Альберто постоянно ехал со скоростью сто шестьдесят километров в час. Кардинал с заднего сиденья упрямо смотрел в ночь через лобовое стекло, где шарившие лучи фар с трудом выискивали дорогу.
Соффичи, мускулистый мужчина сорока лет (короткая стрижка, очки в золотой оправе), что-то беззвучно шептал, как будто молился.
– Вы не могли бы молиться про себя? – нервно попросил кардинал, и монсеньор послушался, перестав шевелить губами.
За Моденой, где шоссе А-1 поворачивало на запад, к Милану, а А-22 уходило на север, под рев мотора прозвучала мелодия "Аллилуя". Она исходила из кармана пиджака Соффичи. Секретарь нервно нащупал мобильник и, взглянув на экран, повернулся в сторону заднего сиденья:
– Это вас, ваше преосвященство!
Гонзага, который в мыслях, казалось, находился где-то далеко, потянулся за телефоном, не взглянув на секретаря:
– Дайте сюда!
Наконец он приложил трубку к уху.
– Pronto! – Мгновение кардинал молчал, потом коротко ответил: – Я понял кодовое слово. Надеюсь, мы уложимся в срок. Я чувствую себя в роли египетской мумии, как этот… – Он запнулся.
– Тутанхамон! – подсказал с переднего сиденья Соффичи.
– Точно. Как Тутанхамон. Ну, с Богом. – Кардинал Гонзага вернул мобильник секретарю и глухо произнес: – Если ничего не выйдет, можете поставить другую мелодию.
Секретарь обернулся:
– Но что может пойти не так, ваше преосвященство?
Гонзага театрально воздел руки, будто хотел пропеть Те deum, но его слова прозвучали кощунственно:
– Немногим больше того, что сделал для нас Иисус. Не удивлюсь, если наш план провалится в самый последний момент.
Некоторое время в машине царило тягостное молчание. Наконец Гонзага прошептал, будто кто-то сейчас мог подслушать их разговор:
– Кодовое слово – "Апокалипсис 20:7". Альберто, вы меня поняли?
– "Апокалипсис 20:7", – повторил шофер и уверенно кивнул. – В котором часу нас ждут?
– В три тридцать. На всякий случай еще до рассвета.
– Madonna mia, как же я смогу это сделать?
– С Божьей помощью. Дави сильнее на газ!
Автобан тянулся бесконечной ровной лентой по долине вдоль реки По. Ночь и монотонный гул мотора навевали сон. Даже Альберто пришлось бороться с усталостью. Но затем он вспомнил о цели поездки. Абсурдная авантюра, в детали которой, кроме кардинала, были посвящены лишь он и монсеньор Соффичи.
После долгого молчания кардинал Гонзага вновь обратился к секретарю:
– Это кодовое слово очень символично. Вы знаете текст "Откровений"?
– Конечно, ваше преосвященство.
– И седьмой стих двадцатой главы?
Соффичи осекся:
– Как раз сейчас этот стих не приходит мне на ум, но все остальные я могу цитировать на память.
– Вот, Соффичи, теперь вы знаете, почему дослужились лишь до монсеньора и не выше.
– Позвольте сделать замечание, ваше преосвященство. Я очень рад и тому титулу, который мне положен по моей должности!
Гонзага привык подобным образом оскорблять своего секретаря, и Соффичи оставалось отвечать на такой вызов лишь мысленно.
Душный воздух в машине был пропитан запахом "Роит Monsieur" от Коко Шанель. Эту туалетную воду Гонзага покупал в превосходном бутике на ватиканском вокзале и натирал ею лысину, следуя совету одного церковного служки из Санта-Мария Маджоре. Как-то после очередной литургии тот под большим секретом поведал кардиналу, что это якобы должно вызвать рост волос.
Даже в темноте было видно, как секретарь в такт своим мыслям невольно покачивал головой.
– Я скажу вам, что написано в седьмом стихе двадцатой главы! – сказал кардинал.
– Не нужно, – перебил его Соффичи. – У меня этот стих лишь на секунду вылетел из головы. Он гласит: "Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей…"
– Браво, монсеньор, – сдержанно произнес Гонзага. – Но я все равно не вижу никакой связи с нашей миссией.
Альберто, с самого начала посвященный в тайную операцию, сдержал улыбку и постарался сосредоточить внимание на машине, которая вот уже тридцать километров неотрывно висела у них на хвосте. Каждый раз, когда он пытался ехать быстрее, этот неприятный попутчик тоже прибавлял газу. Если Альберто сбавлял скорость, так же поступал и водитель ехавшего позади них автомобиля.
Чтобы отвязаться от настырного преследователя, Альберто увеличил скорость.
