Как финальный поклон аппетиту Нова шли пироги, только три (все же это был обед, а не пир), но являвшие собой шедевр кулинарного искусства и элегантно размещенные на серебряном подносе, который Северина затем вручила Нову. Подарок от нее ему выглядел столь же ставшим обычным, как нынешние аметисты. Заодно это дало ему право облизать поднос, его толстый неуклюжий язык елозил по нему, а я с ревностью наблюдал.
Нов ушел вскоре после этого, с подносом под мышкой, но так и не поинтересовавшись, зачем я был там. Северина проводила его, что создало впечатление, будто они целовались наедине. Во всяком случае, я слышал насмешливые вопли попугаихи.
Когда хозяйка вернулась, я сел на кушетку и дал откровенную оценку аметистовому ожерелью, сравнивая его с серебряным подносом:
– Я полагаю, что сегодня Нов был впереди по части финансов. Вещица отлично выглядит, Зотика, красивая работа!
– Жаль, что ты такой циник.
Я встал и подцепил пальцами ювелирное изделие.
– Мило, но пару недостатков и ты скоро заметишь. Если бы моя работа не заключалась в том, чтоб вбить клин между вами, я бы предупредил Нова, не стоит дарить драгоценные камни девушке, прошедшей обучение у ювелира…
Она попыталась отобрать у меня ожерелье. Я уклонился и застегнул его на ее тонкой шейке.
– Не совсем угадал с синим…
– Да, с аметистами всегда сложно угадать.
Она оставалась невосприимчивой к моим попыткам задеть ее.
– Мне пора уходить.
Я взял ее руки в свои и галантно наклонился к ним. У ее рук был цветочный аромат, который напомнил мне о масле для ванн, что недавно принимала Елена. Ромашка, должно быть, в этом месяце была модным ароматом.
На левой руке Северина носила массивное обручальное кольцо с красной яшмой. Лживый символ верности, одна из тех поделок, где две кое-как вырезанные руки крепко сжимают друг друга. Нов носил точно такое же кольцо. На том же пальце другой руки был старый медный ободок, на верхней части расплющенный в виде монеты, и там была незатейливо выгравирована Венера. Дешевая безделушка. Память о ком-то, я догадался. Мало кто из девушек носит медные кольца, опасаясь ярь-медянки.
– Симпатичное. Кто-то из мужей подарил?
– Нет, просто друг.
– Мужчина?
– Мужчина, – согласилась она, когда я поджал губы, чтоб показать свое отношение к женщинам, которые жили без покровительства мужчин, но все же имели поклонников, которых называли "просто друзья".
Она вынула свои руки из моих.
– Что ты думаешь о Нове?
– Он слишком ограничен, а ты слишком умна для него…
– Нормальные условия для брака! – парировала она язвительно.
– Проклятие! Как долго ты собираешься растрачивать свою жизнь, угождая посредственным дельцам?
– Лучше сделать это, пока у меня есть на это силы, чем позже, когда мне придется заботиться о себе!
– А, между прочим, ты действительно уважаешь его?..
Она дала в ответ уклончивую улыбку.
– Ты намекнула, что Нов хочет что-то обсудить со мной. Он меня ни о чем не спросил.
– Он хотел посмотреть, понравишься ли ты ему.
– И какое впечатление я на него произвел?
– Во всяком случае, я могу сказать, что он хотел. Раз ты и дальше собираешься околачиваться около Поллии, есть кое-что, что ты можешь сделать и для Нова.
– Извини, – сразу ответил я, подозревая, что она затевает собственную интригу, – я не работаю одновременно на двух клиентов. Но мне все равно было бы интересно знать, чего он хочет.
– Защиту.
– Ой! Я еще весь в синяках, не заставляй меня смеяться, Зотика!
На этот раз она потеряла терпение.
– Не надоело бить меня моим рабским именем как геркулесовой дубиной?
– Людям следует признавать свое происхождение…
– Лицемерие! – резко возразила она. – Ты свободный гражданин, и всегда им был. Ты не можешь знать.
– Неправильно, Зотика. Я знаком с бедностью, тяжелой работой и голодом. Я то и дело испытываю крушение иллюзий. Я сталкиваюсь с насмешками со стороны как самих богатеев, так и рабов этих богатеев. Предмет моих желаний так же далек от меня, как от любого несчастного, прикованного к жалкой каморке истопника при бане…
– Каких желаний? – потребовала она, но предмет был уже слишком личный для меня.
