- Разберитесь с ним! - Он немного постоял и, удостоверившись, что нападавший в глубоком нокауте, поспешил за теми, кого выслеживал. Филер быстро сообразил: коль его хотели убрать, значит, люди, идущие впереди, важные птицы. По крайней мере главнее того, что набросился на него. И сотрудник охранки, уже державший, можно сказать, синицу в руках, кинулся за двумя журавлями в небе.
Тем временем Двойник пришел в себя. Он не стал вскакивать - притворился, что потерял сознание, хорошо понимая, что филер побежит за Свифтом. И как только шаги удалились, агент молниеносно выхватил пистолет, другой рукой поднял с земли кортик, но подоспевшие двое мужчин выбили из рук браунинг. Двойник, уже падая от тяжелого удара, успел вонзить кортик в живот одному из нападавших. Филер, страшно взвизгнув, скрючился и ткнулся лицом в булыжную мостовую. Другой филер подмял Двойника, навалившись всем телом.
- Задушу, мразь! - хрипел он. - Ну, получишь свое! - Филер схватил огромной рукой кайзеровского агента за горло и принялся его трясти. Но Двойник не зря прилежно отрабатывал на утомительных тренировках приемы борьбы. Изловчившись, он двумя пальцами резко надавил на глаза филера. Тот подался головой назад и на секунду ослабил свой напор. Этого оказалось достаточным для Хагена: изо всех сил ударил коленом в спину оседлавшего его филера и одновременно дернул за локти на себя. Мужчина слетел с Двойника, пробороздив лицом по булыжникам. Немец вскочил на дрожащие ноги, схватил кортик и бросился в ближайший проходной двор. Позади грохнули выстрелы. То палил из нагана вверх филер. Глаза ему слепили слезы, лившиеся от боли ручьем. Все расплылось перед глазами.
- Стой!! Застрелю, сволочь! Стой! - кричал он больше для того, чтобы привлечь кого-нибудь на помощь.
Захлопали выстрелы и с той стороны, куда направился Свифт со своим помощником. Но эти выстрелы уже не занимали Двойника; он лишь нервно крутнул головой по сторонам и сунул окровавленный кортик за пазуху.
Трь-рь-рь… - пронзительно засвистел полицейский свисток, будто на ухо ему. Метрах в пяти от него надрывался, дуя в свою казенную дуду, пожилой дворник. Откуда-то от Лиговки ответил другой свисток.
"Чего он, гад, свистит, - зло глянул агент на дворника. - Ах да, ведь в России дворники по совместительству полицейские осведомители. Им положено трезвонить".
Двойник пересек двор, нырнул под арку и оказался на стоянке извозчиков. Ему удалось скрыться.
Судя по всему, карьера его ломалась. Ведь он уже было втерся в ближайшее окружение великого князя Николая Николаевича, дяди царя. Да и с влиятельным, но одиозным Гришкой Распутиным не раз проводил вместе пирушки с дамами из высших аристократических кругов Петербурга. Гришка был добр: великодушно позволял расплачиваться Двойнику за всю его пьяную компанию. И если бы он узнал, что кутит на деньги германской разведки, то, конечно же, ничуть не смутился и уж не поперхнулся бы ни от любимой мадеры, ни от ананаса в шампанском, которым в припадке любви потчевал и своих поклонниц. Чистота денежных источников его волновала так же, как волнует волка то, кому принадлежит ягненок, которого он только что съел. Старец был охоч до любых денег. Кайзеровская агентура в Петербурге шла на сближение с Гришкой Распутиным двумя путями: вербовка людей из его ближайшего окружения и внедрение в число его клевретов своих агентов. В этой операции не последнюю скрипку играл и Двойник.
