* * *
Они направились в аптеку. Падал легкий снег, мокрые снежинки таяли, как только касались земли. Оуэн гадал, как отреагирует Люси Уилтон на предложение гильдмейстера. Вчера он вроде бы не очень ей понравился.
Миссис Уилтон оторвала взгляд от конторской книги, увидела Торпа, заулыбалась и протянула ему руку, предварительно вытерев о передник.
- Рада видеть вас, мастер Торп.
- У меня для вас хорошая новость, миссис Уилтон.
Он ответил на ее приветствие рукопожатием и шагнул в сторону, выдвигая на первый план Оуэна. Люси вздрогнула, потом кивнула ему.
- Сэр Арчер! Как ваш глаз?
- Сегодня лучше, миссис Уилтон, благодаря вашей мази.
- Быть может, мы пройдем в заднюю половину дома и поговорим? - предложил Камден Торп.
Люси отвела их на кухню, отделенную от магазина занавеской из бусин.
- Что за хорошая новость?
Камден растер руки над огнем, затем уселся за раздвижной стол, стоявший тут же.
- Что вы скажете насчет того, чтобы испытать мастера Арчера в качестве ученика?
- Что?
"По крайней мере, в ее голосе прозвучало удивление, а не неприязнь", - подумал Оуэн.
- Я знаю, вы ожидали совсем другого, - поспешил разъяснить Камден Торп. - Но подумайте хорошенько. Он кое-что смыслит и в садоводстве, и в том, как отмерять лекарства, хотя официальной выучки не прошел. А еще он хорошо пишет. Поможет вам вести книги.
Люси Уилтон вспыхнула, переводя взгляд с Оуэна на Торпа.
- Мастер Торп, не обманывайте меня. - Ее глаза метали молнии. - Это взрослый мужчина. Какой из него ученик? Вы намерены поставить его вместо меня.
Камден искренне огорчился.
- Он обычный ученик, уверяю вас.
- Я надеялась получить в помощники мальчишку.
- В этом-то и проблема, как вы не поймете. Мальчик, стремящийся впоследствии стать аптекарем, не пожелает начинать как ученик ученицы - даже самой знающей. Я обрисовал Оуэну ситуацию, и он все равно пожелал поступить на эту должность.
- Интересно, почему?
- Я охладел к военному делу.
- Он привез рекомендательное письмо от архиепископа.
Женщина оглядела Оуэна с ног до головы.
- Работа предстоит тяжкая и монотонная, мастер Арчер.
- Мне она подойдет, миссис Уилтон. В моем положении вряд ли кто предложит другую. Как завидят меня, с этой повязкой на глазу, бывшего солдата, так почему-то сразу ждут неприятностей. Они думают, что мальчик будет более послушным учеником, и ошибаются. Я повидал мир, и он мне не понравился. Теперь я хочу одного - найти тихий уголок и заниматься своим делом. Я не тщеславен. Какая мне разница, чьим быть учеником - вашего мужа или вашим?
Торп энергично закивал.
- Чтобы подсластить пилюлю, я подкину вам Тилди Томпкинс, чтобы помогала днем на кухне. Считайте это подарком от гильдии по случаю болезни одного из ее членов. Это наш долг перед вами и Николасом.
- А где Оуэн будет жить?
Оуэн улыбнулся, услышав, что она назвала его по имени. Значит, хозяйка уже думает о нем как о своем ученике.
- Столоваться он будет с вами, а поселится где-нибудь в городе.
- Тогда мне придется ему платить.
- У меня есть немного денег, - сказал Оуэн. - На жизнь хватит.
- Возможно, этого не понадобится. - Люси поднялась. - Я посмотрю, готов ли Николас вас принять.
* * *
Серая кожа, тусклые глаза, седые волосы. Николас Уилтон не притворялся больным. В маленькой спальне с наглухо закрытыми окнами и дверями горели две спиртовые лампы, отчего тяжелый дух в комнате только усугублялся. Оуэн понадеялся в душе, что Люси не проводит здесь много времени.
При виде гостей Николас кивнул им.
- Я… - Он нахмурился и прикрыл веки. - Очень благодарен, Камден.
Торп поспешил к больному и взял его за руку.
- Хвала Господу, ты вновь обрел речь, мой друг.
Николас сжал его руку. В блеклых глазах стояли слезы.