Мы были все еще в столовой, и я собирался уходить, но Северина, казалось, хотела задержать меня.
– Мне, кажется, нравится разговаривать с тобой, – проворчала она. – Это у тебя такой метод изматывать людей?
– Если позволишь подозреваемому расслабиться, никогда не получишь значительного результата.
– Меня беспокоит, когда ты откровенничаешь!
– Сударыня, это беспокоит и меня!
Она внезапно улыбнулась. Такую улыбку я и раньше видывал: опасное оружие женщины, которая решила, что мы были бы особыми друзьями.
– Сейчас я скажу тебе, – пообещала Северина, – настоящую причину, зачем я ходила к астрологу. Надеюсь это поможет тебе, потому что я волнуюсь за Нова…
Я наклонил голову набок, показывая, что не принимаю ничью сторону.
– …У него есть враги, Фалько. Нову угрожали, и угрозы сопровождались необъяснимыми несчастными случаями. Это началось еще до того, как мы с ним познакомились, и это недавно повторилось опять. Я консультировалась у Тюхе об этой угрозе, он в курсе – фактически я там была от его имени.
Я скрыл усмешку. Она не знала, что я видел, как она заказывала надгробную плиту для этого несчастного.
– Кто эти враги? Что конкретно они ему сделали?
– Ты поможешь нам?
– Я говорил тебе; я не могу работать для разных клиентов одновременно.
– В таком случае Нов не хотел бы, чтоб я говорила что-то еще.
– Ваш выбор.
– А что он может сделать? – крикнула она, изображая беспокойство.
– Лучший способ обращаться с врагами – подружиться с ними.
Глаза Северины встретились с моими, высмеивая мой благонравный ответ. На мгновение мы разделили опасное чувство близости.
– Хорошо, признаю, лучший способ – подкупить их.
– Фалько, если ты не хочешь нам помочь, так хоть не превращай все в шутку!
Если она лгала, то она была потрясающей актрисой.
Но я не исключал возможности, что Северина была лгуньей.
XXVII
Я провел день на Форуме, выслушивая пыльные старые слухи, которые страдающие маразмом ораторы с Ростров выдавали за новости. Затем я пошел в свой гимнасий потренироваться, принять ванну, побриться и послушать действительно свежих сплетен. После чего уделил свое внимание личным делам: посетил мою ма и моего банкира. Это было нелегко и по обычным причинам, а тут еще я выяснил, что обоих изводил своими посещениями Анакрит, Глава Шпионов. Его внимание становилось серьезной проблемой. Анакрит официально объявил, что Дидий Фалько сбежал из тюрьмы. А когда моя мать возразила, что мол она внесла поручительство, Анакрит исправил формулировку так, что теперь я был еще и сбежавшим из под залога.
Ма была очень расстроена. А еще было досадно, то, что меня представили перед моим банкиром как ненадежного типа. Ограничение моего кредита в будущем было действительно грязным трюком.
После того, как я успокоил свою мать, я почувствовал необходимость, чтоб кто-нибудь утешил и меня, таким образом я направился к Капенским воротам. И снова неудача: Елена была дома, но вместе с ней там была и половина состоятельной родни Камилла – сенатор давал прием по случаю дня рождения какой-то престарелой тетушки. Привратник, который мог понять по моему неофициальному наряду, что меня не удостоили чести быть приглашенным, позволил мне войти, только чтоб получить удовольствие, наблюдая, как меня снова вышвырнули наружу слуги.
Елена появилась из приемной залы, успокаивающая мелодия флейты звучала позади нее, прежде чем она закрыла дверь.
– Извини, если это неудачное время…
– Это что-то вроде события, – заметила Елена холодно, – видеть тебя вообще!
Дела шли неважно. Утро у Северины лишило меня желания шутить. Я устал; я хотел, чтоб меня успокоили и со мной понянчились. Вместо этого Елена упрекала меня, что мол я, возможно, был бы приглашен на вечеринку, если бы был рядом прошлой ночью, когда ее отец все организовывал. Помимо приятного известия, что ее отец забыл о дне рождения тетушки до самой последней минуты, я так же заметил, как Елена была смущена, не зная, когда она сможет снова увидеть (если вообще сможет) своего неуловимого поклонника.
– Елена, сердце мое, – извинялся я подобострастно, – везде где я, и ты там…
– Дешевая философия!
– Дешевая – значит простая, простая – значит истинная!