Конечно, он не был единственным окошком германской разведки в петербургский высший свет. Сам Свифт опутал одного из камергеров царя. Это понял Двойник, увидев их в столичном ресторане "Астория" в новогоднюю ночь, когда опьяненная рождественскими праздниками и морем шампанского, разодетая, сверкающая золотом и серебром погон и расшитыми мундирами толпа восторженно встречала девятьсот четырнадцатый год. Резидент и его спутник в золоченом мундире придворного, увешанный орденами и звездами, были в окружении двух стройных красавиц с тонкими талиями, которые привлекали к себе всеобщее внимание. Повинуясь стадному инстинкту, он уставился на божественных очаровательниц и подумал: "На таких не соблазнятся только евнухи да гомосексуалисты".
Двойник знал, что у Свифта в арсенале есть безотказное оружие - сногсшибательные красавицы, которых он осыпал дорогими подарками. Вот эти дамы, как вышколенные гейши, опутают, окрутят любого самого стойкого молодца. И этот камергер, которого опекали гибельно-растленные волшебницы, можно считать, уже на коленях перед ними, а это значит - и перед Свифтом, у которого бульдожья хватка. Глядя на эту компанию, на роскошную толпу, которая еще никак не остыла от раскаленной трехсотлетним юбилеем императорского дома Романовых праздничной атмосферы, на зеркальный зал с лепным потолком, на весело поблескивающие хрустальные люстры и настенные бра, на ослепительные елки, увешанные сказочными игрушками и украшениями, с вершин которых разноцветными змейками спадали серпантиновые ленты, на серебряные блестки, которыми, казалось, был усыпан весь зал, напоенный неповторимым ароматом хвои, тонких заграничных духов и сладкозвучием рождественского оркестра, - Двойник с каким-то равнодушием думал: "Весь этот феерический блеск, вся эта пышность, долгая праздничная вакханалия, доводящая некоторых людей до безумия, всегда были предвестником. грозных и трагических событий для общества, не говоря уже об отдельных судьбах. Кто-то обязательно потеряет голову от любовного напитка, кто-то попадет в крепкие сети интриг, кто-то потеряет честь и достоинство, кто-то погрязнет в долгах, кто-то провалится в липкую трясину недоверия и опалы".
Мысли его прервались возникшим легким шумом в зале: это появился Гришка Распутин в окружении целой свиты. Он гулял в соседнем, отведенном только для него зале.
- И чего в нем матушка царица Александра Федоровна нашла? - удивленно вопрошала чуть хмельная брюнетка за соседним столиком. - И не джентльмен, и не рыцарь. А форменный мужик деревенский, как по обличию, так и по содержанию. Чудеса, да и только.
Другая, подруга ее, медовым голосом тихо молвила:
- Кому что, Анжелочка. Говорят, он могучий мужчина, как бешеный критский бык.
- О! Это интересно, - живо отозвалась брюнетка, загадочно поглядывая на своего кавалера - гвардейского офицера. - Гераклы, совершающие амурные подвиги, во все времена кого-нибудь интересовали.
- Мой знакомый жандармский ротмистр говорит, что к нему выстроилась приличная очередь из высокопоставленных особ женского пола, - поддержал разговор офицер. - Хотят, чтобы святой старец был их духовником…
- Или любовником, - ляпнул грубым голосом пехотный офицер и захохотал.
Брюнетка поджала недовольно губы и проронила:
- Ах, Николя, это детали.
- Вот именно, - поддержал ее гвардеец. - Действительно, свои духовные наставления Григорий Ефимович проводит в постели. Так утверждает знакомый ротмистр.
- Говорят, святой старец обладает сильным, просто шаманским гипнозом, и эти, как их, психофизиологические моционы имеют весьма целительные последствия, - тем же сладким голоском молвила брюнетка, томно закатив глаза.
- Очень целительны, - ехидно подхватил пехотинец. - Одним словом, не сношаются, а лечатся.
- Ну, Николя, как грубо, - притворно проронила брюнетка. - Ведь к нему на прием, говорят, приходят и великие княгини, члены императорской фамилии. - И, обратившись к гвардейскому офицеру. - Не так ли?
