Самое страшное началось, однако, когда к узнице пришёл один из членов Тайного совета и стал вести допрос с целью выявить все злоумышления против царствующего ещё Эдуарда. Они подозревали ни много, ни мало как отравление короля с целью захвата власти. Джейн нечего было рассказать дознавателю, но ей не верили и допрашивали раз за разом, всё более хитроумно выстраивая вопросы. Джейн плакала и клялась в том, что ничего не знает. Тогда её повели на "прогулку" по Тауэру, показывая места, где развязывались языки самых упрямых заключённых, и орудия, используемые для этого. Когда её ввели в маленькую камеру, где стояли приспособления для пыток, ей стало плохо. Ноги едва держали бедную Джейн, голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Как оказалось, в Тауэре имелись смертоносные орудия пытки специально для нежных дам. Ей показали "Железную деву" – большой, в полный человеческий рост металлический футляр, выкованный по форме женского тела, дно которого утыкано большими шипами, насквозь пронизывающими тело жертвы, помещённой туда.
– Обычно заключенные сюда женщины кричат долго и громко, – сообщил ей сопровождавший их в этой жуткой экскурсии лорд-смотритель замка. – Нужно быть очень покладистой, леди, чтобы не угодить в объятия этой не слишком приветливой девы.
Тут уж Джейн разрыдалась во весь голос.
– Ну, как вы не можете понять, что я ничего, совершенно ничего не знаю, – всхлипывая, проговорила она. – Я ведь никто, совсем никто в этом семействе. Меня взяли из отчего дома как берут неодушевлённую вещь, куклу и заставляли куда-то идти, что-то делать. За весь последний год я ни разу не видела моего кузена Эдуарда, с которым мне когда-то в детстве дозволялось играть. Я не хотела быть королевой. Я просила лорда-протектора не делать этого со мной, но он и слушать не захотел. Велел быть покорной его воле, иначе всевозможные кары обрушатся на головы моих родных. Что, скажите мне, что могла я сделать, одинокая и беспомощная в руках этих всесильных мужчин, моих свёкра и мужа? Со мной ведь даже не разговаривали как с человеком. Просто велели делать или говорить то-то и то-то. Ну почему вы не верите мне? Почему? Уж лучше убейте сразу, только не мучайте больше своими вопросами, на которые у меня нет ответов.
Она почти кричала.
– Всему своё время, – пробормотал вполголоса чуть смущённый дознаватель, отвернувшись от своей подопечной.
Ему и, правда, было жаль эту молодую женщину, почти девочку, которую, похоже, безжалостно использовал в своей игре жестокосердный Нортумберленд. Но работа есть работа, и её надо исполнять добросовестно, если нет желания самому попасть в этот мрачный замок в качестве узника. Затем, повернувшись к своей подопечной, он успокоил её несколькими официально произнесенными словами. Нельзя было даже подозрение вызвать, что он пожалел её. Новая королева Мария никогда не простит его, если узнает, что он проявил слабость и сжалился над протестанткой, позволившей себе захватить её титул и трон. Этой девочке не выбраться отсюда живой. Её участь решена.
После возвращения с "прогулки" Джейн была сама не своя, её била крупная дрожь. Она не могла есть, только всё время пила, а к ночи слегла с горячкой. Бедная женщина металась на узкой постели, всё время рвалась куда-то, поминала в бреду какую-то железную деву и звала Роберта. Фрейлины были в полном расстройстве и недоумении. Они потребовали лекаря, и он пришёл. Осмотрев больную, эскулап оставил свои назначения, и Джейн стали поить какими-то настоями из трав. Служанка без конца обтирала её тело прохладной водой с уксусом, и постепенно молодая женщина пришла в себя. Но с тех пор улыбка ни разу не появилась на её молодом нежном лице. Джейн была задумчива и молчалива. Никто не знал, что творится в её хорошенькой головке. И это было к лучшему. То, о чём она думала, принадлежало только ей, это были самые драгоценные её воспоминания. И ещё время от времени она совсем не по-христиански проклинала графа Уорвика, герцога Нортумберленда, который уже распрощался с головой, и его безжалостного сына, омрачившего своим бессердечием её такую короткую жизнь. То, что жизнь её кончена, Джейн понимала отчётливо. Злобная и жестокосердная Мария никогда не простит её, даже зная, что во всём происшедшем нет ни грана её вины. Другая, более человечная королева могла бы сослать её в отдалённую провинцию, но сохранила бы ей жизнь и возможность видеть небо над головой. Другая, но только не эта фанатичная, всем недовольная стареющая Мария.
