- Прошу, извини меня, - произнесла Рэйко, только теперь поняв, что могла скомпрометировать мужа. - Ведь министр Фугатами был рад меня видеть. Мне очень хотелось бы, чтобы ты съездил в Синагаву и сам убедился, обоснованны ли эти жалобы. Наверняка его мнение чего-нибудь да стоит.
- Министр Фугатами славится чрезмерной дотошностью, - процедил Сано ледяным тоном. - Многие в бакуфу считают его чуть ли не фанатиком за то, что он критиковал, преследовал и пытался запретить секты, которые потом оказывались совершенно безвредными. Уверен, он и сейчас поднял переполох на пустом месте.
Министр так впечатлил Рэйко, что она совершенно не усомнилась в его суждениях. Не зря ли он поверил слухам? Не зря ли она поверила ему?
- Твоими стараниями я оказался в долгу перед министром. - Сано остановился. - Теперь я не могу поехать в Синагаву - иначе буду должен и дальше поддерживать его кампанию против секты, хочу я того или нет. И отказаться тоже не могу - министр будет мной недоволен. Как видишь, положение незавидное.
В бакуфу было принято платить услугой за услугу. Рэйко знала, что Сано придется отдавать долги, чтобы не потерять уважение сослуживцев. Ей стало совестно, и она поспешила заверить мужа:
- Министр Фугатами только хочет доказать, что у него есть повод просить твоего покровительства. Он понимает, что ты можешь быть занят, потому разрешил мне поехать вместо тебя.
Сано покачал головой.
- Исключено. Это грубое нарушение приличий, а ты и так уже натворила немало.
Рэйко, впрочем, не собиралась сдаваться и упускать важную ниточку в расследовании.
- Если я не поеду, как мы узнаем правду о Черном Лотосе?
- Я могу поехать, - неуверенно вызвался Хирата.
- Нет. - В словах Сано чувствовалась решимость. - Посылать представителя все равно что ехать самому, с теми же последствиями. Кроме того, ехать вообще бессмысленно. Скоро мы получим отчет из храма от моих сыщиков.
- К тому времени будет поздно, - ответила Рэйко. Несмотря на безрезультатность поисков Истинного Благочестия, она все еще верила, что он действительно тот, кем назвался, и что его жизнь под угрозой. - Скольким еще суждено пострадать, прежде чем вы вмешаетесь?
- Если кто-то пострадал, мне нужны доказательства. Официально без них я не могу ничего предпринять. Сыщики наверняка представят их раньше, чем свидетели из толпы, так что подождем отчета.
Последнее было сказано тоном, не терпящим возражений, но Рэйко все-таки попыталась:
- Завтра я тоже осмотрю храм, после того как встречусь с первосвященником.
- Мы же договорились: тебе поручается только допрашивать Хару, - напомнил ей Сано. - Ты и так уже нарушила свое обещание. - Тут он прищурился, будто заподозрил подвох. - Кстати, как тебе удалось добиться аудиенции?
"Ответ ему вряд ли понравится", - тоскливо подумала Рэйко.
- Госпожа Кэйсо-ин согласилась сопроводить меня в храм и приказать Анраку принять меня, - сказала она.
- И за этим ты обратилась к матери сёгуна? - На лице Сано отразилось отчаяние, с каким озирают руины после землетрясения. - Как только у тебя язык повернулся? Ты же знаешь, что ее услуги даром не обходятся!
Рэйко знала даже лучше, чем он мог предположить, однако ответила:
- Думаю, дело того стоит.
Сано смотрел на нее, не в силах понять.
- Чем так важна эта девчонка, чтобы ради нее пренебрегать своей безопасностью и моей карьерой?
- Я ничем не пренебрегаю! - вскричала Рэйко.
Однако Сано во многом был прав: несмотря на искреннюю любовь к нему, в поступках она все больше отдавала предпочтение Хару. События исподволь вывели ее за рамки здравого смысла. Может, и Сано подпал под чье-то влияние?
- Пусть так, но ты так же предубежден по отношению к Хару. Позволь тебя спросить: почему тебе так важно обвинить ее без тщательного расследования? - спросила Рэйко. - Разве сёгун и совет старейшин на тебя давят?
