Джейни перевела дух и тихо пробормотала себе под нос несколько весьма крепких ругательств, из которых, однако, ни одно не передавало ее отношения к этому типу, так радевшему о безопасности соплеменников. В животе заурчало, словно и живот, давно пустой после питательной самолетной жидкости, тоже запротестовал против дополнительной задержки.
Открылась ближняя дверь, и полицейский в зеленой форме вкатил высокий лазерный сканер и установил его у стола. Таможенник нажал на какие-то кнопки, колесики завертелись, и сканер выдвинулся вперед, нависнув над инструментами, разложенными на столе.
Джейни смотрела и шепотом повторяла себе под нос:
- Пожалуйста, только не зажужжи… Только не жужжи…
На ее счастье, ничего и не произошло, сканер не нашел никаких недозволенных бактерий, вирусов или грибков. Джейни уже было решила, что она свободна, но страж решил еще продлить ей удовольствие и принялся спрашивать, для чего нужны столь необычные предметы.
Он тыкал рукой, и она отвечала. Дозиметрический прибор. Микрометр. Биозащитные пакеты для образцов. Защитные очки. Биозащитные перчатки. Ручной пневматический бур.
Здесь он остановился, взял руками в перчатках металлическую трубку метровой длины и повертел, изучая. Похожая на садовое приспособление для посадки луковиц, нарциссов и тюльпанов, она явно вызвала его интерес.
У матери моей была похожая штука. Правда, поменьше, V пробормотал он.
"У твоей матери был Микки Руни. А у меня Карим Абдул-Джабар. Не та лига", - подумала Джейни.
Но мило улыбнулась и вслух сказала:
- Какая прелесть. До чего приятно, что все люди везде любят одно и то же.
Слова ее, кажется, пришлись ему по душе, потому что он в ответ улыбнулся и произнес:
- Ну, хорошо, по-моему, все. Получите свои вещи вон за той дверью. - Он показал на дверь слева. - А сейчас вон туда, в очередь на медицинский контроль.
Джейни закрыла ящики, и он махнул ей на прощание рукой:
- Надеюсь, вам у нас понравится.
Она помахала в ответ и двинулась дальше.
Пробираясь в толпе к следующей очереди, где стояли пассажиры ее рейса, Джейни ворчала про себя: "И что же мне не сиделось спокойно дома", - хотя и сама прекрасно знала, зачем прилетела.
* * *
Она приготовилась ждать целую вечность, но вторая очередь двигалась пусть немного, но все же быстрее. В очередной раз продвинувшись на полшага вперед, она, уже в полубессознательном состоянии, едва разлепив слипавшиеся глаза, бросила взгляд на часы. "Больше суток, - подсчитала она. - Хочу только одного - принять горизонтальное положение". Джейни тупо следила за очередью, глядя, как все, подходя к столу, показывают бумаги и обнажают правое запястье.
Офицер на контроле рукой в перчатке мгновенно проводил световодом, из которого лился яркий голубой дезинфицирующий свет, после чего прикладывал ладонь пассажира к небольшому компьютеру, который напомнил Джейни старинные банковские автоматы. С тоской она припомнила свой банкомат, стоявший у них в вестибюле общежития в медицинском колледже. Как же они любили поболтать, когда спускались туда. Это были их "банкоматские посиделки".
В конце осмотра компьютер каждый раз автоматически вносил стоимость своей услуги в аэропорту Хитроу на личный счет пассажира. Дома, в Америке, эту сумму снимут со счета в течение дня с момента их прибытия в Англию, и Джейни попыталась утешиться тем, что курс сейчас был не самый худший. Через какое-то время она обратила внимание на то, что офицер работает один, а компьютеров рядом несколько. Очередь была длинная - сюда стекались все пассажиры их рейса, пройдя досмотр у разных таможенников. Очереди вызвали у нее ассоциацию с пробками в туннеле Самнера в Бостоне. Или с каплей крови под микроскопом, где тромбоциты сбегаются к инородному телу.
- У них сегодня, похоже, не вся смена на месте, - обратилась она к стоящей рядом женщине, которая зевнула и кивнула в знак согласия.
В конце концов подошла очередь Джейни.
Офицер за столом сказал:
- Предъявите паспорт или личную карточку. Карточку Джейни не получила и потому протянула паспорт.
Просмотрев страницы, он спросил:
- В чем цель вашего визита, мисс Кроув?
Джейни устало сникла. "Кажется, мы заходим на второй круг". Но, не желая раздражать офицера, она не стала протестовать и просто повторила то же, что раньше.
Глядя в паспорт, он набрал в компьютере ее данные, и почти мгновенно на дисплее появилась регистрационная въездная карта.
- И надолго ли вы к нам?