О смерти думать было страшно. То есть не о самой смерти, а обо всём, что будет ей предшествовать. Она с ужасом представляла палача с топором. А вдруг он будет недостаточно умел? Такое уже было. Во времена старого короля Генриха не повезло обречённой на казнь леди Солсбери – неумелый палач гонялся за ней вокруг плахи, нанося удар за ударом, куда придётся, пока не искромсал её всю. Ужас! А когда на Тауэрском холме казнили Кромвеля, он не сопротивлялся. Однако бедняга получил несколько жестоких ударов, прежде чем распростился с жизнью. Джейн содрогалась, думая о таком, и с ещё большей горячностью проклинала своего свёкра. А отец? Он был так по-глупому счастлив, когда его дочь провозгласили королевой Англии. Жив ли он? Этого Джейн не знала. До неё не доходили никакие вести из мира, оставшегося за стенами этой страшной крепости.
Одно было хорошо – её перестали допрашивать. И это давало хоть какое-то облегчение. Джейн уже знала, где казнят королев из рода Тюдоров – на лужайке Тауэр-Грин, напротив церкви Святого Петра-в-оковах. Там возводили эшафот, на котором простились с головой и мятежная королева Анна Болейн, и юная легкомысленная Кэтрин Говард. Обе вели себя достойно в момент казни. И это обязывало её, Джейн, тоже взять себя в руки. Ведь её бабкой была прекрасная Мария Тюдор, смелая и готовая на всё ради своей любви. Но как же трудно держать себя в руках, даже только думая о том, что её ждёт!
Время шло, но ничего не менялось в жизни узницы Тауэра. Пришла осень с её холодами и ветрами, особенно жутко завывающими в этих страшных стенах. Зарядили дожди. Стало сыро и холодно, согреться можно было только у самого очага. Двадцатого октября Джейн исполнилось шестнадцать лет. Никто не вспомнил об этом празднике. И она отметила его в душе своей, где единственным гостем был Роберт, о котором она очень тосковала. А, улёгшись в постель, проплакала полночи, но слёзы были тихими. Она почти смирилась с неизбежным. Потом наступила зима. В воздухе закружились первые снежинки. Где-то там, за толстыми стенами крепости-тюрьмы люди отпраздновали Рождество. Наступил новый 1554-й год, обещающий так много для тех, кто остаётся жить, и последний год для неё, обречённой на смерть безжалостными людьми.
Страшный день настал в начале февраля, когда остались позади месяцы томительного заключения в полной изоляции от мира. Вечером хмурого и ветреного февральского дня, когда даже солнце не нашло возможным появиться над Тауэром, к узнице заглянул лорд-смотритель и сообщил, что суд признал её виновной в государственной измене и узурпировании власти. Казнь состоится завтра, и леди следует быть готовой. Фрейлины зарыдали, служанка упала на колени и прижалась лицом к руке госпожи. Сама же Джейн была спокойна и холодна.
– Благодарю вас, милорд, – тихо сказала она, – я буду готова.
Лорд-смотритель содрогнулся в душе, увидев это ледяное спокойствие. Его вторая дочь была такого же возраста, как и эта несчастная леди. И мужчине стало страшно. "Господи, какие вещи допускаешь ты на нашей многострадальной земле, – подумал он. – Казнить отсечением головы детей, как можно стерпеть такое!".