По глазам Сано она поняла, что так оно и есть. Ее не оставляла мысль, что перед ней уже не тот идеалист и человек принципа, которого она полюбила.
- Неужели ты забудешь о правде и справедливости в угоду политике?
Глаза Сано вспыхнули яростью, и Рэйко в смятении поняла, что он воспринял вырвавшиеся у нее слова как посягательство на свою честь. Пока они с Сано стояли в оцепенении, буравя друг друга взглядами, сам воздух вокруг них сгустился, как будто в предвестии бури. Мидори с Хиратой смотрели на них в беспомощном недоумении.
- Прости… - Рэйко запнулась, осознав, что из всех ее проступков, а их за последние дни накопилось немало, этот был наихудшим. - Прости, я не хотела…
Тяжелыми размеренными шагами, в которых чувствовалось желание вернуть самообладание, Сано подошел обратно к столу и уселся за него. На его лице, точно маска, застыло выражение бесстрастной непоколебимости.
- Ты не поедешь ни в Синагаву, ни в храм Черного Лотоса. Я запрещаю. - Его голос дрогнул от подспудного гнева. - Теперь оставь меня.
Онемев от потрясения, Рэйко опрометью бросилась из комнаты. Мидори выбежала за ней. Миг - и в коридоре показался спешащий следом Хирата.
- Мидори-сан, - окликнул он, - постой! Я хочу поговорить с тобой!
- А я не хочу! - И Мидори вздернула подбородок.
* * *
Дрожа от огорчения, Рэйко вбежала в свою комнату и опустилась на пол. Почему только нельзя повернуть время вспять?
В дверь, сияя от счастья, влетела Мидори.
- Я сделала, как ты предложила, и это сработало! - воскликнула она, затем уселась рядом с Рэйко и тихо засмеялась. - Впервые за сотню лет Хирата-сан вправду заметил меня!
Но едва она взглянула на подругу попристальнее, ее восторг испарился.
- Что с тобой?
Губы Рэйко скривились в беззвучном плаче. Как она завидовала Мидори, которая явно осталась в неведении насчет того, что произошло у Сано в кабинете. Как бы ей хотелось быть юной, как она, такой же беззаботной и влюбленной!
- Сёсакан-сама был очень зол, но ты не расстраивайся - он простит, - стала утешать ее Мидори.
Рэйко при всем желании так и не смогла ей поверить.
- Что будешь делать? - спросила Мидори.
Для примирения с мужем Рэйко требовалось оставить расследование, но волей обстоятельств ей приходилось защищать Хару после всего, что говорили о ней, любыми путями.
- Завтра я еду с госпожой Кэйсо-ин на встречу с первосвященником Анраку, - ответила она. - А после отправлюсь в Синагаву.
Решение успокоило Рэйко, и она вытерла рукавом слезы.
- Но разве от этого сёсакан-сама не рассердится еще больше? - удивилась Мидори, всем своим видом выражая озабоченность.
- Боюсь, так и будет, - печально произнесла Рэйко.
Ведение следствия без ведома Сано могло навсегда отвратить его от нее. Осознание этого бросило Рэйко в дрожь. Впрочем, дело о пожаре в храме Черного Лотоса больше не сводилось к простому поиску виновных. Сано поставил на кон свою честь, поддавшись политическим настроениям. Чтобы сберечь ее, Рэйко должна будет убедить Сано стремиться к настоящему правосудию, избегая легких путей, а чтобы сохранить ему должность - уберегать от ошибки, которая смогла бы опозорить их семью.
Итак, она решила раз и навсегда выяснить правду о Хару.
- Значит, ты снова ослушаешься? - спросила Мидори.
- Не могу же я стоять и смотреть, как мой муж гибнет, а Хару осуждают, в то время как преступник разгуливает на свободе! - воскликнула Рэйко. Расследование предоставило двух равноценных подозреваемых: Хару или Черный Лотос. И выбор, на который указывала интуиция, казался Рэйко правильным. - Я должна поступить по совести.
