- Есть и другие места, прекрасные места, можно сказать, райские, - уклончиво ответил Володя, тяжело сипя. - Я тебе все расскажу. Но ведь ты еще не ответил на мой вопрос: как ты на меня вышел?
Николай хотел выругаться и послать собеседника ко всем чертям, но вдруг подумал, что затяжной беседой выиграет время, которое могло бы пригодиться для того, чтобы что-нибудь придумать и предпринять, а, может, и усовестить или разжалобить, теперь уже, бывшего своего приятеля.
- Хорошо, давай откровенность за откровенность. Я тебе все, ты мне - тоже!
- Будь по-твоему.
- Первые подозрения у меня возникли тогда, когда ты повез меня на труп Дагбаева. Ты повел машину, но не спросил меня нового адреса Дагбаева, а ведь он тебе был неизвестен! Дагбаев лишь незадолго перед этим сообщил мне его по телефону и просил никому о нем не рассказывать. Значит, он чего-то или кого-то боялся. Жаль, что в тот момент я не обратил внимания на эту деталь, голова была другим забита, догадка пришла ко мне только сегодня. Выходит, ты и Дагбаева прикончил? Сколько же на тебе крови, Вова?
- Та-ак, еще что? - скрипнул зубами Володя, не ответив на прямой вопрос.
- Еще? На дне рождения Киры я заметил в вазе очень редкие у нас в городе конфеты - "Азалия". А до этого я их видел в комнате убитого и подумал, что у них имеется только один шанс из тысячи не быть из одного и того же источника: либо ты угощал ими Федотова, либо он тебя, - с убийственной интонацией в голосе продолжал Николай.
- Как ты попал в комнату убитого? Она же опечатана.
- Разве в этом дело? Я говорю про конфеты…
- Это не доказательство.
- Да, лишь косвенное, но оно бы не было им вообще, если бы не смерть Федотова. Понятно, что ты его порешил. За что? Ведь с этого все началось.
- Дальше…
- В тот день, когда мне пришло письмо от Ксении, ты приходил в наш дом.
- Это менты просекли?
- Какая теперь разница? Это что, очередное совпадение?
- Я мог просто зайти попроведать тебя, узнать, что и как с Ксенией.
- Держать ее на привязи, как собаку и идти ко мне проведывать? Это верх цинизма!
- Я только вел свою игру.
- Странно: раньше, прежде чем зайти ко мне, ты, обычно, звонил. Кроме того странно и другое - ты умолчал о том своем визите.
- Так бывает - нужды не было. И это все, что ты нарыл на меня?
- Почти. Но все эти прямые и косвенные улики сложилось в цельную картинку только сегодня вечером, когда я ждал тебя у вас с Кирой дома. Я бы просек ситуацию гораздо раньше, но как только мои подозрения натыкались на тебя, я их все отметал, как нелепые. А когда пару часов назад я увидел тут рыжий парик и медицинский халат, у меня уже не было никаких сомнений в твоей виновности.
- Черт, ты и про это выведал! - Володя напряженно засмеялся. - Разведчик! Откуда?
- Рассказали, мир не без добрых людей.
- Понятно, - Васильев протяжно вздохнул и, опустив голову, стал растирать себе колени, словно у него затекли ноги. - Что ж, теперь настала моя очередь говорить. Да я совершил преступления, но, может, Коля, ты меня поймешь…
- В любом случае, ни одно преступление себя не окупает - это закон.
- Выпьешь?
Николай помотал головой.
- Закуришь?
Николай кивнул.
Васильев, обойдя стол, вставил ему в губы только что прикуренную сигарету.
- В моей душе есть нечто такое, что я принес еще из Ленинграда, - вернувшись на свое место и отхлебнув из бокала, начал свое повествование он. - Все началось с моей любви к Ксении, хотя, преддверием ко всему этому было, пожалуй, мое знакомство с Федотовым. Когда я приехал в Ленинград поступать в институт, то, не успел сойти с поезда, как столкнулся на перроне с мужичком лет пятидесяти, невысокого роста, крепким таким, по виду - бурятом или монголом. На груди у него табличка висела - "Сдаю жилье". Я хотел, было, пройти мимо, полагая, что институт даст мне место в общаге, но он словно загипнотизировал меня своими черными глазами - есть в нем что-то такое. Я и остановился, рот открыл, заговорил.
