XXXV
Он выглядел старше Нова, хотя и имел некое сходство: тот же оттенок кожи и откормленная солидность. Мясистое туловище с тяжелой головой и густыми черными усами, которые скрывали движения губ.
Он проявил странное отсутствие интереса к тому, кто я такой, и о чем я тут беседую в его домашней столовой комнате с их семейным поваром. Вместо этого он прошел перед нами, и схватил голубой графин, который так помог нам с Виридовиксом. По счастью, я успел положить свой бокал на пол и заслонил его ногами. Виридовикс так же позволил своему кубку незаметно укрыться между складок покрывала кушетки. Вольноотпущенник посмотрел на графин, заметив, что часть нектара исчезла:
– Нов не мог подождать, – проворчал он.
Я отвернулся от Виридовикса:
– Прошу прощения, сударь, ты Крепито?
– Феликс.
Муж Поллии. Он все еще хмурился на графин, словно обвиняя Гортензия Нова в том, что он почал его. Ни Вириловикс, ни я не стали его разочаровывать.
– Я Марк Дидий Фалько. Здесь, потому что нанят твоей женой…
Невозможно было сказать, знал ли он что-то об этом.
– …Если Гортензий Крепито здесь. Могу ли я просить о срочной встрече?
Он поднял графин:
– Особый год вина! Крепито и Нов собираются присоединиться ко мне…
– Только не Нов, сударь. Кое-что произошло. Мы можем поговорить, и чтоб Крепито тоже был, если возможно?
Гортензия Феликса все еще больше занимала фляга, чем эта тайна. Он пожал плечами и проводил меня из столовой.
Трое вольноотпущенников должны были собраться и продегустировать свое фалернское вино в маленькой комнатке с другой стороны от их главного зала. В этой комнате я еще не бывал. Она была необычайно чужеземной – картины с видами Нила, опахала, статуэтки богов с головой ибиса, яркие полосатые подушки и кушетки слоновой кости с подлокотниками в виде сфинксов.
– Наш египетский салон, – заметил мне Феликс, отступая в сторону и давая пройти. – Нравится?
– В каждом доме должен быть такой!
Как гнездо ос или дверь, которую никогда не оставляют закрытой.
Еще одно дуновение чеснока коснулось нас. Крепито, он, видимо, искал Нова:
– Я не могу найти этого дурака, во что он играет?
Хотя Поллия заверила меня, что эти вольноотпущенники не состоят в кровном родстве, когда я видел всех троих, могу сказать, они определенно уроженцы одного и того же восточного племени. У Крепита усы были меньше, чем у Феликса, он был менее плотный, чем Нов, и обладал самым громким и грубоватым голосом из всех троих, но у него были те же самые челюсти, смуглая кожа и раздражительный характер. Нов, должно быть, был самым молодым из троицы.
Я представился во второй раз:
– Гортензий Крепито? Я Дидий Фалько, меня наняли ваши супруги.
Крепито что-то проворчал, поэтому я продолжил, полагая, что он обо мне извещен.
– Мне жаль быть тем, кто приносит дурную весть. С Гортензием Новом произошла неприятность, смертельная.
Оба правдоподобно изобразили удивление.
– Невозможно! Мы совсем недавно были с ним… – заявил Крепито.
– Я сам нашел его, – сказал я тихо. – С ним случилось что-то вроде приступа, сразу после того, как он поел этим вечером.
Вольноотпущенники переглянулись:
– Ты имеешь в виду…
– Да. Это похоже на предумышленное отравление.
– Как это произошло? – потребовал Феликс, с поспешностью человека, который слишком остро почувствовал, что только что ел ту же самую пищу, что и убитый.
Я заверил их с сочувствием:
– То, что отравило Гортензия Нова, кажется, сработало очень быстро. Если бы кто-то еще пострадал, я уверен, он бы уже знал об этом.
Несмотря на эти слова, Феликс поставил граненый голубой графин и поспешно отступил назад.
Я сожалел, что не встречался с Крепито и Феликсом раньше. Сообщать подобного рода новости незнакомым людям всегда сложно. Трудно судить, насколько их реакция вызвана шоком, и насколько они по настоящему потрясены.
Гортензий Феликс стал мрачным и необщительным. Крепито потребовал подробности, поэтому я описал, как нашел Нова мертвым на полу туалета, где и оставил его.
– Вам может понадобиться, – предложил я, – позвать чиновника, прежде чем вы будете его передвигать.
– Так положено? – внезапно потребовал Феликс. – Положено звать власти?
В состоянии стресса он впервые показал, что принадлежал к какой-то иной культуре, прежде чем прибыл в Рим.
– Лучше всего действовать ответственно, сударь. Большинство домовладельцев сообщают о предполагаемом убийстве претору сами, не дожидаясь, когда он пошлет к ним своих эдилов, после сообщения от соседей.
– Люди не скажут..
– Люди скажут, – сказал я мрачно. – Не ждите поддержки от людей, с которыми привыкли обедать, как только поползут неприятные слухи.
Они снова обменялись взглядами.
– Я знаю, что Гортензий Нов был вам почти как брат, – сказал я мягче. Они приняли это с определенной оговоркой. Они стали прислушиваться ко мне более внимательно. Я подумал, что мне стоит еще раз попытаться их убедить:
– Я пытаюсь дать вам совет. Если убийца бежал с места преступления, вы должны послать за стражниками, чтоб преследовать его. Но отравители обычно рассчитывают остаться незамеченными, поэтому они остаются на месте преступления, изображая невиновного. Вы можете положиться на то, что чиновники завтра начнут расследование. Тогда случай будет рассмотрен с большей щепетильностью (я подразумевал – вежливой некомпетентностью)…
– А в чем твоя работа тогда будет состоять?
– Я могу продолжать работать на вас в частном порядке. Я настолько зол, что могу обойти претора в поисках истины.
Я надеялся, что Крепито и Феликс, как бизнесмены могут сообщить имя местного претора; не повезло.
– Не было никакой возможности предотвратить это, – сказал я, обращаясь к их разуму. – Но я не успокоюсь, пока не разоблачу отравителя. Северина должна быть главным подозреваемым. Мой следующий шаг – допросить ее. Мне было бы интересно услышать: сегодня вечером она была приглашена, но не пришла?
– Она принесла какие-то извинения Нову, – сказал Феликс.
– Но она была здесь перед этим?
И Феликс и Крепито пожали плечами.
– Ну, если она считает, что отсутствие ее на сцене является достаточным для оправдания, у меня будут новости для этой молодой особы!
Эти два вольноотпущенника снова переглянулись.
Повисла тишина, которая намекала, что мне пора исчезнуть.
– Я пойду… Надо ли мне сперва увидеться с Сабиной Поллией и Гортензией Атилией?
Я надеялся увидеть первую реакцию женщин на случившуюся трагедию.
– Нет необходимости, – ответил Феликс с сухостью, от которой было недалеко до враждебности.
– Отлично! Ну, я конечно зайду снова завтра. Принесу свои соболезнования лично. Между прочим… – спросил я как бы походя, – взаимоотношения между вами и Новом сегодня вечером были довольно дружелюбные?
На этот раз они постарались не смотреть друг на друга. На самом деле, твердость, с которой их глаза были уставлены вперед, была подозрительна сама по себе.
Оба с полной серьезностью уверили меня, что вечеринка проходила в самой дружественной и гармоничной обстановке. Благодаря Виридовиксу я знал, что они лгут. Что вызывало интересный вопрос: "Почему?"
Я предположил, что позже этой ночью в доме будут о чем-то жарко спорить. Мне было жаль, что я никак не мог это подслушать. Я задавался вопросом, какую роль будут играть две женщины, что наняли меня.
Но одновременно я размышлял о еще одном: как меня встретит Северина с новостью об этом преступлении.
