Он направился к двери, но Шоукомб схватил его за локоть:
- Нечего. Эти дармоеды давно тут сидят, обленились. Пусть косточки разомнут, на ужин заработают.
Мэтью остановился, глядя в глаза трактирщику. В них он прочел невежество, мелочность, может быть, даже жестокость в чистом виде - от чего ему стало противно. Он уже встречал этого человека - естественно, с другими лицами, - и знал, что перед ним злобный хулиган, наслаждающийся унижением тех, кто слаб телом и нетверд умом. И еще он увидел какой-то проблеск, говоривший, что, возможно, Шоукомб понял его ощущения, то есть был умнее, чем предположил Мэтью. Трактирщик слегка улыбался - кривил рот. Мэтью попытался высвободить локоть. Трактирщик, не переставая улыбаться, держал.
- Я сказал, - повторил Мэтью, - что я должен им помочь.
Шоукомб не ослабил хватку. Теперь наконец Вудворд, возившийся с не желающим сниматься пальто, заметил, что перед ним разыгрывается небольшая драма.
- Да, - сказал он, - я думаю, им надо помочь доставить сундуки.
- Да, сэр, как скажете. - Тут же пальцы Шоукомба освободили руку молодого человека. - Я б и сам пошел, да спина у меня уже не та. Когда-то мешки ворочал в порту на Темзе, из-за того теперь уже не мо…
Мэтью хмыкнул, отвернулся и вышел на улицу в угасающий голубой день, на воздух, теперь благословенно свежий. Старик держал коробку с париками Вудворда, а девушка, обойдя фургон, пыталась взвалить себе на спину один из сундуков.
- Эй! - сказал Мэтью, шлепая к ней по грязи. - Позвольте, я помогу.
Он взялся за одну из кожаных рукоятей, и тут же девушка шарахнулась от него, как от прокаженного. Ее край сундука шлепнулся в грязь. Она осталась стоять под дождем, ссутулив плечи, с волосами, упавшими налицо.
- Ха! - фыркнул Абнер. Здесь, на свету, кожа его оказалась тускло-серой, как мокрый пергамент. - Без толку с ней говорить, они никому ни слова никогда. В Бедламе ей место, вот что.
- А как ее зовут?
Абнер в молчаливом удивлении поднял кустистые брови.
- Девка, - ответил он и снова рассмеялся, будто такого глупого вопроса никогда никто ни от кого не слышал.
Он повернулся и понес коробку с париками в таверну.
Мэтью посмотрел на девушку. Она начинала дрожать от холода, но не произнесла ни звука, не подняла взгляда от грязи, лежащей между ними. Значит, придется ему тащить сундук - да и второй, вероятнее всего, - одному, разве что удастся заставить Абнера помочь. Он поднял глаза к небу, закрытому верхушками деревьев. На лице остались полосы от вновь усиливающегося дождя. Не было смысла стоять здесь по щиколотку в слякоти и оплакивать свое положение в этом мире. Бывало и хуже, и еще не раз может быть. А девушка эта - кто знает ее историю? И кому хоть какое дело? Никому; так ему, Мэтью, какая разница? Он поволок сундук по грязи, но еще не дойдя до крыльца, остановился.
- Идите в дом, - сказал он. - Я принесу остальное.
Она не двинулась с места. Мэтью заподозрил, что она останется стоять как стояла, пока ее не хлестнет голос Шоукомба.
Впрочем, не его это забота.
Он потащил сундук вверх по ступеням, но перед тем, как втащить через порог, снова глянул на девушку и увидел, что она запрокинула голову, развела руки, закрыла глаза и ловит дождь открытым ртом. Ему подумалось, что, возможно, она - даже в своем безумии - так очищает себя по-своему от запаха Шоукомба.
Глава 2
- Весьма серьезное неудобство, - произнес Айзек Вудворд, когда Мэтью заглянул под покрытую соломенным матрасом деревянную кровать и обнаружил, что ночного горшка там нет. - Уверен, это недосмотр.
Мэтью в отчаянии помотал головой:
- Я думал, нам дадут приличную комнату. В сарае и то было бы лучше.
