Покончив с анкетой, Дербонос перешел к последней характеристике, уведомив, что она была дана для выезда в зарубежную командировку в Федеративную Республику Германии (ФРГ).
- Товарищ Ковский характеризуется положительно, - торопливо, словно извиняясь, пояснил он и приступил к чтению: - "…Морально устойчив, идеологически выдержан, в коллективе пользуется заслуженным авторитетом… является способным научным работником… внес ценный вклад… около ста научных трудов и изобретений…"
Люсину вдруг показалось, что Дербонос не произносит ни звука и лишь раскрывает рот, как в немом кино.
"И мы тоже пишем такие же точно характеристики, - подумал он. - Единственное различие - это количество научных трудов, то есть раскрытых преступлений… у одного сто, а у другого только десять… Человека жажду! Где человек? Ау! Дай мне свой карманный фонарик, старикан Диоген!"
- Будут у вас вопросы? - спросил Фома Андреевич, когда Дербонос замолчал.
"Будут. Да и как им не быть? Я хочу знать, кто были друзья Аркадия Викторовича и кто недруги. С кем он болтал в кулуарах. Кто провожал его домой. Кто покупал для него пирожки в буфете. Как он шутил, распивая спецмолоко. Какие любил анекдоты. О каких странах мечтал в детстве. На какие фильмы ходил. Что читал. Чем жил. Что ему было дорого и что ненавистно. Как он относился к людям. Что думал в минуты бессонницы о неизбежности смерти. Каким был во гневе и раздражении. Как реагировал на подлость и низость. Какие поступки считал для себя совершенно немыслимыми. Человек мне нужен, а не анкета, сложный, противоречивый и многогранный человек…"
- Благодарю вас, - вздохнул Люсин. - У меня нет вопросов. Все ясно.
- Спасибо, Евгений Иванович, - кивнул Фома Андреевич.
Дербонос с достоинством подколол бумаги, закрыл скоросшиватель и безмолвно исчез. Словно в воздухе растворился. Люсин даже не заметил, как он встал и скрылся за дверью, настолько мгновенно это произошло.
- Мне бы хотелось повидаться с людьми, близко знавшими Аркадия Викторовича. - Люсин нечаянно построил из многоцветных гранатов городошную фигуру, известную под названием "бабушка в окошке". - А кроме гранатов, какие камни вы делаете?
- Любые. Оливины, бериллы, агаты, алюмосиликаты, корунды.
- Рубин? Шпинель? - Люсину вспомнились вдруг сокровища альбигойцев. - Алмазы?
- Я же сказал - все. Кроме алмазов, разумеется. На сегодняшний день искусственные алмазы уступают природным… Получение их тоже, надо сказать, в копеечку влетает. Над цветностью алмазов мы, должен сказать, работаем и, следует отметить, успешно окрашиваем натуральные камни в разные цвета… Наш сотрудник товарищ Сударевский Марк… э… Модестович разработал очень оригинальную методику. Он добивается изменения цветности кристаллов путем облучения их тяжелыми ионами. Ведем в этом направлении совместные исследования с Дубной, с лабораторией ядерных реакций. Очень перспективное направление. Вам будет небезынтересно. Тем более, что Марк Модестович является ближайшим учеником и сотрудником Ковского. - Небрежным мановением пальца Фома Андреевич переключил тумблер: - Марк Модестович, зайдите ко мне.
Директор откинулся в кресле и, отдуваясь, расстегнул пуговицу на жилетке. Можно было бы подумать, что он устал от усилия, которое затратил на вызов, не будь оно столь незначительным.
- Видимо, цветность, - Люсину новый термин пришелся по вкусу, - влияет не только на ювелирные, так сказать, свойства камней? - Он задал вопрос, чтобы заполнить паузу в разговоре.
- Ювелирное дело нас не интересует. - Фома Андреевич пренебрежительно поморщился. - Пустая забава… Аркадий Викторович этим увлекался, в старых книгах рылся, рецепты какие-то выискивал… Но я не одобряю… Вижу в том эдакий, знаете ли, фетишизм.
- Очень интересная точка зрения! - поддакнул Люсин, хотя слабо понимал, о чем идет речь.