Я шел на юг по улицам, заполненным телегами поставщиков товаров, пытаясь избежать, чтоб мои ступни были расплющены под колесами, так что я был слишком занят чтоб освободить в голове место для еще одной мысли: "Какой смысл был во всем этом?"
Гортензий Нов умер слишком рано. Северина не имела никакой надежды унаследовать его состояние, кроме как будучи его женой. На данном этапе их отношений, ей была бы удача получить мешок яблок и наилучшие пожелания. Сыграла ли тут какую-либо роль эта женщина?
XXXVI
Большая часть Счетной улицы лежала во мраке. Горело несколько тусклых огоньков, но проход в квартиру Северины был совершенно темным; я ушиб пальцы ноги о бадью, оставленную сыроделом. Сам ее дом выглядел вымершим.
Потребовалась четверть часа, чтоб разбудить одного из ее рабов. Я пытался осторожно привлечь внимание, но смог это сделать, только беспрерывно колотя металлическим кольцом в дверь. Шум, должно быть, разнесся по всему холму Целий, однако никто не открыл своих ставен, чтоб полюбопытствовать или запротестовать. Как это отличается от нетерпеливых типов, которых я знал по Авентину!
Раб узнал меня, он не стал комментировать мой приход в это время. Возможно, Северина знавала и других мужчин, кто приходили в эти тихие часы. Когда он впустил меня, я заметил, что дом казался притихшим, с немногими горевшими светильниками, он, казалось, был полон покоя.
Я остался дожидаться в комнате, где молодая женщина и я встретились впервые. На ткацком станке теперь было новое полотно. Я заглянул в свиток из библиотеки; что-то о Мавретании. Мне не было это интересно. Я стал слушать, как кто-то ходил в другой части дома.
Раб высунул голову из-за занавески:
– Она выйдет, – неохотно пробормотал он.
– Спасибо. Скажи мне, – спросил я, – Нов и Северина уже назначили дату свадьбы?
– Через десять дней.
– Когда они договорились?
– На этой неделе.
– Значит Нов сегодня вечером объявил об этом всему свету?
– Она выйдет! – повторил мне раб, прожигая меня взглядом. Он мог бы сказать, что я стрелял в темноте наугад.
Я не услышал, как она вошла.
Она была одета, как будто слуга действительно поднял ее с постели: босая, в короткой нижней тунике, не прикрывавшей рук, слегка припухшее лицо, копна медных волос рассыпавшаяся по спине.
Вероятно она лежала в постели без сна, ожидая, когда посланник принесет новости.
– К тебе есть разговор, Зотика!
Она встретила мой прямой взгляд и выдержала его. Я ожидал этого. Никаких колебаний.
– Нов мертв.
– Нов? – она быстро произнесла, затем нахмурилась, будто была озадачена.
– Ты знала?
– Мертв? – повторила она.
– Продолжай, Зотика! – я дразнил ее оскорблениями.
Северина выдохнула возмущаясь:
– Тебе необходимо быть таким грубым?
Она вошла в комнату и закрыла лицо руками.
– Что случилось? Скажи по-человечески.
– Я нашел его сегодня вечером, лицом вниз в уборной. Отравлен, Северина. Не говори, что это для тебя неожиданная новость.
Она закусила губу, когда я рассказывал о деталях, но теперь она была сердита. Отлично. Она подошла к кушетке и села, ее била легкая дрожь.
– Который сейчас час, Фалько?
Я понятия не имел.
– Вопрос, который люди всегда задают, – рассеянно пробормотала она, – когда время больше ничего не значит…
Болезненный взгляд не смог меня убедить.
– Оставь этот пафос! Что помешало тебе быть на званом ужине?
Ее лицо помрачнело.
– Я почувствовала себя плохо, Фалько. Женские проблемы.
Она вызывающе выставила подбородок, обняв живот.
– Знаешь, что я имею в виду!
– Или предполагается, что я постесняюсь спросить? Забудь это! Я вырос с пятью сестрами, Зотика. Из них Викторина была заслуженной артисткой – она могла объявить "плохими днями месяца" целых три недели подряд, особенно если было какое-либо скучное религиозное празднество, которое она хотела бы пропустить.
