2
Пятый день перед ноябрьскими календами
На рассвете патриций вышел в перистиль и в одиночестве отправился гулять по парку. Мысли его занимала прекрасная Елена.
Женщина, хоть и не выказывала бесконечного отчаяния, все же, похоже, была огорчена потерей мужа: возможно, она сожалела не столько о бесцветном супруге, сколько о том, что раннее вдовство не позволит ей, в качестве опекунши малолетнего наследника, завладеть состоянием Плавциев. Так или иначе, за весь вечер на щеках ее не появилось ни слезинки. Слезы, известное дело, портят краску на глазах. "Возможно, она и хороша, но мне не нравится", - решил Аврелий, при этом в душу его закралось сомнение - а не обманывает ли он сам себя?
Он миновал крытую галерею, ведущую к башенке, и направился на берег озера.
Подойдя к садкам, сенатор тут же забыл о Елене. Теперь его занимало другое: как же это Аттик соскользнул в садок? Аврелий решил внимательно осмотреть место, где произошло несчастье.
Тут находилось пять прямоугольных садков, не считая тех, что выгорожены в озере. Веками римляне, любящие вкусно поесть, разводили мидий, устриц и другие деликатесы, чтобы всегда иметь их наготове свежими и в избытке. Дед Гнея, родившийся рабом, с большими, вечно пахнущими рыбой руками, сгубил себя на этой неблагодарной работе. Однако теперь, через два поколения, Аврелий видел плоды его трудов - чудесный уголок у входа в царство Аида.
Сенатор подошел к круглому садку, где встретил смерть первенец Плавциев, и наклонился, осматривая края. Четыре каменных мостика вели к платформе в центре садка, где по большим праздникам накрывали стол - так гости могли наблюдать, живыми и резвыми, тех самых рыб, которых подавали им уже жареными.
Пока патриций изучал все это, несколько рабов с большими корзинами проследовали за крепким мужчиной, властно отдававшим распоряжения. Очевидно, откушенной руки Аттика оказалось недостаточно, чтобы умерить аппетит изголодавшихся мурен: под бдительным взором надсмотрщика слуги целыми ведрами бросали втемную воду извивающихся рыб.
Одна из них, пятнистая, с острыми зубами, неожиданно поднялась над водой. Серебристый всплеск - и мурена мгновенно бросилась на нее, разорвала в клочья и проглотила в один миг. Длинный плавник ее мелькнул, покрыв воду рябью, и снова исчез.
- Великолепные создания! - не без гордости произнес человек.
- Ты рыбовод? - спросил Аврелий.
- Меня зовут Деметрий, я отвечаю за садки. К твоим услугам, господин! - представился он. - Случилась такая большая беда!
- Да, несчастный Аттик, так плохо кончил… Никому не пожелал бы подобной смерти, даже самому непримиримому врагу.
- И что самое ужасное, мои бедные мурены могут заболеть! - весьма озабоченно воскликнул человек. - Вопреки общему мнению, человеческая плоть не приносит муренам никакой пользы. Уж поверь мне, сенатор, я занимаюсь этим ремеслом всю жизнь. Чтобы оставаться здоровыми, им нужна хорошая морская рыба. А может, Аттик болел чем-нибудь и мои малышки заразились!
- Как, разве их всех не убьют после того, что они сотворили? - поразился Аврелий.
- Это невозможно. Тут же целое состояние! В этом садке. Прости меня, благородный господин, но, если бы какого-нибудь твоего родственника задушили золотым ожерельем, ты выбросил бы его? Нет, конечно. Самое большее - постарался бы продать!
- Конечно, досадно, что мурены ели такую непригодную для них пищу! - согласился патриций, потрясенный простодушием этого человека, граничащим с бесчувственностью.
Деметрий согласился с ним, не уловив и тени иронии.
- Им следовало держаться подальше от садков, этим господам с их кожаными сандалиями! Посмотри сам, как здесь скользко на краю, да еще и небольшой уклон…
И в самом деле, каменный бордюр, опоясывавший садок, возвышался над водой не больше чем на пядь, и его покрывала грязь, коричневая и липкая.
