Все-таки англичанке удалось увести их в усадьбу. Тогда и мы покинули свои цуги и направились прямо к подъезду, где нас ожидал в парадной красной ливрее вышколенный лакей.
Николай Николаевич ждал нас в гостиной. Здесь же кружились дети со своей гувернанткой, которой никак не удавалось сладить с обоими. Однако князь смотрел на это сквозь пальцы и, казалось, был абсолютно доволен тем, что происходило вокруг.
– Знакомьтесь, – проговорил он улыбаясь, – внуки!
– Очаровательные детки! – сказала Мира.
– О, да! – кивнул Кинрю.
– Ну-ка марш в детскую! – велел Николай Николаевич. – Елку еще не зажигали!
Как ни странно, дети деда послушались. Англичанка ушла вместе с ними, слегка прикусив губу.
– Француженку они уже выжили, – пояснил Титов, усмехнувшись.
– Не удивительно, – заметил я и представил брату-масону двух своих спутников.
– Charmante… – князь Титов низко поклонился и поцеловал индианке смуглую руку.
В этот момент в комнату вошла немолодая уже женщина в темно-вишневой атласной робе и пышном чепце, расшитом некрупным бисером.
– Ольга Павловна, – представил ее князь Титов. – Моя супруга.
– А почему вы не представите нам англичанку? – позволил себе поинтересоваться японец.
– Ну… – замялся князь, – это как-то не принято.
Я ткнул моего Золотого дракона в бок.
– Впрочем, – добавил Николай Николаевич, – вы еще познакомитесь с Мери-Энн… То есть, – он поправился, – с мисс Браун.
Ольга Павловна смерила своего мужа колючим взглядом темно-карих, почти что черных, глаз. Я заметил, что и с Мирой они, едва увидевшись, не взлюбили друг друга. Княгиня показалась мне особой довольно высокомерной.
Через какое-то время лакей объявил, что прибыл еще один гость. Я ожидал увидеть индийского брахмана, о котором так много говорили в Петербурге. Но в гостиную вошел высокий мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, во фраке с серебряными пуговицами. Лакей снял у него с плеч медвежью шубу и скрылся в коридоре.
– Иван Парфенович Колганов, – отрекомендовал его хозяин имения. – Мой близкий друг.
– Яков Андреевич Кольцов, – проговорил он, указывая на меня. – Приятель Ивана Сергеевича Кутузова.
Я заметил, что имя моего покровителя произвело на Ивана Парфеновича неизгладимое впечатление.
Не успели мы с этим господином пожать друг другу руки, как на пороге неожиданно возник Лаврентий Филиппович Медведев.
– Какими же судьбами? – вслух удивился я.
Присутствие в имении квартального надзирателя, который время от времени оказывал мне услуги полицейского рода, еще больше убедило меня во мнении, что я оказался здесь неспроста, и что следует ожидать всяческих неожиданностей. Мне очень хотелось переброситься парой фраз с надзирателем наедине.
– Лаврентий Филиппович, – объяснил князь Титов, – приходится двоюродным племянником моей дорожайшей супруге.
– В самом деле? – картинно обрадовался я. – Какое совпадение! Ведь мы знакомы!
– О, да! – кивнул Лаврентий Филиппович, захлопав золотисто-рыжими ресницами. Одно я знал наверняка: он меня на дух не выносил, но терпел по долгу службы и из материальных соображений.
Мира устроилась на оттоманке, почти что у самого камина.
Она очень любила смотреть на огонь, словно наблюдала в его пламени занимательные картины. Однажды индианка шепнула мне на ухо, что видит там наше будущее. Но я не стал пытать ее, что оно нам сулит.
Николай Николаевич, Колганов, Лаврений Филиппович и я устроились за ломберным столом. Должен признаться, что за игрой мне обычно везло до неприличия! В меру своих возможностей я старался этим не пользоваться… Если только в интересах нашего Ордена!
Княгиня Ольга Павловна присела к Мире на оттоманку.
– Говорят, вы предсказываете будущее? – зашептала она.