Камден жестом велел Оуэну подойти поближе.
- Это Оуэн Арчер. Уверен, он поможет вам обоим.
Оуэн осторожно пожал худую руку больного. Лихорадочный пульс. Влажная ладонь. По опыту он знал, что ладони тяжелобольного обычно сухи, если только он не горит в лихорадке. Николас Уилтон чего-то боялся. Смерти? Гильдмейстера? Оуэна?
* * *
Оуэн уставился в свою кружку, вспоминая события дня, а тем временем судебный пристав Дигби тихонько скользнул на противоположную скамью. Вид у него был недружелюбный.
- С чего это вам вздумалось расспрашивать мою мать? - сурово поинтересовался Дигби.
- И вам тоже добрый вечер.
- Я хочу знать, что вы затеяли.
- Матушка Дигби все прояснила.
- Что вам за дело до нее?
Оуэн пожал плечами.
- Просто я любопытный человек.
- Она говорит, вас прислал архиепископ. Его беспокоит смерть Фицуильяма?
- А что, ему следует беспокоиться?
- Мать говорит, что аббат Кампиан рассказал вам про руку. С чего это вдруг? Что он имеет против нас с матерью?
- А что он может иметь против вас?
- Как раз это я и намерен выяснить.
- Должно быть, вы почуяли какую-то опасность, когда обнаружилась пропажа руки.
Дигби пожал плечами.
- Всем известно, что бедняки обращаются к мамаше как к врачу. Легко было проследить связь. Как бы она сумела доказать, что не получила за руку деньги? Но вскоре меня назначили судебным приставом. Похоже, Фицуильям держал язык за зубами.
- А вы никогда не думали, что надо действовать наверняка, чтобы он и впредь помалкивал?
Дигби пристально посмотрел на Оуэна.
- Что вы имеете в виду? Что я был готов его убить? Чтобы он замолчал навеки? Вы что, обвиняете меня? - Он говорил все громче и громче, привлекая к себе внимание посетителей. Те кидали любопытные взгляды, но тут же отворачивались, увидев, кто сидит в том углу.
Оуэн пожал плечами.
- Должность пристава была для вас очень важна. Я побывал в доме у вашей матери и теперь могу представить, как вам хотелось вырваться оттуда.
Дигби покачал головой, словно поражаясь услышанному.
- Замечательный способ вступить в должность судебного пристава - убить подопечного архиепископа.
Если взглянуть на дело под таким углом, то подозрение, конечно, смехотворное. Оуэн сдался, поняв, что расспросы все равно никуда не приведут.
- Аббат мне сказал, что Фицуильям раскаялся в содеянном. Он понял, что навлек на вашу матушку серьезную беду. И он уважал миссис Дигби.
Пристав покраснел.
- Он так и сказал?
- Да. Поэтому, думаю, вам нечего опасаться по поводу этого старого дела. Не хотите ли выпить?
- Нет.
Дигби еще с минуту задумчиво вертел в руках застиранную шапку.
- Уверены, что не хотите выпить?
Дигби мотнул головой и незаметно исчез, явно смущенный.
* * *
Люси проснулась оттого, что из рук Николаса выпали тетрадь и перо. Чернильницу она успела подхватить, пока та не соскользнула на пол. Николас, вздрогнув, проснулся.
- Я превратился в обузу.
- Ты устал. Тебя измотал визит Камдена Торпа.
- Я рад, Люси, что теперь у тебя есть помощник. Она дотронулась до его руки, лица и улыбнулась мужу.
- Я тоже рада. Теперь отдыхай. Записки подождут.
Николас вцепился в ее руку.
- Я должен закончить работу. Все записать. Про сад. Про лекарства.
- Время есть. - Она мягко высвободила руку и убрала прядь волос у него со лба.
Он вздохнул.
- Ты слишком для меня хороша.
- Глупости. - Она чмокнула его в лоб, и он закрыл глаза.
Люси прикрутила лампу и скользнула под одеяло рядом с ним. Сегодня ночью она позволит себе роскошь выспаться в кровати. Николас ведет себя спокойно.