- Тут легко соскользнуть… Наверное, часто случается, что кто-нибудь из рабов падает здесь в воду? - поинтересовался сенатор.
Деметрий в недоумении почесал затылок.
- По правде говоря, такого не припомню. Здесь достаточно быть просто внимательным. И потом, зачем наклоняться? Рыбы прекрасно видны и отсюда.
- А почему вы не держите их в садке в озере? - спросил Аврелий.
- Ты забываешь, сенатор, что это Авернское озеро и его вода смертельна! Сернистые газы убивают даже морских петухов и золотых рыбок. Во времена греков здесь вообще никакая рыба не водилась. Посмотри вокруг - видишь, над водой не летают птицы?
Публий Аврелий кивнул: Аверн происходит от греческого a-ornon - "без птиц", подумал он и вспомнил стихи Лукреция:
И не успеет туда на крыльях птица примчаться,
Как цепенеет тотчас и, невидимым схвачена ядом,
Сразу же падает вниз, куда тянут ее испаренья.
Действительно, зловонные испарения веками мешали пернатым, которых так много на всех водоемах, опускаться и гнездиться на берегах этого озера. Ядовитые испарения, поднимавшиеся повсюду с земли, густая растительность на склонах ущелья, странный запах, ощущавшийся в воздухе, породили легенду о входе в Аид.
Аверн, безжизненное озеро греков, родина подземных химер, царство мертвых, куда сошли набожный Эней и хитрый Одиссей, священное место, где пророчествовали древние сивиллы, теперь мстило приземленным римлянам, которые с практичностью, ставшей одной из отличительных черт их цивилизации, задумали устроить на его берегах судостроительные мастерские и лечебницы.
Аврелий отвлекся от своих мыслей и вернулся к Аттику.
- И поэтому вы соорудили садки на суше…
- Да, - подтвердил Деметрий. - Одним рыбам нужна соленая вода, другим - пресная. В два из этих садков вода подается из водопроводных цистерн, - продолжал он рассказывать, обрадовавшись, что нашел слушателя. - И она никогда не застаивается, потому что тут работает отличная система водообмена!
- Аттик часто приходил сюда? - прервал его Аврелий, опасаясь, что придется подробно ознакомиться с уникальной гидравлической системой.
- Никогда, это-то и странно! Он только и умел, что деньги считать, этот Аттик… Гней - вот тот действительно знает дело. Двадцать лет назад Гней, обосновавшись здесь после второй женитьбы, обновил все оборудование. Но в последнее время он занимается только домом, и теперь его жилище почти как у тех, кто живет в городе.
- А Паулина?
- Ее все это не интересует. Она хорошая хозяйка, хотя и очень строгая. Когда какой-нибудь крестьянин заболевает, она лечит его травами и старается поставить на ноги, а не спешит продать, как поступают многие… Однако она всех держит в узде, и не только рабов. Ты бы видел их, молодых Плавциев, как они слушаются ее, хотя и стали уже взрослыми людьми! Она заботилась о всех четверых и о собственном сыне, который стал военным.
- Вижу, тебе известно все на свете. Давно работаешь у Плавциев?
- Я местный, тут родился.
- Раб?
- Моя мать была рабыней. И ее мать, и мать ее матери. Отцы… - Деметрий покачал головой. - Только боги ведают, кто отец раба. Женщины-рабыни принадлежат всем, и ты, конечно, слышал поговорку: "Не стыдно делать то, что приказывает хозяин". Из всей моей семьи я первый стал вольноотпущенником, когда хозяин велел мне заняться муренами. У нас ведь тут не как в Риме. Хозяева редко приезжают на свои земли и даже понятия не имеют, сколько у них людей. Я ездил в Капую и знаю, как обстоит дело в городе. Покупается раб, хозяин проникается к нему симпатией, расположением и сразу же дает ему свободу. Здесь, в селе, наоборот: раб остается рабом на всю жизнь, и его дети тоже.