- Мы не пропадем, переночевав здесь одну ночь. - Вудворд подбородком указал на единственное закрытое ставнем окошко, заляпанное полосами дождя. - Я осмелюсь утверждать, что мы пропали бы, если бы продолжали путь в такую погоду. Так что будь, Мэтью, благодарен.
И снова Вудворд все свое внимание посвятил тому, что делал: одеванию к обеду. Он открыл свой сундук и достал чистую полотняную белую рубашку, свежие чулки, пару светло-серых бриджей, которые аккуратно положил поперек кровати, чтобы не зацепить материю соломой. Сундук Мэтью также был открыт, и чистая одежда наготове. Одно из требований Вудворда: где бы они ни были и каковы бы ни были обстоятельства, к обеду они одеваются как цивилизованные люди. Зачастую Мэтью не видел в этом смысла - разряжаться, словно кардинал, иногда для нищенской трапезы, - но понимал, что для правильного мироощущения Вудворду это жизненно необходимо.
Вудворд вытащил из сундука болванку для париков и поставил на небольшой стол, который вместе с кроватью и сосновым стулом составлял всю меблировку комнаты. На болванку Вудворд надел один из своих трех париков - тот, что был окрашен в приличный оттенок каштанового, с вьющимися локонами на плечах. При чадящей свече в кованом подсвечнике, висящем на крюке над столом, Вудворд осмотрел собственную лысину в ручном зеркальце с серебряной оправой, которое путешествовало с ним из самой Англии. На белой коже головы виднелось с десяток старческих пигментных пятен - прискорбно неприятное зрелище с точки зрения их владельца. Вокруг ушей имелся легкий седой пушок. Стоя в нижнем белье, Вудворд рассматривал эти пятна. Его пухлый живот вываливался из-под перетягивающего пояса, ноги были тонкие, как у цапли. Вудворд тихо вздохнул.
- Годы, - сказал он, - жестокая вещь. Каждый раз, глядя в зеркало, я нахожу новый повод для жалоб. Береги свою юность, Мэтью, это ценнейшее имущество.
- Да, сэр.
Произнесено было без особого выражения. Тема разговора для Мэтью была не нова - Вудворд часто впадал в поэтичность, рассуждая о невзгодах старения. Мэтью сейчас был занят тем, что влезал в свежую белую рубашку.
- А я был красив, - продолжал размышлять вслух Вудворд. - Действительно был. - Он наклонил зеркало, разглядывая старческие пятна. - Красив и тщеславен. Кажется, не без оснований тщеславен.
Он слегка сощурился. Теперь пятен было больше, чем в прошлый раз, когда он их пересчитывал. Да, больше, в этом сомневаться не приходилось. Больше напоминаний о собственной смертности, о времени, утекающем, как вода из пробитого ведра. Он резким движением отвел зеркало в сторону.
- Я ведь продолжаю стареть? - спросил он, обращаясь к Мэтью с намеком на улыбку. - Нет надобности отвечать. Сегодня самообвинений не будет. Ах, где моя гордость!
Он сунул руку в сундук и вынул - с огромной осторожностью и восхищением - камзол. Не какой-нибудь обыкновенный. Тот камзол был темно-коричневого цвета густого французского шоколада, с тончайшей подкладкой черного шелка. Украшали этот камзол - и поблескивали сейчас при свече, когда Вудворд держал его в руках, - тонкие полоски, сплетенные из золотых нитей. Два маленьких скромных кармана украшало по краям такое же золотое плетение, а пять пуговиц камзола исполнены были из чистой слоновой кости - довольно уже пожелтелой после стольких лет ношения, но все же настоящей слоновой кости. Замечательный предмет одежды, реликт прошлой жизни. Вудворду случалось иногда перебиваться сухарями, грустно созерцать пустую кладовую и еще более пустой кошелек, но никогда - хотя этот камзол принес бы приличную сумму на рынке Чарльз-Тауна - Вудворд даже не рассматривал возможность его продать. В конце концов, это было связующее звено с его прежней жизнью джентльмена со средствами, и много раз он засыпал, обернув этим камзолом грудь, будто тот мог навеять сны о счастливых лондонских годах.
