Элиза вернулась во флигель уже переодетая для дороги. Белокурые волосы, заплетенные в косу, короной окружали ее голову. Простое синее платье с белым галстучком под горлом напоминало матроску, такие платья носят провинциальные гимназистки.
Девушка помогла отцу снять прожженный в нескольких местах балахон, и мастер Сандивогиус оказался в старинной рубашке с кружевным воротником и тесемками на запястьях. Казалось, что старик только что покинул раму старинного портрета. Хорст с неожиданным интересом наблюдал за его приготовлениями. Стоя на коленях, Элиза достала из-под скамейки в прихожей тяжелые туфли с серебряными пряжками и, все так же стоя на коленях, помогла отцу обуться. Хорст рассеянно смотрел на переливы синего шелка, представляя себе ее тело под платьем. Женское тело на войне – самый желанный трофей, и война уже давно обратила его в зверя, злобного и чуткого. Если пищи было много, он ел жадно и до отвала, но потом мог подолгу голодать. Вожделение тоже приходило острыми спазмами и после надолго оставляло его. За шесть лет войны он так и не успел жениться, хотя после двадцати пяти лет каждый эсэсовец был обязан завести семью или сделать матерью здоровую немецкую девушку.
"Она белокурая, с голубыми глазами и высокого роста, – рассеянно думал Хорст, – пожалуй, из фройляйн Элизы со временем получилась бы хорошая немецкая мать…"
Он припомнил подробности последней "чистки в верхах". Зная, как преклоняется фюрер перед немецкими матерями, кое-кто из руководства рейха тайно приписал себе сирот из городских приютов. Когда обман раскрылся, все мошенники были расстреляны.
Его пространные мысли оборвал рядовой от инфантерии – рыжий великан с туповатым лицом. Он неожиданно появился в дверях за спиной у Хорста.
– Что происходит? – со злостью спросил Хорст.
– Через пять минут взлетаем, герр офицер! – вытянулся в ранжир рядовой.
Опираясь о посох с серебряным наконечником, старик вышел на яркий утренний свет и зажмурился. Феникс чинно сопровождал хозяина. Почтенный возраст старика давал о себе знать. Сандивогиус остановился у солнечных часов и смотрел на них в глубокой задумчивости.
– Все одержимые жаждой, придите сюда! Если же Жизни Источник внезапно иссякнет, Богиня для вас приготовит взамен Вечные Воды, что не иссякнут… – прочел через плечо старика Вайстор, мельком отметив, что на постаменте солнечных часов выгравированы те же рисунки, что и на подставке аквариума: Луна, Звезда, Солнце и Крест с двумя загадочными буквами в сегментах перекладин.
– Альфа и Омега. Начало и конец, – бормотал старик.
– Что это за монумент? – осведомился Хорст у Элизы, разглядывая острие мраморного копья, похожее на стрелку часов.
– Это солнечные часы, алтарь Сатурна – отца Времен, – ответила девушка.
– Человеку не дано знать сроки, но ему же вменяется читать знаки… – поддержал ее старик. – В этих рисунках заключен день и час Апокалипсиса.
– И что же говорит ваш Сатурн?
– Он молчит, но тень от Его Копья в полдень указывает на Север! - глубокомысленно ответил старик.
– Забавно… Однако мы не можем ждать до полудня! – Хорст решительно взял девушку под локоток и повел к аэродрому.
На летном поле Хорст помог старику подняться по трапу и уже сверху, сняв перчатку, подал руку девушке. С величайшими предосторожностями в самолет было доставлено одно из хрустальных яиц мастера Сандивогиуса. Это был большой аквариум, оправленный в серебро, с живыми рыбами и изысканной подводной флорой. На дне помещались миниатюрные развалины древнего города и даже колоннада античного храма. Развалины игрушечной Атлантиды напомнили Хорсту космический пейзаж столицы Третьего Рейха.