– Говорят, – подтвердила Мира, ничуть не изменившись в лице. Она чувствовала, что в вопросе княгини сквозила ирония. Однако индианка и вида не подала, что ее это каким-нибудь образом трогает. Выдержки моей Мире было не занимать. В этом мне пришлось убедиться еще у нее на родине.
А светские страсти не шли ни в какое сравнение с тем, что нам пришлось вынести с ней на Востоке!
В платье, затканном золотом, с золотой диадемой на волосах, моя индианка выглядела восхитительно и всем своим видом походила на принцессу из сказки. Мирины зрачки сливались с черным бархатом ее глаз.
– Вы не похожи на гадалку, – заявила княгиня. – Хотя…
– полагаю, она едва не сказала, что Мира вполне могла бы сойти за цыганку, промышлявшую ворожбой, но вовремя прикусила язычок. Если бы Ольга Павловна осмелилась на такое, то скандала с мужем было бы не избежать! А ей совсем не хотелось испортить себе весь праздник. К тому же князь оказался настолько щедр, что превзошел все ее ожидания…
Мира встретилась глазами с княгиней, и та невольно отвела взгляд. Глаза индианки завораживали, гипнотизировали, манили за собой в глубокую бездну…
Ольга Павловна отмахнулась от этого взгляда, словно от наваждения. Она с трудом поборола в себе желание перекреститься и три раза воскликнуть: "Чур меня!"
– Возможно, – промолвила Мира и снова устремила свой взгляд в камин, где мирно потрескивало пламя. За окнами завыла вьюга.
А я то и дело отвлекался от игры и проиграл два роббера.
– Что-то вам сегодня не везет, Яков Андреевич! – усмехнулся Лаврентий Филиппович Медведев и подмигнул мне заплывшим глазом. Я же никак не мог сосредоточиться на игре, все мое внимание привлекли к себе Мира с княгиней. Я почему-то переживал за индианку и не мог найти объяснения своей тревоге. Чувство мое скорее было иррациональным.
– Ну, так вы все-таки умеете предсказывать будущее? – спросила княгиня Титова напрямик.
– Иногда, – ответила Мира, не отрывая взгляда от пламени.
Отсветы его плясали в ее глазах. – Вы хотите, чтобы я вам погадала? – улыбнулась индианка.
– Ну… – княгиня Титова замялась. – Ключнице нашей, Грушеньке, вздумалось тут, накануне, лить в воду воск. И я при этом присутствовала. Ну, словом…
– И что же привиделось вашей Грушеньке? – перебила ее Мира.
Ольга Павловна помедлила несколько секунд, прежде чем отважилась ответить на вопрос индианки.
– Ну же! – поторопила ее Мира, которой уже самой не терпелось узнать, что же такое увидела ключница в воде.
– Гроб, – наконец-то выговорила княгиня. – К чему бы это?
– вслух удивилась она. – У нас вроде, слава Богу, все здоровы, – Ольга Павловна развела руками.
– Мрачное предсказание, – нахмурилась Мира. – Вы ведь и сами знаете, княгиня, что оно означает смерть, – в тишине, которая воцарилась вокруг, последние слова прозвучали особенно громко.
Все присутствующие переглянулись между собой, я и сам почувствовал холодок, пробежавший у меня по спине.
– Дамы, – укоризненно проговорил Николай Николаевич, – довольно городить всякие глупости!
В это время хлопнула какая-то дверь, и игроки все вздрогнули. Оставалось признать, что в гостиной не оказалось ни одного человека с крепкими нервами. Ввиду своей принадлежности к масонской ложе я должен был любить смерть, ибо это была седьмая заповедь Соломона. Однако я не мог не заметить, что предсказание Миры произвело гнетущее впечатление и на князя, который так же, как и я, имел самое непосредственное отношение к братству свободных каменщиков.
В гостиную снова вошел лакей, и все взгляды обратились к нему. Он объявил, что прибыл некто Станислав Гродецкий.
Присутствующие вздохнули с облегчением, похоже, что все уже готовы были увидеть нечистого или саму костлявую старуху с косой.