Спросил его - что, мол, почем? Тот сразу признал во мне абитуриента, спросил - откуда? Из Новосибирска, отвечаю. Бурят говорит, что знает этот город, хороший город, люди в нем хорошие, неиспорченные, ученые в Академгородке известные живут - академик Лаврентьев, там, другие, спортсмены хорошие - команда "Сибирь" хоккейная, боксер молодой, но уже известный - Николай Север. Я ему говорю, мол, Север мой лучший друг. Монгол: "Да ну?" Я ему: "Мамой клянусь!" Он говорит, в таком разе, мол, квартиру тебе своего брата бесплатно сдам на время экзаменов, на северах тот калымит, не скоро вернется. Это пока я с общагой не определюсь, все равно, мол, там мест на всех абитуриентов не хватит. Одно условие поставил - никого туда никогда не водить и цветочки дома поливать, а то ему, вроде, некогда мотаться из одного конца города в другой.
Это, как ты, наверное, понял, и был Федотов Харитон Иринеевич, так мы с ним и познакомились. Квартира, куда он меня вселил, была двухкомнатная, полногабаритная, и для меня, привыкшего к тесноте, хоромами показалась. Цветов там действительно было много, да таких редких которых я никогда не видывал. На самом деле, это оказывается, такие карликовые деревца были. Но не это в нашем знакомстве было тогда главным. Понимаешь, я по конкурсу в ЛЭТИ не прошел. Собирался уже уезжать, а ключи он мне наказал, если что, ему привезти в зоологическую лабораторию Академии наук, где он завхозом работал. Я и приехал, а там, оказывается, лаборатория размещалась в бывшем буддийском дацане, ну, не важно, короче, нашел его. Он порасспросил про мою беду, почему уезжаю, взял мой аттестат, все остальные документы и наказал ждать его до завтрашнего вечера.
Николай, слушавший своего пленителя вполуха, тем временем напряженно размышлял, что бы такого можно было предпринять, чтобы получить свободу. Мысли крутились в его голове, как лихо закрученные футболистом мячи, но реальных задумок пока не находилось. С досады он даже выплюнул сигарету.
- Зачем же мусорить? - терпеливо заметил Васильев. - Сказал бы, я б пепельницу подставил.
Он поднялся, поднял с пола окурок и затушил его в пепельнице. Потом прошел к окну, приоткрыл занавеску и некоторое время напряженно смотрел в темень в сторону кладбища. Затем посмотрел на часы на руке и сверился с настенными, где стрелки уже близко подходили к одиннадцати.
- Что ж ты замолчал, продолжай, - как можно спокойнее сказал Николай, которого душили спазмы ярости и безысходности. Ему казалось, что в данном случае наиболее разумным будет тянуть время, авось он что-нибудь да придумает или ситуация поменяется.
Володя повернулся и сел на подоконник:
- Да, пожалуй, надо успеть все тебе рассказать - времени у нас действительно осталось немного.
- Сколько? - насторожился Николай.
- К двенадцати ночи мы должны все закончить, Коля.
- Что потом?
- Потом? Ксения уедет, а насчет тебя мы решим после нашей беседы, - пожевав губами, неопределенно ответил Васильев.
- Ну, давай, говори дальше.
- Так вот, к вечеру следующего дня Федотов вернулся и сказал, что я зачислен в институт. Как он этого добился - объяснять не стал, но я понял, что этот человек - сила. Еще он сказал, чтобы я об этом нигде не распространялся и, вообще, о знакомстве с ним никому ни гу-гу. Я не знал, как его благодарить, но он сказал, что сейчас ему ничего не надо, но если что, сам ко мне обратится. Еще сказал, что если будут другие какие-то затруднения, чтоб обращался без стеснения, а квартирой могу пользоваться, сколько хочу, мол, брат на Север умотал на многие годы.
Но мне было неудобно бесплатно пользоваться этим жильем, ведь стипендию я первый семестр не получал, пользовался теми деньгами, которые привез с собой, и, как только появилась возможность съехать в общагу, так сразу и сделал. И Харитон Иринеевич на несколько лет исчез из моего поля зрения.