Тот утвердительно кивнул:
- Да. Но они все-таки в очереди не стоят. - Гвардеец воровато посмотрел по сторонам и тихо сказал: - А императрицу лечить сам ездит. В мои дежурства в Царском Селе они уединялись в опочивальне. И не раз.
Брюнетка кокетливо погрозила пальцем.
- Не думайте плохо. Он лишь духовно наставлял.
- Угу. Лишь духовные рога наставлял, - буркнул пехотный офицер. - Вернее, козликовые рога. Маленькие. Аккуратненькие. Но рога. Их не видно через корону. Они только пальцами прощупываются у нашего помазанника божьего.
- Господа!.. Господа!.. - тихонечко заговорила брюнетка. - Ведь за такие слова!.. Надо, напротив, воспевать, хвалить августейших особ… Они это любят. К тому же польза может выйти…
Гвардейский офицер скривил губы и заявил, что из всех мастей льстецов самые мерзкие, самые продажные те, что в корыстных целях восхваляют своих начальников, имеющих психологию средневековых феодалов. Ибо, как известно, в большой политике искренней любви не бывает. И вообще, один из самых верных показателей двоедушия человека - это лесть, ведь ее обычно расточают не от избытка любви, а из корысти. Таким образом, растлевающий цвет лести произрастает на ядовитой почве корысти, которую большинство людей относят к человеческим порокам.
"Витиевато, но в общем-то верно говорит этот гвардеец",- подумал Двойник.
- Ну и что? Что из этого? - задиристо произнес пехотный офицер.
- Вот именно, что? - наигранно, с кокетством вторила ему брюнетка.
Офицер гвардии привстал и с чувством собственного достоинства произнес:
- Политический деятель, правитель допускает или поощряет собственное восхваление ровно настолько, насколько у него не хватает государственной мудрости, здравого смысла и общей культуры при управлении страной. Таким образом закон восполнения вакуума (в данном случае умственного) действует и в сфере политики. - Оратор не спеша поднял бокал с шампанским и громко заключил. - Так зачем же я буду принижать сомнительной похвалой государя императора, как будто пытаясь что-то восполнить, когда его величество в этом абсолютно не нуждается, ибо и так велик, велик как наша Российская империя!
- Браво! Андрэ! Браво! - захлопала в ладоши Анжела.
- За здравие государя императора! - взревел, как медведь пехотный офицер. Он вдруг выскочил из-за стола, вышел в центр зала и рявкнул. - Оркестр! Гимн! Гимн! "Боже царя храни"!
Его поддержали со всех концов зала. Оркестр заиграл государственный гимн. Все встали и запели вразнобой.
Потом в зале кричали: "Ура!", "С Новым годом". Перезвон бокалов, будто миниатюрных праздничных колоколов, тосты, славящие женщин, гвардию, любовь и бог знает еще что, музыка, нежные прикосновения, многообещающие взгляды прелестных дам, изысканные приятные слова и тонкая лесть, кружащая головы, ослепительные улыбки и сдержанный, но проникающий в сердце женский смех, благородство кавалеров и женская отзывчивость, подогретая солнечными напитками - шампанским и виноградными винами, доставленными из самого Парижа, - все это создавало возвышенную, неповторимо радостную атмосферу, от которой Перинову-Хагену хотелось парить на крыльях по всему залу, по всей "Астории", по всему Петербургу, освещенному праздничными иллюминациями, фейерверком разноцветных ракет и красочных огненных бутонов. "Вот она, вершина человеческой радости, настоящего счастья",- подумал Двойник. И он представил, будто находится в фатерлянде - на празднике, устроенном в его честь.
Кайзеровский агент все чаще ловил себя на мысли, что настолько врос в Россию, что эта страна стала ему нравиться, и порой создавалось впечатление: он не во враждебной среде, полной опасности, а у себя в Германии, в привычной домашней обстановке. Двойник знал, что эта забывчивость чревата провалом, но, с другой стороны, это помогало быть естественным в поведении, то есть освободиться от железного обруча напряжения, сдавливающего голову, свободу мышления, трезвого анализа ситуации. Он знал, что опытные агенты оступаются чаще всего не на гололедице сложнейших ситуаций, а на пустяках, на случайных, как говорится, банановых корках, как, например, получилось у него с дворником-осведомителем.