– Сегодня вечером я пришла в их дом, – коротко сказала Северина, – но в конце концов не смогла заставить себя провести долгий вечер, натянуто формальный, среди людей, которые не скрывают неприязни ко мне…
– Да, тебе было бы необходимо мужество, чтоб лежать рядом с жертвой, пока она пробует отравленный соус!
– Это клевета, Фалько! – резко возразила она. – Я пошла проверить повара. Нов слишком нервничает, с тех пор, как разослал приглашения…
Я заметил, что она использует настоящее время, к этому способу люди прибегают после подлинно тяжелой утраты – тонкий штрих!
– …Это была большая ответственность для Виридовикса…
– Что нашло на Нова, что он купил себе галльского повара? Если человек желает иметь повара с другого края Империи, обычно заказывают в Александрии.
– Знаешь, они держат его в доме как "плененного принца" – редкостную новинку.
– Он действительно редкость – он приобретает лучшую из вещей.
Я мог заметить, что этот трюк с временем глаголов остался без внимания, поэтому я оставил его.
– Расскажи мне о компании на вечеринке. Ради чего это грандиозное сборище? Кто были гостями?
– Аппий Присцилл.
На мгновение я был в замешательстве.
– О! Магнат в области недвижимости! Обидчик торговцев фруктами. Что его связывает с компанией Гортензиев?
– Одинаковые интересы: аренда, собственность, землепользование. Отношения между их финансовыми империями сильно ухудшились. Их конкуренция была не в их собственных интересах, поэтому встреча за этим званым ужином должна была уладить все разногласия.
– Кто предложил это устроить? – спросил я, нахмурившись. Я уже знал ответ.
– Это была я. Но, Фалько, собрать их всех вместе, было изначально твоей идеей… Прости, я на минутку. – внезапно пробормотала Северина. Он выглядела так, будто ей стало плохо.
Она выскользнула из комнаты. Я дал ей несколько минут, потом отправился ее искать.
Интуиция привела меня в комнату, смежную с изящным триклинием, где мы с Новом обедали. Северина стояла в темноте неподвижно. Я поднял лампу, что захватил с собой:
– Ты в порядке?
– Так много всего, о чем надо подумать.
Я осторожно приблизился.
– Зотика?
Она глаза были совершенно бесчувственны и неподвижны, признак настоящего шока. На мгновение она прижала руку ко лбу. Затем она заплакала.
Сдерживая раздражение, я сказал:
– Первое правило для информатора: от плачущих женщин пользы не будет.
– Тогда не стой у них на пути! – огрызнулась Северина.
Я взял ее осторожно под локти и подвел к дивану. Она села, не сопротивляясь, затем отвернулась и всхлипнула. Я взгромоздился рядом и позволил ей справится с рыданиями.
– Извини за это, – наконец пробормотала она, наклонившись вперед, чтоб вытереть лицо о край своей туники. Я краем глаза заметил ее колено, которое нашел странно отвлекающим.
Она медленно дышала, словно смиряясь с некоей неожиданной скорбью. Она явно играла на публику. Она должна была так действовать. Я вспомнил Лузия, клерка претора, который сказал, что Северина под действием стресса вела себя естественно и сдержанно, а приятель Лузий казался довольно наблюдательным. Несмотря на это, я чувствовал, что потребность выпустить все эти эмоции, была отчасти подлинной.
– Надеюсь, у тебя есть история, подготовленная для следственного чиновника?
Она смотрела вперед, все еще в своего рода трансе.
– А еще лучше, – подкинул я мысль, – почему бы тебе не рассказать доброму Дядюшке Марку, что именно произошло, и не позволить ему самому разобраться со всем этим?
Северина вздохнула, вытянув свои маленькие ноги перед собой. Ее стопы, и то, что я мог видеть выше (больше чем обычно), были покрыты веснушками. Такими же были и ее обнаженные руки.