- Что же тут интересного? Это только естественно… Ковский химик, понимаете ли… Отсюда все последствия.
- Это плохо, - осторожно спросил Люсин, - что химик?
- Нет, само по себе разумеется, не плохо. Наоборот. На своем месте Виктор Аркадьевич… Аркадий, простите, Викторович соответствовал… М-да… Но химики - они все еще немножко и алхимики тоже. - Он вдруг довольно хихикнул. - Романтика там, ползучий эмпиризм… А я физик, сухарь, признающий только число и меру. Иные методы! Да и время теперь другое. В век научно-технической революции наука стала самостоятельной производительной силой общества. Производительной! - Он поднял палец. - Это значит - производство, завод, комбинат… О чем это мы с вами? - Фома Андреевич вдруг потерял нить разговора.
- Ювелирное дело, цветность камней… - подсказал Люсин.
- Да, цветность… - Директор сгреб кристаллы и медленно разжал полные, любовно ухоженные пальцы. - Радуга, - усмехнулся он, глядя, как прыгают, дробно постукивая, самоцветы по стеклу на его столе. - Возьмите в качестве сувенира. - Он щелчком толкнул к Люсину крупный голубой гранат.
- Что вы, товарищ директор! - смутился инспектор. - Неудобно!
- Берите, берите… Для нас это брак.
- Но это же ценная вещь! Ювелиры…
- Пустое! Ювелиры - профессия вымирающая. Ей пришел конец вместе с эрой природных кристаллов.
- Спасибо. - Люсин сунул камень в карман и неловко почесал макушку.
- Перстни и серьги всякие - это варварство. Пережитки. Все равно как кольцо в носу. - Фома Андреевич даже показал пальцами, как это выглядит. - Для меня, физика-инженера, алмаз интересен только своей непревзойденной твердостью, точно так же, как, допустим, прозрачностью для ультрафиолета - кварц. Не более. Можно лишь сожалеть о том, что долгие годы ценнейшие минералы разбазаривались ради украшения всяческих модниц, а не шли по назначению. Впрочем, все равно природный флюорит, алмаз и горный хрусталь могут удовлетворить лишь ничтожную долю потребностей современной науки и техники.
- К счастью, существуют такие учреждения, как ваш институт, - очень уместно ввернул Люсин.
- Это необходимость, - отмахнулся Фома Андреевич. - Наш институт является научно-исследовательским, и чисто производственные вопросы имеют для него второстепенное значение. Главное - это наука, познание новых явлений и свойств материального мира… Не случайно же, - он удовлетворенно улыбнулся, - Академия наук осуществляет над нами общее методическое руководство… Да, так вот, дорогой товарищ, главное для нас
- наука! Нас привлекают не столько утилитарные свойства кристаллов, сколько их удивительная способность менять свои характеристики под влиянием внешних воздействий: механических напряжений, света и других электромагнитных волн, различных полей и ядерных излучений, температуры и электрического тока. Одним словом, все, что позволяет кристаллам быть естественными источниками, приемниками, преобразователями и усилителями разнообразных физических процессов. Надеюсь, я говорю понятно? Вы следите за моей мыслью?
- Стараюсь, Фома Андреевич.
- Тогда вам должен быть понятен и основной вывод. Для романтика удивительная игра цветов в драгоценном камне в некотором роде самоцель, я же вижу в этом лишь следствие внутренних, куда более важных для практики изменений… Аркадий Викторович запекал аметисты в хлеба, варил в меду изумруды… - Фома Андреевич беспомощно развел руками. - Запретить ему я не мог. Тем более, что все эти дедкины-бабкины рецепты иногда давали любопытные результаты… Но разве это наука? А если даже и наука, то достойна ли она нашего великого века атома и космоса?
Люсин невольно обернулся на скрип медленно открываемой двери.
- Разрешите к вам, Фома Андреевич? - спросил, просовываясь в кабинет, сравнительно молодой брюнет в тонких золотых очках.
- Рекомендую! - Фома Андреевич поднялся с места. - Старший научный сотрудник Сударевский, кандидат химических наук… Временно замещает Аркадия Викторовича.
Сударевский с вежливым смущением потупился, но тут же вопросительно глянул на Люсина и протянул руку.