Глава 5
Черная проекция
Волхвы не боятся могучих владык…
А. Пушкин
Майские ветра – настоящие повесы, неверные, порывистые, обманчиво ласковые, но с ледяным сердцем. С севера на Берлин шла буря. Резкий штормовой ветер раскачивал бомбардировщик, и, невзирая на раннее утро, в салоне быстро стемнело. Собаки, поскуливая, забились под лавки. Старик устроился впереди, обеими руками обнимая аквариум. Элиза сидела рядом с Хорстом. Ее колени, угловатые, как у девчонки, белели в полутьме. В небе над Берлином, несмотря на грозу, еще гудели русские бомбардировщики, но близкая опасность лишь обострила влечение Хорста к этой странной девушке. Словно желая успокоить Элизу, Хорст положил руку на ее прохладное, гладкое, как камушек, колено, и ее внезапный испуг вызвал в нем острое и болезненное наслаждение. Не выпуская своей добычи, Хорст смотрел на развалины внизу. Воздух над Берлином плавился и дрожал, как в гигантской плавильной печи. В косматых столбах дыма и пороховых облаках он искал и находил силуэты дикой охоты Вотана, его свиту из мертвецов, псов, коней и воронов, и по его бледному лицу струились зеленоватые тени, словно снаружи по стеклу иллюминатора бежал дождь.
Бомбардировщик насквозь прошил дымное облако, едва не столкнувшись с русским асом. По корпусу зачиркали трассирующие пули. Уходя из зоны боев, "Хейнкель" резко убрал высоту и, едва не задевая брюхом крыши домов, полетел к пригородному аэродрому "Гатов". На аэродроме Вайстор пересадил старика и девушку в хорошо защищенный разведывательно-транспортный "Focke-Wulf Fw 200 C". На высоте верхушек деревьев они летели по направлению к Бранденбургским воротам. Этот фантастический перелет должен был поразить сердце юной фройляйн. Не отдавая себе отчета, Вайстор действовал как ополоумевший от любви мальчишка. Под ними шли уличные бои, в воздухе кружили русские самолеты. Увертываясь и прилегая к земле, летчику удалось посадить самолет на широкой улице, прилегающей к Вильгельм плац. Бомбежка вскоре стихла, и, не теряя драгоценных минут, Вайстор остановил проезжавший мимо автомобиль и усадил туда Сандивогиуса с дочерью. К десяти часам утра эта странная парочка была доставлена в "блиндаж фюрера".
Сразу после бомбежки в бункере наступало время завтрака. Но старый мастер отказался от еды и остался ожидать аудиенции на кожаном диване рядом с кабинетом Гитлера.
Играя в галантного кавалера, Хорст пригласил девушку в столовую. Они прошли по витой лестнице в подвал рейхсканцелярии, куда была переведена кухня и офицерский ресторан.
Перед тем как сделать заказ, Вайстор с аппетитом изучил измятое меню. Он выбрал хорошее "Рейнское" и трофейное "Божоле", кровяную колбасу для себя и кофе с пирожным для девушки, но вместо его заказа измученная официантка принесла холодное мясо и черствый белый хлеб.
– Что за черт! – бормотал Вайстор, извиняясь перед Элизой. – Я привез из Киля достаточно провианта. Этот шельма повар, должно быть, пьянствовал всю ночь, вместо того чтобы разобрать провизию.
– Спасибо, я не голодна, – прошептала Элиза.
– Мне нравится ваша сдержанность, но как солдат я скажу вам: ешьте, фройляйн. Ешьте много и сейчас. Идет война и другого случая перекусить у вас может просто не быть.
Элиза ела в точности так, как подобает есть скромной благовоспитанной барышне на пасхальном обеде у деревенского пастора: выпрямив спину, отставив локотки и опустив в тарелку свои опасно переменчивые глаза.
Внезапно Хорст отбросил вилку и сжал ее ледяную ладонь. То, что он говорил в эту минуту, было неожиданностью для него самого:
– Элиза… Выслушайте меня… Я барон фон Вайстор, единственный потомок древнего рода. Мы всегда гордились близким родством с династией. Мне двадцать семь лет, и весь смысл моей жизни – в служении фюреру. Я хочу, чтобы вы стали моей женой… как можно скорее, здесь в бункере! После нашей победы я смогу предоставить вам все условия, подобающие положению баронессы фон Вайстор.
Девушка попыталась высвободить руку из его ладони, но он только крепче сжал ее пальцы.
– Ваш ответ мне нужен здесь и сейчас, – с легкой угрозой добавил Хорст.
Элиза замерла, глядя в его глаза: так смотрят олени на свет фар на ночном шоссе.
– Нет, нет… – она резко вырвала руку и белокурая прядь упала на глаза.
Хорст неожиданно бережно отвел волосы с ее лица, провел ладонью по хрупкому шелковистому плечику, удивляясь этой внезапной, родившейся в нем нежности. Все эти странные, почти болезненные чувства он считал смешными и давно похороненными, и чем непокорнее держалась эта девушка, тем сильнее разгоралось в нем мрачное и упорное желание.
С силой удерживая ее возле себя, Хорст прижался к ее прохладной щеке.
– Подумайте, наша скорейшая помолвка – для вас единственный способ выбраться отсюда, – шептал он. – Иначе…
– Что иначе? – переспросила Элиза.
– Иначе вы рискуете остаться в мышеловке. Как мою невесту или даже жену я смогу увести вас и вашего отца в безопасное место в Померании. В ближайшее время наша оборона на западе будет снята, со дня на день замок Альтайн займут американцы.
Элиза вздрогнула и рванулась, словно собиралась бежать, но Вайстор успел схватить ее за руку.
– Мне надо вернуться в замок, – обреченно прошептала она.
– Зачем?
– Неважно…
– Вы храните какую-то тайну? О, я догадываюсь…
Девушка взглянула в его глаза вопросительно и серьезно.
– Должно быть, без вас некому будет кормить Белого Единорога? – усмехнулся Хорст.
– Считайте, что вы угадали. Мы с отцом должны вернуться в замок!
– Боюсь, что в условиях крушения фронтов и тотальных бомбежек это будет очень, очень затруднительно. У вас есть только один выход: стать моей женой.
– Обещайте, что поможете нам вернуться в Альтайн! – запальчиво потребовала Элиза.
– Слово офицера! Гроссадмирал фон Дениц даст нам сопровождение и самолет. Итак, вы согласны?
– Нет… Я не знаю…
– Решайтесь, фройляйн Элиза. В ваших руках жизнь вашего отца и… – Хорст умолк, целуя кончики ее пальцев и пристально глядя в глаза. Даже здесь, в подземелье, они сохранили цвет лесных фиалок. В них уже не было испуга, только тайный обреченный огонек, словно она уже задумала обмануть его.
– Я жду вашего ответа, – напомнил Хорст, почтительно склонив белокурую голову.
– Я согласна, – быстро и не глядя ему в лицо ответила девушка.
– Благодарю вас за оказанную честь, Элиза. Я надеюсь вы позволите звать вас именно так? Я ни минуты не сомневался в вашем ответе и теперь надеюсь обрести в вас все лучшее, что есть в немецких женщинах, – напыщенно произнес Хорст. – Я попрошу фюрера присутствовать на нашей свадьбе.
– Неужели вы не видите, что он сумасшедший?
Хорст заметно вздрогнул.
– Не искушайте судьбу необдуманными словами, Элиза, тем более теперь, когда вы стали моей невестой. Я уверен, что фюрер захочет поздравить нас… Кроме того, я должен сообщить рейхсканцлеру Гиммлеру о нашем решении.
– Зачем?
– По законам внутреннего круга СС он должен дать согласие на наш брак, но перед этим вас осмотрит врач.
Элиза опустила голову, и Хорст увидел, как порозовели ее щеки, лоб и даже кожа в вырезе платья. "Как яблоко на припеке, – подумал Хорст, – она стыдлива. И это очень, очень хорошо…"
– Ничего страшного, моя милая. Врач не оскорбит вашу скромность, столь естественную в молодой девушке, но без его заключения наш брак не сможет состояться.
– Тогда…
– Подумайте об отце и не упрямьтесь, – опередил ее Хорст.
– Скажите, зачем я вам нужна? Завтра в Берлин придут русские, почти все эти люди погибнут, – Элиза оглядела снующих официантов и людей, сидящих за грязными, давно не мытыми столиками.
– Вы не знаете всего, Лизхен. Не все погибло. У Рейха еще есть земля в Антарктиде, наша непобедимая Шангрилла.
– Но это невозможно, совсем невозможно. Это бред. Люди не могут жить среди холода и тьмы.
– А кто сказал, что это будут люди? Помните ту детскую сказку?
– Какую?
– Про дворец на полюсе и маленького мальчика, который складывал из кубиков льда слово "Ewigkeit" – "Вечность". Если бы сложил свое заветное слово, то стал бы ангелом или демоном, хотя это одно и то же, – Хорст шептал горячо, бредово и сам уже верил в мечту, секунду назад родившуюся в его голове: – На полюсе наши ученые открыли источник бесконечной энергии, достаточной, чтобы перевернуть Землю и поменять местами северный и южный континенты. Тот, кто владеет полюсом, станет властителем Земли! Именно там, в подземных городах, обитают Могущества. Они все еще помогают нам. Они открыли немецким ученым секрет полета, и мы построили аппараты, похожие на это. – Хорст взял в ладони выпуклое фарфоровое блюдечко. – Теперь вы понимаете, куда я вас зову?
Он взял Элизу за подбородок и долго смотрел в ее лицо, пока голубой фиордовый лед в его глазах не начал плавиться и подтаивать изнутри.
Оставив девушку за столиком в офицерской столовой, Хорст бросился разыскивать шефа СС. Разрешение на брак нацистов высокого ранга давал сам Гиммлер, магистр "Черного Ордена", но кабинет Гиммлера оказался заперт. Хорст долго искал его в лабиринтах бункера, пока почти не столкнулся с ним в одном из тесных проходов четвертого уровня. Рейхсфюрер заметно вздрогнул и отшатнулся от стремительного, одетого в черное Вайстора, метнувшегося к нему из-за поворота. За стеклами его очков мелькнула растерянность и страх. Он был похож на школьного учителя, встретившего в темном переулке бывшего двоечника.
– Свадьба под бомбами коммунистов, – невесело пошутил Гиммлер в ответ на просьбу Хорста. – У людей начали сдавать нервы. Когда от бомбежки трещат бетонные перекрытия, в офицерском клубе всякий раз затевают танцы, а в нашем казино повышают ставки, поэтому меня не удивляет ваше желание немедленно жениться на красивой девушке. Но в женитьбе главное не наломать дров с самого начала. Я должен удостовериться в арийском происхождении вашей избранницы и тогда "Алле"! – натянуто пошутил Гиммлер и нервно закончил: – Пройдемте в мой кабинет, здесь не место для разговоров.
Быстрым шагом они прошли по коридору и спустились на пятый уровень бункера, где располагался кабинет рейхсканцлера. Это мрачное помещение напоминало зал для траурных церемоний. Гиммлер был сыном приходского священника и, должно быть, поэтому имел особый вкус к священным предметам, символам и ритуалам. Стены зала были сплошь завешаны черными знаменами, несколько старинных двуручных мечей, вогнанных в плашки, составляли угловатые германские руны, из которых складывалось имя Зигфрида, героя эпоса о Нибелунгах. "Верить! Повиноваться! Сражаться!" – висел на стене девиз СС.
Но хаос уже проник и сюда, в святая святых Ордена. Под потолком, вместо легендарной люстры из человеческих черепов, потрескивала простая голая лампа. На полу толстым слоем лежали документы из рассыпанных папок, и сапоги ступали по ним, как по кочкам зыбкого болота.
Рейхсканцлер предложил Хорсту сесть в глубокое кресло и после долгой, наводящей на размышления паузы, заговорил:
– Я знаю о вашем назначении в Новую Швабию. Хорошо, если у вас будет подруга среди льдов и вечного холода, – Гиммлер ухмыльнулся в рыжеватые усы. – Кстати, вы в курсе? Наш гениальный Йозеф Менгеле провел удачные опыты по замораживанию! Его подопечные, мужчины и женщины, подолгу оставались голыми в ледяных камерах: те, кто занимались любовью, держались втрое дольше тех, кто боролся с холодом в одиночку.
– Это очень воодушевляет, – пробормотал Хорст.
– Белые держались дольше желтых, евреев и цыган. Но выявление достоинства одной расы перед другой не может осуществляться односторонне, – продолжил Гиммлер. – Утвержденная нами концепция сверхчеловека должна доказать и продемонстрировать уникальные духовные, физические и интеллектуальные возможности истинных арийцев. А это уже подразумевает проведение аналогичных исследований над представителями высшей расы. Как в любой селекции, экспериментам должны подвергаться самые лучшие, отборные экземпляры. Вы – идеальный герой, Вайстор. Вы и будете новым Адамом Четвертого Рейха. Вы проверите практикой наши безумные и смелые мечты. Я завидую вам!
Гиммлер говорил спокойно, с выверенной декламацией, точно долго репетировал, но бегающие за стеклами очков карие глаза и подрагивающие кончики желтых прокуренных пальцев выдавали его спешку.
– Надеюсь, что вы помните рекомендации наших вождей, – закончил свое напутствие Гиммлер. – Для членов внутреннего круга СС рекомендовано совокупление на древних могилах. От этого союза может родиться новое существо! Но есть одно маленькое "но": на кладбище не должно быть расово неполноценных останков. Итак, кто она, ваша избранница?
– Элиза Сандивогиус, – не очень уверенно произнес Вайстор, словно заранее угадав реакцию Гиммлера.
– Элиза Сандивогиус? – быстро переспросил Гиммлер. – Странное имя, но оно мне определенно знакомо.
За стеклами его очков внезапно обнаружились бесцветные медузы, студенистые и жгучие одновременно. Гиммлер снял трубку черного настенного телефона, набрал код архивного отделения и надиктовал приказ:
– Да, да, Эльза Сандивогиус. Срочно доставить все, что есть!
Через несколько минут в кабинет рейхсфюрера вошел сухощавый обер-лейтенант, начальник эвакуированного архива Имперской канцелярии, и на стол Гиммлера легло пухлое досье с эмблемой Аненербе. На обложке зловеще чернела руна "Одал" в венке из дубовых листьев. В углу формуляра стояло число 33 и рунический знак "СС".
Прочитав несколько страниц и наскоро пролистнув остальные, Гиммлер аккуратно закрыл папку, завязал шелковые тесемочки на ее обложке и медленно снял роговые очки. По обрюзгшим щекам катились желтоватые капли. Казалось, что лицо его плавится и растекается на отдельные части и под этой рыхлой маской вот-вот обнаружится что-то странное, потустороннее, нечеловеческое..
– В бункере русская! – едва скрепив расползающееся лицо, обреченно прошептал Гиммлер. – Ты знаешь, кто эта девчонка?
– Она дочь мастера Сандивогиуса, – неуверенно ответил Хорст, – хотя откуда у древней развалины такой цветочек?
Он окончательно растерялся.
– Это русская! Русская!!! – почти взвизгнул Гиммлер. – Как эти олухи могли проспать такое дело! Я знаю, это все штучки Рузеля. Расстрелять бы мерзавца! Всю войну это дело валялось на полке рядом с разной бредятиной!
Гиммлер хлопнул по папке, выбив из нее пыль, и, немного успокоившись, заговорил:
– В начале войны эту девку вывезли из-под Новгорода. В этом месте на наших картах значилось что-то вроде белого пятна. Пленка всегда оказывалась засвеченной. Именно там исчезло несколько наших разведгрупп. В лесу попадалась обгорелая форма и оружие Вермахта, а на передовые разъезды нападали волчьи стаи. Если волков удавалось застрелить, то вместо зверей находили голые трупы немецких солдат. Чтобы не поднимать шуму, разведчики были вынуждены отступать. Нашим солдатам ценой больших потерь удалось загнать на высоту и уничтожить "русскую ведьму". Эту соплячку поймали там же, на берегу озера. Девчонка, и деревья, и даже камни были доставлены в одно из отделений "Аненербе", в замок Альтайн. Не туда ли вы летали сегодня утром, любезнейший?
– Мой рейхсфюрер, я ничего не знал, – омертвелыми губами произнес Вайстор.
– И немудрено… Все материалы по этому делу и показания очевидцев были сейчас же засекречены, и кто-то очень постарался, чтобы о них забыли напрочь!
– И что же… Какова участь этой русской? – спросил Вайстор.
– Девку надо расстрелять и лучше, если это сделаете вы сами.
В кабинете установилась тишина. Сцепив челюсти, Вайстор смотрел на черную руну на обложке папки.