- Делайте то, что я прошу вас, Ханна. Можете положить в постель грелку.
Ханна медленно кивнула. Она понизила свой голос.
- Я понимаю, мисс Фанни. Вы не доверяете этой китаянке. - Ханна отказывалась называть ее заморским именем.
- Только потому, что она тоже может нервничать в чужом доме.
- Но ведь мы все наверху, мисс Фанни. Только чуть выше.
- И кто из вас проснется, если ребенок заплачет? - скептически спросила Фанни. - Кроме того, Дора боится собственной тени, так же как и Лиззи, а Кук скажет, что это не ее дело, так что никто не поможет китаянке. Не так ли?
- Мисс Фанни, вы говорите такие вещи…
- Кроме того, я хочу быть около детей. Завтра же все мои вещи будут перенесены сюда.
- И вы хотите быть здесь постоянно, мисс Фанни?
- Постоянно.
Ханна смотрела на Фанни своими усталыми старческими глазами. Фанни заметила:
- Я знаю, что вы собираетесь сказать, Ханна. Начните с плохой привычки, и она останется навсегда.
- Нет, не это, мисс Фанни. Я хотела сказать, благослови господь ваше доброе сердце.
В другой комнате дети оживленно болтали, но когда вошла Фанни, они замолкли, как испуганные птицы. Тем не менее их лица и руки были вымыты, они были одеты в ночные рубашки и готовы лечь в постель. Очевидно, когда на нее не были направлены чужие глаза, Чинг Мей работала быстро и эффективно. Она даже открыла один из чемоданов, чтобы достать детскую ночную одежду. Теперь она снова стояла в знакомой скромной позе, со сложенными руками и опущенными глазами.
- Великолепно, Чинг Мей, - сказала Фанни. - Как быстро все у вас получается. Дора принесет хлеб и молоко. Попытайтесь уговорить детей поесть.
Китаянка поклонилась. Фанни озабоченно спросила:
- Насколько хорошо вы понимаете по-английски? Ведь вы должны были говорить на английском в доме моего кузена Оливера в Шанхае.
Чинг Мей молча смотрела.
- Она не говорит? - обратилась Фанни к Нолли.
- Не очень, - ответила Нолли. - Она только начинала учить, когда…когда… - Она сжала губы вместе, чтобы они не дрожали. - Когда мы уехали, - глухо закончила она. - После этого мы говорили только по-китайски.
- Разговоров по-китайски больше не будет, - твердо сказала Фаппи. - Это всем понятно?
Чинг Мей снова поклонилась.
- Буду осень плобовать, мисси.
Фанни почувствовала комок в горле. Если кому-нибудь нужен был урок самопожертвования и лояльности, то все это было в этой незнакомой женщине с ее печальным морщинистым лицом и невыразительными глазами. Завтра она должна будет сказать дяде Эдгару о словах Адама Марша. Когда дети будут устроены, нужно будет найти какой-то способ отправить Чинг Мей обратно на родину. Нельзя позволить ей умереть от тоски по дому.
Мысль об Адаме Марше вызвала прилив тепла в сердце Фанни. Внезапно ей захотелось побыть одной, чтобы подумать и помечтать. Она быстро поцеловала детей.
- Это ваша постель, Чинг Мей, - сказала она, показывая на узкую кровать, поставленную в ногах у детей, и была вознаграждена неожиданным смехом Чинг Мей, означавшим, что она поняла. Но Чинг Мей показала жестом, что предпочитает спать на полу.
Фанни кивнула.
- Делайте, как хотите. Я буду в комнате рядом, если потребуюсь вам ночью.
- Мы не малыши, чтобы тревожить людей ночью, - сказала Нолли.
Фанни встретила ее обидчивый взгляд.
- Я и не думала, что вы малыши. Такая путешествующая молодая леди, как ты, не может оставаться ребенком. На самом деле я удивлена, что ты до сих нор не нашла себе мужа.