- Конечно, здесь у раба мало возможностей возвыситься, - заметил Аврелий, думая о могущественных вольноотпущенниках Клавдия, которые держали в своих руках все управление империей.
- Мне повезло, что я освоил это ремесло. Мне всегда нравились рыбы!
- Мне тоже, - бесстыдно солгал Аврелий, уже едва не задыхаясь от вони.
- Хочешь посмотреть склады? - предложил Деметрий.
- В другой раз, пожалуй, - отказался сенатор, поспешно удаляясь, чтобы вдохнуть свежего воздуха в огороде, где росли ароматические травы.
3
Третий день перед ноябрьскими календами
Два дня спустя Аврелий, которого угнетала напряжённая атмосфера, воцарившаяся в доме, прогуливался по лавровой рощице и вдоль канала.
Странно, что Аттик отправился к садку среди ночи, и еще более странно, что упал в него. И еще трудно поверить, что он не звал на помощь, вообще не издал ни звука и даже не пытался выбраться на берег: на краю садка, на жидкой грязи, покрытой водорослями, не нашлось никаких следов, говоривших об этом, а ведь любой человек, оказавшись в столь отчаянном положении, наверняка постарался бы выбраться из садка.
Размышляя над всем этим, патриций не заметил, как изменился пейзаж, и вдруг, отодвинув ветку, с удивлением обнаружил обширное болото со множеством птиц, а в центре болота - небольшой островок с просторным вольером. Как зачарованный любовался он удивительным зрелищем: журавли, аисты, цапли и фламинго спокойно прогуливались в этом тихом птичьем заповеднике. Павлин, привыкший к присутствию человека, равнодушно прошествовал мимо Аврелия.
- Благородный Стаций!
Серебристый голосок донесся из павильона на островке. Пройдя несколько шагов по мостику, сенатор увидел Невию, дочь Елены от первого брака.
- Что ты тут делаешь? Ведь, кажется, ты осталась с мамой?
- Нет, не могу больше оплакивать отчима. Здесь мое убежище. Я часто прихожу сюда, когда слуги не следят за мной. По правде говоря, мне нравится тут, на этой вилле, и не хочется возвращаться в Неаполь, - угрюмо добавила девочка.
- А зачем тебе возвращаться туда? Твоя мать Елена, вдова Аттика, вправе жить здесь, сколько захочет.
- Нет, мама не задержится ни на один день. В доме Плавциев ей ужасно скучно: никаких праздников, ни театра, ни подруг с их сплетнями…
- А ты что делаешь целыми днями? На вилле нет твоих сверстников…
- Зато есть Сильвий. Разумеется, он всего лишь вольноотпущенник… Но я вряд ли нравлюсь ему, я же не такая красивая, как моя мама!
- Елена действительно необыкновенно хороша, - согласился Аврелий, без особой уверенности, однако. - Хотя что-то в ней не очень-то мне по душе.
- Ты в самом деле так считаешь? - засмеялась Невия, пожалуй даже слишком обрадовавшись его словам. - И все же нет на свете мужчины, которому бы не нравилась мама!
- Нет, есть, - шутливо возразил сенатор. - Хочешь знать, как его зовут? Публий Аврелий Стаций.
- Тише! Услышит - возненавидит! Правда, она скоро уедет. - Невия пожала плечами. - Ей нужно найти нового мужа.
- А что говорят о первом? О твоем отце, я хочу сказать.
- Папа живет в Неаполе, но он не из тех, кто может сделать маму счастливой. Он веселый, щедрый, но и большой сумасброд, с причудами, все время носится с какими-то странными планами… - не без сожаления ответила Невия. - Он очень огорчился, когда я уехала сюда. С другой стороны, у него ни сестерция, и он совершенно не в состоянии содержать меня. "Хочу, чтобы у тебя было все, что только пожелаешь, но сам я ничего не могу тебе предложить, Невия, - сказал он. - Поезжай к Плавциям, на их сказочную виллу. Уверен, там какой-нибудь знатный и богатый человек захочет взять тебя в жены!" Кстати, благородный Стаций, ты ведь настоящий аристократ: теперь понимаю, почему бедная Терция попалась в твои сети!