- Так разреши помочь тебе. - Глаза Мидори сияли готовностью действовать. - Мы можем поехать туда вместе, а по дороге ты научишь меня быть сыщицей. Покажем мужчинам, на что мы способны!
Рэйко улыбнулась, и на душе у нее стало легче. Мидори, похоже, смотрела на ситуацию как на состязание мужчин с женщинами, где призом была любовь Хираты.
- Спасибо за великодушное предложение, но я не хочу, чтобы и ты нажила себе неприятности. Уж лучше я сама, - ответила Рэйко, но, видя разочарование Мидори, поспешила успокоить: - Не волнуйся, я найду тебе поручение.
- Здорово! - обрадовалась Мидори.
Сано сидел в кабинете, опершись локтями о стол, взбешенный и растерянный. Как Рэйко могла его оскорбить? Как мог он разъяриться на нее? В их доме появился злой дух, принесший раздор и ненависть.
И звался он Хару.
Сокрушаясь о случившемся, Сано больше всего жалел, что привлек Рэйко к расследованию. Он должен был догадаться, что она не упустит возможности оправдать сироту.
Пока Сано раздумывал, как убедить жену порвать с подозреваемой, его стали подспудно одолевать сомнения в собственной чистоплотности. Что, если он, привыкнув к шаткому положению новичка при дворе, и впрямь готов арестовать Хару лишь потому, что это наилегчайший из выходов? Сано схватился за голову. Он, который всегда считал себя человеком чести и противником предвзятости, усомнился в самом себе.
Неужели Рэйко была права, говоря о нем, Хару и Черном Лотосе?
- Сёсакан-сама, мне нужно вам сказать кое-что, - промолвил Хирата.
Прервав тяжкие раздумья, Сано поднял глаза на помощника, сидящего напротив. Он даже не заметил, как тот вновь вошел.
- Говори, - отозвался Сано.
- Знаете, граждане, которых я опросил, были так убеждены в порочности Черного Лотоса, что и я начал им верить! - выпалил Хирата. - Если бы вы их услышали, то тоже поверили бы, как мне кажется. Я не хотел говорить, но… - на лице Хираты отразилась сильная внутренняя борьба, - их слова подтверждают, что секта замешана в злых деяниях. Прошу прощения, что позволил себе не согласиться с вами.
- Не извиняйся. - Сано выдержал укол, причиненный словами Хираты. Первый вассал был в числе прочего обязан сообщать хозяину правду, какой бы горькой та ни была.
- Небрежение к уликам может загубить расследование, - добавил Хирата.
- Знаю. - Сано не мог признать правоту Рэйко в ее присутствии, ему было проще обсудить все с помощником. - Придется все же проверить слухи, касающиеся секты. - Задумавшись на мгновение, он продолжил: - Я отклоню предложение министра Фугатами. Не думаю, что поездка в Синагаву так уж необходима. О Черном Лотосе мы можем и здесь расспросить кое-кого.
- Кого же? - полюбопытствовал Хирата.
- Саму главную подозреваемую, - ответил Сано. - Пришла пора навестить Хару снова.
16
Суровая кара ждет всех, кто стоит на пути Черного Лотоса.
Да будут избиты и посрамлены они
И терпят великие муки до конца своих дней.Сутра Черного Лотоса
Храмовой комплекс Дзодзё окутала ночь. Коньки крыш и верхушки деревьев белели в лунном свете, точно тронутые инеем, в пустынных улочках разлилась тьма. Сон заставил умолкнуть десять тысяч голосов, замедлил биение сердец, остановил движение. Осенний ветер, тихо веющий над кварталом, впитывал дыхание спящих.
В одной из подземных камер, сооруженных под храмом Черного Лотоса, стоял священник Кумасиро. Напротив него в углу сидел скорчившись монах по имени Истинное Благочестие. Кисти рук его и лодыжки обвивали веревки, лицо и обнаженное тело покрывали распухшие кровоподтеки. Над монахом склонились двое сектантов с деревянными дубинками в руках. Истинное Благочестие тяжело дышал и обливался потом, не сводя испуганного взгляда с Кумасиро.
