Она торопясь, вырывая пуговки, принялась расстегивать свою белую блузку с кружевным жабо. Ничего не понимая, я даже не пытался ее остановить.
- Я всем расскажу, что ты меня насиловал! - она резко задрала клетчатую юбчонку, оголяя розовое тельце.
- Только не это, - едва успел выдохнуть я.
- Сейчас же прекрати, Лера… Извините ее, девочка не совсем здорова.
Денис, опустившись на колени, застегивала жемчужные пуговки на разорванной блузке девочки. Мымра и Горгулья поспешно материализовались из ночного мрака и под руки уволокли упирающуюся и повизгивающую "инфанту" по направлению к усадьбе.
- Не слушайте ее, она ведьма, ее привезли сюда в большом черном гробу, я видела, - на губах девочки выступила желтая пена.
- Диона, - женщина протянула мне руку и слегка наклонила идеально причесанную голову непринужденным жестом королевы, принимающей корону из рук епископа.
- Эрлы Хин, - сорвалось с моих губ шаманское имя, настолько я был растерян и взволнован близостью прекрасной дамы в темно-красном бальном платье. Чувство странного родства влекло меня к ней. Мы оба были здесь чужими и несли неразгаданную тайну в глубине.
- Простите, Демид, - запоздало опомнился я, околдованный ее запахом, голосом и блеском глаз.
- Нет, нет, вы, действительно Керлехин: "Олень-охотник". И ваша татуировка, - она сняла длинную перчатку и слегка коснулась прохладными пальцами моей щеки. - В Англии и Франции до сих пор верят в Рогатого Охотника Харлекина. Он изредка появляется в окрестностях Виндзорского дворца. Когда-то его принимали за дьявола… А теперь дьявол живет среди нас, не привлекая ничьего внимания, - она улыбнулась своему наивному каламбуру.
Двое стражей, буквально избиваемых верткой добычей, были уже далеко. Я искоса наблюдал за Дионой. Ей было лет двадцать пять, не больше… Точеный профиль, длинная белая шея, покатые плечи и узкая талия не оставляли сомнений - в ее жилах текла благородная старинная кровь. Ее речь была абсолютно правильной, без малейшего намека на акцент, но ее мелодичный поток и неуловимые интонации были настолько изысканны и непривычны, что мой интерес к этой женщине неудержимо разгорался. Кто она? Откуда вывез это чудо Вараксин?
- Странный праздник, - Диона улыбнулась мягко, словно извиняясь. - Вокруг столько людей, но я едва знакома с ними. Все они чего-то ждут от меня, а мне тревожно и неловко.
- Да, мы чужие на этом празднике жизни! - не слишком удачно сострил я.
- Вы тоже это почувствовали?! - радостно изумилась Диона. Для нее эта засаленная фраза была свежей и оригинальной. Действительно - инопланетянка…
Мы были одни, хотя рядом, за деревьями, смеялись гости, взлетали шутихи и как огненный змей крутился фейерверк. Я молчал, не зная о чем говорить.
- Госпожа, куда вы пропали?
ИЗ-ЗА кустов вынырнул элегантный блондин. Он или крался за нами, или тоже обладал способностью к внезапной материализации. Стремительно коснувшись губами руки Дионы, он промурлыкал:
- Гости заждались, позвольте, я сам развлеку нашего волшебника…
Его обращение с ней, смесь почтения и фамильярности и грассирующий баритон взбесили меня. Я с неприязнью смотрел на его зачесанные ото лба волнистые волосы. Это был человек неопределенной расы, скорее европеец, чем семит, с довольно изящными, четко прорисованными чертами лица, но с неуловимой отметиной вырождения на этом красивом, наглом лице.
Диона пожала белоснежными плечами и подала мне на прощание руку:
- Благодарю за чудесный иллюзион.
Я невольно оглянулся ей вслед. Чуть покачиваясь на высоких каблуках, она медленно шла меж кустов гортензий.