Это случилось где-то между Мантуей и Вероной: взревел мотор, и преследователи пошли на обгон, настолько приблизившись к "фиату", что Альберто вынужден был затормозить. На этот рискованный маневр шофер ответил отборной бранью, на что секретарь лишь интеллигентно кашлянул. Вдруг из правого окна машины высунулась рука с красной мигалкой: полиция.
– Ну вот, только этого не хватало, – простонал Альберто.
Он неохотно подчинился указаниям полицейского, который махал рукой.
Маневр полицейских был тщательно продуман. В трехстах метрах как нельзя кстати нашлась неосвещенная парковка. Туда, следуя за полицейскими, должен был заехать маленький "фиат".
Едва автомобиль Альберто остановился, как из полицейской машины вышли трое мужчин с автоматическими пистолетами на изготовку.
Соффичи скрестил руки и, отчетливо произнося слова, начал читать молитву. Кардинал сидел молча, без движения, как будто был мертв. Шофер кардинала, несмотря на критическую ситуацию, сохранял спокойствие. Он молча опустил стекло, и в лицо ему ударил яркий свет фонаря.
– Выйти из машины!
Альберто нехотя, с подчеркнутой медлительностью подчинился грубому приказу. Но как только он вышел из автомобиля, карабинеры заставили его прижать руки к крыше машины.
Альберто, всегда отличавшийся умением сдерживать себя в любой ситуации, что было нехарактерно для настоящего итальянца, издал сдавленный стон. Однако он тут же успокоился, почувствовав дуло пистолета, уткнувшееся ему в спину.
– Послушайте! – закричал он после того, как полицейские обыскали его с ног до головы. – Я шофер его преосвященства кардинала курии Гонзаги.
– Ага, – ответил главный из полицейского трио, – а я – китайский император. Документы!
Альберто указал на багажник. Полицейский оставил шофера и направился к багажнику, по пути осветив салон машины.
– Он что, мертв? – испуганно спросил он у Альберто, указывая на заднее сиденье.
– Это кардинал Гонзага!
– Я уже слышал. Мы еще вернемся к этому. Я говорю о том, что ваш пассажир не подает признаков жизни.
– На это есть свои причины.
– Я просто внимательно вас слушаю, – внезапно донесся голос из "фиата". Кардинал, который слышал разговор полицейского и Альберто через открытую водительскую дверь, решил наконец вмешаться.
Полицейский обратился к двум своим товарищам:
– Я и вправду подумал, что мужчина мертв.
Когда он начал открывать багажник, остальные обступили его.
– Madonna! – закричал долговязый полицейский, который был выше двух других на целую голову. Судя по всему, он был главным в оперативной группе. Ног его знает, что он ожидал увидеть в багажнике старого "фиата", но никак не пурпурно-красную ленту, аккуратно выложенную на черной мантии с красной накладной вышивкой, и отдельно лежавшую пурпурную бархатную шапочку.
Из алой сафьяновой папки Альберто вынул паспорт с золотой надписью "Citta del Vatikano" и протянул его карабинеру.
Полицейский беспомощно взглянул на своих коллеги, увидев, что они все еще держат пистолеты наизготовку, что-то прошипел сквозь зубы. Те сразу же опустили оружие.
На фото в паспорте кардинал выглядел намного моложе (время не щадит даже кардиналов), по подлинность документа не вызывала ни малейшего сомнения. Имя: С. Е. Филиппо Гонзага, Cardinale di Curia; место жительства: Citta del Vaticano.
Полицейский оттолкнул коллег в сторону и, отдав честь, подошел к задней, пассажирской, двери салона, где все так же неподвижно сидел кардинал Гонзага.
– Простите, ваше преосвященство, – громко сказал полицейский, вглядываясь сквозь стекло закрытого окна. – Мы не знали, что ваше преосвященство решит отправиться в путь на старом "фиате". Но я всего лишь выполнял свои обязанности…
Гонзага бросил оценивающий взгляд на сокрушавшегося полицейского, потом чуть опустил стекло и высунул наружу левую руку.
Держа паспорт с золотой надписью кончиками пальцев, полицейский осторожно протянул его и резким кивком приказал своим подчиненным убираться.
– Все закончилось как нельзя лучше, – усмехнулся Альберто, вновь занимая водительское кресло.
Глава 2
В понедельник ночной поезд Мюнхен – Рим прибыл на станцию Термини с опозданием. Мальберг спал плохо, а завтрак, который принес проводник, был просто катастрофой.
Он уныло вынес чемодан на перрон и на безупречном итальянском сказал таксисту, куда ехать:
– Via Giulia 62. Hotel Cardinal, per favor.
Это оказалось роковой ошибкой: таксист стал рассказывать историю своей жизни, к которой Мальберг не проявлял ни малейшего интереса. В памяти у него осталось лишь то, что у таксиста было пять дочерей. Гостиница располагалась недалеко от Пьяцца Навона, в квартале бесчисленных антикварных магазинчиков. Он уже неоднократно здесь останавливался, и портье, стоящий за красной стойкой, поприветствовал его с порога.