В комнату вошел рафинированный молодой человек из высшего общества, одетый франтом, с высокомерным выражением холеной физиономии. У него были пронзительные ярко-голубые глаза, римский точеный профиль, белокурые волосы и тонкая линия губ, сомкнутых в тетиву. Воротник его рубашки был так накрахмален, что, казалось, грозился задушить своего хозяина.
Он поклонился с изяществом денди. Князь Николай Николаевич лично представил его. Он сказал, что познакомился с ним в Петербурге на приеме у императора. Позже Титов шепнул мне на ухо, что молодой человек имел негласные полномочия польского посла. Личность нового гостя весьма заинтересовала меня, тем более что я так до этого времени и не узнал, для чего меня пригласили в это странное общество. Квартальный надзиратель Медведев и Станислав Гродецкий – высокопоставленный представитель Царства Польского, наделенного, кстати, конституцией, играют за одним зеленым столом и вместе празднуют Светлое Рождество Христово!
Станислав Гродецкий присоединился к нам за ломберным столом, неожиданно оказавшись довольно приятным собеседником и любезным в обхождении человеком.
В перерыве между робберами я вышел в коридор, через несколько минут здесь же появился Медведев.
– Яков Андреевич! – воскликнул он. – Извольте объясниться!
– Что вы хотите этим сказать? – не понял я.
– Бросайте свои уловки! – замахал руками Лаврентий Филиппович. – Зачем вы здесь? И зачем меня заманили сюда?
– Что? – вновь удивился я. – Кто вас заманил?
– А то вы не знаете! – возмущенно выдохнул он. – Кутузов, конечно, Иван Сергеевич. Кольцов, неужели без вашего ведома?! – вдруг догадался он. – Да быть такого не может!
Я молча переживал свой позор и унижение.
– Да что же все-таки происходит? – вскричал Медведев и почесал пятерней в затылке.
– Я и сам хотел бы узнать ответ на этот вопрос, – проговорил я невесело. Происходящее только лишний раз доказывало, что Кутузов мне так до сих пор полностью и не доверяет. Я решил при первой же возможности начистоту объясниться с хозяином и потребовать у него объяснений. – Что велел вам Кутузов? – спросил я Лаврентия Филипповича.
– Да ничего особенного, – развел он руками, – присматривать, да приглядывать… Он и не обмолвился, что и вы здесь тоже будете… – Медведев задумался, подыскивая подходящее слово, и, наконец, произнес: – ммм… гостем!
После этого короткого разговора мы вернулись в гостиную.
– Что-то наш главный гость запаздывает, – заметил Николай Николаевич, банкуя.
– Кого вы имеете в виду? – осведомился Иван Парфенович.
– Индийского брахмана, – ответила за мужа Ольга Павловна.
– Николай Николаевич и дня без какого-нибудь чудачества прожить не может, – с некоторым раздражением произнесла она.
– У вас золотой муж, – вступил в разговор Гродецкий. – С таким-то уж точно не соскучишься!
– Что верно, то верно, – покачала головой княгиня, седые букли вылезли у нее из-под чепца.
– Он в самом деле индиец? – спросила Мира, в глазах ее вспыхнул истинный интерес.
– Конечно, милочка, – ответил князь. – Самый что ни на есть! Говорят, что он из Калькутты… Путешествует!
В этот самый момент в гостиную вбежала белокурая девочка Настя. На ней было надето очаровательное короткое пышное платье из бледно-розового перкаля с длинными узкими рукавами, опоясанное под мышками алой лентой крест-накрест.
Из под него высовывались длинные панталончики с кружевной оборкой и ноги, обутые в красные туфельки из саржи.
Следом за ней выскочил и Сашенька из-за бархатной занавески, отделявшей гостиную от детской. Светлые волосы его были взлохмачены, короткий жилет расстегнут.
– Саша! Настя! – кричала гувернантка с английским акцентом. Она ворвалась в гостиную следом за детьми.
– Тише-тише, – попросил Николай Николаевич и рассмеялся.