Нолли снова сжала губы вместе, на этот раз чтобы с трудом удержаться от смеха. Ее волосы были заплетены в косички. Фанни заметила, что она прятала под одеялом куклу, так как теперь были видны ее румяное китайское лицо и черные волосы. В конце концов, она была только ребенком. Слава богу, ведь ее преждевременное развитие могло вызвать тревогу.
Только ребенок… ибо ночью холодные пальцы коснулись лица Фанни.
- Кузина Фанни! Кузина Фанни! Маркус испугался. Фанни встала, нащупала свечу около кровати. Она быстро чиркнула спичкой, и слабый свет показал ей фигуру Нолли в ночной рубашке. Она сжимала китайскую куклу в ярком красном кимоно, а ее глаза были расширены.
- В чем дело, Нолли? Почему ты испугалась?
- Маркус испугался, - прошептала Нолли. - Ему кажется, что он слышал что-то.
Фанни подумала, не мог ли снаружи прогуливаться Джордж, который иногда делал это и после полуночи. Дом, когда она прислушалась, был таким же тихим, как и всегда. Она так привыкла к мельчайшим скрипам и шорохам, что едва ли замечала их.
- Тогда пойдем и посмотрим на Маркуса, - сказала она, поднимая свечу и беря Нолли за руку.
Если Маркус и испугался, то он делал это чересчур молча. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что мальчик крепко спал. Чинг Мей, лежащая внизу и завернутая в одеяло, тоже не казалась встревоженной.
Фанни начинала понимать тактику Нолли. Маркус был сразу и козлом отпущения и ее собственностью.
- Послушай, Нолли, так что же ты слышала?
Девочка со страхом огляделась кругом. Колеблющийся свет свечи отбрасывал движущиеся тени на высокий потолок и панели стен. Две их фигуры в ночных рубашках отразились в зеркале гардероба, Фанни с ее темными волосами на плечах, Нолли с ее косичками и очень строгим лицом, выглядевшая как несчастный ребенок из старинной сказки. Дыхание спящих создавало легкий шелест. Больше не было слышно ни звука.
- Что-то в дымоходе, - прошептала Нолли. Она указала на темное отверстие печи. - Там, наверху.
Холодок пробежал вниз по спине Фанни.
- Какой именно шум?
- Какой-то трепет, и что-то упало вниз. - Ее пальцы сжали руку Фанни. - Что-нибудь падало вниз?
Фанни решительно осветила свечой очаг и обширный дымоход. На плитах было много сажи, но ничего больше.
- Посмотри, вот и все, - сказала она. - Там накопилась сажа. Она отрывается и внезапно падает. Это то, что ты слышала.
Нолли молча смотрела. Наконец, она сказала:
- Это грязь.
- Да. Дора уберет утром. А теперь забирайся в постель.
Вполне охотно Нолли направилась обратно к своей постели.
- Хорошо, что Маркус ничего не слышал, - сказала она. - Он бы испугался.
И няня вдруг встала, бормоча по-китайски. Она моргала. Свет, казалось, ослепил ее.
- Неплиятность, мисс Фанни? - в первый раз произнесла она имя Фанни с радующей старательностью.
- Пустяки, Чинг Мей. Вы обе ложитесь спать.
Утром, которое выдалось серым и холодным, с поднявшимся ветром и высокими вершинами холмов на фоне неба, Дора никак не могла развести огонь. Она сказала, что дрова должны быть сырыми, и что вниз упало много сажи. Возможно, требовалась чистка дымохода. На глазах у взволнованных детей она засунула в трубу длинную кочергу, и что-то сразу упало в очаг.
Нолли вскрикнула. Фанни поспешила и увидела легкий, как бумага, скелет птицы с распростертыми крыльями в напрасной попытке добиться свободы.
- Это скворец, - деловито сказала она. - Бедняжка, он запутался там прошлым летом и никто даже не слышал.
- Я слышала, - сказала Нолли. - Я слышала это ночью. Ты не слышал, Маркус?
- Я слышал, - ответил Маркус. - Я тоже слышал.
- Никто из вас не мог этого слышать, - сказала Фанни. - Эта птица, бедняжка, мертва уже долгое время. Уберите ее, Дора. А потом в саду я покажу вам живых скворцов. Они угольно-черные, но их перья блестят на солнце, как бриллианты. Дора, чего вы ждете?
- Лучше я не буду показывать ее леди Арабелле, мисс Фанни. Она рассказывает, что птица белая, а это будет значить…
- Дора!
- Да, мисс Фанни, - промямлила Дора, держа на совке легкую запачканную ношу, и поспешила прочь.
Предзнаменования, нетерпеливо подумала Фанни, все это сказки для невежественных людей. Ничего такого не бывает. Есть интуиция, возможно, некоторое предчувствие. Но не предзнаменования. Все это выдумки темных и по-глупому суеверных старух.
- Кузина Фанни, почему птица была в дымоходе? - Ясный четкий голос Нолли требовал ответа.
- Возможно, она строила себе гнездо. А может быть, просто упала.
- А почему она не улетела снова?
- Полагаю, что не могла. Дымоход темный и узкий, как туннель. Она не могла расправить крылья.
Да всё было именно так. Не могла расправить крылья… Она всегда так думала, с тех пор, как поняла, что она-то и есть та самая воображаемая белая птица леди Арабеллы.
- Тогда ей нужно было хлопать крыльями и кричать, пока кто-нибудь не пришел бы и не освободил ее, - сказала Нолли с нервным огорчением.
- Да, дорогая.
- Но, предположим, что никто бы не выручил ее?
- Достаточно об этой бедной птице. Посмотри, теперь огонь горит превосходно.
Она наклонилась, чтобы подержать руки у огня. Для середины мая было абсурдно прохладно. Она чувствовала сильный холод.
Ей нужно было спуститься вниз в ее собственную комнату, убрать в гардероб вчерашний наряд и достать поплиновое дневное платье, полинявшее от многих стирок. Амелия услышала ее и ворвалась в ее комнату в своей обычной бесцеремонной манере.
- Фанни, что вы скажете? Папа покупает Джорджу новую лошадь!
- В самом деле?
- Вы не кажетесь ни удивленной, ни возмущенной.
- А почему я должна возмущаться?
- Да потому, что у Джорджа уже есть превосходная лошадь, и он знает, что может пользоваться любой из лошадей папы. Может скакать даже на моей Джинни, если захочет. Но нет, теперь он должен получить чистокровную охотничью лошадь, а мне достается только ничтожный кусок французской ленты. Вы, кстати, не забыли купить мне ленту, не так ли?
- Нет, не забыла. Сейчас я достану ее.
Амелия опустилась в кресло, ее юбки взметнулись. Она все еще дулась и выглядела как школьница.
- Мама сказала, что папа все время говорит об экономии, но когда Джордж попросит о чем-нибудь, или если бабушка попросит за него, как сказала мама, то отказа быть не может. Фанни, как вы думаете, почему папа боится отказать бабушке?
Фанни засмеялась.
- Не будьте глупой, Амелия. Ваш отец не боится никого!
- Нет, я не думаю, что он ее боится. Но это ужасно несправедливо. Считается, что этот год должен быть моим.
- Думаю, в конце концов, вы получите все, что хотите, - сказала Фанни, причесывая свои шелковистые волосы. - А Джордж, все-таки…
- Хватит, хватит сто раз уже слышала! Знаю, что он чуть не умер за свою страну. Но это было просто случайностью войны. Тем не менее, он превосходно проводил время в своем полку до этого и очень хотел идти в армию. О, полагаю, что я стала в ваших глазах низкой и эгоистичной особой, если говорю так. В самом деле, Фанни?
- И тщеславной, - ответила Фанни.
- О, пусть так. Фанни, от вас не дождаться сочувствия. А почему вы спали наверху прошлой ночью?
- Отныне я собираюсь спать именно там, - спокойно сказала Фанни. - Сегодня Дора перенесет туда мои вещи.