Но потом в моей жизни появилась Кира, я ее долго добивался, пока мы не поженились, а что за жизнь в общаге? И я пошел снова к Федотову. Он без разговоров отдал мне ключи от все той же квартиры, сказал, что и за аренду брать не будет, только чтобы сами с ЖЭУ рассчитывались. Мало того, предложил мне денег на семейное обустройство, и сказал, что будет кредитовать всегда, сколько надо, чтобы смело обращался. Я, конечно, не отказывался, не хотел, чтобы такая девушка, как Кира, в чем-то нуждалась, хотел сделать ее жизнь со мной счастливой, тем более что она мне досталась с таким трудом - ведь у нее была тьма поклонников.
- Так вот когда ты стал продаваться, Вова! - заметил Николай, у которого на поддержание разговора уходили километры нервов.
- Да, я тогда тоже насторожился - к тому времени я уже окончательно допер, что Федотов не простой человек и что лучше вовремя отказаться от него и его благодати и попытаться как-то самому пробовать обустраиваться, может, параллельно работать где-то. Но на вечернее отделение, чтобы куда-то устроиться, я перейти не мог - это означало бы потерять контроль над Кирой. Мы же учились в одной группе, и теперь я ее еще не только днем, а еще и по вечерам бы тоже не видел. А Кира для меня - все, не тебе говорить. Я не знал, что делать. Помощи больше ждать было неоткуда - матери хватало заработка лишь на себя да прокорм Толика, он еще в школу ходил. А Кира, ты это знаешь - та, вообще, была сирота. Да если бы у нее даже и были бы богатые родители - разве я б осмелился что-то тянуть с нее?
- Ты мог бы написать мне, я бы помог.
Что-то дрогнуло в лице Володи, когда он ответил:
- Ты мне и так дал прилично, когда я поехал поступать, и к тому времени я еще не отдал тебе старый долг. Да и помог бы ты мне еще разок, ну потом другой, но разве стал бы тянуть меня и мою семью постоянно? Нет, это был не выход. Я попал в замкнутый круг, и это угнетало меня.
Но однажды, когда я брал у Федотова деньги в очередной раз, я прямо спросил его, почему он печется обо мне, что ему от меня надо? Тот сказал, что, возможно, никогда и ничего ему от меня не понадобится, но, может, когда-то потребуется что-то такое, за что цена будет стоимостью в человеческую душу. При этом он улыбнулся, вроде как пошутил, но по его глазам я понял, что он говорит очень даже серьезно. И тогда я ответил, что готов сделать все что угодно, но в пределах закона. Федотов снова улыбнулся, но теперь явно с сарказмом и сказал, что он не какой-то там злодей, чтобы за мою несговорчивость гнать меня взашей из квартиры и требовать возврата долгов, но придет день, когда я сам приду к нему и предложу свою душу.
Эти слова его я запомнил накрепко и теперь жил в напряженном ожидании чего-то страшного. Но что я мог поделать? Конечно, в неопределенном будущем я думал с ним рассчитаться и регулярно записывал все свои долги. Но пока продолжал, скрепя сердце, пользоваться его помощью и с великой надеждой смотрел на свет в конце туннеля - на тот день, когда мы с Кирой окончим институт, уедем из Ленинграда, подальше от Федотова, и сможем начать жить самостоятельно.
И все шло к этому, но тут, как гром среди ясного неба, случилось это наваждение: Кира влюбилась в Сашку Абдуллаева - артиста из Ленкома, известного хлыща и забулдыгу. Помнишь, он был весьма известен лет пятнадцать - двадцать назад? Мы же с тобой в одиннадцатом классе вместе на фильм ходили - "Человек-акула", где он в главной роли снялся - народ валом валил, билетов нельзя было достать.
Николай безмолвно кивнул.