– Брось это, Фалько!
– Ты не собираешься поговорить со мной?
– Если бы я отравила Нова, то, конечно, нет!
– Это ты сделала?
– Нет, Юнона и Минерва! Если бы все, что мне было нужно – его деньги, какой в этом был бы смысл?
– Я думал об этом.
– Блестяще! Итак, какое извращенное объяснение ты придумал?
– Я уверен, его убила ты, но я понятия не имею, зачем.
Она вскочила на ноги:
– Дидий Фалько, у тебя нет никаких причин оставаться здесь! Или арестовывай меня или убирайся…
– Что ты делаешь, Зотика?
– Я иду за кувшином вина в столовую и потом намерена напиться!
Мое сердце предупреждающе заколотилось, но я сказал себе, что это может быть единственным шансом, когда я получу возможность склонить Северину сказать что-нибудь неосмотрительно.
– Ох, сядь, женщина! Я принесу кувшин. Прими пару советов от специалиста: напиваться быстрее, а также веселее, если у тебя есть друг, чтоб помочь!
XXXVII
Зачем я это делаю? (Зачем вообще кто-то это делает?)
Я нашел чаши на буфете, и полупустую амфору чего-то, что имело резкий вкус, того сорта вынужденного питья, которое непременно сделает вас больным. Северина принесла кувшин холодной воды. Мы не заботились о приправах. Наше взаимное недоверие, привнесло бы достаточно горечи, если бы мы нуждались в ней.
Мы сели на пол, головы нам подпирала кушетка позади нас. Сначала мы молчали.
Даже после пяти лет работы в качестве информатора, находка мертвого тела всегда выбивала меня из колеи. Я позволяю всплывать в памяти образу, который сам просится наружу: Нов, с ягодицами обнажившимися в той неприличной конвульсии. Нов, лежащий лицом на полу, с выражением абсолютного ужаса…
– С тобой все в порядке, Фалько? – тихо спросила Северина.
– Убийство задевает меня. Хочешь, чтоб я описал сцену смерти?
Я заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она сжала ножку своей керамической чаши.
– Я, может быть, сумею вынести это!
Я рассказал ей про самые худшие моменты. Я поберег себя, чтоб не вдаваться в остальные подробности. Северина пополнила свой кубок вином. Мы сами обслуживали себя, не позволяя формальностям мешать нам. Это было как пить с мужчиной.
– Ты часто так делаешь? – спросил я.
– Нет! – призналась она. – А ты?
– Только когда улетучивается память о головной боли после прошлого раза. Если мы тут вместе выпиваем, можно мне звать тебя по имени?
– Нет.
Она на мгновенье сжала зубами свой большой палец.
– Считать ли мне тебя своим добрым Дядюшкой Марком?
– Я Фалько, и я не добрый.
– Я вижу! Пьяный, но держишь себя в руках! – она рассмеялась. Всякий раз, когда Северина смеялась, она казалась мне высокомерной, и это раздражало меня.
– Я думаю, у нас с тобой больше общего, чем ты готов признать, Фалько.
– Мы не имеем ничего общего!
Я плеснул еще вина в свою чашу.
– Нов мертв. Что дальше, Зотика?
– Ничего.
– "Что" было неправильным словом. Я должен был спросить "Кто?".
– Не будь таким настырным! – сказала она мне, но сказала с полуулыбкой и блеском глаз за светлыми ресницами. Она осмеливалась задавать мне и более резкие вопросы. Допрос был острым ощущением.
Я знал, как обходиться с подозреваемым, которому нравилось быть в центре внимания. Вместо этого я лениво растянулся.
– Никогда снова, а? Походит на то, что я всегда имел обыкновение говорить, когда какой либо непостоянный предмет моих увлечений смылся с моими деньгами и разбил мое сердце.
– Говоришь в прошедшем времени? – тут же набросилась на меня Северина, не в силах удержаться.
– Слишком стар. Вертихвостки предпочитают мальчиков, которые как огонь в постели, и позволяют собой помыкать…