Донесся раскат грома. Мэтью заметил, что угол подтекает, и вода струится по кое-как ошкуренным бревнам, собираясь лужицей на полу. Еще он заметил, что по комнате шныряют несколько крыс, и оценил их как не уступающих по размерам своим городским собратьям, если не превосходящих их. Он решил попросить у Шоукомба дополнительную свечу, и если он вообще заснет, то лишь сидя и с фонарем под рукой.
Пока Мэтью надевал пару темно-синих бриджей и черный сюртук, Вудворд натянул чулки, серые бриджи - несколько туго сидящие в талии, а потом - белую блузу. Затем он сунул ноги в сапоги, очищенные от грязи, насколько это было возможно, и только после этого надел и застегнул свой высоко ценимый камзол. Далее последовал парик, расправленный и установленный должным образом под контролем ручного зеркальца. Вудворд провел рукой по подбородку - нет ли щетины: ему удалось побриться с использованием таза дождевой воды, которую Шоукомб принес для умывания. Последним предметом одежды был бежевый сюртук - довольно мятый, зато закаленный в путешествиях. Мэтью прошелся расческой по непокорному ежику волос, и они были готовы к приему у хозяина заведения.
- З-заходите, рассаживайтесь! - заорал Шоукомб, когда Вудворд в сопровождении Мэтью вошел в общий зал. Дым очага стал еще более густым и едким, если это только было возможно. В зале горело несколько свечей, и Мод вместе с девушкой возились у котла, булькающего на крюке над красными углями. Шоукомб стоял на ногах, держа в руке деревянную кружку с ромом, и показывал вошедшим на стол. Судя по качанию тела, жидкость свое действие оказывала. Трактирщик заморгал и издал низкий присвист, к концу ставший существенно громче.
- В Бога и короля мать, это у вас золото? - Вудворд не успел отпрянуть, и грязная лапа Шоукомба, высунувшись вперед, пощупала поблескивающий камзол. - Вот это матерьяльчик, блин! Мод, ты глянь! Он золото носит на себе, ты видала такое?
Старуха, чье лицо под длинными седыми волосами в отблесках огня напоминало потрескавшуюся глину, глянула через плечо и издала звук, который можно было счесть и изуродованной речью, и просто сопением. Потом снова вернулась к своей работе - помешивать в котле и издавать звуки, которые звучали то как приказы девушке, то как неодобрение ей же.
- Ну, блин, как птички! - сказал Шоукомб, ухмыляясь во весь рот. Мэтью сравнил бы этот рот со свежим порезом от стекла. - Золотая птица и черная птица, во зрелище! - Он шумно отодвинул стул от ближайшего стола. - Давайте садитесь, пусть крылышки да перышки отдохнут!
Вудворд, достоинство которого было оскорблено подобным поведением, сам отодвинул для себя стул и опустился на него со всем изяществом, которое мог собрать. Мэтью остался стоять и, глядя прямо в глаза Шоукомбу, произнес:
- Ночной горшок.
- А?
Кривая ухмылка так и застыла на физиономии Шоукомба.
- Ночной горшок, - твердо повторил молодой человек. - В нашу комнату не поставили ночной горшок.
- Ночной. - Шоукомб глотнул как следует из кружки, и струйка рома потекла по подбородку. Ухмылка исчезла. Зрачки превратились в черные булавочные головки. - Горшок. Ночной, значит, мать его, горшок, на фиг. А на хрена, по-вашему, лес тут? Если кто ж-желает посрать или поссать, идет прямо в лес, на фиг. И ж-жопу листьями вытирает. А теперь садитесь, а то ужин щас будет.
Мэтью остался стоять, только сердце у него забилось сильнее. Ощущалось повисшее между ним и хозяином напряжение, едкое, как сосновый дым. Жилы у Шоукомба на шее надулись, налились кровью. На лице читался откровенный и грубый вызов. Он подзадоривал Мэтью нанести удар, и как только удар будет нанесен, ответ, втрое более сильный, не задержится. Минута тянулась. Шоукомб ждал, каков будет следующий ход Мэтью.
- Ну-ну, - спокойно произнес Вудворд и потянул Мэтью за рукав. - Садись.
- Я считаю, что мы вполне заслуживаем горшка, - настаивал Мэтью, не уступая в игре в гляделки. - Или уж хотя бы ведра.