- С кем имею честь?
- Люсин. - Он не отрекомендовался более подробно, полагая не без оснований, что Сударевский, как и Дербонос, предупрежден о его посещении и прекрасно подготовлен к встрече.
Но Марк Модестович явно стремился выказать свою полную неосведомленность.
- Люсин? - Он наморщил лоб, силясь припомнить. - Вы не у Геокакяна работаете?
- Товарищ из органов, - пояснил директор. - Из МУРа.
- Из МУРа? - Сударевский, казалось, был удивлен.
- Когда вы узнали об инциденте в Жаворонках? - прямо и резко спросил Люсин, чтобы положить конец всей этой наигранной жеманности.
- Ах, эта трагедия… - Сударевский посуровел лицом и понимающе кивнул. - Почти всю прошлую неделю, вторую ее половину, я находился в командировке - это поблизости, но в других учреждениях, Фома Андреевич знает, - поэтому я узнал позже всех. Это невероятно!
- Что именно? - спросил Люсин.
- Простите?
- Что именно вы находите невероятным?
- Ну, весь этот… антураж, таинственное исчезновение, запертый дом… Прямо как в детективном романе!
- Вот как?.. Вы, кажется, учились у Аркадия Викторовича?
- Да, он мой учитель. - Марк Модестович с чуть наигранной горделивостью вскинул голову. - А что?
- С Людмилой Викторовной, конечно, виделись? - Спрашивая, Люсин знал, что Сударевский у сестры пропавшего Ковского не был.
- Понимаете ли…
- Не виделись? - Люсин сдержанно выразил удивление. - А она мне говорила, что вы для них чуть ли не сын… Разве не так?
- Не совсем… то есть я хотел сказать, что был очень потрясен страшным известием… Аркадий Викторович действительно родной и близкий мне человек, но сейчас, понимаете, лето, мы живем на даче, где нет телефона, и поэтому…
- Где у вас дача? - невзначай осведомился Люсин и стал разглядывать горку с сувенирами.
- Что? Ах, дача… По Савеловской дороге… Лобня… такая есть.
- Как же, знаю! - обрадовался Люсин. - Там уникальный пруд, на котором гнездятся чайки.
- Да, конечно… Дача эта принадлежит не нам, мы только иногда снимаем…
- Я вижу, - с улыбкой прервал его Люсин, - что мы своей болтовней мешаем Фоме Андреевичу. Он очень занят, время его дорого, а нам надо еще о многом поговорить. Может быть, пройдем куда-нибудь, где никому не станем мешать?
- С удовольствием! - обрадовался Сударевский. - Можно к нам, в лабораторию. Вы позволите, Фома Андреевич?
- Зачем же? Вы меня ничуть не стесняете… Я привык размышлять на людях…
- Нет-нет! - запротестовал Люсин. - Я и так казню себя, что отнял у вас столько времени.
- Пустое. Вы же на работе, как и все мы… Беседуйте сколько влезет. Когда я сосредоточиваюсь, то забываю обо всем, ничего не вижу и не слышу.
- Мне так неудобно…
- Ничего. - Фома Андреевич покровительственно помахал рукой. - Меня просили оказать вам содействие, и я выполняю свое обещание. Так что сидите.
- Ну, раз вы настаиваете… - Он сделал вид, что покорен и растроганно сдается. - Воспользуемся вашим гостеприимством… Значит, с Людмилой Викторовной вы с тех пор не виделись, Марк Модестович?
- Совершенно верно, в последний раз я был у них на даче в позапрошлую пятницу… С тех пор я Аркадия Викторовича не видел. - Выражая покорность судьбе, Сударевский развел руками.
- А в каком состоянии вы нашли его?.. В ту позапрошлую пятницу?
- В каком? - переспросил Марк Модестович, припоминая. - В обычном… Как всегда. Знаете, я ничего такого не заметил. А скажите, если это не военная тайна, что-нибудь узнать уже удалось?
- Да, - односложно и холодно ответил Люсин. - Кто уведомил вас о происшедшем? - спросил он после многозначительной паузы. - Не Людмила Викторовна?