- Тот еще красавчик гребаный был! - продолжил Васильев и грязно выругался. - Но, признаться, очень популярный, особенно у девушек, вот и вскружил бедной Кирюше голову. Когда я узнал - чуть не сдох, сердце рвалось, но виду не подал, не хотел унижать ее упреками. Мог бы и сразу удавиться, да тешил себя надеждой, что перебесится Кира, вернется, и тогда все устаканится. Такие, как Абдуллаев меняют девушек как перчатки. Но все получилось у них, вроде как, всерьез, и тогда я - с моста на камни. Нога у меня - это с тех пор…
- А чего ты Абдуллаева не замочил? Ты же можешь, - не сумел скрыть язвительности Николай.
На мгновение собеседники сшиблись глазами, и Володя примолк. Теперь он беззвучно шевелил губами, смотря куда-то сквозь стены мимо Николая.
- Может, развяжешь, я не сбегу, слово даю, - вернул его в реальность Николай.
- Верю. Сбежать-то ты не сбежишь, просто грохнешь меня тут и все.
- Мне надо в туалет.
- Я тебе развяжу ноги, сходим за угол, до туалета я тебя не поведу.
- А член кто мне вытаскивать из ширинки будет - ты?
- Для друга сделать это не зазорно, - серьезно ответил Васильев. - Только, извини, ты парень ушлый, придется тебе немного крылья обрезать.
Он слез с подоконника и куда-то ушел. Через несколько минут он вернулся с колодками для ног, какие в царские времена применялись для узников и какие Николай видел лишь в краеведческом музее.
- Наверное, еще от самых первых хозяев остались - дом этот местного купца был, в кладовой валялись, к нему, говорят, каторжан на работу приводили. Но еще крепкие!
Володя бросил колодки к ногам Николая.
- Я тебе сейчас развяжу ноги, ты их в колодки засунь, а потом я тебя отвяжу от стула. Только не дури, Коля, хорошо? Ты же обещал…
Николай кивнул головой, хотя, если бы представился подходящий случай, держать свое слово не собирался - жизнь Ксении была для него дороже не только собственного слова, но и собственной жизни. Понимал ли это Васильев? Тем не менее, он надел на ноги Николая колодки, застегнул их на замок, потом развязал ему ноги и отвязал от стула.
- Ну, пошли, - сказал Васильев.
Николай встал и запрыгал к выходу из дома. Ему было неудобно, тяжело и больно от пудовых колодок, но он радовался первой небольшой подвижке - в случае чего, теперь у него было больше возможностей для маневра, если только Володя снова не привяжет его к стулу. Его надежды оправдались, когда они вернулись, к стулу его больше не привязывали.
- Кстати, перекусить не хочешь? - спросил своего пленника Володя.
- А какая разница - сытым ты меня на тот свет отправишь или голодным?
- От тебя все зависит, Коля, есть ли тебе необходимость куда-то отправляться или еще поживешь. Вот поговорим, и все станет для нас обоих ясно.
- Ну, тогда не тяни кота за яйца - рассказывай.
- Ладно, слушай, - Володя снова сел за стол и пригубил из бокала. - Ты, вот, спросил, почему я Абдуллаева не грохнул. Если бы это вернуло мне Киру, я бы сделал это не задумываясь, хотя, ты меня знаешь, я таракана обидеть не могу. Но, вот, люди - они, заметь, в массе своей, хуже тараканов, хуже всякого зверя. Людей мне не жалко…
Володя сердито засопел и погрозил кому-то невидимому кулаком.
- Вообще-то, поначалу у меня мысли такие были, мочкануть этого поганца Сашку где-нибудь в подворотне - и дело с концом! Но, я же был не киллер какой-то там профессиональный, чтобы сделать это чисто и не навести на себя подозрений. Положим, ума бы у меня хватило милицию провести, но Киру - вряд ли. Вот я и выбрал мост и собственную жизнь.
Но когда я потом лежал в больнице, эти мысли об убийстве Абдуллаева вернулись ко мне. А тут меня как-то навестил в больнице Харитон Иренеевич, он, вообще, только один ко мне приходил, кроме него мне больше не с кем было поделиться своим горем, я ему все и выложил. Федотов успокоил меня, не тушуйся, сказал, мол, вернем Киру, все решаемо, только все цену свою имеет. Выздоравливай, говорит, и вернем тебе твою девочку. Я ему поверил и сразу успокоился - у него было много скрытой силы, скрытой власти и еще чего-то такого необъяснимого. Он, кстати, какой-то мази мне склянку дал ногу мазать, так та на поправку быстро пошла, врачи сами удивлялись. А вот хирургу надо было башку оторвать, это он, валет сраный, там что-то неправильно сделал, когда раздробленную кость складывал, так хромота на всю жизнь и осталась…
- А как там Ксения? - вдруг угрюмо перебил бывшего друга Николай.