- А ты откуда об этом знаешь, маленькая любительница совать нос в чужие дела?
Неожиданно он увидел эту девочку совсем в ином свете. Она изъяснялась как взрослая женщина, хотя и оставалась еще ребенком. Окружающие всегда свободно разговаривали в ее присутствии, не стесняясь и не обращая на нее никакого внимания, а она молча слушала их и постепенно стала многое понимать.
- Все женщины в этой семье неравнодушны к тебе, даже Паулина! - сказала Невия, и Аврелий заулыбался: слова девочки льстили его самолюбию больше, чем он готов был признаться.
- Сколько тебе лет?
- Почти шестнадцать, - ответила она, лукаво взглянув на него.
Тут легким покашливанием оповестил о своем присутствии Кастор.
- Хозяин… Жаль прерывать вашу беседу, но Гней Плавций хотел бы видеть тебя в библиотеке, - сообщил он, подчеркнуто вежливо поклонившись Невии и окинув ее оценивающим взглядом.
- Иду, - сказал сенатор, прощаясь с Невией. - И ты тоже, идем! - приказал он вольноотпущеннику, заметив интерес, с каким тот разглядывал девушку.
- Конечно, конечно… - с легкой улыбкой проговорил александриец, следуя за Аврелием.
- Кстати, Кастор, ты мне нужен, я тебя искал. Найди-ка мне сандалии, которые были на Аттике в ту ночь, когда он утонул.
- Их, наверное, уже подарили какому-нибудь рабу, - ответил секретарь, надеясь избавиться от поручения.
- Тебе нетрудно будет добыть их. Принеси как можно быстрее. Хочу посмотреть подошву.
- А в чем дело, хозяин? Думаешь, в этой смерти что-то неясно? Все говорят о несчастье.
- Наверное, потому, что нередко вместо того, чтобы взывать о мести, куда удобнее посыпать голову пеплом, - цинично заметил патриций, направляясь к вилле.
* * *
Комната, где находилась библиотека с большим столом для чтения, завершалась большой полукруглой верандой, выходившей в парк. Публий Аврелий расположился перед Гнеем на стуле черного дерева с высокой спинкой.
- Смерть моего старшего сына - тяжелый удар для меня, сенатор Стаций. Особенно такая…
- Он ведь был твоей правой рукой, да?
Старик хмуро согласился:
- Аттик умел тщательно и со знанием дела считать мои Доходы. Спокойный человек, без странностей. Не знаю, как нам жить без него. В нашей семье только Терция еще немного разбирается в делах, и тем не менее оставить ей состояние все равно что разложить его по карманам всех ее будущих мужей. Знатный Приск женится на ней только из-за денег, это все знают, но я ничего не могу поделать: она спит и видит как появится в высшем свете! Я же, напротив, хочу иметь наследника, который носил бы мое имя и продолжал мое дело, соблюдая семейные традиции. Аттик как нельзя лучше подходил для этого. Уравновешенный, ответственный, за всю свою жизнь он совершил только один безумный поступок - женился на Елене. Но он трудился денно и нощно и молча сносил эту гарпию, свою первую жену. Если ему так уж нужна эта женщина, подумал я, пусть будет счастлив! Поэтому я договорился о ее разводе с Невием, сильно облегчив свой кошелек, лишь бы отделаться от моей невестки Присциллы. И не жалею. Во всяком случае, хотя бы последние месяцы своей жизни бедный Аттик был счастлив. Я ведь тоже, когда увидел Паулину, решил, что должен получить ее во что бы то ни стало, хотя она и знатного рода, не как я, и к тому же была замужем. Я не ошибся. Как видишь, уже два десятилетия мы живем с ней в полном согласии!
Аврелий понимающе кивнул.
- Но перейдем к делу, - продолжал Гней Плавций. - Мне нужно написать завещание, по которому за вычетом приданого Плаутиллы Терции все мое состояние переходило бы Секунду. Надеюсь, что он по рассеянности не растратит его! Получив свою долю, моя дочь, а также ее будущий муж не смогут претендовать больше ни на что. А потому, хочется верить, эта несчастная постарается продержаться в новом браке подольше, чем во всех остальных!