- Ну что, сознался? - спросил тот у священников.
Они покачали головами.
- Ничего я ей не говорил! Клянусь! - закричал монах.
Кумасиро, однако, был убежден, что Истинное Благочестие открыл госпоже Рэйко тайны Черного Лотоса, а она сообщила их сёсакан-саме, который - это он видел своими глазами - крутился весь день возле храма. Входы в катакомбы он, разумеется, заметить не мог, но Кумасиро должен был выяснить все, о чем стало известно врагу.
Он склонился над монахом и произнес с тихой угрозой:
- Что ты ей сказал?
Тот съежился, но ответил твердо:
- Ничего.
Кумасиро наотмашь ударил его по лицу. Монах взвыл от боли.
- Я служу только Черному Лотосу! - воскликнул он, сплевывая кровь. - Я нипочем бы не стал говорить с чужаками!
Выпрямившись, Кумасиро окинул взглядом пленника, который уже вынес два дня пыток. Здесь, видно, требовалось более сильное воздействие.
- В лазарет его! - приказал Кумасиро подручным.
Те выволокли монаха из камеры и потащили вслед за священником. Туннель был устроен таким образом, чтобы двое могли пройти по нему плечом к плечу не пригибаясь. Стены и потолок были укреплены досками, между которыми пробивались корни деревьев. Проход освещался висячими фонарями, отбрасывающими причудливые тени.
- Зачем вы меня туда тащите? - всполошился Истинное Благочестие.
Ответа не последовало. Работа гигантских мехов, загоняющих под землю воздух из потайных шахт, отдавался в ушах мерным, безумолчным лязгом. В катакомбах витал запах разложения. Истинное Благочестие всхлипнул. Кумасиро подошел к двум смежным каморкам в боковом ходе туннеля. Посреди одной стоял стол, угол был занят необъятных размеров ванной, установленной поверх угольной жаровни, под каменным дымоходом.
В соседней каморке раздавались приглушенные голоса, топот и бульканье какой-то жидкости. Потом оттуда показался доктор Мива. Завидев Кумасиро, он словно напружинился, но при виде пленника в его глазах-щелках вспыхнул недобрый огонь.
- Новый пациент? - оживился Мива.
- Беглец, вот он кто. - Кумасиро воззрился на доктора с нескрываемым отвращением. - От тебя требуется сделать его посговорчивее.
Мива поклонился и заискивающе осклабился, показав редкие зубы.
- Разумеется.
Бонзы швырнули монаха на стол. Он силился встать и кричал:
- Отпустите! Помогите!
Кумасиро даже не стал зажимать ему рот - все равно наверху не услышат ни звука. Его сподручные привязали пленника, а затем отошли в сторону. Доктор Мива взял чашу с какой-то жидкостью и поднес к губам Истинного Благочестия.
- Нет! - взвизгнул тот. - Не хочу!
Кумасиро заставил монаха раскрыть рот, и доктор Мива влил свой состав. Как монах ни плевался, большая часть жидкости все же попала по назначению.
- Я дал ему вытяжку из листа сейиэ, семян баду и повоя заборного, - изрек доктор Мива. - Это избавит его от чрезмерной пылкости духа и влияний злых сил.
- Оставь свою тарабарщину для других, - процедил Кумасиро, взбешенный умничаньем Мивы. Ишь, возомнил себя великим целителем! - Он тебе не больной, да и ты не лекарь.
Землистая физиономия доктора побагровела от злости, но он смолчал, так как был слишком труслив, чтобы перечить вышестоящему.
- Врач из тебя никчемный. А если ты думаешь, что Анраку чтит тебя как грамотея, то здорово ошибаешься. - Кумасиро любил потешиться, задевая тщеславие Мивы. - Он давно бы тебя вышвырнул, не будь ты ему нужен.
То же самое, впрочем, относилось к любому члену секты, и Кумасиро не был исключением. Каждого из них Анраку использовал в своих целях, однако Кумасиро это устраивало, ведь если бы не первосвященник, он был бы уже мертв, погублен собственным безрассудством.
