Одной из приятных особенностей моей семьи было то, что как только они съедят и выпьют все, до чего смогут добраться, они быстро исчезают. Моя мать, извинившись за свой возраст, отбыла первой, хотя и не до того, как супруга Петрония Сильвия крикнула, не дав Титу выбросить прочь останки палтуса. Разумеется, ма позаботилась прихватить скелет и бульон от палтуса на потом. Петроний и Сильвия проводили мою мать домой (с ее ведром костей). Тит не забыл сказать ей что-то лестное о Фесте (который служил под его началом в Иудее). Все еще не оправившись от чуть не случившейся катастрофы с остатками рыбы, его честь решила, что было бы тактично, если бы он тоже удалился. Он уже поблагодарил меня и взял Елену под руку.
– Дочь Камилла Вера отстаивала твои интересы, Фалько!
Я задавался вопросом, слышал ли он, что мои отношения с Еленой выходили за рамки моей профессии, и знал ли он, как я активно пытался удержать ее здесь. Он выглядел неосведомленным. Скользкий ловчила.
Я слегка поклонился ей:
– Я думал мы решили, что твоя роль сегодня вечером будет всего-лишь любезно передавать по кругу маслины и пересчитать кубки для вина, прежде чем кто-то уйдет!
Тит предложил Елене отвезти ее домой.
– Благодарю тебя, – ответила она в своей твердой манере, – но Дидию Фалько доверено позаботиться обо мне. (Прежде я был ее телохранителем.) Тит пытался настаивать.
– Ему нужно зарабатывать! – зашипела она довольно явно.
Тит рассмеялся:
- О, деньги я ему дам…
– Бесполезно, сударь, – язвительно заметила Елена. – Без работы он не возьмет никакой оплаты. Ты знаешь, какой щепетильный этот Фалько!
Однако она была дочерью сенатора. У меня не было никаких формальных прав на нее. Было невозможно нанести обиду сыну Императора, ссорясь на пороге по простому вопросу этикета, так что я, в конце концов, потерял Елену среди шумной толпы, что провожала Тита вниз на улицу.
Это было грубостью с моей стороны, но я чувствовал себя столь подавленным, что остался наверху. Когда моя родня протопала три пролета вниз и помахала моему визитеру, отбывшему на Палатин, они не видели причин подниматься обратно ко мне для прощания. Они отправились по домам. Почтенные жители Публичных Садков должно быть вздрогнули от шума, когда они расходились.
Квартира была мрачной. Меня ждала долгая ночь. Я бросил в мусорное ведро несколько стеблей салата, апатично выпрямил пару кубков, затем рухнул на скамью, как положено утомленному хозяину, и уставился на беспорядок.
Позади меня закрылась дверь.. Кто-то с нежными пальцами и тонким чувством момента помассировал мне шею. Я наклонился вперед, чтоб дать ей больше места.
– Это ты?
– Это я.
Девочка с совестью. Естественно, она стояла позади меня, чтоб помочь мне мыть тарелки.
XLV
Мне следовало этого ожидать. На самом деле вопрос был, смогу ли я ее остаться со мной потом.
Я решил в начале заняться домашними делами, а сложные вещи оставить на тот момент, когда слишком устану, чтоб чувствовать любую боль.
Мы с Еленой составили отличную команду. Я мог смело приняться за тяжелую работу. Она была брезглива, но не уклонялась ни от чего, что надлежало сделать.
– В каком конце улицы мусорная куча?
Схватив два помойных ведра она стояла у входной двери.
– Оставь их на лестничной площадке на ночь. Район кажется тихим, но не стоит рисковать после наступления темноты.
Елена была толковой, но мне было нужно многому еще ее научить о жизни среди плебеев.
Все еще находясь в коридоре она крикнула:
– Марк, ты видел эту трещину в стене? Это так построено?
– Может и так!
Наконец мы закончили. Рыбный запах все еще заполнял дом, но все было чисто, кроме пола, который я мог вымыть и завтра.