Джейни, усталая, голодная, едва не вспыхнула от раздражения, однако сдержалась. "Просто подыграйте им, Кроув", - вспомнила она. "Ты почти у финиша", - сказала она себе. Она взяла себя в руки и вежливо выдала всю информацию.
- Благодарю вас, мисс, - сказал офицер. - Не могли бы вы показать запястье?
Джейни расстегнула и закатала правый рукав. Дезинфицирующий свет оказался на удивление прохладным - неизвестно почему Джейни думала, что он теплый. Ощущение было даже приятным, по крайней мере до тех пор, пока офицер не взял ее руку и не вложил пальцы в отверстие компа. Джейни, боявшаяся, как и все хирурги, травмы руки больше всего на свете, запаниковала, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вырваться и не удрать. На руке защелкнулся, автоматически отрегулировавшись, гибкий металлический браслет. Потом офицер нажал на какие-то кнопки.
- Готово, - сказал он, и Джейни напряглась, ощутив кожей легкую электрическую вибрацию. Длилось это не больше секунды, после чего офицер предупредил: - Погодите немного, сейчас она выведет данные.
Джейни расслабилась. Браслет еще не отомкнулся, но все данные были сняты, тест остался позади, и она могла спокойно вздохнуть.
Из лотка под передней панелью беззвучно выполз бумажный листок. Офицер ловко его оторвал и быстренько просканировал. С широкой улыбкой он повернулся к Джейни:
- Здоровье как у лошади. Прививки все, инфекционных заболеваний нет. - Потом, хмыкнув глумливо, добавил: - И не беременны.
Браслет на ее руке щелкнул.
Джейни подняла глаза. "Сволочь, - подумала она. - Прекрасно ведь знаешь, что я стерилизована. Все перед тобой на экране".
- Следующий, - сказал офицер, и к столу подошла женщина, стоявшая следом за Джейни.
Застегивая рукав, Джейни смотрела, как он проделывает те же штучки с женщиной, а когда он и той объявил, мол, прививки все, инфекций нет, не беременна, увидела на его бейдже ниже, под именем, буквы "д. м.". Доктор медицины. "Господи, пожалуйста, - взмолилась она, - только не это. Я умру, если меня заставят делать что-нибудь подобное". Когда он заканчивал свое обследование, Джейни вспомнила, что таможенник посоветовал спросить у него про аспирин.
Доктор медицины, саркастически хмыкнув, ответил:
- Видите ли, производители фармацевтических препаратов тоже хотят как-то зарабатывать на жизнь, согласны? На антибиотиках теперь денег не сделаешь, вот они и убедили власти в том, что новые обезболивающие совсем не так безопасны, как утверждалось раньше. Теперь к ним прилагается куча соответствующих инструкций по применению. И конечно, они здорово подорожали, поскольку производителям нужно же окупить расходы на эти бумажки. Бюрократия в действии. Хотите купить аспирин, возьмите рецепт.
Он шлепнул печать на въездных бумагах и вернул женщине.
- С вами все, - сказал он. - К выходу по желтым стрелкам.
Она отошла от стола вместе с целой группой также освободившихся пассажиров, поправлявших после досмотров на себе одежду. Вдруг позади, у столов, откуда они только что отошли, послышались гневные крики, и все, оглянувшись, увидели молодого человека, который сражался с компьютером, пытаясь высвободить руку. Офицер велел очереди перейти к другому компьютеру, одному из тех свободных, что заметила Джейни. Когда место расчистилось, он что-то сказал в переговорник, а потом и сам тоже отошел в сторону. Через несколько секунд пол раздвинулся, и четыре поднявшиеся стенки отделили от всех этот стол и пристегнутую к нему браслетом жертву, которую теперь биокопы должны были забрать для "детального обследования". Не обращая никакого внимания на мольбы молодого человека, доктор медицины, стоявший теперь возле соседнего компьютера, произнес: "Следующий", и от очереди отделилась испуганная женщина.
Взглянув на свою соседку, Джейни от души улыбнулась.
- Может, он был беременный, - сказала она и пошла прочь: искать человека, который должен был ее встречать.
Один
Сервера, Арагон, 1348
Алехандро Санчес отер грязной рукой со лба капли пота, оставив черные полосы. Железная лопата, воткнутая в кучу влажной земли, хоть и великолепная - человек победнее не смог бы позволить себе такую, - была слишком тяжелой, чтобы орудовать ею в такой душный вечер. Алехандро остановился, чтобы передохнуть, оперся на рукоять, от всего сердца желая отложить работу на денек попрохладней. "Но, увы, - подумал он, - что нельзя, то нельзя".