- Молодой хозяин! - Голос Шоукомба сочился деланной симпатией. - Следовало бы вам понять, где вы находитесь. Тут никак не королевский дворец, да и страна тут не цивилизованная. Может, у вас там, в Чарльз-Тауне, присаживаются на всякие горшки, а у нас тут по-простому, за сараем. Уж как есть, так есть. И вообще, разве вы хотите, чтобы потом девушка за вами горшки мыла? - Он поднял брови. - Это ж не по-джентльменски!
Мэтью не ответил. Вудворд потянул его за рукав, считая, что стычка не стоит продолжения.
- Мы сумеем обойтись, мистер Шоукомб, - сказал Вудворд, когда Мэтью неохотно уступил и сел. - Что можем мы ожидать на ужин сегодня вечером?
Бах!
Раздался хлопок, как пистолетный выстрел, и оба гостя подскочили на стульях. Они посмотрели в сторону очага, откуда донесся звук, и увидели старуху, держащую в руке здоровенный деревянный молоток.
- Ветчины захотела! - выдохнула она хрипло и гордо подняла вторую руку, два пальца которой зажали длинный хвост огромной бурой крысы, дергающейся в предсмертных судорогах.
- Да выброси ты эту заразу! - сказал Шоукомб.
Вудворд и Мэтью ждали, что она бросит крысу в котел, но старуха побрела к окну, отперла ставень и швырнула подыхающего грызуна в дождливую темь.
Открылась дверь, и на пороге появилась мокрая крыса другой породы, волоча за собой синий флаг ругательств. Абнер промок, с одежды и белой бороды капало, на сапоги налипли комья грязи.
- Конец этому проклятому миру, вот что! - объявил он, захлопнув и заперев дверь на щеколду. - Смоет нас всех прямо!
- Ты лошадей покормил, попоил?
Шоукомб до того велел Абнеру отвести лошадей и фургон путешественников под навес сарая и заняться заодно еще теми тремя, с просевшими спинами.
- Ну, вроде.
- Устроил на ночь? Если опять бросил тех кляч стоять под дождем, я тебе шкуру с задницы спущу!
- Да в сарае они, мать их так, а если не веришь, так соси ты у жеребца!
- Закрой пасть, пока я тебе ее не зашил! Пойди джентльменам рому принеси!
- Ни хрена никуда не пойду! - заверещал старик. - Промок так, что прямо хоть плавай в шмотках!
- Полагаю, я предпочел бы эль, - сказал Вудворд, вспоминая, как уже попробовал ром Шоукомба и чуть язык не сжег. - Или чай, если у вас есть.
- И мне то же самое, - произнес Мэтью.
- Слышал, что джентльмены сказали? - заорал Шоукомб на своего злополучного дядю. - Тащи сюда эль! Лучший, что есть в доме! Шевелись, я сказал!
Он с угрозой сделал два шага к старику, поднимая кружку, будто собираясь короновать ею Абнера, и при этом заплескал вонючей жидкостью своих гостей. Мэтью мрачно глянул на Вудворда, но тот лишь покачал головой, наблюдая недостойный комизм положения. Промокший дух Абнера сник перед гневом его племянника, и старик понесся в кладовую, однако успел оставить в кильватере злобное полувсхлипывающее проклятие.
- Тут кое-кто забыл, кто в этом доме хозяин! - Шоукомб выдернул стул и сел к ним за стол без приглашения. - Надо мне посочувствовать, джентльмены! Куда ни гляну, всюду вижу полоумного!
"И в зеркале тоже", - подумал Мэтью.
Вудворд поерзал на стуле.
- Не сомневаюсь, что держать таверну - дело хлопотное.
- Видит Бог, чистая правда! Бывают здесь проезжающие, но немного. Малость торгую с трапперами и краснокожими. Ну, я здесь только три где-то, четыре месяца.
- Вы сами это построили? - спросил Мэтью. Он уже заметил с полдюжины водяных струек, капающих с неряшливой крыши.
- Ага. Каждое бревно, каждую доску.
- А больная спина не мешала вам валить и таскать бревна?
- Больная спина? - Шоукомб нахмурился. - Чё еще за больная спина?
- Ну, что вы повредили, таская тяжелые тюки. Разве вы не говорили, что на Темзе работали? Я думал, это и не позволяет вам таскать что-нибудь вроде… сундука или двух.