Свою последнюю в жизни ночь Джейн Грей, леди Дадли, в течение девяти дней бывшая королевой Англии, провела без сна. Она думала о своей жизни, такой короткой и такой несчастливой. Вспоминала всё лучшее из детства, из тех минут, что провела рядом с любимым Робертом. Больно и одновременно сладко было вспоминать часы, проведённые в страстной любви с ним. "Роберт, Роберт, – беззвучно шептали её губы, – ты вспоминай меня хоть иногда. Мне будет легче лечь на плаху, если я буду знать, что ты меня любишь. Ведь любишь, милый? Я верю, что любишь, и это даёт мне силы".
Бывшие с ней в заключении женщины спали тревожным сном. Завтра, когда для неё всё закончится, то, что пережито здесь останется для них лишь мрачным воспоминанием. Пройдёт время, и они забудут эти страшные дни. Для неё же всё будет закончено уже завтра. Джейн потихоньку встала и подошла к бойнице окна. Увидела тонкий серпик нарастающей луны и обрадовалась, как ребёнок, получивший подарок. Подумалось, что это Господь посылает ей своё утешение. Он примет её в свои объятия, и никогда уже никто из людей не сможет причинить ей зла. Никогда! Слёзы потекли по исхудавшему лицу. Джейн вытерла их и вернулась в постель.
Утром, когда стража пришла, чтобы сопроводить узницу к месту казни, она была полностью готова. На неё надели её лучшее платье – тёмно-синее с золотой каймой по подолу и рукавам. Воротник платья пришлось срезать, чтобы не мешал работе палача. Роскошные волосы с золотым отливом подняли наверх и закрепили украшенными жемчугом заколками. Оголившаяся шея была трогательно тоненькой, почти детской. Идя к месту казни, Джейн не чувствовала ни ветра, ни холода. Он уже была как неживая.
На лужайке собрались члены Тайного совета, обязанные присутствовать при казни. Никого из её родных и близких не было рядом. Только две бледные измученные фрейлины и старая служанка.
Ей зачитали приговор и дали последнее слово. Джейн подняла голову, распрямила плечи и сказала чистым звонким голосом:
– Всё, в чём меня обвиняют, не является делом моих рук. Я умираю безвинной.
Вокруг эшафота установилась звенящая тишина. Только громкое карканье ворон нарушало безмолвие трагического момента. Джейн подняла глаза к бездонному небу, и на нём, как неожиданный привет ей выглянуло холодное и бледное зимнее солнце. Молодая женщина улыбнулась и шагнула навстречу ожидавшему её палачу. Как и положено, она опустила золотую монету в его руку, но не сказала ни слова и молча легла на колоду, повернул лицо в ту сторону, где был её дом, где был любимый. Минута, и топор взлетел над её головой. Палач был милосерден и перерубил тонкую девичью шейку с одного удара. Всё было кончено. Раздался громкий плач двух молодых фрейлин. Их быстренько увели к воротам замка, чтобы отправить домой. На холодной земле осталось лежать тело старой служанки – её сердце не выдержало картины казни, и она умерла одновременно с госпожой. Над местом казни летали и громко кричали вороны.
Юная, ни в чём не повинная королева Джейн Грей распрощалась с жизнью, заплатив головой за чужие честолюбивые замыслы. А Англия затихла в предчувствии новых бед. Королева Мария, от которой ожидали тихого спокойного царствования, не оправдала надежд своих подданных. Она сразу же открыто заняла происпанскую позицию и пошла на поводу у наводнивших страну воинствующих католиков настолько, что позволила широко ввести смертную казнь для еретиков. В Лондоне запылали первые костры инквизиции. А страна оказалась ввергнутой в пучину не нужной ей войны с Францией – супруг королевы Марии принц Филипп Испанский порядком опустошил королевскую казну для вооружения своей армии, да ещё потребовал английских солдат, с которыми и ринулся на французов. Войну он проиграл, потеряв при этом последний оплот англичан на материке – порт Кале, и удалился к себе в Испанию, оставив многие сотни англичан лежать в чужой земле. Страна замерла в страхе и отчаянии. А до спокойного царствования королевы Елизаветы было ещё долгих пять лет.