Будучи сыном высокопоставленного вассала из рода Мацудайра - ветви дома Токугава, Кумасиро вырос в имении повелителя Мацудайры из провинции Этиго. Мальчиком он подавал большие надежды в области боевых искусств, пока учителя не заговорили о его душевной неуравновешенности, которая препятствовала его совершенствованию на пути воина. Да и сам Кумасиро ощущал какой-то изъян внутри себя - вроде пустоты. Его не покидало чувство, будто настоящая жизнь сокрыта от него за магической дверцей. Это вызывало в нем злость и досаду. Он все чаще стал срываться на учебных поединках. Сверстники чурались его, так как он задирал их и бил; даже мать ужасалась, видя дурной нрав Кумасиро. Насилие отчасти заполняло гложущую его пустоту, но дверца так и оставалась запертой. Тем не менее его навыки боя впечатлили главу семейства, и тот взял его, тринадцатилетнего, в качестве телохранителя в столичное поместье Мацудайры.
В Эдо Кумасиро выдали пару новых мечей. Зная, что закон позволяет самураю безнаказанно пробовать остроту лезвия на крестьянах, он отправился в многолюдный Нихомбаси и долго рыскал в толпе, высматривая подходящую жертву, пока какой-то нищий случайно не налетел на него.
- Тысяча извинений, господин, - пробормотал бродяга, согнувшись в поклоне.
Кумасиро же вытащил свой длинный меч и полоснул нищего по руке. Тот вскрикнул от боли и неожиданности, а Кумасиро уставился на его рану, зачарованный волной новых ощущений. Выпущенная кровь чуть приоткрыла магическую дверцу: звуки сделались ярче, краски - живее, солнце запылало, как никогда. Его ноздри втянули запах человеческой плоти. Казалось, настоящая жизнь наконец-то открыла ему свой истинный вкус.
Перепуганный нищий пустился бежать, но Кумасиро метнулся следом, рубя мечом по спине и ногам несчастного. Каждый порез приоткрывал дверцу чуть шире. Кумасиро словно наполнялся пьянящей энергией жизни, тогда как зеваки бросались от него врассыпную.
Нищий упал на колени.
- Прошу, господин! - запричитал он. - Пощадите!
Кумасиро высоко занес меч над шеей несчастного и резким взмахом отсек ему голову. Горячая алая кровь обдала Кумасиро. Его жилы и мускулы, сами кости покалывало от струящейся в нем хмельной силы. Он почувствовал, как дух убитого заполнил зияющую внутри его пустоту, и дико возликовал, впервые победив свой душевный разлад. Убийство открыло ему новую жизнь - жизнь воина.
Именно благодаря тому случаю он и попал сюда, в подземный застенок со столом и привязанным к нему послушником. Кумасиро смотрел, как тот стонет и корчится, оплетенный веревками.
- Похоже, лекарство подействовало, - произнес доктор Мива.
Монах обильно потел и мочился, оставляя на столе желтые лужи. Потом его вывернуло. По комнате разнесся едкий смрад испражнений.
- Скоро он очистится полностью, - пояснил Мива. В его тоне слышалось возбуждение. Он часто задышал и затрясся, словно снедаемый похотью.
- Хорош же тот лекарь, который забавляется муками больного, - поддел Кумасиро. Однако как ни омерзительны были ему извращенные пристрастия Мивы, он и сам знал не понаслышке о бодрящем действии насилия и разврата.
Экстаз от первого убийства быстро развеялся, и, поняв, что волшебная дверца снова закрылась, Кумасиро дал зарок испытать его снова. Он и его шайка, состоящая из таких же вассалов Токугавы, рыскала по Эдо, нападая на крестьян и враждебно настроенных самураев. В двадцать лет, совершив еще три убийства, Кумасиро получил взыскание от судьи. Тем не менее его жажда не исчезла.
Однажды ночью банда Кумасиро решила наведаться в нелегальный бордель. Женщин Кумасиро презирал как существ низших и немощных, но делать было нечего, и он согласился. Одна из проституток провела его в свою комнату. Когда она стала льнуть к нему, Кумасиро ощутил приступ отвращения.