Нервничавший его ученик, который следил за тем, чтобы их никто не обнаружил, заглянул в яму, и доктор Санчес, снова взявшись за лопату, продолжил копать ритмичными, ровными движениями. Яма становилась все глубже, куча земли на краю все выше, и наконец лопата с размаху стукнулась обо что-то твердое, отдавшись дрожью в руках и в согнутой спине. Отбросив лопату в сторону, он крикнул мальчишке, чтобы тот лез в яму вместе с ним. Они отгребали землю голыми руками, изо всех сил надеясь, что добрались до того, что искали, - до гроба.
Ученик вдруг, издав отчаянный вопль, схватился за руку. Алехандро бросил работать и взял его руку в свою. В ладони он нащупал большую занозу, которую, впрочем, не смог рассмотреть в сумеречной дымке.
Он шикнул на мальчишку, чтобы тот не орал.
- Если нас застанут за этим занятием, руки нам уже не понадобятся, ни тебе, ни мне. Терпи и за дело! Рукой займемся, когда вернемся в аптеку.
Злобного взгляда оскорбленного мальчишки он тоже не увидел. Едва сдерживаясь от обиды и пульсировавшей в руке боли, исполненный негодования на учителя, который его нисколько не пожалел, тот неохотно снова взялся за работу и принялся отгребать в сторону комья земли.
- Есть! - дрогнувшим голосом сказал врач. От заветной цели его отделял лишь земляной слой в несколько дюймов. - Помогай расчищать!
Вдвоем они быстро отчистили угол. Алехандро на ощупь нашел щель, где крышка соединялась со стенкой, и, заулыбавшись невидимой в темноте торжествующей улыбкой, схватил лопату и ткнул ею в щель в надежде, что гвозди не выдержат. К великому его разочарованию, дерево оказалось не сгнившим, крепким, и гвозди остались на месте. Он знал, что, оставь он здесь все как есть, они проржавели бы быстро, и тогда задача оказалась бы проще. Но, к несчастью, не могли они позволить себе такую роскошь - ждать, когда природа сделает свое дело.
Вдвоем они налегли на рукоять лопаты, и с тихим треском крышка все-таки поддалась. Вдвоем, взобравшись на откопанный край, они взялись в четыре руки, неуклюже балансируя, и принялись тянуть изо всех сил. У врача плечи и руки от усталости едва слушались, но он не мог остановиться, теперь, когда время летело так быстро, а победа была так близка.
Наконец единым мощным рывком они все-таки оторвали ее и выбросили на край, рядом с разрытой могилой. Пристроившись на углу гроба, куда осыпалась земля, Алехандро потянулся вперед, как мог, подхватил тело под мышки и приподнял, а его ученик тем временем подсунул под него полосу грубой ткани. Потом они проделали то же с коленями и выбрались наверх. Алехандро подхватил концы с одной стороны, мальчишка с другой, и оба одновременно потянули наверх, покряхтывая от усилия и обливаясь потом. Подняв тело, они положили его на гладкую сторону возле могилы.
Алехандро, запыхавшись от напряжения, на секунду и сам прилег рядом, пытаясь восстановить дыхание. Когда же выровнял его настолько, что снова мог говорить, он едва не с любовью похлопал по измазанному землей телу.
- Ну, сеньор Альдерон, вы меня покинули, друг мой, а мы вот снова и встретились. Я ждал этой встречи. - Он подался вперед, так что лицо его приблизилось к голове мертвеца, и шепотом сказал: - Но прежде, чем я снова предам вас земле, клянусь останками собственных предков, я узнаю, что вас убило.
Он был знаком с усопшим и лечил его от страшной, мучительной болезни, хотя и безуспешно, что он с горечью признавал. Карлос Альдерон был кузнецом в городке Сервере, где они жили оба, в испанской провинции Арагон. Он был хороший человек и сам когда-то смастерил ту самую лопату, с помощью которой и был теперь открыт его гроб, и, вполне возможно, он же выковал гвозди и молоток, которыми тот был запечатан.
Алехандро вспомнил, каким был Альдерон - огромным, сильным и прекрасного здоровья человеком, что он, Алехандро, считал Божьим благословением, ниспосланным кузнецу в награду за честную рабочую жизнь. Они редко сталкивались до болезни, но Алехандро не раз обращал внимание на кузнеца, восхищаясь тем, с какой любовью заботился Карлос о семье, благодаря своему трудолюбию выбравшейся из нищеты и превратившейся в хорошую, зажиточную крестьянскую семью. Дочь удачно вышла замуж, а сыновья почти все время проводили в кузнице вместе с отцом. Жена Карлоса располнела, что тогда было признаком благополучия и очень шло к ее бурному нраву.
