пошатываясь, поднял правой рукой рюмку с водкой, любезно регулярно подливаемой Борисом, заложил свободную левую руку за спину, будто приготовился фехтовать, и, сохраняя ровную спинку, начал произносить тост за жену Марину. Он говорил много, красиво, ласково, и даже любовно!
Так, что? Он так будет говорить о каждой?! - пронеслась в голове подстрекателя забавно-тревожная, озорная мысль.
Нет, Юрий Алексеевич совершенно забыл о других женщинах. Платону пришлось вполголоса напомнить:
- "Юр, тост же за всех женщин!".
- "Да, Правильно! Я прошу и всех присутствующих здесь женщин - вернулся, было, полковник в нужное русло - тоже выпить за мою любимую жену Марину!".
Сразу понявшие, и сразу засмеялись. А не сразу понявшие, коих всех представила Ксения со своим поясняющим комментарием, сначала опрокинули рюмки, а уже потом вдоволь рассмеялись.
В конце пиршества, уже сами переставшие пить, Борис и Юрий пытались всё-таки, как-нибудь споить и Платона, но безуспешно.
Тогда Борис попытался опустить непокорного.
Он сначала расспросил Платона, чем тот занимается, где живёт, на чём ездит. Он явно искал у него слабину. И, по своему мнению, нашёл! Это был автомобиль. Волга Платона против его ино внедорожника.
Борис пытался доказать преимущество своего авто. Платон и не спорил, пытаясь лишь объяснить зазнайке, что по принятому для оценки полезности, например, вооружения, критерию "эффективность - стоимость" его Волге, при её условиях эксплуатации, просто нет равных!
Но инспектор Газпрома был далёк от высшей математики и сложной системотехники. И когда он, всё ещё не слыша, начал влезать уже в детали по поводу мощности двигателя, вдруг вмешалась Ксения. Она строго и менторски посадила нувориша на место, объяснив ему, что у Платона, в отличие от него, нет необходимости каждый день ездить на работу из области, так как бесплатное метро у подъезда, а до работы - ближе чем, до гаража.
Борис так и сел на отведённое ему место. Но не столько от аргументов, сколько от напора возмущённой женщины. А тут ещё и Платон решил расставить все точки над i, обращаясь персонально к пьяной парочке:
- "Мужики! Важно не то, какая у мужика пиписька, а то, сколько он в своей жизни совершил удачных соитий!".
Под всеобщий удивлённый хохот, беспредметный спор завершился.
Вскоре все разошлись и разъехались.
А на работе Платона всё шло своим чередом.
Однако увидев в отношении к себе со стороны Надежды политику двойных стандартов, Платон несколько потерял теперь интерес и к работе и к сотрудникам.
После редкого, но срочного утреннего посещения Платоном поликлиники, Надежда неожиданно вскипела:
- "Я тебе сказала… больше, чтоб никакой поликлиники по утрам!".
С этого года коллектив ООО "Де-ка" пристрастился к чешскому пивному ресторану "Пилзнер" на Покровке. После одного из таких редких обедов, возвращаясь по внутренней стороне бульварного кольца к Воронцову Полю, все зашли в знакомый Платону с далёких времён Детский городок.
И Платон вдруг вспомнил эти посещения. Они как будто быстро замелькали перед его глазами яркими, красочными картинками.
Позже он добавил к своим воспоминаниям и необыкновенный вкус газированного напитка - наверно лимонада - с чем-то вприкуску, наверно с коржиком.
Там же он впервые, ещё неосознанно, почувствовал и неизведанные эротические ощущения при виде симпатичных девочек, высоко залезавших по стене, качающихся на качелях и прыгающих через верёвочку…
Как длинная верёвочка ремонта не вилась, но и она закончилась. Платон возвратился на своё старое, но отремонтированное место. И у него от тишины, как от счастья, поначалу даже чуть ли не закружилась голова.
Платон сидел теперь один в своём рабочем помещении. Появилось больше свободы. Никто не мешал, не отвлекал ненужными разговорами, пустой болтовнёй.
Теперь можно было спокойно творить: никто не подсматривал, и сплетничать теперь стало не с кем и не о чем.
После ухода Платона на своё постоянное рабочее место, Гудин не преминул злорадно проводить его:
- "За мой стол больше не садись!".
- "Ты его обоссал, что ли?!" - грубо было ответил Платон, тут же поправляясь:
- "Я имел ввиду, осквернил!".
Платон думал, что Гудин опять обидится на него, но нет!
Во время наклеивания этикеток, Платон уронил одну банку на пол и решил, что поднимет её, откатившуюся на значительное расстояние, позже.
Когда вошёл Гудин Платон решил не утруждать его и, как футболист, попросил того лишь подбить банку ногой в его сторону.
Какого же было удивление Платона, когда Гудин нагнулся и рукой поднял банку, передавая её Платону со словами:
- "А что? Мне трудно, что ли?!".
Да! Растёт Гаврилыч в моих глазах! Ещё не всё в нём потеряно человеческое! - удовлетворённо подумал Платон.
В очередном разговоре Гудин поведал ему о новых решениях Думы, на что Платон, обрадовавший собеседника, заметил:
- "Наконец-то Дума додумалась, что российский народ состоит не только из олигархов и чиновников, и приняла поправки к закону, увеличивающему количество майских праздничных дней за счёт январских!".
А далее уже Иван Гаврилович умиротворённо предложил:
- "Пойдем, покурим!".
- "Как это?!" - удивился Платон очередной глупости коллеги.
- "Ну, я покурю, а ты… постоишь!" - не унимался нахал, издеваясь над некурящим Платоном.
- "Давай, ты лучше в туалет вместе со мной сходишь. Я по-большому, а ты… понюхаешь!" - расставил всё по местам Платон.
Но Гудин на этот раз затаил обиду, ожидая подходящего случая для реванша.
Через несколько дней Платон поделился с Иваном Гавриловичем недавно услышанным:
- "Виктор Ерофеев сказал в "Апокрифе", что люди добрые, с чистым сердцем, и живут более шестидесяти лет. А те, у кого камень на сердце, чья совесть нечиста, и умирают раньше!" - как товарища, обрадовал поначалу Гудина Платон.
- "Вот, видишь, мне уже шестьдесят пять лет и я живу. А тебе пока только пятьдесят девять! Тебе осталось ещё год!" - подразумевая, что ещё неизвестно, пройдёшь ли ты этот рубеж, схамил Гудин.
- "Так умирают рано те, у кого хоть совесть есть!" - быстро нашёлся и отомстил ему Платон.
Тут же Гудин похвастался вошедшей к Платону Надежде:
- "Мы, вот, поставили холодильник!".
- "Да, вдобавок крепко, на хороший фундамент!" - добавил Платон, тонко намекая на своё главное участие в этом деле.
- "Теперь дело за тобой, промыть его изнутри!" - не преминул дать указание начальнице Гудин.
- "Внутренние болезни - дело женское!" - уточнил Платон.
На обновлённое место за столом Платона вскоре подсела перекусить и новая уборщица Нина Михайловна. Она поделилась с хозяином помещения своими домашними проблемами, жалуясь на зятя:
- "А он занимается хиромантией!".
- "Как это?!" - нарочно спросил Платон.
- "Гадает по руке!".
- "А я-то подумал, что… презервативами!" - схохмил насмешник, пытаясь этим закрыть неинтересную для себя тему.
Постепенно их общий холодильник стал заполняться продуктами, поначалу, в основном, принадлежащими Платону.
Глядя на помятый тюбик из-под хрена, только что возвращённый Надеждой и Ноной, не то радостно, не то возмущённо, Платон не то спросил, не то констатировал, … как трус, в присутствии лишь мужчин:
- "Девки! Вы мне весь хрен отсосали!".
- "А ты и не заметил?!" - не преминул влезть со своим комментарием бывалый Алексей.
- "От кайфа!" - внёс неясность балбес Гудин.
В последнее время как-то оживился Алексей. Видимо дела у него пошли лучше.
Полукровок как-то опрометчиво высказался о евреях:
- "Во всём виноваты евреи!".
Но тут же осекся, увидев Платона, тихо прокомментировавшего Гудину:
- "Хотя бывают и такие, готовые продать своих!".
Еврейские штучки Алексея периодически всё же проявлялись. То он заставлял новыми коробками рабочее место Платона, а то он при аврале при наклейке этикеток взял и увёз часть готовых коробок сверх планового заказа, тем самым заставив Платона делать дополнительную работу в ночное время.