Сказочные рождественские праздники, Новый год, ресторан "Астория" - все это, канув в небытие, превратилось в прекрасный сон. И больше, судя по всему, никогда не повторится. Через какие-то полгода все эти прекрасные события унеслись за тридевять земель, за бесконечный, реально не досягаемый сознанием отрезок времени, будто все это произошло на другой планете. И вот теперь, к великому своему сожалению, он, Хаген, считавшийся восходящей звездой германского разведывательного небосвода, упал оттуда в июле четырнадцатого года и сгорел, как метеорит, - правда, не совсем. Так он и оказался в Казани, где вероятность повстречать Своих петербургских знакомых была ничтожно мала, как мала и вероятность нового взлета на прежнюю орбиту сладкой жизни, не говоря уж о прежней славе.
Здесь, в Казанской губернии, был он вроде шестерки - так называют в уголовном мире самых ничтожных мелких людишек в преступной иерархии. Глупый провал, усугубленный еще тем, что не выполнил в общем-то не трудное задание своего шефа Свифта, отчего, как утверждал резидент, по его, Двойника, вине погиб тогда связник, а сам Свифт был ранен и едва сумел скрыться, - низвел кайзеровского агента Хагена до заурядного шпиона со скверной репутацией. Двойник знал, что в разведках мира, а германская не была исключением, как только нелегальный агент навлекал на себя малейшее подозрение в неблагонадежности, - тотчас попадал под плотную опеку соглядатаев до тех пор, пока он не докажет, что какая-то неудача, связанная с ним, была лишь случайностью либо произошла не по злому умыслу. И если ему не удастся избавиться от черного ворона подозрения, витавшего над ним, то вскоре настоящий ворон прилетит клевать его глаза из мертвой головы. Но Хаген был уверен, что все обойдется для него хорошо.
По прибытии в Казань Двойник явился на Евангелистскую площадь, где находился фирменный магазин по продаже швейных машинок "Зингер". Глава магазина Иохим Тенцер не мешкая заявил:
- Будете представлять нашу фирму, наш магазин в Чи́стополе. Это будет ваша официальная крыша. Но основная работа в Казани. - Он положил перед Двойником листок папиросной бумаги. - Здесь инструкции по связи.
Прибывший агент прекрасно знал, что фирма "Зингер", процветавшая в России не один десяток лет продажей швейных машинок, была лишь ширмой разветвленнейшей германской агентурной сети, занимавшейся сбором военной, политической и экономической информации. Компания "Зингер" продавала населению высококачественную продукцию в долгосрочный кредит, и поэтому швейные машинки пользовались большим спросом у населения во всех концах огромной Российской империи. И это давало возможность германской разведке проникать в самые глухие уголки страны. Но компания "Зингер" несла при этом убытки, потому как машинки продавались по дешевке. Убытки фирмы компенсировал Германский генеральный штаб из фонда разведки.
С началом первой мировой войны руководство этой фирмы быстренько объявило о своей принадлежности Соединенным Штатам Америки. Но то был такой финт, который мог претендовать разве на дырявый фиговый листок, но не на солидную ширму, а посему этот ход нисколько не оттянул время смертельного удара русской военной контрразведки по этой конторе. Чувствуя собственную уязвимость после начала войны, заведующий магазином Тенцер предупредил Двойника:
- Если, паче чаяния, контрразведка прихлопнет нашу контору - будешь подчиняться Черной вдове. - Еле слышно говоривший Тенцер перешел на шепот. - Это наша хозяйка здесь. Черная вдова шутить не любит, тем более не прощает малейшего невыполнения ее приказа. Словом, нрав у нее крутой. Имейте это в виду.