Игрушка для двух королей
Особняк Уивенхо,
Колчестер, Англия.
Лето 1558 года.
Болезненно худая, бледная женщина с седыми волосами неподвижно сидела в кресле у большого окна, задумчиво глядя на догорающий день. Хотя вряд ли она видела что-либо за окном, поскольку взгляд её был обращён в себя. Она вспоминала прожитую жизнь, людей, которых любила. Женщина знала, что времени на воспоминания остаётся всё меньше – дни её сочтены. Она не жалела об этом, потому что устала жить одна в этом добровольном изгнании, куда удалилась вместе с любимым мужчиной много лет назад. И пока он был жив, ни разу не пожалела, что скрылась от мира, позволила считать себя умершей. Но когда, полтора года назад, не стало мужа, жизнь потеряла всякий смысл. Тем более что её младшая дочь Анна уже несколько лет жила со своим супругом в Эссексе, а дети от первого брака с Виллом Кэри – сын Генри и дочь Кэтрин давно уже жили на континенте, в Швейцарии, скрываясь от мстительной королевы Марии, которую теперь называли не иначе, как Мария Кровавая. Ведь это она, королева Англии, позволила втянуть страну в разорительную войну за чужие интересы, и это она, королева, допустила в своей стране разгул инквизиции, после чего сотни людей приняли мучительную смерть на костре. И проклятия обманутого в своих надеждах народа Англии, ожидавшего от дочери Генриха VIII мирного и спокойного правления, похоже, сделали своё дело – сейчас королева лежала на смертном одре, а страна с нетерпением ожидала, когда на престол взойдёт младшая дочь Генриха Елизавета Тюдор, её любимая племянница.
Сидевшая у окна женщина была Мария Болейн, леди Стаффорд – последняя из оставшихся в живых Болейнов, когда-то сильного и близкого к трону семейства.
Неотразимая белокурая красавица, голубоглазая, мягкая и женственная, Мария Болейн всегда привлекала взгляды мужчин. И её отец Томас Болейн, человек в высшей степени честолюбивый, намеревался выжать из этого обстоятельства все возможные выгоды, не утратив ни единой. Отправляя дочерей во Францию, он возлагал большие надежды на старшую, послушную и покорную его воле Марию, поскольку младшая, Анна, живая и остроумная черноглазая девочка, всегда была слишком своевольной, а честолюбием могла поспорить с отцом.
Мария любила сестру, хотя им всегда не хватало взаимопонимания. Анна мечтала о славе и высоком положении и целеустремлённо шла к этому. В сердце Марии жила мечта о большой любви. Мечта, которую жизнь сделала на многие годы невозможной для неё.
Проведя несколько лет во Франции, вначале при дворе старого Людовика Х11, в жёны которому была прислана из Англии сестра короля Генриха VIII, "роза Тюдоров", очаровательная юная Мария Тюдор, а потом молодого короля Франциска, Мария превратилась в настоящую красавицу, привлекающую жадные взоры мужчин. Сам Франциск, сильный и чрезмерно похотливый мужчина, тоже обратил внимание на очаровательную фрейлину своей жены, королевы Клод. Когда-то давно, будучи ещё одиннадцатилетней девочкой, Мария, впервые увидев нового короля Франции, была покорена красотой двадцатилетнего Франциска, высокого, атлетически сложённого, черноволосого и черноглазого, живого и очень привлекательного. Тогда он казался ей великолепным рыцарем, и она даже по-детски была влюблена в него. Его роскошная коронация произвела на неё неизгладимое впечатление. Он казался ей легендарным могучим титаном.