- Абадор, - деловито представился блондин. - Не удивляйтесь, это скорее прозвище, чем имя. Имя у меня самое обыкновенное: Леон, для друзей Лева. Я работаю у Рубена Яковлевича, и по совместительству являюсь поверенным Дионы, ее менеджером. Но мне больше нравится русское слово "управляющий", оно звучит так красиво, властно, правда немного длинновато и тяжеловесно, как все русское… Ха-ха… А как вас звать-величать?
- Демид, фокусник, - сухо представился я.
- Шикарный вечер, шикарные девушки, - Абадор блеснул ровной, великолепно поставленной улыбкой. - Жаль, что все праздники когда-нибудь кончаются. Кстати, при дворах фараонов бытовал интересный обычай. В самый разгар обильных возлияний и огненных плясок наложниц являлся жрец в погребальных одеждах, в руках он держал нечто вроде мумии. "Ешьте, пейте и веселитесь, ибо завтра вы станете подобны сему!" - возглашал этот черный вестник. Memento more! Господа… Время жизни ограничено, надобно спешить…
Он привычно взглянул на светящийся циферблат наручных часов.
- Вот как! А вы знаток египетских обрядов?
- Да-с, не профан. Кстати, "профанами" некогда звали масонов низших степеней… Ну, если уж начистоту, то так масоны зовут всех немасонов. Знаете ли, меня всегда интересовали мистерии, вернее, язык древних символов. Кстати, я режиссер этого бала…
Интимно понизив голос, Абадор продолжал:
- По вашим глазам я вижу, что вы уже готовы меня выслушать и даже немного заинтригованы. Так вот, ваш аттракцион поражает воображение. Это нечто мистическое, запредельное. Душа растения, плененная магом и заключенная в колбу! Я потрясен, и хочу как можно больше узнать о вас.
- Лестный отзыв, но мне больше нечем поразить ваше воображение.
- Скажите, Демид, а кроме опытов с цветами, вы что умеете?
- Я недоучившийся врач, если вы об этом…
- Прекрасно… Это даже больше, чем я ожидал! Поверьте, мое любопытство совсем не праздное. Я могу предложить вам интересную работу. Вы, наверное, уже догадались, что я хочу заполучить вас "с потрошками"? До чего же хорош русский язык… Я в восторге от России! Кстати, мои предки жили здесь.
Его виртуозная болтовня отдавала шулерским приемом. На зоне этот словесный понос называют "баламут", не успеешь моргнуть, как "вся семья Блиновых", все четыре туза, оказываются "в гостях" у кидалы. До отупения заболтанный Абадором, я с идиотическим восторгом соглашался со всем, что он мне предлагал, и даже высказался в том духе, что мечтал бы, как раньше, иметь собственную медицинскую практику.
- Судя по всему, вы любите животных. Я прав? О, здесь прекрасный зоосад. Пойдемте, я покажу вам зверей. Вы сразу понравились мне, Демид…
Мы шли по извилистым дорожкам меж английских газонов и альпийских лужаек к странному сооружению. Что-то вроде Диснейленда или Изумрудного города страны Оз. Трепетали на ветру флажки, помаргивали гирлянды разноцветных фонариков, изнутри доносился тоскливый рев и мычание.
- Им выпала трудная ночь. Звери волнуются. Здесь довольно редкое собрание зоологических уникумов. Как врачу и биологу вам будет очень интересно.
Клетки и вольеры были мягко подсвечены изнутри. Несмотря на глубокую ночь, звери не спали, они беспокойно метались по клеткам. Белый, в дымчатых пятнах гепард-альбинос гневно стучал хвостом. В корале постукивали копытами благородные олени. Вожак вскинул голову-цветок и пристально посмотрел на меня сквозь сетку. Он подошел ближе. Влажный нос его дрожал. Олень тянулся ко мне, с доверием и надеждой вглядываясь в мое лицо. Темные выпуклые глаза под густыми ресницами были печальны и разумны. Он все знал обо мне…
Олень был моим шаманским проводником, вернее, хранителем, но другой - северный олень, он казался бы коньком-горбунком рядом с этим грациозным красавцем. Я вспомнил кривые копыта, разбитые о мерзлую землю, темные мозоли на коленях, отвисшие, изрезанные льдом губы, и тяжелые обомшелые "короны" моих карибу. Но глаза, влажные, мерцающие глаза оленух-важенок были столь глубоки, словно они помнили рай и умели молиться.