Дешево означает просто неубедительно. Она сложила руки:
– Фалько, я женщина, таким образом я считаю, что моя верность будет считаться как само собой разумеющееся. Я знаю, что мое место – ждать, пока ты валяешься дома пьяный, или больной, или и то и другое вместе…
Я сложил свои руки как обычно, неосознанно имитируя ее. Зловещий синяк чуть ниже локтя, должно быть, стал видим.
– Елена, я не пьян.
– На тебе следы драки!
– Я в порядке. Послушай, не противься. Я глубоко увяз в этом деле; у меня есть проблемы, но я могу с ними справится…
– О! Я забыла, – усмехнулась она, – ты же мужик! Самая мягкая критика будит в тебе худшие черты…
Временами я задавался вопросом, о чем я думал, позволяя себе терзать откровенной фурии без чувства времени. Так как я был не при исполнении обязанностей, и возможно, не подготовлен к вероятным неприятностям, я позволил себе упомянуть это, затем добавил очень риторическое описание излишне поспешного на выводы языка ее светлости, ее горячий характер и полное отсутствие веры в меня.
Наступила тишина.
– Марк, скажи мне, где ты был?
Ее тон подразумевал, что она в плохом настроении. Я окинул ее критическим взглядом; дурное расположение духа Елены выражалось в наряде: на ярко карминовое платье было наброшено ожерелье из стеклянных бусин в виде головок гиацинтов, и в таком виде она бесстрашно отправилась развлекаться в шумной компании. Я собирался ответить ей недовольным подшучиванием, когда некий молодой человек вышел из зала для приема.
В честь дня рождения тетушки сенатора он надел тогу, чей роскошный ворс бросал упрек моей вытертой лоснящейся повседневной тунике. Сияющий венок украшал его завитые волосы. У него был строгий вид аристократа, который большинство женщин считает привлекательным, даже если этот эффект происходил из за феноменальной надменности.
Он ожидал, что Елена представит нас. Я знал ее лучше; она была раздражена, что ее прервали. Я улыбнулся ему, демонстрируя терпимость:
– Добрый вечер. Член семьи?
– Приятель моих братьев, – вмешалась Елена, быстро оправившись.
Этот аристократик смотрел с подозрением на мое присутствие, но она дала ему распоряжение в своей обычной манере:
– Мы с Фалько обсуждали дела, если ты не против.
Успокоенный, он вернулся в приемный зал.
Я подмигнул Елене:
– Приятель братьев, а?
– Это собрание для пожилых; мои родители пригласили его, чтоб мне было с кем поболтать. Тебя ведь не было под рукой.
– Тем лучше, дорогая. Твои родители ведь не хотели бы видеть меня тут.
– Фалько, а я, возможно, я хотела бы.
– Ты, кажется, это и делаешь.
– Приходится! – с пылом обвинила она меня.
– Во всяком случае, отец спросил бы о тебе, но кто знает, где ты теперь живешь?
Я сообщил ей свой новый адрес. Она ответила, что теперь отец сможет послать мне старый диванчик из библиотеки, который он обещал.
– Отец вчера пытался срочно связаться с тобой. К нему подходил Анакрит.
– Это не человек, а сущая чума! – выругался я.
– Тебе придется с этим что-то делать. Если он будет преследовать тебя, как ты выполнишь свою работу?
– Я разберусь с этим.
– Обещаешь?
– Да. Жизнь становится невыносимой.
Я вернулся к вопросу о своей новой квартире:
– Я занимаю две комнаты, в третьей мой офис, так что остается одна, которая с легкостью может стать твоей. Ты знаешь, чего я хочу…
– Терпеливую домохозяйку, свободного партнера в постели, и кого-то отважного, чтоб прибить мокрицу, вылезшую из-под половицы!.. Нет, не так, – поправила себя Елена. – Кого-то робкого, кто позволит тебе изображать из себя жутко крутого, убивая насекомых!
– Ладно, предложение остается в силе, хотя я больше не буду напоминать о нем.
Она знала, просить ее внимания не в моем стиле.
– Твой благородный па ждет тебя на вечеринке, мне лучше уйти.
Елена отреагировала со своей обычной задиристостью:
– Так иди же.
Затем она смягчилась:
– Ты придешь снова?
– Когда получится, – ответил я, принимая смягчение ее тона, как извинение. – Просто мне есть о чем подумать. Но сейчас я встретил женщину, и чтоб разрешить задачу по умному, мне надо держаться к ней поближе.
– Ты имеешь в виду, что не придешь, пока не закончишь дело?