Тогда Платон решил действовать по давно использовавшемуся им старинному принципу - бить ворога его же оружием. Он обставил рабочее место Алексея избытком готовых коробок, которые тот должен был вывезти заказчику, но задерживался с этим.
В результате нижние коробки под воздействием веса верхних, слегка сплющились, а вся их стопка угрожающе наклонилась, позже обрушившись на стол Алексея и его компьютер. К счастью всё обошлось без ущерба.
Другой раз Платон сразу первым пошёл в атаку:
- "Опять проспал?!" - язвительно спросил он Алексея, отдавая ему давний должок.
- "Или пробки?!" - добавил он, не дождавшись ответа опешившего коллеги.
- "…в ушах!" - теперь уже ещё и уточнил он молчащему Алексею.
И это молчание было весьма странным, потому, что капризность Алексея проявлялась часто при его возмущении кем-либо, доходя даже до скандальности.
- "Что, никто не мог отключить всего одну кнопку? Все же с высшим образованием!" - шкодливо возмущался он на просьбу Надежды отключить от общей сети электрошкаф с неработающим рубильником.
- "Алексей! Даже люди без всякого образования и то знают, как в словах каталог и квартал правильно ставить ударения! А тут ты предъявляешь претензии врачу и биологу!" - выдал Платон пламенную тираду, и нарочно, исключая из этого списка себя - технаря, а подразумевая лишь Гудина и Павлову.
Так как ведь именно он несколько раз и пытался выключить нужную клавишу, но та всё время возвращалась в исходное положение.
Другой раз Платон при всех возвратился к этому же вопросу:
- "Безобразие! У людей высшее образование! А они грамоту не знают!".
- "Нотную - быстро нашёлся несколько смутившийся Алексей, даже здесь, чисто по-еврейски пытаясь приподнять себя над толпой.
Вскоре это подтвердилось его новым возмущением на высказывание Гудина по поводу какого-то нового закона, принятого Думой:
- "Возмущаться этим законом могут только люди, далёкие от этого вопроса!" - начал, было, он.
- "Но недалёкие вообще!" - тут же добавил перца Платон.
Алесей Ляпунов периодически, при любом удобном случае, закладывал своих коллег, иногда, но в основном по вполне объективным причинам, опаздывавших на работу.
- "А Лёшка тебя заложил Надьке!" - по-дружески предупредил Платона Иван Гаврилович.
- "Во! Стукачок-казачок!" - тут же вспетушился Кочет.
- "Это чисто по-еврейски!" - успокоил его Гудин.
Но опоздания случались и у самого Ляпунова. Как-то раз Надежда Сергеевна предупредила Алексея, чтобы он был на работе пораньше, часов в восемь, так как предстоял длительный развоз товара на прибывшем ещё ночью грузовике.
Однако Алексей или проспал, или занимался другими своими делами, и приехал на своём авто на работу почти к одиннадцати часам, объяснив это пробками на автодорогах после снегопада и перекрытия проезда в ряде мест гаишниками для пропуска им подмигивающих.
В лицемерном ворчании Алексея досталось не только им, но и Путину с Лужковым:
- "Кто их, этих дураков выбирает?!".
После его отъезда Платон возмутился Гудину и Надежде:
- "А кого же тогда выбирать?! Может Абрамовича или Березовского? А то и Гусинского? Нет, наверно Ляпуновича-старшего?!".
Надежда Сергеевна тут же поддержала Платона:
- "Во, какой наглец, придурок! Мог вполне спокойно из Одинцова приехать на электричке, тогда бы не опоздал!".
- "Он нарочно так сделал! Сначала свои дела, потом работа. И опять показывает нам свою незаменимость!" - включился в обсуждение коллеги Гудин.
Это опоздание Алексея в итоге привело к аварии грузовика. Молодой водитель, попав в стеснённые обстоятельства середины дня, слегка ударил "Мерседес", из-за чего пришлось потерять драгоценное время и немалые деньги.
Но, конечно, Алексей на много больше приносил пользы, чем вреда, даже в офисе. И в этом ему не было равных.
После того, как Ляпунов привёл в игровую готовность старый, уже третий компьютер, Иван Гаврилович стал часто играть на нём "в шарики".