Я зачарованно переходил от клетки к клетке. Здесь, в прозрачных стеклянных террариумах, вольерах, аквариумах и клетках, была собрана редчайшая коллекция фауны. Рептилии, пресмыкающиеся, тропические птицы, австралийские "двуутробки", парнокопытные, хищники, приматы - я словно путешествовал по коридорам дарвинской эволюции. В клетках произрастала роскошная растительность, соответствующая привычной среде обитания экспонатов. И лишь при близком взгляде можно было заметить подмену. Трава, цветы, деревья, папоротники, пальмы, кактусы, коряги и даже камни были мастерски изготовлены из прочной синтетики и тучно пропитаны ароматизаторами.
- Взгляните на эту птицу. Это луговой петушок или Купидон прерий. С середины прошлого века он считается исчезнувшим. Во всех зоологических справочниках он стоит рядом с Дронтом, страусом Моа и стеллеровой коровой. Ну, разве не чудо? Эта парочка была подарена Дионе одним монархом из Европы. Эта птица из королевских садов!
Разноцветный краснобровый петушок гарцевал вокруг своей подруги, скромной золушки-пеструшки. Он кланялся, подпрыгивал и скреб лапками белую пыль вольера, широко раздувая золотисто-оранжевые, похожие на крашеные пасхальные яйца, щеки.
- Курочка скоро сядет на яйца. Если нам удастся получить потомство, то, слегка изменив генетический код братьев и сестер, мы возродим род Купидонов прерий. Диона обожает их, - комментировал Абадор.
В конце зоологической аллеи верещали мелкие приматы. Рыжий предводитель, воспользовавшись замешательством в клетке, тут же вцепился в загривок сожительницы; животные не менее остро, чем люди, ощущают скоротечность праздника бытия.
В соседней клетке огромная мрачная горилла одной ручищей почесывала брюхо, а другой, вполне по-человечьи, поддерживала лысого детеныша-сосунка. Звери усердно выполняли первую божественную заповедь: охотно плодились и с энтузиазмом размножались. И, как показала дальнейшая экскурсия, не они одни…
- А вот и венец творения, - Абадор кивнул в сторону шалаша из пальмовых листьев. - Согласитесь, он по праву завершает эту галерею.
Управляющий похлопал в ладоши, как на детском празднике. По его знаку из шалаша выглянул некто лохматый, заросший рыжей бородищей. Увидев за стеной из прозрачного пластика посетителей, бородач торопливо вылез из своего укрытия и принялся ретиво остругивать дубину осколком кремня. На поясе его болтался обрывок лубяной пеньки с лоскутками меха на чреслах и ягодицах. Следом за самцом выбралась его заспанная подруга. Голая по пояс загорелая бабенка с усердием принялась толочь что-то в каменной ступке. Под юбочкой из пенькового мочала круглился живот. Вероятно, через полгода эта человекообразная чета ожидала пополнение.
- Вот и весь зоосад. Вам понравилось? - улыбка Абадора вышла узкой и кривоватой.
- Это мерзость. Ведь это же люди! Представьте, что вас раздели, вымазали и выставили в прозрачном ящике. Это подлость…
Абадор укоризненно покачал прилизанной головой.
- Клянусь яйцами Купидона, эти троглодиты благодарны тем, кто поместил их сюда; здесь им сытно, тепло и лениво. Через три месяца у них родится детеныш. Посмотрите, они выглядят совершенно счастливыми, у них есть все, включая право в любой момент покинуть зоопарк, но, вот незадача, райское местечко сейчас же займут другие. Поверьте, им здесь очень хорошо! Молодка целыми днями валяется в хижине и пялится в плоский экран спутникового телевизора, а ее супруг пользуется неограниченным кредитом у лучших пивоваров Германии. Даже сердобольная госпожа Денис не нашлась, что возразить, когда мои подопечные на коленях умоляли не выгонять их из пластикового рая.
Я молчал, понимая, что он испытывает меня этой провокацией.