– Спасибо, ты просто драгоценность.
– А мне это даже понравилось.
– Мне приятно осознавать, что все кончилось! Есть разница, моя любовь, между выполнением работы двадцати слуг один раз для забавы, и выполнением этого каждый день.
Несколько минут я сидел, полируя неспешно свои отличные ложки из бронзы.
– Ты мне о чем-то не рассказала?
Елена ничего не ответила.
– И без слов понятно; ты сбежала из дома.
Даже когда мы были в лучших отношениях, она становилась нервной, если ей казалось, что я слишком приближался к догадке об истинных причинах ее поступков. В самом деле, заставить Елену открыться, было тем еще испытанием. Она нахмурилась. В ответ я тоже нахмурился.
– Я профессиональный информатор, Елена. Я умею разгадывать подсказки! Кроме кушетки для чтения от твоего отца тут есть сундучок с твоими запасными лучшими платьями и сбережениями на жизнь…
– Я одета в свое запасное выходное платье, – возразила она мне. – Сундучок предназначен для документов, подтверждающих наследство, оставленное моей тетей Валерией…
Когда я влюбляюсь так же сильно, как это произошло с Еленой Юстиной, я вскоре начинаю спрашивать себя, зачем я это позволил себе. Я знал, что тетушкина ферма в Сабине была частью имущества Елены. Я также знал Елену, это выглядело, словно она отказалась от любого содержания, которое мог дать ей отец.
– Рассталась со своей семьей?
– Если я позорю себя, я не могу пользоваться семейным достоянием.
– Что, все так плохо? – нахмурился я. Елена не была обыкновенным избалованным котенком, которая топает ногами и требует свободы вести скандальную жизнь. Она любила свою семью. И она не хотела бы их расстраивать. Я не слишком склонял ее сделать это, чтоб позволить ей опуститься по социальной лестнице.
Она удивила меня, пытаясь оправдаться:
– Мне двадцать три, я была замужем и развелась, но это позор – оставить дом своих родителей, однако я не могу там больше оставаться.
Была большая разница, между побегом от традиционной жизни послушной дочери и побегом ко мне. Что за этим стояло?
– Они пытались снова тебя выдать замуж? На какой-то заносчивой сенаторской полоске?
– Раз ты теперь живешь здесь, – намекнула она (проигнорировав вопрос), – то я могу занять твою прежнюю квартиру…
– Не в одиночку.
– Я не боюсь!
– А следовало бы. Фонтанный дворик испугал меня.
– Прости, – хмуро сказала Елена. – Я должна была позволить Титу проводить меня домой…
– В Аид Тита.
У нас была незаконченная ссора, которая мешала теперь решить все разумно. Если мы начнем опять спорить этой ночью, результаты могут быть самыми плачевными.
– Если хочешь, я отведу тебя домой. Но сперва скажи, что ты хотела сказать, когда пришла сюда.
Она устало закрыла глаза, прекращая разговор.
– Елена, ты должна мне сказать!
– Я хотела спросить, свободна ли еще вакансия секретарши.
– Для правильного претендента.
Она ничего не сказала, но снова смотрела на меня.
– Останься здесь на эту ночь и подумай об этом, – сказал я спокойно. – Я обеспечу тебе хороший дом. Мне бы не хотелось обнаружить тебя спящей на жестком полу в дверях храма и просящей медяки у прохожих на мосту Проба!
Елена все еще колебалась.
– У нас тут есть кровать и кушетка. Ты можешь выбирать. Я не прошу чтоб ты разделила постель со мной.
– Кровать твоя, – сказала Елена.
– Хорошо. Не волнуйся, я смогу держать свои руки подальше от тебя.
По счастью, я был слишком усталым, а может, это было и неправдой. Я встал.
– В моей спальне есть плетеное кресло, умоляющее о хозяине. Лампа здесь, есть немного теплой воды, можешь взять умыться. Этого хватит?
Она кивнула и оставила меня одного.