- Я же говорю, что не виделся с ней, - с легким раздражением отозвался Сударевский.
- Ах да, конечно… Простите. Я просто хотел спросить, не сказала ли она вам это по телефону.
- Нет… Возможно, она и звонила мне, но не смогла застать.
- А вы? Вы не пытались позвонить ей?
- Честно говоря, не пытался. - Он виновато улыбнулся. - Очень занят был… Эх, если бы я только знал! Конечно, я бы тут же нагрянул в Жаворонки.
- Где же вам было знать, - посочувствовал Люсин.
- Вы меня простите, товарищ инспектор, но позвольте и я задам вам вопрос.
- Я старший инспектор, - как бы между прочим, пояснил Люсин.
- Виноват, - вздохнул Сударевский. - Так, можно вопрос, старший инспектор?
- Отчего нет?
- Тогда скажите, какая вам разница, кто, где и когда сообщил мне об этом несчастном случае? Неужели это имеет хоть какое-то значение?
- Объясняю по пунктам. - Люсин начал загибать пальцы. - Разница есть, и большая. Вы могли узнать о случившемся либо от очевидцев, либо, как говорится, из вторых и третьих уст, либо, наконец, от… непосредственных инициаторов.
- Это смешно! - перебил его Сударевский. - От каких инициаторов?
- Инициаторов того, что вы назвали несчастным случаем. Хотя у меня нет пока оснований предполагать худшее… Как видите, значение имеет все… Я удовлетворил вас?
- Вполне. - Сударевский пожал плечами.
- Тогда попробуйте вспомнить, от кого вы узнали о событиях на даче.
- Не от очевидцев, - он тоже демонстративно начал загибать пальцы, - не с чужих слов и, как это ни прискорбно, не от бандитов… Ах, да! Мне же рассказали об этом вы, Фома Андреевич! Вчера утром. Простите. - Он искательно улыбнулся директору.
- Припоминаю, - включился в беседу Фома Андреевич. - Действительно, вы еще ничего не знали, когда пришли ко мне…
- Вот это и называется из вторых уст, - удовлетворенно кивнул Люсин.
- Возможно, мои вопросы показались вам ненужными или даже вовсе бестактными, но они позволили нам хотя бы приблизительно ограничить круг лиц, посвященных в обстоятельства дела. Для начала и это неплохо.
- Понятно. - Сударевский снял очки и тщательно протер стекла кусочком замши. - Извините, что сразу не догадался.
- Ничего. - Люсин неторопливо поднялся. - Это вы меня извините. Больше мучить вас не буду… Мне бы хотелось побывать в лаборатории Аркадия Викторовича, на его рабочем месте… Посмотреть, поговорить с людьми, кое о чем по ходу дела спросить. Это осуществимо?
- Вполне, - сказал Фома Андреевич. - Марк Модестович, проводите товарища до лаборатории. И постарайтесь обеспечить ему нормальную работу. Это наш долг.
Последовали прощальные рукопожатия, и директор удалился в комнату за зеленой штофной занавеской, не дожидаясь, пока посетители покинут кабинет.
Сударевский осуждающе покачал головой, но Люсин сделал вид, что ничего не заметил.
- Пошли, Марк Модестович?
- Прошу вас. - Сударевский предупредительно раскрыл перед ним дверь.
- Благодарю… Между прочим, почему у вас так плохо получается зеленый цвет?
Они прошли через приемную, все еще полную ожидающих, оживленно беседуя о цветности монокристаллов.
- Зеленые гранаты для нас не проблема, - объяснил Сударевский. - Хуже дело обстоит с изумрудами.
- Но вы же синтезируете бериллы? Мне Фома Андреевич сказал.
- Правильно. Но все дело в окраске. Зеленый оттенок изумруду придают, к несчастью, с помощью высокотоксичных соединений. В производстве они очень опасны. Мы ищем заменитель. За рубежом, между нами говоря, цены на изумруд фантастически возросли. Камень сейчас в большой моде, а взять его негде, потому что все известные месторождения выработаны почти полностью, а синтез пока не налажен. Недаром участились случаи подделки изумрудов.
- Интересно.