- Простите, я не хотел задеть ваши чувства… Это всего лишь эксперимент. Если считать человека чьим-то неудавшимся экспериментом, то возвращение его на лоно природы к шалашу и первобытному костру будет расплатой за его конечное убожество.
- Хотите, я укажу вам на одну довольно грубую ошибку в проектировке зоопарка: клетки с шимпанзе и гориллами надо расположить после человеческих экземпляров…
- Вот как? Почему?
- Доказано, что все живые существа в процессе внутриутробного развития зародыша повторяют эволюционный путь своего вида. Так вот детеныши шимпанзе и горилл становятся обезьянами лишь на последнем этапе, а до этого они развиваются по людскому плану. Эти виды обезьян - бывшие люди.
- Неприятная новость… Это достоверно?
- Абсолютно… У приматов хромосом немного больше, чем у человека. Предки обезьян были людьми, но утратили признаки человека - речь, способность к труду, культуру, хотя у шимпанзе сохранились остатки дикарских обрядов. К тому же приглядитесь: гориллы - чернокожие. Они наверняка произошли от негроидов, а шимпанзе - белые.
- О, вы совершенно убедили меня. Я велю переставить клетки. Вот что, Демид… я предлагаю вам работу врача.
- Вы хотите сказать, ветеринара?
- Нет, уважаемый, берите выше - личного врача Денис. Она на редкость здорова. У вас будет мало работы, и вы сможете заниматься своими удивительными опытами. Но это еще не все. В дальнейшем…
- Я согласен, - слишком торопливо произнес я.
- Отлично! Я прикажу приготовить флигель. В случае успеха у вас будет собственный дом, прислуга, хороший автомобиль, яхта и тысяча мелочей, украшающих тусклое земное бытие. Ваш личный счет в банке будет открыт сегодня же весьма круглой суммой.
Этот день начался для меня с деревенской избы и пыльного сельского тракта, а закончился в имении нефтяного короля. Но я смертельно устал, поэтому предложение управляющего я воспринял с плебейской поспешностью.
Едва получив ключи от флигеля, я с облегчением покинул странный карнавал, пышностью напоминающий пир Валтасара.
Во флигеле оказалось три небольшие комнатки: кабинет, гостиная и спальня. Из спальни головокружительно пахнуло лавандой. Сквозь витражные двери теплился розовый ночник, белели высокие подушки. Не мешкая ни минуты, я переступил порог спальни и… споткнулся, как если бы под моей ногой внезапно раскрылась пропасть.
* * *
Я едва устоял на ногах: на полу лежало белое вафельное полотенце.
Такое же полотенце полетело мне в ноги семь лет назад, когда я впервые переступил порог общей камеры. К этому времени я уже прошел милицейский "аквариум", ИВС, но почти ничего не знал об обычаях тюремной "прописки".
После оформления "бирок", санобработки, досмотра, фотографирования и снятия "пальчиков" я оказался в помещении, напоминающим небольшой спортивный зал с лавочками вдоль стен. Это был сборный пункт, "вокзал" на тюремном жаргоне. Вокзал был набит под завязку. Атмосфера здесь была специфическая. "Ваньки", деланные психи, извращенцы со стремными статьями и те, кто уже успел "наломать дров" в общей камере, с особым сладострастием "выламывались" на сборке и корчили из себя невменяемых, чтобы избежать отправки по хатам.
Мой сосед по лавочке оказался неприметным человеком, но в движениях его сквозила неожиданная резкость и поджарая хищная собранность. Одет он был очень скромно, даже бедно, но как-то по-особому аккуратно. Я вспомнил, что уже видел его на досмотре. Когда конвоир заставил его поднять руки, он весь скривился от боли. Правую руку во время обыска он поддерживал под локоть левой.
После внезапного вечернего шмона обитатели сборки долго успокаивались, то там, то тут вспыхивали скандалы. Мне предстояло коротать ночь, скрючившись от холода, прямо на голом цементном полу. Меня взяли в предпоследний день мая. Наступил сентябрь, а на мне были только джинсы и серая от грязи спортивная майка.