Мы чего-то достигли. Хотя я не знал точно чего именно. Но Елена Юстина сделала огромный шаг, и мне предстоит пережить это вместе с нею.
Не угомонившись, я попытался отскрести от себя запах рыбы, затем пошатался по квартире как обычный домовладелец, позакрывал ставни, залил жаровни – необычное ощущение. Теперь, когда у меня была Елена, чтоб заботиться о ней, я запер входную дверь. Я не был уверен, это для того чтоб не впустить воров-домушников, или чтоб не выпустить Елену.
Я свистнул, для предупреждения, и вошел с двумя бокалами теплого медового питья. Свет лампы мигнул от сквозняка, который я вызвал. Елена свернулась на кушетке своего отца, заплетая волосы. С креслом Галлы, сундучком Елены и другими вещами небольшая комната выглядела уютной, это чувствовалось сразу.
– Я принес тебе попить. Еще что-нибудь нужно? (Я, к примеру?)
Она нерешительно покачала головой.
Я поставил бокал так, чтоб она могла до него дотянуться, затем направился к двери.
– Обычно я добавляю гвоздику, но если тебе не понравится, скажи мне, и в следующий раз я не буду ее класть.
– Марк, ты выглядишь чем-то расстроенным. Это по моей вине?
– Я думаю, это из-за дела.
– Что-то случилось?
– Тот вольноотпущенник был убит, несмотря на мои жалкие потуги. Его повар тоже мертв – и это отчасти моя вина. Я должен завтра решить, чем хочу заняться.
– Ты расскажешь мне об этом?
– Этой ночью?
Елена Юстина улыбнулась мне. Демонстрация интереса было частью ее новой роли. Она намеревалась постоянно задавать вопросы, выяснять все про моих клиентов, вмешиваться… Я мог бы справиться с этим. Сражаться с Еленой за мою работу было бы славно. Она увидела мою усмешку и улыбнулась сильнее. Я сел в кресло Галлы, установил свой бокал с горячим напитком на колено и рассказал, наконец, Елене все, что произошло с момента нашего последнего разговора.
Почти все. Рассказ о том, как меня чуть не соблазнила Северина, показался не стоящим упоминания.
– Это все? – спросила Елена.
– Сначала женщины Гортензиев наняли меня, чтоб поймать Северину. Теперь они бросили меня, а она хочет, чтоб я доказал их вину…
Елена раздумывала над моими заказами, пока я нежно смотрел на нее.
– Поллия и Атилия выставили тебя из дома Гортензия, а это предательство. Я думаю, ты должен принять предложение Северины, и пусть она станет твоей клиенткой. Если она невиновна, ты ведь ничего не теряешь? Если виновна, то у тебя будет больше шансов доказать это и поступить как должно с твоим покойным приятелем – поваром. Кроме того, – закончила Елена, – Северина должна будет тебе заплатить, если ты будешь работать на нее.
– На это нечем возразить!
Я не стал упоминать свое опасение, что охотница за золотом может рассчитывать уплатить мне натурой.
– Чувствуешь себя получше?
– Ммм… Спасибо. Завтра я навещу Северину.
Пора идти спать.
– Кстати, дочь Камилла Вера, я должен заглянуть к твоему отцу и объяснить, как я тебя опозорил…
– Не о чем рассказывать! Я сама себя опозорила.
– Твой отец может с этим поспорить. Вахлак, что соблазнил дочь сенатора, как считается, запятнал и доброе имя ее отца.
Елена отвергла это:
– Любой отец должен гордиться, когда его дочь ужинает палтусом, а гостем у нее старший сын Императора.
– Милая, иногда в доме Фалько вообще не ужинают!
Она выглядела уставшей. Я взял лампу. Наши глаза встретились. Я подошел к дверям.
– Я не стану целовать тебя с пожеланием доброй ночи. Но это только потому, что если я это сделаю, я не смогу доверять себе, чтоб остановиться.