Негодование Амелии стало еще сильнее.
- Но если вы будете нужны мне?
- Один лестничный пролет не означает, что я живу на Луне.
Амелия неохотно рассмеялась.
- Фанни, сегодня вы в плохом настроении. Я знаю, что мама думает, что будет чудесно, если вы проявите интерес к детям, но это не должно означать, что у вас совсем не будет времени для меня. Я должна признать, малыши выглядели весьма милыми вчера вечером. Папе очень понравилась девочка. И по крайней мере, как ужасно я проговорилась, они правильного цвета, так что все опасения кончились. Я могла бы сегодня зайти в детскую и посмотреть на них.
- Могли бы, в самом деле? Это ведь ваши кузены, и приятно, что вам пришло в голову посетить их.
- О, я не это имела в виду. Фанни, вы все переворачиваете. Вы как-то изменились со времени вашей поездки в Лондон. Повернитесь и посмотрите на меня.
Фанни кончила закалывать свои волосы. Она неторопливо повернулась.
- Что же, пожалуйста. Что вы видите? Отпечаток великой столицы на моем лице?
- Не-ет. Но ваши глаза стали такими яркими. Если бы это не было невозможно, я бы сказала, что вы влюбились.
- Невозможно? - холодно спросила Фанни.
- Хорошо, но как бы вы могли это сделать с Ханной на шее, а затем с этими бедными сиротами. И кроме того, кого вы могли встретить в поезде? - Амелия вдруг вскочила. Ее голос понизился до шопота. - Фанни, вы встретились… с ним?
Фанни почувствовала, что краснеет. Как Амелия могла узнать? Неужели ее секрет так явно написан на лице?
- Если вы имеете в виду клерка судоходной компании…
- О, нет, не его, разумеется Я говорю о новом заключенном, о прибытии которого говорил сэр Джайлс. Фанни, вы на самом деле видели его?
Голос Фанни от облегчения стал небрежным. Амелии было опасно доверять секреты, она могла разболтать их, исказить…
- Видела только на мгновение.
Амелия сжала свои руки вместе:
- Он выглядел очень голодным и отчаянным?
- Я этого не заметила. На самом деле. Амелия, мне кажется, вы считаете, что дартмурская тюрьма полна запертых тигров и пантер с когтями и горящими глазами.
Амелия подошла посмотреть в окно. У нее была невысокая округлая фигура с уютной домашней внешностью. Человек мог бы обнять эту мягкую полноватую талию и думать о теплых очагах, хорошо накрытых столах и заполненных колыбельках. Он не подумал бы, что в этой молодой женщине может быть что-нибудь еще.
- Я не знаю, почему у меня такое желание увидеть одного из них, - прошептала она. - Я могла бы ужаснуться, и все же… Ведь они тоже человеческие существа, не так ли, которых когда-то любила мать. Полагаю, что они давно забыли о любви…
Фанни ухитрилась не покраснеть, когда во время завтрака дядя Эдгар спросил ее о молодом человеке из судоходной компании.
- У нас не было возможности поговорить вчера вечером. Но я понял, что все было сделано как нужно. Компания послала надежного человека?
- Очень надежного, дядя Эдгар.
- Великолепно, я пошлю им письмо с благодарностью. Я полагаю…
- Я отдала ему гинею, дядя Эдгар. - Фанни опустила голову, так как на этот раз почувствовала румянец на щеках. Она была все более и более уверена, что Адам Марш положил в карман гинею только для того, чтобы выручить ее из трудного положения, что он совершенно не привык получать деньги от дам. Она была почти уверена, что они в будущем будут смеяться над этим случаем.
- Фанни хорошо выглядит, не так ли, Луиза, - прогудел дядя Эдгар. - Это маленькое развлечение пошло ей на пользу.
- Я сказала, что она влюбилась, - смело заявила Амелия, а затем разразилась безудержным смехом.
- В кого? В кого, черт побери? - зарычал Джордж.
- Джордж!