Аврелий засомневался, но из уважения к старому Плавцию предпочел оставить свое мнение при себе.
- Вот перечень завещанного имущества, - продолжал Гней. - Двести тысяч сестерциев моему пасынку Луцию Фабрицию, десять тысяч вольноотпущеннику Деметрию. - Патриций стал записывать деревянной палочкой на восковой дощечке. - И полмиллиона вольноотпущеннику Сильвию, которого назначаю управляющим имением.
Аврелий в изумлении поднял брови. Выходит, юноша, которого он видел на днях, действительно любовник Гнея? Как иначе объяснить такой дар слуге, которому нет еще и двадцати?
Воздержавшись от замечаний, сенатор записал волю старика, но, как только вышел из библиотеки, вновь отправился на поиски Кастора.
Он нашел его в комнате, смежной с апартаментами Елены, где тот с удовольствием помогал горничной надеть лучшую тунику хозяйки.
- Кастор, мне нужно все знать о Сильвии! - решительно приказал он. - И поспеши. Эта девушка и без тебя сумеет одеться.
- Прощай, Ксения, долг зовет меня! - театральным жестом простился с ней александриец, а Аврелий тем временем поспешил в спальню к всеведущей Помпонии.
Матрона сидела к нему спиной в просторном кресле, способном вместить ее внушительные формы. Вокруг хлопотали две или три служанки, колдовавшие над ее непокорным локоном, который ни за что не хотел им подчиниться.
- Помпония, дорогая… Боги Олимпа, что с тобой? - испугался патриций, когда женщина обернулась и он увидел ее лицо, покрытое какой-то липкой зеленой кашицей, капавшей на одежду, и услышал несколько измененный, но все-таки узнаваемый голос подруги.
- Это одна из масок красоты, которую изобрела Плаутилла. Аврелий, дорогой, она делает кожу бархатистой! В нее входят зеленая глина, мята, мед и выжимка из желез куницы. Просто чудо!
- Артемида… - прошептал сенатор.
- Тебе не следует это видеть. Лучше бы ты ушел. Мужчины должны только радоваться результату! - объяснил Помпония.
Аврелий поморщился: судя по резкому запаху гнилой рыбы, который витал в спальне, заполненной пузырькам и баночками, Плаутилла Терция, должно быть, скрыла от подруги кое-какие ингредиенты таинственной смеси.
- Думаешь продавать это как афродизиак? - в растерянности поинтересовался патриций.
- Конечно. Как жаль, что нет Сервилия, он так порадовался бы необыкновенному действию этой мази!
Аврелий поблагодарил добрых богов за то, что они избавили его друга - впечатлительного супруга матроны - от столь сурового испытания, и подошел к Помпонии, терзавшей служанку:
- Вот, вот этот завиток! Волосы должны походить на морские волны в бурю!
Со смирением, свойственным человеку, у которого за плечами поколения предков-рабов, бедняжка принялась заново укладывать непокорную прядь.
- Помпония, - заговорил Аврелий, - мне необходима твоя помощь - только ты способна раздобыть сведения об этой семье.
- Что, у тебя появились какие-то подозрения, заставляющие заняться расследованием, помимо вполне законного и нормального интереса к чужим делам? - спросила матрона.
- Только одно соображение…
- Какое же? - заинтересовалась Помпония.
Жестом она отослала служанок. Бросив благодарный взгляд на своего спасителя, они ушли.
- Что, если Аттик не сам упал? Что, если его кто-то столкнул… - заговорил сенатор.
Помпония резко подскочила, и добрая часть ее маски, этой гнусной, еще не затвердевшей зеленой жижи, неожиданно отлепилась от лица и шлепнулась на белоснежную тунику Аврелия - прямо на вышивку, над которой несколько месяцев неустанно трудились умелые руки мастериц.
- Ох, извини…
- Ничего, пойду почищу.
- Бесполезно. Не смывается, - с грустью сказала Помпония.