- Да все с ней в порядке.
- А если ей тоже в туалет там понадобится или еще чего?
- Не тушуйся, я что - не понимаю? Я ей ведро поставил и оставил все, что нужно для соблюдения гигиены. Там же рядом и умывальник висит. Есть и еда и питье. Вы же мне не враги, я вас обоих люблю и уважаю.
- Здорово любишь! - не теряя хладнокровия, упрекнул Николай.
- Да, люблю… Но Киру, извини, - больше. Это все ради нее, - с искренней горечью сказал Васильев.
- Расскажи мне о своей проблеме, может, я смогу помочь?
- Вот я и рассказываю, слушай дальше. В общем, вышел я из больницы, а дома пусто, даже в квартире как-то темно стало, будто в склеп попал, и такая тоска меня вновь обуяла. Что было делать? - пошел я к Федотову за спасением. А он мне и говорит, мол, помнишь, о чем я тебя просил когда-то? Я тебе помогу и дальше помогать буду, но и ты в нужный момент выполнишь мою просьбу. Готов? - говорит. А что мне оставалось делать? - я согласился. Он мне тогда рассказал свой план и дал в помощницы какую-то девицу, Надей звали.
Красавица она, что и говорить, писаная была, и статью вышла и физией - глаза незабудковые, губки алые, как из сердца точеные, личико ангелочка невинного. В другой раз я бы на нее запал, но в моем сердце навечно поселилась Кира. Правда, Надя ли она на самом деле была и, вообще, кто такая, Федотов сказал, мне знать не обязательно, мол, используй на всю катушку. Только, по-моему, несмотря на красоту и невинность внешнюю, внутри ее червоточинка какая-то угадывалась - то ли она торкнутая какая-то была, то ли шалава порядочная - хрен ее разберет. Да мне, и вправду, - какая разница? Ее мне для дела дали. А план Федотова был таков: Надя эта должна была отбить Абдуллаева от Киры, а нет, так он придумал запасной, беспроигрышный, вариант…
И вот, пошел я с этой Надей на встречу с моей дорогой Кирой к институту. А надо сказать, что я тогда уже не учился - из-за травмы пропустил чуть не три месяца занятий и оформил академический отпуск на четвертом курсе. Ну, встретили мы после занятий Киру, я ей представил Надю, как новую свою невесту, сказал, что развод Кире даю, а чтобы друг на друга обид не было, предложил примирительную встречу в ресторане "Арагви" за свой счет - пара на пару, Кира с Абдуллаевым и я с Надей. Ну, Кира обрадовалась, сказала, что очень переживала за меня, но теперь спокойна, коль скоро я другую любовь нашел - девушку-красавицу, и сердце ее не болит теперь за меня больше.
На следующий вечер собрались мы в ресторане, я столик хороший заказал, выпивали, закусывали, болтали, как ни в чем не бывало, будто собрались старые друзья. Но внутри у меня душа плавилось от ненависти к Абдуллаеву, хотелось вскочить и вцепиться ему мертвой хваткой в горло. Сашка этот пил, как конь и важничал, куда тебе с добром - многие к нему девки за автографом подходили. Надюха тоже прикинулась его поклонницей ярой, и как только он стал уже прилично навеселе, она стала исподтишка глазки ему строить, под столом ногу давить. А я оркестр забашлил, чтобы почаще дамское танго объявляли, и Надюха его все время приглашала танцевать. Но все было бестолку, не повелся он на нее, как она ни старалась. Кира ее маневры тоже просекла, и когда они уходили танцевать, я приглашал Киру, и она мне говорила, чтобы я себе кого-нибудь другого вместо Надюхи подыскал, мол, ненадежная она особа.