- Марк, сейчас я не могу сказать, чего я хочу…
– Нет. Но то чего ты не хочешь, ясно видно…
Она начала было говорить, но я прервал ее:
– Первое правило этого дома – не спорь с хозяином. Однако я жду, что ты нарушишь его.
Я погасил светильник. Под прикрытием темноты я добавил:
– Второе правило. Будь добра к нему, потому что любит тебя.
– Ну, это я могу. Что еще?
– Ничего. Это все. И кроме того, Елена Юстина, добро пожаловать в мой дом!
XLVI
Северина сразу заметила во мне перемену.
– Что с тобой случилось?
– Добрый ужин вчера вечером.
Поскольку мои отношения Еленой пребывали в очень хрупком состоянии, я решил не оглашать новость о моем квартиранте. Во всяком случае, проверка благонадежности клиентов может оказаться работой для Елены, а вот мои отношения с Еленой моих клиентов не касаются.
– Это все? – ревниво потребовала Северина. Слова звучали знакомо.
Я сказал ей, что принимаю ее предложение. Мое расследование могло бы двигаться в двух направлениях: выяснение отношений между империями Гортензиев и Присцилла, и добывание подробностей относительно пира в вечер смерти Нова. Она спросила, может ли мне чем-нибудь помочь, и удивилась, когда я ответил отказом.
– Ты была под подозрением, Зотика. Лучше держись в стороне.
– Ну а если мне в голову придет что-нибудь полезное, я могу оставить сообщение в твоей квартире…
– Нет, не стоит этого делать. Я сдал одну из своих комнат одному квартиранту, которому я не доверяю находиться одному с моими посетителями женского пола. Я сам приду к тебе.
– Как хочешь!
Я уже должен был объяснять каждый свой шаг Елене. Одного надсмотрщика более чем достаточно.
Светлые глаза Северины блеснули.
– Что заставило тебя согласиться мне помочь?
– Ненавижу неоконченные дела.
Я направился к двери.
– Уже уходишь?
Она последовала за мной.
– Ты моя последняя надежда, Фалько, – сказала она льстиво. – Никто мне не верит…
Я остановил ее, шутя приставив палец к кончику ее маленького веснушчатого носа.
– Нет, я доказал твою невиновность.
Теперь она расплачивалась за эту привилегию, а я позволил себе покровительственный тон. Моя поза была настолько убедительной, что я сам испугался. Даже половина благорасположения со стороны Елены заставила меня чувствовать себя беззаботно.
– Между прочим, ты все еще ищешь для своего попугая новый дом? Я знаю кое-кого, кому могло бы понравиться домашнее животное-компаньон.
– Кому это?
– Моему дальнему родственнику.
(Ну… кое-кому, кто в каком-нибудь необозримом будущем мог бы стать моим родственником.) Но на самом деле у меня были собственные причины желать эту птицу.
– Я не могу обещать, что возьму ее сразу насовсем, но, если ты согласна, я могу взять Хлою на месяц, на пробу…
После того как я ушел, я сделал длинный крюк к реке, чтоб заглянуть к Петронию Лонгу в будку, которую стража Авентина использовала и как карцер, и как место, чтоб перекусить. Она была полна мужчин, играющих в кости, и перемывающих косточки правителям, поэтому мы сели снаружи, любуясь лодками с провизией, поднимающимися на веслах по Тибру.
Петроний был моим лучшим другом, так что я обязан был рассказать ему о Елене. Чтоб избежать неуклюжих шуток, я также должен был упомянуть, что отношения наши держались на очень тонкой ниточке. Он покачал головой, прикрыв улыбку рукой.
– Ну вы и парочка! Никогда не идете простым путем…
– Есть ли простой путь для плебея, чтоб заполучить дочку сенатора?
– Ни одного, но ты непременно попробуй сделать это!
Он начал было благодарить меня за вечеринку, но я остановил его.
– Да пожалуйста, я был вам с Сильвией должен за ваше гостеприимство. И еще, Петро, скажи мне, что сейчас болтают о мире высоких финансов в сфере недвижимости?