В номере на втором этаже Мальберг печально распаковал чемодан (он ненавидел упаковывать и распаковывать вещи), потом снял трубку и набрал одиннадцатизначный номер мобильного телефона.
Прошла целая вечность, прежде чем в трубке прозвучал сонный женский голос:
– Алло-о-о?
– Марлена? – неуверенно спросил Мальберг.
– Лукас, ты? Куда ты пропал? Который час?
– Подожди, давай по порядку, – повеселел Мальберг. – Да, это действительно я. Я только что остановился в гостинице "Кардинал". И сейчас без, четверти одиннадцать. Гще вопросы будут?
Женщина рассмеялась:
– Лукас, ты остался таким же шутником!
– Мы с тобой договорились, помнишь?
– Я знаю, но утро теперь не мое время. Послушай, через час я заберу тебя возле гостиницы и мы вместе поедем к маркизе. До скорого.
Мальберг озадаченно повесил трубку: он ожидал услышать слова прощания, но Марлена закончила разговор раньше.
Собственно, он знал взрывной характер Марлены, ее привычку молниеносно менять род деятельности или полностью отдаваться какому-нибудь захватившему ее делу. Они сидели в школе за одной партой целых два года. А когда встретились на двадцатилетие выпуска, то Ленка, как он ее пренебрежительно называл, вызвала удивление и даже восторг. Из довольно простодушной девчонки получилась настоящая светская дама.
Решив стать учителем биологии, она вскоре после экзаменов забросила учебу. С какой целью она поехала в Рим, Марлена говорить не хотела. Она также не распространялась о том, на какие средства живет. В отличие от всех остальных одноклассниц она все еще не вышла замуж. И это удивляло.
У Лукаса Мальберга, обеспеченного антиквара из Мюнхена, Марлена вызвала довольно сильные эмоции. Когда он звонил ей на прошлой неделе, она упомянула в разговоре, что знает одну обедневшую маркизу, которая хочет продать коллекцию книг покойного мужа. В ней были ценные фолианты пятнадцатого столетия. Мальберг сразу заинтересовался. Но, разумеется, он ехал в Рим не только за книгами.
Он был завидным холостяком, Марлена – красивой женщиной, а Рим – отличной декорацией для потрясающего романа.
Конечно же, Марлена опоздала. Лукас ничего другого и не ожидал, ведь в Риме было сумасшедшее движение. Но когда часы показали половину первого, Мальберг снова взял телефон и набрал номер ее мобильного. Однако в трубке голос автоответчика произнес: "Этот номер временно недоступен".
Лукас попробовал дозвониться во второй раз, думая, что ошибся при наборе номера.
После третьей попытки Мальберг сдался и беспомощно посмотрел из окна на улицу.
Мальберг занервничал. Может быть, что-то случилось? Но тогда почему Марлена не дала об этом знать?
На бумажке с ее номером с обратной стороны был написан адрес: Виа Гора, 23. Выйдя из гостиницы, Мальберг поймал такси.
Дом в Трастевере, пятиэтажная коробка, ничем не отличающаяся от остальных, выглядел довольно запущенно. Он простоял уже добрую сотню лет, и помпезный вход с двумя колон нами по бокам уже не мог его украсить – требовался срочный ремонт.
Благодаря рассказам Марлены Мальберг знал, что она жила в пентхаусе с видом на Тибр, недалеко от трассы.
Пройдя мимо полной консьержки, которая сидела в своей комнате на первом этаже и с грустью смотрела на улицу через приоткрытую дверь, Мальберг успел прочитать фамилию на табличке: "Феллини". Улыбнувшись, он подошел к лифту, старому чудищу, сделанному из махагона и полированного стекла, которое издавало стонущие и фыркающие звуки. Пока лифт спускался, они разносились по всему парадному. Мальберг, от природы не любивший движение вверх, выбрал путь пешком.
На лестнице было душно. Пахло мастикой и чистящим средством. По мере того как он поднимался, ему встретились двое мужчин, сбегавших вниз.
– Не могли бы вы быть повнимательнее! – крикнул он им.
Дойдя до верхнего этажа, Мальберг вытер пот со лба.
На двустворчатой белой двери не оказалось именной таблички. К стене был прикреплен звонок из латуни. Мальберг позвонил.
Из квартиры не доносилось ни звука.
Через время Мальберг нажал кнопку звонка во второй раз, а когда не последовало никакого ответа, – ив третий, и в четвертый. Наконец он постучал в дверь и крикнул:
– Это я, Лукас! Почему ты не открываешь?
В этот момент дверь мягко подалась. Она была не заперта. Мальберг колебался. Помедлив, он все же вошел в квартиру.