– Я чувствую, что пора зажигать свечи на рождественской елке!
– Пора! Пора! – подхватили детские голоса.
Мое внимание невольно привлекла к себе Мери-Энн. Она бросила такой пламенный взгляд на Гродецкого, что меня это привело даже в некоторое замешательство. Я никогда не относил себя к снобам, но… Что может быть общего между Станиславом и англичанкой – гувернанткой?! Я чувствовал, что здесь что-то не так, и мысленно распекал Кутузова за то, что он ничего мне не объяснил, и я вынужден был поэтому ощущать себя безоружным!
Тогда мне пришло в голову внимательнее присмотреться к Гродецкому, а заодно и к обаятельной гувернантке мисс Браун. Она совсем не справлялась с детьми, которые бесились в гостиной, как маленькие чертенята.
Наконец Титов пригласил всех в зал, где стояла елка, вся разукрашенная шарами, игрушками и конфетами в красивых блестящих обертках и увенчанная разноцветными лентами. Князь Николай Николаевич сам лично снял с дерева покров Изиды и зажег изящные свечки.
Дети в восторге занялись полученными подарками, и только тогда гувернантке все-таки удалось их увести.
Я не переставал наблюдать за Станиславом, который никак не прореагировал на то, что мисс Браун ушла. Он вообще вел себя так, будто ее не замечал, как это и было положено рафинированному человеку из общества.
– Что-то брахман запаздывает, – заметил Лаврентий Филиппович, постучав себе по часовому циферблату. Он посмотрел в окно – метель разыгралась совсем не на шутку!
– Как бы не стряслось чего, – встревоженно проговорила княгиня, выглядывая в окно. – Вьюжит-то как! – выдохнула она.
Всем сразу поневоле вспомнилось мрачное Мирино предсказание.
– Скучно, – вздохнул Гродецкий.
– А вы ожидали циркового аттракциона? – язвительно осведомилась княгиня Титова.
– Нет, но… – Станислав поправил галстук.
– А вы позовите Грушеньку, – предложил Колганов. – Она нам и погадает… Повеселит! – Иван Парфенович хрипло рассмеялся над собственной шуткой.
Ольга Павловна изменилась в лице. Она побледнела и снова присела на оттоманку.
– А что Грушенька? – не понял поляк.
– Я что-то не то сказал? – недоуменно осведомился Колганов.
– Это все нервы! – объяснил Николай Николаевич. – Дамская болезнь!
В ту же секунду в гостиную вошел еще один незнакомец. На вид ему было около сорока лет, держался он уверенно, но что-то все-таки выдавало в нем простое происхождение. Я бы определил его как "человека из народа". Однако было заметно, что человек этот немало добился в жизни.
– Николай Николаевич, – обратился незнакомец к Титову. – Подъезды-то все к имению занесло, как бы беды какой не вышло… Гости-то какие еще ожидаются? – нахмурился он.
– Вот незадача-то! – покачал головой Титов. – Что же теперь с брахманом-то стряслось?
– Замерз где-нибудь в степи, – высказал свое предположение поляк, наделенный негласными полномочиями.
Мира передернула оголенными плечами.
– Какой ужас! – с дрожью в голосе проговорила она.
Николай Николаевич представил незнакомца:
– Сысоев Никита Дмитриевич – наш управляющий.
Через некоторое время в дверях снова появился красный лакей.
– Индийцы пожаловали, – поклонился он. – Карета у них где-то в дороге застряла, – добавил лакей. – Занесло ее, завьюжило… Так они пешком добирались!
– Ну вот и не сбылось предсказание, – облегченно вздохнул Титов, перекрестившись.
Мира пожала плечами.
– Слава Варуне! – прошептала она.
Насколько мне было известно, Варуна был воплощением безграничной силы богов. Бог – судья! Именно он карал и миловал…
– Крита – удел того, кто странствует, – чуть слышно добавила моя индианка. Я понял, что она имела в виду золотой век. Мне вспомнились строки из "Брахман" – древнеиндийских священных книг, которые дополняли "Веды" и толковали ведические ритуалы. Кто-кто, а Мира хорошо разбиралась в священных текстах!