Раньше было по-другому. Муж всегда поворачивался к ней и обнимал. А сейчас, даже если бы он так сделал, все равно это уже не то. Люси больше не испытывала чувства покоя. Раньше в этой постели ей казалось, что она защищена от всего мира. Теперь все изменилось. Ее будущее зависело от того, сохранится ли все в тайне. Поначалу она не придавала этому значения, но потом все чаще и чаще начала задумываться, а так ли все просто. Ей хотелось знать, что все-таки произошло с Николасом в тот вечер в аббатстве. Кого он там встретил? Почему вдруг поблизости оказался пристав? Чем вызван интерес архидиакона - простым дружеским участием? Если так, то чего боится Николас?
Ей повсюду мерещилась опасность. Даже в новом ученике. Поэтому она не испытывала благодарности к гильдмейстеру Торпу за то, что тот выполнил ее просьбу.
Вместо того чтобы радоваться, она гадала, что затеял валлиец. Разумеется, он очень ей поможет, она в этом не сомневалась, но зачем ему такая работа? Как он сам говорит, чтобы начать новую жизнь. Возможно. В первую минуту она заподозрила, что он и гильдмейстер задумали отнять у нее аптеку: помогать ей до кончины Николаса, заодно изучать книги, клиентов, ходовой товар, а потом забрать все, когда муж умрет, заявив, что у нее слишком мало опыта, да и что взять с женщины, дочери грешной француженки? Именно поэтому в детстве ее так мучили монахи. Вела она себя безукоризненно, другие девочки даже считали ее занудой, зато монахини не сводили с нее глаз, постоянно следили, не проявятся ли признаки греховности - ведь они знали, что у ее матери был возлюбленный и что она погибла из-за своего прегрешения. Изо дня в день они неотступно следовали за ней, следили, прислушивались к каждому слову, придирчиво выискивая приметы материнской натуры.
Однажды ей так все надоело, что она задумала бежать. Ее единственным другом в монастыре была сестра Долтрис, знаток трав и целительница. Мать Люси передала своей дочери любовь к садоводству и глубокие знания целебных растений. Сестра Долтрис никогда не следила за ней ястребиным взором. И вот как-то раз после завтрака Люси пожаловалась на колики в животе. Она обхватила руками живот и расплакалась. Сестра Уинифрид поспешила отвести ее в лазарет.
План был таков: потихоньку выбраться из лазарета, после того как сестра Долтрис уложит ее спать, проскользнуть через садовую калитку мимо сараев и флигелей к той части стены, что обвалилась под тяжестью упавшего дерева.
Ожидая в лазарете наступления ночи, Люси потихоньку потягивала мятный отвар, приготовленный ее подругой, и дремала в теплой комнате, пока сестра Долтрис возилась по хозяйству. В начале вечера монахиня объявила, что щечки у Люси порозовели, и позволила девочке немного посидеть в кровати, а сама занимала ее рассказами о своей большой семье, жившей на ферме возле Хелмсли. Их домик примостился на склоне покрытого вереском холма, у прохладного, чистого ручья. Это были веселые рассказы, незатейливые и полные любви. Люси слушала как завороженная и сама не заметила, как задремала, соскользнув на мягких подушках; она угодила в плен сладких снов, не отпускавших ее до самого рассвета.
Отправляясь утром на занятия, девочка обернулась и спросила сестру Долтрис, почему другие монахини так с ней суровы.
- Из-за твоей матери, дитя мое. Они не понимают, что твоя мать была очень молода, ее пугал дикий северный край, и она нашла утешение у благородного человека, который полюбил ее и дарил ей веселье.
- А вы не можете сказать, чтобы они перестали так со мной обращаться?
Долтрис хмыкнула.
- Чтобы они начали ломать голову, почему я забочусь о тебе?
Люси взглянула в лицо целительнице и увидела, что эта женщина, даже после многих лет жизни в монастыре, оставалась красивой. Можно было представить себе, какой красавицей она была когда-то! И девочка поняла, что имела в виду монахиня.
Сестра Долтрис взяла ее за руку.
- А теперь мы обе храним тайны друг друга и должны поклясться, что никогда не выдадим их ни одной душе.
- А какую мою тайну вы храните?
- Что животик у тебя болит тогда, когда ты хочешь провести день, слушая бесконечные истории Долтрис и попивая ее мятный отвар. Это гораздо лучше, чем побег, ты не согласна?
- Так вы знали?
Монахиня опустилась на колени и обняла Люси. От сестры пахло цветами и травами.