Это со временем вызвало возмущение Надежды Сергеевны:
- "Иван Гаврилович, займитесь делом! Вот, когда Вам нечего будет делать, и будете ходить руки в брюки. Вот тогда…".
- "Там шарики и гоняйте!" - точно дополнил Платон.
Выждав паузу, вызванную смехом Надежды и Алексея, Платон продолжил:
- "Ванёк! Ты, наверно, уже на конце мозоль натёр, пока шарики гонял!?".
Но игрок был уже опьянён и не слушал замечаний. Вскоре Надежде Сергеевне пришлось даже спрятать "мышку".
А кстати о мышке! В одну из обеденных пауз с Платоном произошёл небольшой конфуз.
После мытья своей посуды, стоя вплотную у стола, Платон вытирал полотенцем блюдце. Крючковатые пальцы подвели его и на этот раз. Он выронил блюдце. Инстинктивно Платон сразу прижал бёдра к столу, не давая падающему достичь пола. Но, то умудрилось, лишь задев полы халата, проскочить между бёдрами и разбиться о кафельный пол на мелкие кусочки.
Пока недоумённый Платон смотрел на результаты своего труда, мимо проходивший и всё видевший Иван Гаврилович тонко заметил:
- "Не надо был вчера "Виагру" принимать, тогда бы блюдце не проскочило!".
Посмеявшись над весёлой прозорливостью Гудина, Платон в свою очередь ответил:
- "Но с моим ростом это бы не помогло!".
- "А сейчас ещё начали рекламировать и … "ВИАРДО"?!" - добавил знаток Гудин, нарочно не произнеся слова "какое-то".
- "Да, слышал! Но:
На любое "ВИАРДО"
Есть помойное ведро!
Желанья, как рукою снимет!
Ну, а возможности - отнимет!"
- сразу уточнил находчивый поэт.
На следующий день, подходя к давно облюбованному месту на платформе метро "Новогиреево", Платон сразу оценил, что он сможет сесть только в следующий поезд.
Теперь его задачей было, при посадке пассажиров на предыдущий поезд, продвинуться как можно ближе к нужному месту у края платформы.
В результате манёвров, после отхода практически полностью заполнившихся вагонов, Платон оказался во втором ряду от края платформы, встав, как всегда, левым боком к её краю и лицом к подходящему составу.
Платон сразу почувствовал себя зажатым между двумя женщинами. Особенно напирала та, что оказалась сзади.
Она пыталась просто выдавить седого интеллигента с его места, своим предпринимательским правым, в смысле части тела, плечиком сильно давя Платона в спину.
Но тот выстоял, практически совершенно не сдвинувшись, лишь слегка покачнувшись от неожиданного напора.
Но тут же скромно возмутилась женщина, подпиравшая своим левым плечиком Платона в нижнюю часть его груди:
- "Мужчина! Не толкайтесь!".
- "А это не я! Вон сзади тётка напирает!" - раздражённо объяснил он.
А та тут же не преминула встрять в разговор, по привычке поскорее отмазываясь от своей вины:
- "Мужчина! Влезли тут, и толкаетесь!".
Выждав паузу, наполненную непрекращающимся, несправедливым ворчанием на него невидимой ему женщины, Платон резко и неожиданно не только для неё, но и для окружающих, положил этому конец:
- "Ну, хватит … пиздить-то!".
Воцарившую на мгновение вокруг откровения Платона тишину прервала шарахнувшаяся из-за инстинкта самосохранения, стоявшая справа от него, женщина. Так, на всякий случай, по-инерции.
Тут же вновь заверещала зачинщица:
- "Мужчина! Вы, что? Я же женщина!".
- "Какая ты женщина? У тебя от женщины только манда осталась! Да и та, наверно, засохшая!" - неожиданно даже для самого себя схамил вконец возмутившийся от вопиющей лжи и несправедливости, Платон.
В воцарившей паузе чуткое музыкальное ухо, наверно, смогло бы услышать щёлканье рецепторов её бортового компьютера фирмы "Тётя Дуся", лихорадочно вычисляющего возможные траектории движения оконечностей тела супостата и последствия этого.
Через мгновение возвратившийся шумовой фон скрыл несколько, поблизости раздавшихся, скабрезных смешков.