– Что вы там такое шепчете? – поинтересовался Владислав Гродецкий. – Скажите вслух! Нам всем все это безумно интересно! – его голубые глаза пронзительно блеснули.
Мира исполнила его просьбу: "Кали-век – это век лежащего, Двапара – того, кто поднимается, Трета – в долю достается вставшему, Крита – вот удел того, кто странствует!"
– Что это? – изумилась Ольга Павловна.
– Железный век, медный, серебряный и золотой… – ответил черноглазый гость во фраке, который неожиданно вырос в дверях. Чуть позади стоял с поклажей в руках его слуга в национальном индийском костюме. У них у обоих зуб на зуб не попадал.
– Это и есть ваши индусы? – усмехнулся Гродецкий.
– Они и есть, – добродушно кивнул сединами князь Титов. – Григорий! – крикнул он лакея. – Проводи господ иностранцев в отведенные для них комнаты! А вы, господа, переоденьтесь, – обратился Николай Николаевич к брахману и его спутнику, – и присоединяйтесь к нам! Мы ждем вас к ужину! Григорий!
Вели Грушеньку позвать!
– Что еще за Грушенька? – удивился поляк. Он так еще до сих пор и не узнал всей истории с гаданием.
– Ключница, – ответил Николай Николаевич.
Через несколько минут в гостиную впорхнула молоденькая еще совсем девушка в русском платье, с длинной льняной косой, которая спускалась у нее ниже пояса, с веснушчатым носом уточкой и улыбчивыми серо-голубыми глазами.
– Что прикажите, барин? – весело спросила она.
– Стол накрывай! – распорядился князь Николай Николаевич.
– На одиннадцать персон! То есть… двенадцать, – поправился князь, вспомнив о гувернантке.
– Да вы либерал! – воскликнул Гродецкий и деланно рассмеялся. Я готов был поспорить на сотню империалов, что поляк неровно дышит к хозяину, а, проще говоря, на дух его не переносит. Причины этой его неприязни мне захотелось вдруг выяснить. Я подавил в себе это подспудное желание и отправился в столовую, где должен был состояться праздничный ужин, вслед за всей нашей честной компанией, В большой мраморной зале Грушенька сама накрывала на стол, расстелив на нем льняную скатерть с камчатым узором по китайскому шелку. Ключница ловко справлялась сама и без помощи официантов. В имении князя Титова порядки были заведены по-простому, по-деревенски. Я был наслышан, что Николай Николаевич этим очень гордился.
Стол был сервирован на двенадцать кувертов, столовых приборов, предназначенных для одного человека.
– Главное – это все-таки сервировка! – изрекла Ольга Павловна, глядя на столовое серебро.
– А кто такие эти брахманы? – спросил Колганов, усаживаясь за столом возле хозяина. Он посмотрел в окно и нахмурился.
Темнело, метель мела все сильнее, и не было видно никакого просвета. Я проследил за его взглядом, мне казалось, что снег чертил на стекле изломанные кресты. Они напоминали мне розенкрейцеровские символы… Во всем виделись мне дурные знаки, и я должен был признать, что становлюсь суевернее моей индианки.
– Ну… – задумался Титов. – Это что-то вроде наших священников, объезжающих после рождественской обедни со своим причтом приход для христославства.
– Но у нашего-то брахмана только один слуга, – неожиданно заметил Кинрю.
– Это вы верно, господин японец, подметили, – поддакнул Гродецкий.
Тогда в разговор наконец-то вмешалась Мира:
– Хотар, адхварью, брахман и удгатар – это четыре главных жреца – исполнители основных ведийских жертвоприношений, – пояснила она.
– Фи, как некрасиво! – досадливо поморщилась Ольга Павловна. – Я надеюсь, что этот дикий брахман никого из нас не собирается приносить в жертву своим нелепым богам! – вскричала она. – Извини, дорогая, – с рисованным участием обратилась княгиня к моей индианке.