– Это звучит, как "проваливай".
Елена выставила вперед подбородок.
– Это я получила "проваливай". Это было благоразумное предложение.
Я сжал зубы:
– Боги, как я ненавижу благоразумных женщин! Тебе решать. Я приду, как только ты позовешь меня. В любое время, когда ты захочешь меня увидеть, ты знаешь, где меня найти.
Я ждал, что она станет просить меня передумать, но Елена Юстина была не менее упряма, чем я. Мы не в первый раз уперлись в какой-то бессмысленный тупик.
Я ушел. Она не стала меня держать.
– Ио, любимая! Все, что мне нужно, это девушка, которая бы оставалась дома и принимала сообщения!
– Ты не можешь позволить себе платить ей, – сказала Елена.
XXVIII
Хвастаться тем, что я быстро решу это дело, оказалось опрометчивым решением. Конца даже видно не было. На самом деле, это было только самое начало, как я вскоре узнаю.
Когда я шел домой, я больше думал о женщинах, чем о деле. Нормальное занятие – хотя навешали на меня сегодня ночью много больше обычного. Мои клиентки, Северина, моя девушка, моя мать – все имели собственные планы относительно моего душевного равновесия. Даже моя сестра Майя, которую я еще ни разу не видел с тех пор, как ма выкупила меня из темницы, маячила как символ вины, потому как я еще и не попытался отблагодарить ее за спасение жетонов с ипподрома, которыми я оплатил новую квартиру… Все это выводило меня из себя. Я должен был что-то сделать; лучший способ что-то сделать – не делать ничего. Я должен на время отступить, дать себе передышку, и дать дамам возможность спокойно подумать.
Я планировал следующие три дня провести, посвятив их исключительно моим удовольствиям и пользе. Я сумел справиться с этим всего за два дня: неплохой показатель успешности моего плана.
Сначала я провел утро в постели размышляя.
Затем, так как я все еще считался официально работающим на Императора (я как-то не удосужился сообщить ему об обратном), я отправился на Палатин и обратился с просьбой об аудиенции у Веспасиана. Я целый день бродил по лабиринту дворцовых контор, прежде чем какой-то лакей не соизволил мне сказать, что Веспасиан отсутствует, он наслаждается летним отдыхом на холмах Сабины. Теперь, когда он стал носить пурпур, старик любил напоминать себе о своих скромных корнях, скидывая императорские сандалии и шевеля пальцами ног в пыли старых семейных поместий.
Опасаясь встречи с Анакритом, если я буду тут крутиться слишком долго, я покинул Дворец и отдал личность Фалько в распоряжение своих старых друзей. Тем вечером я обедал в доме Петрония Лонга. У него была жена и трое маленьких детей, поэтому это было тихое событие, которое закончилось рано (и по нашим меркам, довольно трезво).
Утром я перенаправил свое прошение об аудиенции к старшему сыну Веспасиана Титу Цезарю. Тит управлял империей, по сути, вместе с Веспасианом, таким образом он обладал достаточными полномочиями, чтоб приказать Анакриту перестать меня беспокоить.. Он также был известен как чрезмерно доверчивый человек. Это означало, что мое прошение должно будет занять место в горах других свитков с историями разных несчастий от всяких сомнительных типов. Тит трудился упорно, но в августе расточение милосердия на бедствующих должно было продвигаться медленнее, чем обычно.
Пока я ожидал, что моя собственная записка привлечет утомленное внимание Его Цезарского Величия, я отправился на конский рынок со своим шурином Фамием. Мне очень не хотелось расставаться с Малышом, но в конюшне для колесничных лошадей, где Фамий работал ветеринаром на партию Зеленых, не ожидали, что предоставят место моему коню навсегда, – хорошо, хоть не даром, каковой и была существующая договоренность (неизвестная Зеленым). Таким образом Фамий и я выставили на аукцион бедного старого Малыша, прежде чем стоимость его содержания не превысила его выигрыша. С деньгами в кошельке я направился в Септу Юлии, где позволил себе соблазниться ржавым канделябром, выглядевшим так, словно его можно отчистить (как обычно, неправда), и перстнем египетской работы (который хорошо подходил, когда я его примерял, но оказался слишком большим, когда я пришел домой). Затем я заглянул к паре букинистов и ушел с охапкой греческих пьес (не спрашивайте меня зачем, я ненавижу греческие пьесы). Я отдал часть денег матери на ее ежедневные расходы, и, наконец, отнес, что осталось, своему банкиру на Форум.