- Болит? - тихо спросил я незнакомца, указывая глазами на его плечо.
Человек только зыркнул на меня пустыми серыми глазами и отвернулся. Я еще не знал, что любое проявление жалости или сострадания в тюрьме или на зоне влечет тяжелый позор и опускание в ранге.
- Я могу вам помочь, если это бурсит или застарелый вывих…
- Отвали, - без выражения ругнулся он, - лепила несмазанная.
- За что сел? - минут через сорок тихо спросил незнакомец. - Только не ври, по жизни фуфлыжник хуже педераста, пацаны все равно раскоцают.
- Сто семнадцатая часть четвертая и сто вторая часть "Е", - отбарабанил я. - Но, поверьте, я не убивал, я…
- И не насиловал, только ноги держал и свечку, - осклабился он, и во рту его заиграл ряд золотых фикс. - С твоей статьей в общак соваться - амба. Здесь "черная зона", правят авторитеты, в абвер стучать бесполезно. Гапоны обязательно стукнут обратно в камеру и тебе кранты.
- Так я же не виноват, ну совсем не виноват, понимаете…
- Дурак ты, студент… Вот для примера, какой-нибудь конкретный шпан на себя чужое дело погрузит - почет по понятиям. А дуриком сесть, да еще за бабу - это "бездорож", глупость, братва "шерстяных" не прощает. Ладно, костоправ, амбразуру прижми, может, и пронесет. И грабку посмотри, пока тебя всей камерой в дележку не долбанули.
Он расстегнул пиджак, рубаху и оголил обклеенное наколками плечо. Я ощупал дельтовидную мышцу. Обилие мастерски вытатуированных икон и церковно-славянских аббревиатур я понял весьма своеобразно, я еще не знал, что такой сюжет - принадлежность к высшей воровской касте, и решил, что передо мной оступившийся, но в душе глубоко религиозный субъект. Сустав лучевой кости был деформирован, и не вмещался в выемку. Артрит, или ревматизм… В этом случае нужно долгое и сложное лечение. Простой вывих я бы вправил, но здесь признал полное свое бессилие.
- Иди к ляду, живодер! - выругался страдалец. - Не умеешь, не лезь.
"Вокзал" готовился к ночи, кто-то выл и стучал о стену головой, симулируя помешательство, кто-то из "косарей" от нервов обгадился в штаны, и в этом углу стояла ругань и гвалт.
Я уткнул лицо в колени и зажал ладонями уши. Полтора месяца назад, на суде, я отказался от всех своих показаний и был отправлен на повторное освидетельствование в "спецпсихушку". Через месяц меня признали вменяемым. На последнем допросе взбешенная следователь прокуратуры Зуева в красках расписала мне мое будущее в "пресс-камере", пообещав, что в первую же ночь мне, как "отрицалу" с "шерстяной" статьей, выбьют все зубы и оприходуют - не таких обламывали. Ввиду такого будущего я собирался сделать что-то такое, чтобы меня почти сразу убили сокамерники. Может быть, плюну в рожу авторитету или…
Я долго не мог заснуть. За эти три с половиной месяца следствия, судебных заседаний и "лечения" я отупел и свыкся с допросами, неволей, но не с обрушившимся на меня ужасом и мраком. Я был живой, я думал, помнил, шевелился и даже временами безумно надеялся на что-то, а она лежала в земле, и ей было холодно и страшно. Я слышал ее голос, она все еще была где-то близко. И, возможно, она тоже спрашивала у неба: "За что?" В чем мы согрешили так страшно, что оказались разбиты и разметаны по разным мирам?
Но если радость и страдание должны в конце жизни уравновеситься и прийти к нулю, то, должно быть, сейчас в эту минуту я искупал радость наших встреч. И то прежнее счастье я не искуплю никакими страданиями тела и души. Я твой должник, Господи… Ты открыл мне сокровенное в любви этой девушки.
После отбоя охранники вырубили свет, и в темноте человечье стадо завыло и завозилось еще громче. А я, как всегда, когда действительность становилась невыносимой, отключился и убежал туда, откуда нас никто не в силах выгнать.