Лицо Шоукомба превратилось в кусок камня. Прошло несколько секунд, и высунулся язык, облизав нижнюю губу. Трактирщик улыбнулся, но напряженно.
- А, - протянул он, - спина. Да… да, был у меня напарник. Он-то как раз валил и таскал. Еще мы наняли малость краснокожих, бусами расплатились. Я-то говорил, что… спина у меня болит, когда мокро. А иногда я как огурчик.
- Что случилось с вашим напарником? - поинтересовался Вудворд.
- Заболел, - последовал быстрый ответ. Трактирщик не сводил глаз с Мэтью. - Лихорадка. Пришлось бедняге все бросить, убраться обратно в Чарльз-Таун.
- А отчего он в Фаунт-Роял не поехал? - продолжал допытываться Мэтью. Инстинкт гончей в нем встрепенулся: в воздухе повис безошибочный запах лжи. - Там же доктор есть, в Фаунт-Рояле.
- Откуда мне знать? Вы спросили, я отвечаю. Поехал обратно в Чарльз-Таун.
- Вот! Пейте, пока кишки не лопнут!
Две полные до краев деревянные кружки хлопнулись на середину стола, и Абнер - все еще бормоча и ругаясь - пошел обсыхать у очага.
- Суровая страна, - сказал Вудворд, чтобы разрядить напряжение, возникшее между двумя другими. Он приподнял кружку и с огорчением заметил, что на поверхности плавает маслянистая пленка.
- Мир суровый, - поправил его Шоукомб и только теперь оторвал взгляд от Мэтью. - Пейте на здоровье, джентльмены, - произнес он, поднося ром ко рту.
И у Вудворда, и у Мэтью хватило осторожности сперва чуть попробовать это пойло - и обрадоваться недостатку смелости. Эль, сваренный из чего-то вроде перебродивших кислых яблок, был настолько крепок, что сводило челюсти и перехватывало горло. У Мэтью заслезились глаза, а Вудворд был уверен, что ощутил под париком испарину. И все же оба проглотили жидкость.
- Я этот эль беру у индейцев. - Шоукомб утер рот тыльной стороной ладони. - Они его называют словом, которое означает "укус змеи".
- Действительно, ощущение как от укуса, - сказал Вудворд.
- Второй глоток идет полегче. Когда допьешь до половины, становишься ягненком или львом. - Шоукомб глотнул еще раз, покатал ром во рту. Потом вытянул ноги вдоль стола и откинулся на спинку стула. - А дозволено спросить, что у вас там за дело, в Фаунт-Рояле?
- Связанное с законом, - ответил Вудворд. - Я - магистрат.
- А-а, - кивнул Шоукомб, будто отлично все понял. - Это вы оба в мантиях?
- Нет, Мэтью - мой клерк.
- Это из-за той заварухи там, да?
- Есть некоторые проблемы, - осторожно сказал Вудворд, не зная, что известно этому человеку о событиях в Фаунт-Рояле, и не желая давать ему веревку, чтобы привязать эту историю к колесам других фургонов.
- О, мне известна вся информация, - заявил Шоукомб. - Никакой это не секрет. Гонцы мотались туда-сюда последние полтора месяца, они мне все рассказали. Вы мне вот что скажите: вы ее повесите, сожжете или голову ей отрубите?
- Во-первых, обвинения против нее должны быть доказаны. Во-вторых, приведение приговора в исполнение не входит в мои обязанности.
- Но приговор-то выносите вы? Так какой он будет?
Вудворд решил, что единственный способ сойти с этой дороги - пройти ее до конца.
- Если она будет признана виновной, то наказанием станет повешение.
- Ха! - Шоукомб пренебрежительно отмахнулся. - Кабы мне решать, я бы ей отрубил голову и все сжег! А потом взял бы пепел и бросил в океан! Они, знаете, соленой воды не выносят. - Он повернулся в сторону очага и рявкнул: - Эй, вы там! Где наш ужин?!
Мод что-то злобно залопотала в ответ, отчего изо рта у нее полетела слюна, и он снова заорал:
- Так быстрее давай, старуха!
И снова обернулся к молчащим гостям.