– Ничего необычного, как всегда одни надувательства, мошенничества и притеснения. Ты над чем-то работаешь?
– Возможно. Когда-нибудь сталкивался со стаей земельных хищников по имени Гортензии?
Петроний помотал головой.
– А как насчет Аппия Присцилла?
– О, об этом я слышал! Если ты намерен навестить Присцилла, забей в свой нос затычку…
Я в недоумении поднял брови.
– …Все, чем он занимается, воняет!
– Что-то воняет особо?
– Я сам никогда не встречался с ним, но знаю, половина хозяев магазинов на Остийской дороге прячет головы в котел, при упоминании его имени. Тебе нужны какие-нибудь подробности? Я могу поспрашивать вокруг.
– Буду признателен…
– Ты пытаешься закинуть сеть на очень большую рыбу, Фалько! – предостерег меня Петроний. Размер как таковой – или даже размер, как мера социального статуса – никогда не волновали Петрония, он хотел сказать, что этот человек опасен.
Вернувшись домой, я нашел безупречного личного секретаря, уткнувшегося носом в свиток стихов. Она побывала в бане, тревожные нотки какой-то парфюмерии, половина из которых мне не понравилась, заполняли дом. Она коротко усмехнулась при моем появлении, как будто у меня было шесть ног и жвала, и затем продолжила нахально бездельничать в рабочее время.
Я притворно проскулил:
– Здесь ли живет Фалько?
– Время от времени.
Она не соизволила поднять свою как следует причесанную голову от свитка.
– Не могла ли ты передать ему сообщение?
– Если мне так захочется.
– Просто у меня может быть работа для него, если только он не слишком привередливый.
– Фалько не разборчив, – рассмеялась она с горчинкой.
– Так какова его цена?..
Она наконец оторвалась от чтения.
– …Нет, не говори им, яблочко. Ответ – больше чем ты можешь предложить, судя по твоему виду!
– Почему? Я могу сказать им. Я знаю, какие расценки ты выставил мне…
– Ты была прекрасной женщиной, и я хотел произвести впечатление. И я дал особую цену.
– Особо высокую, ты хочешь сказать.
Под поверхностью этого демонстративного добродушия я посылал сигналы страсти. Елена начинала колебаться.
– Я все правильно делаю? – спросила она.
– Поменьше дружелюбия! Клиенты только приносят проблемы. Зачем их ободрять?
– А что это у тебя трепыхается в сумке?
Я распустил завязки, и рассерженная Хлоя выскочила.
– Не стой там, баба, – прокудахтала она, – дай мне выпить!
Елена взъярилась.
– Дидий Фалько, если ты хочешь тащить в дом подарки, то я не допущу всяких домашних животных, что еще и огызаются!
– Я не хотел тебя оскорблять! Это для тебя работа. Я полагаю, что эта летающая безделушка может дать нам ключик к разгадке. Она девочка, зовут Хлоя, ест всякие семена… мне так сказали. Как свидетель, она хитра и совершенно ненадежна. Лучше держать ее в комнате с запертыми ставнями, если вдруг она захочет смыться прежде, чем проговорится. Я найду тебе грифельную доску – записывай все что она скажет.
– Какого рода ключ я должна услышать?
Попугаиха сделала одолжение, выдав три слова, которые обычно встречаются на стенах уборных в тавернах.
– Это будет еще то удовольствие! – пробормотала возмущенно Елена.
– Спасибо, любимая! Если увидишь агента по имени Косс, попроси его полюбоваться на эту трещину, ради меня.
– Я могу сказать ему, что она мешает твоим планам нанести на стену фреску с Пегасом и Беллерофонтом за тысячу сестерциев.
– Это должно подействовать. Есть еще вопросы, ягодка?
– Останешься на обед?
– Сожалею, нет времени.
– Куда пойдешь?
– Стучать в двери.
– Кто займется ужином?
Она была целеустремленной девочкой.
Я кинул несколько монет в бокал: