– Что значило бы в обычное время переселиться на новое место без Великого Обряда? Смерть от мора и ужасающих несчастий, ибо первая из двух сестёр, богиня-Небо, перестала бы нас защищать. Гибель выживших от голода, ибо вторая сестра, богиня-Земля, не дала бы нам урожая. Жуткий холод зимой, ибо сёстры не дарили бы нам тепла. Ну а если бы случилось тройное диво и кто-то уцелел, то ни у кого из нас больше никогда не было бы детей, ибо бог-Змей перестал бы одаривать Город здоровьем. – Цукеги вновь замолчала, обводя женщин совета острым взглядом. – Это несчастья, которые грозят за переселение без предания Города в жертву в обычное время, – продолжила она. – Что же сделают с нами богини теперь, когда их гнев и так превышает всё виденное в этом мире!
Женщина перевела взгляд на Падани. Выражение лица у той оставалось упрямым, и Цукеги открыла было рот, чтобы добавить ещё что-то, но тут вскочила Хорави, третья из жриц Города, служительница богини посевов и скота.
– Нам переселяться нельзя! – крикнула она. – Это очевидно. Но понимаем ли мы, что не выживем здесь ещё одно лето? Сёстры-богини уже давно ждали Великой Жертвы и с каждым летом дарили нам всё меньшие урожаи. Засиделись мы на этом месте! Неужели вы уже позабыли, что последние зимы у нас был голод? Умирали люди. Этой весной мы не сеяли – были уверены, что уйдём. Даже если мы сейчас бросимся в поля, то на утратившей плодородие почве полба, посеянная так поздно, может и не подняться. Сорняки – та же рожь – забьют немногие ростки. Урожай соберём мизерный, ещё меньший, чем прошлым летом. Голод будет страшный, ничего похожего на то, что мы до сих пор переживали. Уже в следующую зиму умерших в наших домах будет больше, чем живых! И это ещё не всё! Нам нечем кормить скот. Мы заберём под посевы последние скудные луга, останемся без сена, а значит, вскоре лишимся мяса и тягловой силы. И через зиму потеряем от голода ещё столько же людей!
– Это если сёстры-богини позволят нам дожить до завтра… – буркнула Цукеги, поморщившись.
Она никак не ожидала, что такая же жрица, как она сама, поддержит, пусть и не прямо, возможно, даже неосознанно, Падани. Всё, что говорила Хорави, было правдой, но… Уйти без проведения Великого Обряда всё равно невозможно. Зачем тогда эти слова?
– Количество больных в последние лета сильно увеличилось, – продолжала Хорави, запнувшись лишь на мгновение. – Если мы останемся, болезни обрастут Город, как мох дерево. К тому же мы забрались слишком далеко на север. Здесь и так зимы холодные, а в последнее время они стали гораздо злее. Каждую зиму у нас замерзает несколько человек…
Субеди неуютно поёрзала на троне.
– Тебя послушать, – проскрипела она, – так если бы несчастная Нанини не умерла зимой, так весной умерли бы все мы. Что бы мы делали, если бы она оставалась жива?
Старшая жрица явно не ожидала ответа на свой вопрос, но Хорави с независимым видом тут же сказала:
– Вовремя посеяли бы хлеб!
Субеди устало пошевелила плечами, отчего топор и молот едва не выпали из её дрожащих под тяжестью их веса рук.
– Что ты предлагаешь? – тихо спросила Наистарейшая.
Хорави запнулась, будто наткнулась на какое-то препятствие. Посмотрела на Субеди. Вздохнула.
– Я не знаю, – произнесла наконец. – Город не был принесён в жертву.
Опять воцарилась тишина.
Санира растерянно оглянулся на Ленари. Он искал на лице бабушки привычное "Всё будет хорошо!", но та молчала, с тревогой глядя на женщин совета.
– Мы же всегда сможем добыть еду охотой, – негромко сказал он.
Ленари, насупившись, покачала головой:
– Что за охотники из хлеборобов! Одну косулю принести может любой дурак, а вот прокормить целый Город…
Женщина поглядела на внука, увидела что-то на его лице и улыбнулась. Потрепала жёсткой ладонью его длинные чёрные волосы:
– Не волнуйся, что-нибудь придумаем.
Санира пожал плечами. Мол, я и не волнуюсь.
– А новое место? – встрепенулась Падани. – Оно ведь великолепно! Нам с ним повезло! Если мы не переселимся, его займёт кто-то другой! Едва богиня-Небо не откроет свой ночной глаз, как священный запрет, оберегающий ту землю для нас, перестанет действовать.
– И что? – пожала плечами Цукеги. – Мы ничего с этим поделать не можем! Считай, мы то место уже потеряли.
– Можно отослать туда часть мужчин, чтобы они начали строить новый Город, – упрямо сказала Падани.
Ну конечно! И чтобы они увели с собой на свежие пастбища волов дома Падани. Подальше от голодающих горожан.
Толпа зашумела. Зашумела враждебно. Предложение никому не понравилось. Недовольных было так много, что стражники заметались, не в силах восстановить тишину.
– Этого делать нельзя… – нехотя сказала Субеди. Толпа, согласная с ней, чуть успокоилась. – Разделив целое, мы получим не две силы, а две слабости.
– Точно! – взвизгнула какая-то возмущённая женщина. Один из стражников тут же стал к ней протискиваться.
– Если мы столь сильно опасаемся, сможет ли Город, одно целое, выжить, – продолжала говорить Субеди, – то как же мы можем надеяться, что выживут его части? – Наистарейшая вздохнула. – Главное – был ли пожар предупреждением или приговором богинь?..
Она что-то продолжала говорить, но в этот момент вся площадь вдруг погрузилась в темноту. Толпа охнула. По спинам многих, несмотря на зной, пробежал озноб. Все головы дёрнулись вверх.
Тяжёлые тучи, всё это время стоявшие неподвижно, сдвинулись по повелению богини-Небо и загородили её сияющий глаз. Стало темно как ночью.
Толпа в ужасе замерла, как замирает скованная льдом вода.
Порыв холодного ветра ударил в сгоревший Город. Медная диадема Наистарейшей, тускло сверкнув, слетела с головы, покатилась по земле. Субеди едва не бросилась её догонять, но вовремя опомнилась.
Диадема пересекла границу небесного круга и замерла в круге воздушном.
Тишина, давящая, звенящая, наполнилась мертвенностью, будто вобрав смертельный выдох бога-Змея. Никому не нужно было объяснять, что всё это значит. Сердца множества множеств людей дали сбой.
– Будет гроза, – будничным тоном сказала Цукеги.
Субеди вздрогнула, столь неожиданными были эти слова.
Новый порыв ветра ударил в лицо.
И тут же, будто кто-то опрокинул ведро, на сгоревший Город хлынул поток небесной воды…
8
Второй овал улиц
Пятеро молодых мужчин были без усов и бород. В их возрасте обычно болезненно воспринимают любые сомнения в зрелости, а потому старательно берегут растительность на лице. Эти же брились, выставляя напоказ уверенность в собственной мужественности.
Впрочем, сейчас на их щеках и подбородках темнела грязная щетина. Вокруг лежали пожарища, всё ещё курившиеся, несмотря на прошедший ливень; в каждом доме царили растерянность и страх; мудрейшие женщины Города смотрели в завтрашний день с ужасом… Не до бритья!
Все были в мокрых, насквозь пропитанных водой нарядах. Где спрятаться от ливня в сгоревшем Городе? Разве что прикрыть голову руками и скорчиться где-нибудь под обгоревшим бревном… Копоть, сажа, зола, просто грязь пятнами расползлись по лицам и одеждам.
Лишь один из этой пятёрки умылся и побрился, и уже оттого бросался в глаза. Это был Радига.
Молодые мужчины несли в руках копья и каменные клевцы. На их лицах застыла злая решимость.
На некотором расстоянии позади этого странного шествия лениво, не торопясь, двигалось несколько заинтересовавшихся горожан, и Санира в пару прыжков присоединился к ним.