Так что когда глава сего семейства впервые, раскашлявшись, выплюнул кровавый сгусток, он спокойно отнесся к этому. В конце концов, как потом кузнец сказал Алехандро, Бог всегда был к нему милостив, и у него не было причин думать, будто счастье от него отвернулось. Но прошло две недели, а кашель не стих, Карлос все чаще плевался кровью, и это уже не походило на обычную простуду. Жена лечила его отварами эвкалипта и трав, но облегчение если и приходило, то ненадолго. Нехотя, но Карлос отправился к местному цирюльнику, оказавшемуся достаточно умным, чтобы понять после быстрого осмотра: его скудных знаний здесь недостаточно.
Лежа на земле рядом с трупом, восстанавливая дыхание, Алехандро вспомнил день, когда этот громадный человек, сняв шапку, переступил его порог в надежде на исцеление от своей непонятной, страшной болезни. Он заметно нервничал, не зная, как себя вести. В Сервере, где евреев хотя и недолюбливали, но гнать не гнали, еврейским врачам запрещено было лечить христиан. Так что Алехандро не обрадовался этому визиту, боясь рисковать благополучием своей семьи, которая жила в достатке, пользовалась в общине уважением - его младшие сестры уже все были удачно замужем, и только он один еще не думал жениться.
Осторожность, с которой он встретил нового пациента, была более чем понятна. С тех пор как Алехандро отучился в медицинской школе в Монпелье, он не только не лечил, но ни разу больше не притронулся к христианину, и даже в школе имел дело лишь со шлюхами и заключенными, у которых не было другого выбора, а не с добропорядочными христианами. Если кто-нибудь донесет, что он нарушил закон, на его семью обрушится гнев церкви. Врач он был хороший, но по молодости - еще глуп, и, зная все это, он пожалел больного и не прогнал его, не понимая всех последствий такого решения. Как глупец, он принял у себя Карлоса Альдерона, вознамерившись помочь тому всем, что было в его силах.
Он употребил все свои знания о легочных заболеваниях, применил все известные средства, включая кровопускание, клизмы и паровые ингаляции, но ничего не помогло. Скатав в трубку пергамент, он прикладывал его одним концом, как его учили, к груди больного, другим к уху. То, что он слышал, удивляло его несказанно, так как одно легкое дышало отлично, а в другом при каждом вдохе и выдохе слышались всхлипы и свисты. Конечно, он как врач понимал, что больно одно легкое, но подтверждения тому не находилось. "Если бы только можно было заглянуть к нему внутрь", - подумал он как-то в полном отчаянии. Беспомощный, он смотрел, как кузнец становится все прозрачнее, дух его ослабевает. Вскоре от него остались кожа да кости, и в конце концов он умер.
Перекладывать тело на телегу, однако, оказалось нелегко, обоим, врачу и ученику, пришлось потрудиться, и Алехандро подумал, а не умер ли кузнец от какого-нибудь не замеченного никем телесного повреждения, вовсе не иссушившего его плоть. Прикрыв тело и лопату свежим сеном, они надели капюшоны, скрывавшие большую часть лица, в надежде, что их примут за крестьян, собравшихся на рынок.
Оба они были потные, грязные, обоих терзал страх, что их могут поймать за тот час, который им предстояло пробираться к дому по деревенским дорогам. К тому же мальчишка разнылся и расплакался, жалуясь на занозу, которая продолжала его донимать, и нытье его пугало их и без того пугливого мула. Алехандро достал из-под сиденья бутылку крепкого красного вина и велел ученику выпить, понимая, что к тому времени, когда они доберутся до аптеки, успокаивающее его воздействие кончится. Мальчишка не стал спорить и заглотал вино залпом, как спирт, будто пил в последний раз в жизни. После этого они поехали спокойнее, положившись на свое счастье на темной дороге, освещенной заходившей уже к тому времени луной. Их нервный мул шарахался от каждой тени, не желая идти в темноте, и врач не раз подумал, что, впрягись он в телегу сам, они добрались бы скорее.
Перед рассветом они наконец поставили телегу в сарай, примыкавший к жилью Алехандро, и крепко заперли дверь. Оставив свой жутковатый груз под надежной защитой засовов, они двинулись в дом по темному коридору, освещая себе путь фонарем. После тяжкой ночи мышцы болели от каждого движения, но Алехандро, пообещав мальчишке заняться его рукой, как только они доберутся до дома, должен был сначала ее осмотреть.
Он поднес ладонь парня к фонарю и внимательно осмотрел ее.
- Прости, что не мог заняться тобой раньше, - извинился он, после осмотра еще больше посочувствовав ученику.
Мальчишка повизгивал от боли, которую не заглушило и вино. Алехандро, собравшись выдернуть занозу, попытался покрепче взять руку, но ученик дергался и мешал.
- Успокойся… Я же должен выдернуть эту проклятую Богом щепку!
Испугавшись богохульства, мальчишка замер, и дело было сделано. Щепка вышла, но не целиком, оставив обломок в ранке.