Сейчас в её пятнадцать лет детские грёзы о великолепном герое давно развеялись – жизнь при дворе многому научила её. Однако Франциск, увидев девушку на устроенном им празднике, возжелал её. От Марии исходило сияние юной нетронутой чистоты, и своевольный король не мог позволить кому-то другому сорвать этот распускающийся бутон. Он не стал тратить время на ухаживания и уговоры, а велел доставить её в его личный кабинет "для беседы". Когда девушка появилась в его апартаментах, король улыбнулся ей, горячо прижал к себе, поцеловал и, не говоря ни слова и не слушая её возражений, просто быстро раздел и уложил в постель. С наслаждением ворвался в юное тело, удовлетворённо отметив, что действительно первым прошёл по этому сладкому пути. Закончив своё яростное наступление полной победой, он поднялся, оделся и покинул помещение, велев специальной прислуге помочь даме привести себя в порядок. Марии напоследок заявил, что будет требовать её к себе, как только пожелает, и она не смеет противиться его воле.
Только у себя в комнате Мария смогла предаться отчаянию и слезам. Почему она не оказала монарху должного сопротивления? Хотя ответ она знала – Франциск, своевольный, упрямый и капризный, никакого сопротивления не потерпел бы. Он просто не привык к нему. Высокий, мощный, красивый какой-то демонической красотой мужчина, он брал женщин по первому своему желанию. Ни о какой любви ни к одной из них речь не шла никогда. Он просто удовлетворял себя, не слишком заботясь об удовольствиях покорённых им красавиц. Тёплая и нежная Мария вызывала в нём желание снова и снова обладать ею. При этом ему нравилось дразнить её и даже подчас делать ей больно. Не задумываясь, он весело делился ею со своими друзьями, а однажды расплатился её телом за свой проигрыш при игре в кости. Тот вечер Мария запомнила надолго, потому что грубый и даже жестокий Лотрек, приятель короля, мужчина большого роста и крепкого телосложения, вытворял с ней такое, что многие годы потом было её кошмаром. Мария мечтала уехать из Франции, скрыться от ненасытного Франциска, но отец, к которому она обратилась за советом и помощью, заявил ей, что служить своим телом одному из величайших монархов Европы – большая честь для неё. А семья, заметил он, может заработать на этом большие выгоды. И Марии, всегда послушной воле отца, пришлось смириться со своей судьбой и оставаться игрушкой в руках короля Франциска. А он и не собирался скрывать её положение своей новой фаворитки, и вскоре об этом уже во всю сплетничали не только при французском, но и при английском дворе.
Фортуна улыбнулась ей только спустя полтора года, когда состоялась историческая встреча двух королей на Поле золотой парчи в Пикардии – якобы для того, чтобы наладить отношения между двумя, давно и упорно враждующими странами, а на деле… Два молодых сильных хищника желали посмотреть друг на друга поближе, оценить соперника и, возможно, испытать свои силы в пробной схватке. Декорация для этого действа была создана сказочная. Ни один из королей не пожалел денег, чтобы произвести впечатление, и всё это событие стало феерией, надолго запомнившейся как англичанам, так и французам.
Томас Болейн, доверенное лицо короля Генриха и его полномочный посол во Франции, не упустил случая представить своему повелителю обеих дочерей, и был чрезвычайно доволен, увидев ярко вспыхнувшие глаза своего монарха, когда тот впервые взглянул на Марию. Это была удача, упустить которую во второй раз он не собирался, это было бы в высшей степени глупо и недопустимо. В своё время, когда молодой Болейн привёз ко двору свою только что обретённую жену, красавицу Элизабет Говард, Генрих, тогда ещё только наследный принц, сразу же возжелал её. Но гордая красавица отвергла притязания будущего короля, чем очень разгневала своего супруга. Он не мог ей простить и до сих пор упущенных тогда возможностей, а жена его никогда больше не показывалась при дворе, проводя свои дни в их замке Гевер в Кенте. Сейчас такого поворота событий он, разумеется, не допустит. Мария, к счастью, всегда была послушна его воле.