– Марлена? Все в порядке? Марлена?
Лукас, остановившись, прислушался и снова позвал:
– Марлена?…
Ответа не было.
Мальберга охватил панический, почти парализующий страх. Он внезапно почувствовал ужас перед неизвестностью.
– Марлена?
Мальберг двигался осторожно, стараясь производить как можно меньше шума. В воздухе стоял терпкий запах, похожий на запах лилий. Скорее подсознательно он замечал позолоченные парчовые обои в коридоре, дорогую отделку и антикварную мебель.
Прихожая была обставлена роскошной, но громоздкой мягкой мебелью, на полу в беспорядке лежали американские ковры с длинным ворсом. Марлена насчет квартиры не преувеличивала: вид на Рим открывался потрясающий. Здесь можно жить.
Но еще до того как Мальберг погрузился в свои мечтания, его вернул к действительности телефон: он лежал на полу, а шнур был выдернут из розетки. Что-то явно было не так.
Мальберг нагнулся, чтобы поднять телефон, но вдруг заметил, что дверь в ванную открыта.
На черном плиточном полу блестела большая лужа воды. Мальберг подошел поближе. Теперь он понял, откуда доносился запах лилий. Дорогая пена для ванн. Когда он вошел в ванную комнату, его сердце бешено забилось.
Как зачарованный, Лукас уставился на роскошную белую джакузи. Марлена лежала в переполненной до краев ванне. Голова находилась под водой, но белки глаз, закатившихся под лоб, были хорошо видны. Лицо женщины исказилось в гримасе, словно она кричала в смертельной схватке. Длинные темные волосы струились в воде, будто водоросли. Хотя ее прекрасное загорелое тело было обнажено, от него исходил какой-то неведомый страх. Ноги и руки были вывернуты, и Марлена напоминала выброшенную прибоем мертвую птицу.
– Марлена, – произнес Мальберг, едва не плача. Он понимал, что ей уже ничем не поможешь. – Марлена…
Мальберг не знал, как долго он простоял в дверях ванной комнаты. Но когда на лестнице раздались голоса, в голове тут же мелькнула мысль, что ему нужно поскорее убираться из квартиры. Если его здесь застанут, он сразу же попадет под подозрение. Лукас не мог поверить, что Марлену убили: ее смерть казалась абсурдной.
Уходя, Мальберг еще раз окинул взглядом гостиную и внезапно заметил записную книжку, лежавшую на столике. Он решил забрать ее, подумав, что Марлена могла указать его имя, адрес и телефон. Сунув записную книжку в карман куртки, Мальберг ушел, не забыв тихонько прикрыть дверь.
Но как незаметно выбраться из этого дома? Он не настолько велик, чтобы незнакомый посетитель остался незамеченным.
Мальберг уже спустился на цыпочках на два этажа ниже, когда старый лифт пополз вверх. Сквозь сетку проволочного ограждения шахты он увидел женщину средних лет. Казалось, она его не заметила. Добравшись до первого этажа, он остановился.
Как и раньше, дверь в комнату консьержки была приоткрыта. Там громко играло радио. Мальберг все не решался идти. Если бы он прошел мимо, консьержка наверняка бы заметила его. Но тут ему помог случай.
Пушистая толстая кошка выскочила из за двери, держа что-то в зубах. Громко ругаясь, консьержка, полная женщина с короткой стрижкой и блестящими серьгами в ушах, преследовала животное вплоть до выхода из подъезда. Этим и воспользовался Мальберг, чтобы выскользнуть из дома.
Лукас неспешно шел по Виа Гора в направлении Тибра. Он сильно нервничал и чувствовал, как холодные капли пота стекают по спине. Он хотел убраться отсюда как можно скорее, но какой-то внутренний голос предостерегал его: бежать нельзя – это вызовет подозрение.
Странно, но Лукас чувствовал себя отчасти виновным в смерти Марлены. Он вспомнил, как еще утром она весело говорила по телефону. Почему он так долго ждал? Почему не поторопился? Он пришел слишком поздно, и вот… Не в силах больше сдерживаться, Мальберг разрыдался. Он плакал так безутешно, что слезы ручьем потекли по его лицу.
Что же случилось на пятом этаже дома № 23 по Виа Гора? Еще три часа назад он разговаривал с Марленой по телефону. Теперь она мертва. Убита. Марлена!
Когда он свернул на оживленную Виа деи Трастевере, которая вела прямо к берегу Тибра, перед глазами все еще стояла картина убийства: плавающее в ванне тело Марлены. Он посмотрел на солнце, чтобы избавиться от этого видения. Мальберг шел по улице, ничего не видя перед собой. Только бы уйти подальше от этого ужасного места! Он попытался поймать такси, но все машины проезжали мимо.