- Чтобы хорошо лечить людей, нужно уметь разбираться в их душах, а не только в телесных недугах.
- Это наша тайна?
- Да, наша маленькая тайна. И знай, тебя здесь всегда ждут.
Люси доверяла сестре Долтрис так, как не доверяла никому со дня смерти матери. Только Николас позже завоевал такое доверие.
Ну а ученик? Она подумала, что не сможет ему довериться. Как-то раз она спросила у сестры Долтрис, как определить, можно ли положиться на незнакомого человека.
- А ты посмотри ему в глаза и прямо задай этот вопрос, - посоветовала монахиня.
Тогда девочку разочаровал такой ответ, который даже не показался ей ответом.
Она до сих пор считала его неразумным. Ибо, если задать такой вопрос, сразу станет ясно: тебе есть что скрывать. А ей вовсе не хотелось разжигать у валлийца любопытство. Особенно в связи с архиепископом и архидиаконом. Люси хотела найти повод отказаться от его услуг. Но ей действительно нужна была помощь. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем найдется замена этому человеку. А отказ от предложения гильдмейстера, когда она столько твердила, что без помощника ей не обойтись, вызвал бы подозрение.
10
ТЕРНИИ
Мысли о Николасе Уилтоне не давали Оуэну заснуть. Не похоже, чтобы его разбил обычный паралич. Если бы Оуэна спросили, он, наверное, не смог бы точно сказать, что настораживает его в состоянии больного - действительно, при параличе человек может резко постареть, поседеть, порой возникает чрезмерная потливость. Так бывает. Но где-то в глубине души Оуэн не мог отделаться от смутного ощущения, что здесь что-то не так.
На рассвете он оделся и направился в сад Уилтонов. На морозном воздухе изо рта шел пар, снег похрустывал под сапогами. Он прошел по дорожке мимо живой изгороди к сваленным в кучу поленьям. В сарае рядом нашелся топор. Оуэн снял рубаху. Хотя было холодно, он намеревался поработать до пота, а тогда ему понадобится сухая рубашка, чтобы охладиться. Старая привычка солдата, оставшаяся с прежних времен. С тем же рвением, какое проявлял в стрельбе из лука, Оуэн набросился на поленья, представив, что перед ним бретонский менестрель. "Неблагодарный мерзавец!" Он рубанул по бревну. "Я сражался за твою жизнь". Еще один взмах топора. "Я рисковал стать посмешищем в глазах товарищей". Полено раскололось надвое. "Ты и твоя цыганка". Еще одно полено. "Она сделала из меня зверя". Удар. "Бретонский ублюдок".
Поначалу раненое плечо болезненно ныло, но когда мускулы разогрелись, боль отступила, и он вновь открыл для себя удовольствие физического труда. Мысли его успокоились и прояснились. Движения стали ритмичными и плавными.
Его прервал кашель.
- Сколько энергии с самого утра! - Люси Уилтон вручила ему полотенце. - Вот, оботрись и одевайся. В кухне ждет горячий завтрак.
Конечно, она услышала шум на дворе и поспешила выяснить, не вторгся ли непрошеный гость. Волосы у нее были распущены и прикрыты шалью. Бледные лучи утреннего солнца высвечивали золотисто-рыжие пряди, наполняя их живым сиянием. Господи, как бы ему хотелось дотронуться до этих волос. И все же даже сейчас, когда она стояла перед ним, такая сияющая в утреннем свете, такая хрупкая, он чувствовал в ней колючую настороженность и намерение сохранять дистанцию.
Очнувшись от грез, Оуэн вспомнил, что держит в руке полотенце, и внезапно понял, что замерз. А еще его одолело чувство неловкости, что он стоит перед ней, раздетый до пояса. Быстро вытершись полотенцем, он натянул рубаху.
- Ты нарубил столько дров, что хватит на две недели, - сказала Люси. - И все на голодный желудок. Пожалуй, ты завоюешь мои симпатии, Оуэн Арчер. - Так могли пошутить и его собственные сестры.
Но она неверно истолковала его поступок. Он нарубил поленницу дров вовсе не для того, чтобы произвести впечатление.
- Хотелось размяться, - буркнул он, понимая, что говорит глупость.
Люси кивнула, было видно, что она даже не обратила внимания на его неловкое замечание, и направилась в дом по заснеженному саду.