Реплика его матери была такой резкой, что Джордж упал обратно на свое место. Он начал растерянно хмуриться, а сильный румянец гнева стал исчезать.
- Это неправда, Фанни, не так ли? Амелия дразнит, как обычно?
- Разумеется, - ответила Фанни, так как в этот момент больше нечего было сказать.
Она посмотрела вокруг. Тетя Луиза была за блестящими серебряными чайником и кофейником на одном конце стола, внимание дяди Эдгара с засунутой за жилет салфеткой было целиком поглощено его пищей. Амелия в своем свежем голубом утреннем платье опустила ресницы, чтобы спрятать коварный блеск, который возбудила ее выходка, и Джордж на своем месте, мгновенно забывший о еде, смотрел на Фанни так, что прежний Джордж нашел бы это неприличным и неловким.
Кто мог бы подумать, что эта сцена была чем-либо другим, помимо приятного дружеского семейного завтрака? В центре стола была ваза с только что срезанными розами, еще хранящими ночную росу. Мебель блестела от ежедневной полировки, сделанной перед завтраком. В комнате царил приятный теплый аромат хорошо приготовленной пищи, пчелиного воска и роз, запах, такой же старый, как и дом. Лиззи принесла еще горячей воды, и тетя Луиза, подняв чайник рукой, украшенной кольцами, спрашивала:
- Еще чая, Амелия? Фанни? А как вам, любовь моя? Лиззи, принеси чашку мистера Давенпорта.
И никто бы не догадался, что только что она яростно ненавидела Фанни. Она всегда могла только терпеть ее, но ребенком она была достаточно безвредна, даже полезна, как подруга для Амелии в классной комнате и во многих других случаях. Она могла бы относиться к ней терпимо, если бы не ее вызывающая тревогу восхитительная внешность, которая, как не мог заметить только слепой или чересчур занятый человек, полностью затмила Амелию, да еще эта неразумная влюбленность в нее Джорджа.
Фанни знала все это. Но, хотя она понимала, что терпимость тети Луизы превратилась в ненависть, она ничего не знала об отношении к ней дяди Эдгара. Он был мужчиной. Он должен был иметь естественную нежность к женщине, даже если она представляла собой угрозу для его собственных детей.
Амелия была молодой, глупой и нежной. Но на нее было легко влиять, и мать могла и ее сделать чужой.
Джордж - что будет, если его любовь не встретит отклика? Это был темный вопрос, на который она не могла ответить.
Но все эти вопросы находились вне приятного спокойного комфорта семейного завтрака. И она все же не жалела, что вернулась в Даркуотер.
- Что же, - сказал шутливо настроенный дядя Эдгар, - если Фанни не потеряла свое сердце во время этого путешествия, может быть, она способна направить свои мысли на более практические вещи. Моя дорогая, - он повернулся к Фанни, - как только мои маленькие племянник и племянница будут в надлежащем виде, не будете ли настолько добры, чтобы привести их ко мне в библиотеку. Я должен познакомиться с ними. Думаю, что они выглядят многообещающей парой. Да, и няню тоже. Она может рассказать мне кое-что о моем бедном брате и о матери детей.
- Она очень плохо говорит по-английски, дядя Эдгар.
- Чепуха! Она должна была говорить по-английски у моего брата в Шанхае.
- Она говорит, что нет.
- Значит, она не говорит правду. Эти китайцы хитрая раса, сплошные поклоны и улыбки скрывают их подлинные чувства. Мне жаль тратить время на них. Как и на французов или греков. Даже на американцев. У них хватает наглости вытеснять нас из их страны.
- Может быть, на всех, кроме англичан, папа? - лукаво спросила Амелия.
- Совершенно верно, моя дорогая, совершенно верно. О, я допускаю, что от других народов может быть какая-то польза, хотя я никогда не понимал, какая именно. Из итальянцев получаются хорошие слуги. И я помню, как покупал чертовски хорошие перчатки в Вене. Но китаянка должна заговорить. Я ее заставлю. Приведите ее вниз, Фанни.