- Очень. Берут - что бы вы думали? - хорошо ограненный бриллиант и с помощью солей хрома делают из него зеленый берилл! И, как ни странно, это выгодно! Потому что изумруд стоит в пять раз дороже ограненного алмаза. До шести тысяч долларов за карат.
- Торопитесь с синтезом, пока цена не упала.
- Постараемся.
- Неужели на земле не осталось больше изумрудов?
- А где? Лучшие образцы зеленого берилла добывались в Южной Америке (Новой Гренаде), в Египте на берегу Красного моря, в Бирме и у нас на Урале. Про другие месторождения я не слыхал. Может быть, вы знаете?
- Мой приятель привез изумрудные серьги с Цейлона. - Люсин усмехнулся, вспомнив, как обрадовалась подарку жена Володи Шалаева. - И представьте себе, дешевые.
- Эх, дорогой вы мой! - Сударевский похлопал его по плечу. - На Цейлоне действительно есть зеленые камни, только это корунды, а не бериллы. Понимаете? А изумруд - именно берилл, зеленый берилл, и ничто иное.
- Понятно, - ответил Люсин. - Это его кабинет? - кивнул он на черную с золотом табличку: "Лаборатория N 4. Д. х. н. А. В. Ковский".
- Заходите, прошу вас, - пригласил Сударевский.
Кабинет был отделен от лаборатории тонкой перегородкой с окнами под самым потолком.
"Как раз тот случай, - мимолетно подумал Люсин, - когда, чтобы увидеть, нужно залезть на шкаф".
- Отсюда можно пройти прямо в лабораторию. Если желаете… - Сударевский указал на дверь в перегородке.
- Здесь тоже интересно, - дипломатично ответил Люсин, подходя к застекленным шкафам, где вперемежку с книгами и папками стояли физические приборы и деревянные штативы с пробирками.
На мгновение ему показалось, что он вновь попал на дачу в Жаворонках. Люсин подумал, что за всем этим электрическим хаосом чувствуется определенная система, какая-то непостижимая сверхзадача. Он с любопытством оглядел вычерченные тушью таблицы и графики, которые, как белье на просушке, висели на протянутом через всю комнату по диагонали проводе в хлорвиниловой изоляции; рабочий стол, заваленный образцами монокристаллов, кусками серного колчедана, лазурита и агатовыми шлифами; цветы в облупившихся, позеленевших горшках; столик с круглым водяным термостатом, заваленный старыми батарейками, разноцветными сопротивлениями, дозиметрическими карандашами и позолоченными стекляшками гейгеровских камер. Похоже было, что здесь никогда и ничего не выбрасывают.
- Наш шеф - известный Плюшкин, - усмехнулся наблюдательный Сударевский, но сразу же осекся и с деловым видом начал давать пояснения:
- Впрочем, надо отдать ему справедливость, здесь есть на что взглянуть… Вот этим глазурованным черепкам, найденным в раскопе древнего буддийского монастыря в Средней Азии, больше тысячи лет… Экая бездна времени! А глазурь-то сияет, как новая! И ничего ей не делается. - Он взял с полки склеенную из осколков чашу и, полюбовавшись перламутровой игрой голубоватой поливы, бережно поставил обратно. - Секрет, между прочим, утерян… Вас это не удивляет?
- Что именно? - спросил Люсин, встав на носки, чтобы разглядеть бронзовую золоченую статуэтку, изображавшую пузатого демона с рогами и объятой пламенем головой. Высунув острый язык и оскалив страшные клыки, демон плясал на буйволе, который неистово топтал женщину с длинными волосами.
- Ну как же?.. В наш атомный век - и вдруг какие-то древние секреты…
- Нет, меня это не удивляет. - Люсин неохотно отвел взгляд от грозного божества. - Люди действительно забыли многое из того, что знали и умели раньше… Мне тоже приходилось сталкиваться с утерянными тайнами мастерства. Что это за фигурка?
- А у вас чутье! - восхитился Сударевский. - Сразу углядели квинтэссенцию… Это жемчужина в коллекции шефа, бог смерти Яма. Аркадий Викторович был… Он, знаете ли, просто помешан на Тибете, Ганьчжур, Даньчжур, Тантра…
- Для меня это темный лес, - признался Люсин.