После ливня остатки Города больше не выглядели чередой тёмных пятен. Потоки небесной воды размыли сажу, множеством чёрных линий прочертив холм. Идти приходилось перепрыгивая через ручьи и лужи, полные взвеси пепла и мелкого мусора.
Радига говорил громко, явно желая, чтобы его слышали:
– …Кто принёс нам эту беду? Горожане не совершали никаких злодеяний против богинь! Но торговцы! К нам пришло сразу три своры этих лиходеев, и случился пожар…
Тут Санира получил тычок в бок. Он резко обернулся и наткнулся на Нимату.
– Никакой огонь тебя не берёт! – вместо приветствия пробурчал друг.
– Да и ты не слишком обгорел!
– Что происходит? – Нимата запрыгал на месте, пытаясь заглянуть подальше вперёд. – Опять Радига что-то затеял? – он старался казаться равнодушным, но при произнесении этого имени его голос всё же дрогнул.
Санира пожал плечами.
– Ну, и как ты выжил, сурок ленивый? – продолжал его друг.
Санира мотнул головой и повернулся лицом к солнцу.
– Ничего не замечаешь?
Нимата недоумённо покосился на него.
– Ну! – Санира слегка выдвинул вперёд подбородок. Говорить приходилось громко, перекрывая крики Радиги и его товарищей.
– Что, тебе зуб выбили?
– Сёстры-богини! У меня борода!
– Ну да! – хмыкнул Нимата, его глаза округлились и быстро замигали. – И правда, борода! Так ты с нами?
Нимата должен был пройти ближайший же обряд. Положенные тринадцать волосков показались на его подбородке ещё до зимних холодов.
Хотя друзья родились в одно лето, Нимата был выше, шире в плечах, плотнее, сильнее. У него намного раньше появилась поросль на верхней губе, и Санира едва не рыдал по ночам от зависти. Спустя несколько лет история повторилась, только теперь с волосками на подбородке. Когда выяснилось, что его друг готов к обряду взросления, а он – нет, Санира весь извёлся от собственной никчёмности. Ему было настолько стыдно, что он даже некоторое время избегал встреч с Ниматой и общими знакомыми.
И вот теперь справедливость восстановилась!
Наслаждаясь своим небрежением, Санира пожал плечами. Конечно, я с вами! А ты что думал?
– Здорово! – закричал Нимата. Крутанулся на месте, изобразив какой-то танец. – Вот так новость! А ты молчал!
Нимата размахивал руками, подпрыгивал, хлопал друга по плечу, подталкивал в спину. Санира улыбался, пытаясь уследить за товарищем.
– Не страшно? Испытания не пугают?
– Испытания не пугают, – всё с тем же деланым равнодушием пожал плечами Санира. – Что пугает – это как бы не попасть из пращи в тебя. Тащи потом этакую жирную тушу в Город!
Нимата скорчил гримасу – "Я услышал, но сейчас драться не хочу".
Конечно, жирным он не был. Просто так получилось, что он уже весь оброс вполне мужскими мышцами, вытянулся вверх и стал повыше многих взрослых, а его товарищ отстал от него и в том и в другом. Завидовать другу нехорошо, но, похоже, Санира был пожизненно обречён на это чувство…
– Вот только… Будет ли ритуал?
Сразу стало тяжелее дышать. То, что случилось, забылось ненадолго, теперь вспыхнуло со свежей силой. Как тут думать об обряде взросления, если Город сгорел и никто не знает, что будет дальше с его обитателями?..
Шум и крики впереди усилились. Нимата мотнул головой и бросился догонять шествие. Санира рванулся за ним, и друзья, поскальзываясь в грязи и разбрызгивая лужи, помчались вниз по улице.
Количество людей, идущих позади пятёрки, сильно увеличилось. Теперь то, что происходило, уже не было просто странной выходкой пятерых юнцов. Толпа гудела по-настоящему грозно. Голоса были озлобленными, глаза сверкали ненавистью. У многих в руках мелькало оружие.
– …Зачем в наш Город пришло сразу три шайки?! – продолжал кричать Радига, распаляясь всё больше. – Обычно ведь появляется одна группа, да и то не каждое лето! А тут вдруг сразу три! Вместе! Какое зло они задумали?
Санира ухмыльнулся. А вот в песнях говорится, что ко времени Великого Обряда в городах всегда собираются торговцы. Ведь при переселении многие вещи гораздо выгоднее выменять на медные орудия и еду, чем тащить с собой.
– …И луны здесь не пробыли, а у нас случился невиданный пожар! Не было торговцев – стоял Город, пришло сразу три шайки – и он сгорел!
Санира поймал себя на мысли, что ему бы тоже хотелось, чтобы во всём оказались виноваты именно чужаки. Никакого гнева богинь, никакой вины на горожанах, просто бродяги, которых не понять, пришли и сожгли дружелюбный Город…
Кулаки невольно сжались. Конечно, так и было!
Тут одна из шагающих в толпе девушек повернула голову и посмотрела на Радигу сияющим, полным восхищения взглядом. Её губы приоткрылись, будто она хотела дышать одним с ним воздухом, глаза распахнулись, будто она желала впустить его слова прямо в сердце, руки поправили волосы, будто она намеревалась взмахнуть ими, чтобы оторваться от земли и воспарить рядом…
Нимата охнул. Лицо его налилось кровью.
Милые округлые ямочки на щеках, ровная смуглая кожа, широкая белозубая улыбка, густые чёрные волосы, выражение лёгкого удивления в больших карих глазах – это была Лакути.
Дыхание Саниры тоже сбилось. Как всегда при виде этой красоты. Сердце затрепетало. В животе что-то сжалось. В присутствии этой девушки было немыслимо думать о чём-либо ещё. Она заполоняла собой весь мир, растворяла в себе, лишала воли. Лакути, несомненно, была самым прекрасным существом в круге земном… И да простят богини, но может, и в круге небесном!
– И она здесь! – всхлипнул Нимата.
Ему не хватило воздуха, и он сглотнул, переводя дух. Он поднял глаза вверх, будто обращаясь к богине-Небо. Челюсти его заходили.
– Она говорит, я ей не нравлюсь! Она говорит, ей нравится он! И крутится вокруг него, как муха! Она ведь даже не слушала меня! Она никогда меня не слушала! А теперь она улыбается!
Нимата ткнул пальцем в сторону девушки. Голос его уже достаточно окреп, чтобы его могли слышать, и Санира осторожно скосил глаза по сторонам. Пока никто на них не оборачивался.
– Она улыбается, а он её не замечает! Я следил бы за каждым движением её ресниц, а он не видит даже, когда она идёт рядом. Рядом! И ей это всё равно! – Нимата размахивал руками, распаляясь всё больше. – "Уйди и никогда больше не попадайся мне на глаза!" – кричала она! Посмотри на неё! Она только что не стелется под него!
Глаза юноши налились кровью, ноздри раздувались. Он подпрыгивал, тыча руками в сторону Лакути.
– Ложись ему под ноги! Пусть он идёт по тебе, как по земле! Она ведь хотела, чтобы я пропал из виду! Конечно, ей было бы стыдно, если бы я увидел, как она ложится ему под ноги!
Пока стыдно было только Санире. Как и вчера. Он боялся поднять глаза. Некоторые из шествовавших за Радигой обернулись и теперь, не скрывая усмешек, слушали Нимату.
– Вот и бегай теперь за ним! Я не буду тратить на тебя время, я не буду подносить тебе воду, я не буду дарить лучшее, что у меня есть! Лежи под его ногами и радуйся!
Нимата уже кричал из всех сил. Его наверняка было слышно в соседних кварталах. Радига прекратил говорить и то и дело оборачивался на ходу. Лицо Лакути окаменело. Она подчёркнуто смотрела только вперёд.
– Мне нужно возвращаться домой! У меня есть более важные дела, чем быть там, где она увивается за ним. Пусть ляжет ему под ноги! И не нужно меня звать, когда она наконец захочет встать.
Нимата резко развернулся и решительно зашагал обратно. Санира бросился за ним, схватил за плечо, но его товарищ рявкнул:
– Не ходи за мной!
И, вырвавшись, ускорил шаг.