Двойник раскрыл было уже рот, чтоб спросить его: резидент мужчина или женщина? Но вовремя спохватился: не принято в таких случаях задавать вопросы. "Если надо - сам скажет. А то подумает еще бог знает что. И так на подозрении. Ну да, потому и не раскрывает шефа, что не очень-то доверяют, - смекнул он. - Ну да ладно, переживу. Видимо, все же опасаются не за благонадежность, а за очередной ляп, который может принести на черных крыльях погибель им, не говоря уже обо мне".
"…Крутой нрав у шефа… - мысленно повторил он слова завмага. - Это в нашем деле равноценно тому, как жить в одной комнате с питоном - не знаешь, в какую минуту он тебя обовьет смертельными кольцами, чтобы проглотить. Видимо, не случайно у него и кличка живоглотистого паука". И Двойнику стало не по себе. Он нутром почуял - главная опасность для него не русская контрразведка, а Черная вдова. И ему стало невыносимо жутко. Но когда агент оказался в уездном городишке на Каме, это состояние несколько притупилось. Вместо животного страха стали вползать в него гадкими навозными червяками тоска и дикая депрессия, от которых тошнило. Конечно, слишком был разительный контраст между столицей империи Петербургом и уездным заштатным Чистополем.
Вот и не верь в судьбу-злодейку, размышлял он все чаще. Она всегда особенно зорко следит за тем, чтобы соблюдалось вселенское равновесие: за белокрылым взлетом посылает на черных, мерзких, как у летучей мыши, перепонках падение; за светлой радостью - темную печаль и горе; за ангелом - сатану ненависти, рождающегося в страшной тьме переживаний, или подпустит отвратную холодную жабу равнодушия. Что только эта судьба, словно пьяная сумасбродная, всесильная повелительница, не вытворяет с людьми!
Эта мысль о судьбе как тупая пила кромсала его самолюбие. А внутренний голос настойчиво говорил ему: "А все-таки судьба - это картина человеческой жизни, которую пишут его ум и характер в рамках случайностей. Вот так-то, миленький Герхард. И пеняй в основном на свой ум и характер. И места во всей этой истории господину случаю почти не остается".
Глава II
Вскоре после начала войны Двойнику поступил от Тендера приказ: дать исчерпывающую информацию о чи́стопольской школе прапорщиков, вплоть до поименного списка руководства. В дальнейшем предписывалось сосредоточить основное внимание на сборе сведений военного характера и на определении объектов, на которых следует провести диверсионные акции. Кайзеровский агент был готов выпрыгнуть из штанов от усердия при выполнении приказов, лишь бы исправить худое мнение о себе грозного начальства. Частенько ему давали поручения подобного рода и по военным объектам в Казани. Все шло своим чередом. Но однажды к нему в Чистополь нежданно-негаданно явился сам Тенцер и раздраженно поведал, что Петроградская военная контрразведка порешила прихлопнуть компанию "Зингер", обвинив ее в шпионаже в пользу Германии.
- Не сегодня завтра контрразведка Казанского военного округа проведет эту акцию здесь, - продолжал скороговоркой Тенцер. - Уже поступил приказ из Петербурга.
Двойник понял: в штабе военного округа у Тенцера есть свой человек.
- Документы о сотрудниках моего магазина я уничтожил. Так что когда нагрянут архангелы из контрразведки, - он посмотрел на часы, - хотя уже нагрянули ко мне на Евангелистскую, то там, кроме кота Маркиза, никакой другой живности не обнаружат. Не говоря уже о документах. Потому предупредите агентов, чтоб больше носа не казали в наш бывший магазин. И в первую очередь начните с Выкидника. Он, кажется, обслуживает, вернее обслуживал, такие крупные села в уезде, как Каргали, Чалэбаши, Шахмай…
- О! У вас отличная память, - польстил шефу Двойник. - Даже трудные татарские названия помните. Надо же…
Тендер, уже успокоившись, снисходительно усмехнулся: