- Мне бы так хотелось услышать об этом подробнее, - сказала она, когда служанка вкатила в комнату накрытый для чая столик.
У миссис Генри был полный чайный сервиз. Чаепитие еще не стало повседневным домашним ритуалом, но миссис Генри была поклонницей этого напитка, и на ее подносе можно было увидеть массу очаровательных фарфоровых вещичек. Она налила мне в чашку крепко заваренного чая, который, как она сообщила, ей прислал брат, торговавший с Ост-Индией.
- Я занимаюсь запутанным и не очень интересным делом, - сказал я уклончиво, давая ей вежливо понять, что мне не нужен сахар, который она собиралась положить в мою чашку.
- Евреи не едят сахара? - спросила она с неподдельным любопытством.
- В принципе, они едят сахар так же, как другие, - сказал я. - Еврей, который перед вами, слишком ценит вкус чая, чтобы портить его приторной сладостью.
Она сощурилась в смущении, но подала мне чашку.
- Вы можете рассказать мне об этом деле?
- Боюсь, я не вправе, сударыня. В данное время я должен сохранять полную конфиденциальность. Возможно, когда дело будет закончено, я смогу рассказать вам о нем, естественно не упоминая имен.
Она наклонилась вперед:
- Должно быть, по роду занятий вы узнаёте много такого, чего не знают другие.
- Уверяю вас, вы преувеличиваете: Полагаю, дама вашего положения знает о том, что делается в городе, гораздо больше моего.
- В таком случае, если вам будут нужны какие-либо сведения, надеюсь, вы не постесняетесь обратиться ко мне.
Я поблагодарил ее за доброту, и в этот момент появился Элиас, чем миссис Генри была явно огорчена. Он вошел в комнату в жилете алого цвета, под которым была ярко-синяя сорочка с оборками. Его парик был слишком велик и выглядел пережитком былой моды, местами в пятнах и чрезмерно напудрен. Он ниспадал на треугольной формы лицо, которое отличалось такой же необыкновенной худобой, как и все его тело. Над левым коленом Элиаса зияла прореха. Я также не мог не заметить, хотя это не сразу бросалось в глаза, что его туфли были не совсем одинакового цвета. Несмотря на все это, мой друг вошел в комнату с видом триумфатора и с апломбом придворного фаворита времен Якова Второго.
- На улице так тепло, миссис Генри, - сказал он домовладелице, помахав носовым платком цвета индиго. - Леди Кентворт чуть не упала в обморок, хотя я взял у нее крови не более наперстка. Вы знаете, у нее такая хрупкая конституция. Она не создана для такой погоды в октябре. - Элиас устремился к миссис Генри, без сомнения намереваясь поделиться с ней сплетнями со щедростью, которой не мог себе позволить в отношении арендной платы. Тут он увидел, как я улыбаюсь со своего потертого, но удобного кресла. - О! - сказал он, словно перед ним был сборщик долгов. - Уивер.
- Я не вовремя, Элиас?
Придя в себя, он выдавил улыбку.
- Вовсе нет. Просто не совсем в духе из-за этой ужасной жары. Вероятно, так же как и ты. Может, пустить тебе кровь? - спросил он, оправившись от смущения и шаловливо улыбаясь, как он обычно делал, когда подшучивал надо мной или когда ему срочно требовались деньги.
Элиас находил мой отказ от кровопускания чрезвычайно забавным и постоянно мучил меня таким предложением.
- Да, выпусти мне кровь, - сказал я. - Может быть, также пожелаешь взять мои внутренние органы и поместить их в коробочку? Где они будут в большей безопасности.
- Ты издеваешься над современной медициной, - сказал Элиас, пройдя через комнату и устраиваясь в кресле, - но твои насмешки не умаляют моих талантов как хирурга. - Он обратился к миссис Генри: - Можно еще чая, сударыня?
Миссис Генри залилась краской и встала, держа спину неестественно прямо. Она расправила свои юбки.
- Вы хотите слишком много, мистер Гордон, для человека, который не удостоил меня чести заплатить арендную плату за последние три месяца. Вы сами можете налить себе чая, - сказала она и вышла из комнаты.
Когда она ушла, я спросил у Элиаса, как долго он наведывается в спальню своей домовладелицы.
Он сел напротив меня, достал табакерку и взял щепотку табаку.
- Неужели это так заметно?
Он отвернулся, делая вид, что рассматривает картину на стене, чтобы я не заметил его смущения. Элиасу всегда хотелось, чтобы я думал, будто он имеет успех только у самых красивых и юных дам в городе. Миссис Генри была все еще красива, но едва ли Элиасу хотелось, чтобы его имя связывали с подобным типом женщин.
- Я не слышал, чтобы домовладелицы отказывались налить чая своему постояльцу под каким бы то ни было предлогом, - объяснил я. - Уверяю, Элиас, я и сам сколько раз так поступал, чтобы сбить цену аренды.
- Вот так-так! - Он чуть не рассыпал табак по всей комнате. - Только не с мегерой, у которой ты нынче квартируешь, я надеюсь.
Я засмеялся:
- Нет, не могу похвастаться, что имел честь быть в близких отношениях с миссис Гаррисон. Думаете, стоит попробовать?
- Я слышал, что вы, евреи, сладострастный народ, - сказал Элиас, - но у меня никогда не было оснований сомневаться в вашем здравомыслии.
- То же самое могу сказать о вас, - сказал я, пытаясь сгладить неловкость от своего открытия.
Он положил свою табакерку и встал, чтобы налить себе чая.
- Что же, это очень удобно, надо сказать. Она не особо требовательна как любовница, а сэкономленные деньги мне нужны.
- Элиас, - сказал я, - частная жизнь - тема, конечно, захватывающая, и я бы с удовольствием послушал обо всех твоих любовных победах над домовладелицами Лондона, но я пришел по делу.
Он вернулся на свое место и осторожно отхлебнул горячего напитка.
- Я вижу, это дело, требующее ношения парика. Чем заняты твои мысли, Уивер? Ты так флегматичен, потому что думаешь о кровопускании?
- Ты прав отчасти. Мне предстоит расследование очень запутанного дела, и, прежде чем я смогу заняться им, необходимо уладить еще одно очень щекотливое дело.
Воодушевленный превосходным чаем миссис Генри, я рассказал Элиасу не только о своем неожиданном знакомстве с Бальфуром, но и о трудностях, с которыми я столкнулся, пытаясь вернуть бумажник сэра Оуэна. Я полностью доверял Элиасу, несмотря на его необычайную любовь к сплетням; он ни разу не обманул моего доверия, когда я просил его о чем-то молчать.
- Меня вовсе не удивляет, что сэр Оуэн Нетлтон попал в переделку из-за шлюх и сифилиса, - заверил меня Элиас, самодовольно вздернув брови.
- Так ты его знаешь?
- Я знаю главных фигур модной светской жизни, как и любой другой житель этого города. - И добавил с озорным лукавством: - Кто, по-твоему, лечил сэра Оуэна каждый раз, когда он подхватывал триппер?
- Что ты можешь о нем сказать? Элиас пожал плечами:
- Ничего такого, чего бы ты не знал. Он владелец большого и процветающего поместья в Йоркшире, но доход от ренты никак не покрывает его расходов на удовольствия. Он известный сводник и волокита, совершенно неутомимый даже по моим стандартам. Не удивлюсь, если он не прошел мимо ни одной шлюхи в городе.
- Он с гордостью говорит о своих многочисленных связях с уличными дамами.
- Должны же наши вельможи чем-то заполнять свое время. Теперь скажи, кто эта шлюха, что его обокрала. Я хочу знать, кто был изъят из оборота в результате вашего небольшого злоключения.
Я назвал имя.
- Кейт Коул! - воскликнул он. - Что ж, я изведал ее услуга и не могу пожаловаться. Ты погубил отличную шлюху, Уивер.
- Похоже, я единственный в Лондоне мужчина, который не пялил эту Кейт Коул, - с досадой сказал я.
- Могу сказать, что еще не поздно, - сказал с улыбкой Элиас. - Она у тебя в долгу, если ты купил ей комнату в Пресс-ярде. На деньги, которые будет стоить месяц в Пресс-ярде, можно ходить но шлюхам целый год.
Я открыл рот, собираясь поменять тему разговора, но Элиас, как это с ним часто бывало, взял инициативу в свои руки:
- Это дело Бальфура кажется интересным. Могу представить, как ты расстроился, когда он рассказал о смерти твоего отца. Теперь тебе определенно придется встретиться с твоим дядей.
Элиас знал о том, что я не поддерживал связей со своей семьей, и неоднократно убеждал меня наладить контакт с дядей. Он тоже в течение нескольких лет был в немилости у своего отца. Элиас посещал университет Сент-Эндрюс, когда до его отца дошли неприятные, хотя и не совсем точные слухи о кутежах и оргиях моего друга. Эти слухи послужили причиной его разрыва с семьей, и вместо того, чтобы продолжить учение, дабы впоследствии стать врачом, Элиас вынужден был уйти из университета и начать зарабатывать на жизнь в качестве хирурга, не утруждая себя семью годами учебы. После долгих лет отлучения от семьи Элиас научился кое-как справляться с трудностями самостоятельно. Позже семья стала присылать ему содержание раз в три месяца. На мой взгляд, такое решение было взаимовыгодным, так как старший брат Элиаса, который должен был унаследовать поместье, отличался слабым здоровьем и глава семьи решил, что имеет смысл поддерживать ровные отношения с Элиасом на тот случай, если судьбе будет угодно, чтобы он стал наследником. Я хорошо понимал трудности Элиаса как младшего сына, так как моему старшему брату Жозе, по мнению моего отца, было уготовано великое будущее, в то время как на меня, имеющего врожденный дефект, заключающийся в том, что я родился через четыре года после него, всегда смотрели как на жалкий довесок.
Я пересказал Элпасу детали моего разговора с Бальфуром, и мой друг несколько потерял интерес к восстановлению моих отношений с семьей, зато воспылал интересом к новым подробностям того, что, по мнению Бальфура, скрывалось за этими смертями.
- Я должен признаться, Уивер, что расследование действительно необычное. Как можно найти убийцу, которого никто не видел и в чье существование вовсе не верят?
- Я сам пока не знаю, что можно сделать. Но, думаю, сперва надо уладить дело с Кейт Коул.
- Уверяю тебя, дело Кейт Коул не так занимательно, как этот неуловимый убийца. Но ты прав, надо найти эти письма, а тем временем у меня будет возможность подумать, с чего начать поиск убийцы.
- Я вижу, Элиас, ты полон энтузиазма. Бальфур не так много мне платит, чтобы я мог щедро с тобой поделиться.
- Ты меня обижаешь. Думаешь, меня интересуют только деньги. Знаешь ведь: меня прельщает сама загадка. Но, полагаю, твой состоятельный баронет сможет отблагодарить тебя более щедро, чем этот обедневший парвеню.
- Мой состоятельный баронет уже доказал свою щедрость.
Теперь Элиас слушал меня внимательно, и я объяснил ему, что у меня несколько связаны руки и что мне необходимо, чтобы он сыграл для меня роль.
- Звучит чрезвычайно захватывающе, - сказал он, и его глаза засияли в предвкушении приключения.
- Надеюсь, не слишком захватывающе.
Я разработал восхитительно простой план, как заполучить письма сэра Оуэна у этого мошенника Арнольда. Я войду в таверну "Смеющийся негр" одетый грузчиком. Кейт Коул наверняка рассказала Арнольду о мускулистом джентльмене, и я не хотел усложнять ситуацию, давая ему повод заподозрить во мне человека, который убил Джемми. Элиас, которого вряд ли можно было назвать мускулистым, подойдет к Арнольду и скажет, что он владелец писем. По договоренности со мной он мог предложить до двадцати фунтов, чтобы получить письма, но начать торг должен был с пяти, так как я все еще не оставлял надежды, что мне не придется влезать в долги из-за этого дела с бумажником. Если мне удастся заработать хоть несколько фунтов, а сэр Оуэн взамен будет хорошо отзываться обо мне на публике, можно будет считать, что усилия не были напрасны.
Я предупредил Элиаса, чтобы он не упоминал имени сэра Оуэна в разговоре с этим мошенником, так как все еще оставалась надежда, что тот не читал писем или, по крайней мере, не читал их все. Я был уверен, что для простого вора признания сэра Оуэна и чувства его вдовы были слишком скучны. В любом случае, даже если он поймет, что письма не принадлежат Элиасу, трудно представить, чтобы он отказался от звонкой монеты просто из принципа.
Я прибыл в таверну "Смеющийся негр" ближе к семи вечера. Вскоре я без труда узнал мужчину с медными бакенбардами и жесткими волосами на несколько тонов темнее, чем его борода. Один глаз холодного голубого цвета смотрел проницательно, другой был безжизненным. Именно этого человека описала Кейт. Он сидел за столом с четырьмя другими мужчинами, чья наружность была столь же подозрительна, как и его, а платье столь же грязно. Они были пьяны и с мрачным видом кидали кости. Я заплатил за кружку пенистого эля и сел как можно ближе у них за спиной, чтобы можно было за ними, наблюдать, не привлекая внимания.
Вошел Элиас, в точности соблюдая все мои инструкции. Его причудливый наряд, ярко-красный с желтым, привлек всеобщее внимание, н он смутился под изучающими взглядами. Я подумал, что его смущение выглядело естественным, поскольку любому джентльмену в подобном месте было бы не по себе. Я не стал делиться с Элиасом описанием Арнольда, которое дала Кейт Коул, и он не знал, как тот выглядит. Поэтому он подошел к приказчику за стойкой, и тот указал ему на нужного человека.
Элиас медленно пошел к столику, то кладя руку на эфес своей шпаги, то убирая ее. Я старался не смотреть на него прямо, чтобы наши взгляды случайно не встретились. Он подошел к Арнольду и встал перед ним.
- Сэр, вы Квилт Арнольд? - спросил он громко и четко, как актер на сцене.
Последовал грубый гогот, а потом Арнольд повернулся к говорящему, тщетно пытаясь сообразить, что от него нужно этому индюку.
- Да, - сказал он, не скрывая, что все это его страшно веселит. - Я - Арнольд, дружок. И что из этого?
- Я так и думал, - уверенным тоном сказал Элиас. - Одна женщина по имени Кейт Коул сказала, что к вам попала моя вещь. Пачка писем, перевязанная желтой лентой.
Одна кустистая бровь Арнольда поползла вверх.
- Она это тебе сказала до или после того, как попала в Ньюгет?
- Так есть у вас письма или нет?
Мошенник расплылся в широкой улыбке, обнажившей желтые зубы.
- Так ты за этим ко мне пришел, дружок? Ладно, поскольку вещь твоя, рад тебе сообщить, что письма у меня, - сказал он, похлопав себя по платью. - Они при мне. И ты их хочешь получить? Так?
Элиас гордо вскинул голову:
- Совершенно верно.
Арнольд не горел желанием, как Элиас, покончить с делом побыстрее. Он снова похлопал себя по платью, прошептан что-то на ухо одному из своих приятелей, а затем разразился громким хохотом, не умолкавшим целую минуту. Наконец он снова посмотрел на Элиаса:
- Ты не в обиде, что я утер ими нос, нет? Элиас покачал головой, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и, возможно, слегка раздраженным:
- Мистер Арнольд, полагаю, вы не слишком занятой человек и у вас нет нужды поскорее завершить это дело, но меня ждут другие дела. Я хочу получить назад свои письма и предлагаю за них двадцать фунтов.
Я вздрогнул, и, думаю, Элиас мысленно сделал то же самое. Он совершил ошибку, и, если Арнольд вздумал бы торговаться, у Элиаса не было больше денег. Если я встану, чтобы передать Элиасу еще денег, которых, кстати, было немного в моем распоряжении, он поймет, что дело сложнее, чем кажется на первый взгляд, и заартачится в надежде сорвать больший куш.
- Тот, кто готов выложить двадцать фунтов за пачку бумажек, - сказал он, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, - может с таким же успехом заплатить и пятьдесят фунтов. Раз бумажки твои. Понимаешь, на что я намекаю?
Элиас удивил меня своим мужеством, так как Арнольд выглядел страхолюдным злодеем.
- Нет, сударь, - сказал он, - я не понимаю, на что вы намекаете. Я не намерен торговаться с вами. Либо я даю вам двадцать фунтов и получаю эти письма обратно, либо оставьте их себе на носовые платки.
Арнольд обдумывал сказанное в течение минуты.
- Знаешь, что я тебе скажу, дружок. Я думаю, джентльмен вроде тебя не пойдет в подобную дыру и не станет толковать с дерьмом вроде меня из-за нескольких сложенных бумажек, завернутых в красивую ленту, если бы они стоили двадцать фунтов. Брось говорить со мной как с какой-то шлюхой, которую можно трахнуть и бросить ей несколько жалких шиллингов. Гони пятьдесят фунтов. Тогда - может быть. Я говорю: может быть, смотря какое у меня будет настроение, я и отдам тебе твои дерьмовые бумажки. А может, и не отдам. Там посмотрим. Гони денежки, дружок, и будь со мной повежливей.
Элиас побелел от ужаса, и у него на висках вздулись голубые вены. Арнольд был непредсказуем, и трудно сказать, как далеко могли зайти его выходки. Я понял, что у меня нет другого выхода, как вмешаться. Резко оттолкнув стул, я встал со своего места и направился к нему.
- Прошу прощения, - сказал я. - Я невольно услышал то, что вы сказали этому джентльмену. А что вы скажете вот на это?
С быстротой, которой сам подивился, я сорвал с пояса кинжал, схватил левую руку Арнольда, прижал ее к столу и вонзил в нее кинжал с такой силой, что лезвие, проткнув руку, глубоко вошло в мягкую древесину столешницы.
Арнольд испустил стон, но я поспешно закрыл его рот рукой и вытащил из сапога другой кинжал, который приставил к его лицу.
Я быстро огляделся, пытаясь изучить обстановку. На меня глядел приказчик, протиравший за стойкой стакан. Немногочисленные посетители "Смеющегося негра" смотрели с любопытством - зрелище их забавляло. Я не опасался, что какой-то добросердечный незнакомец бросится на выручку этому бандиту, но меня несколько тревожили его компаньоны. Однако товарищи Арнольда сидели неподвижно. Сбитые с толку, они застыли и только переглядывались, очевидно соображая, что лучше - остаться и посмотреть, чем все это кончится, или ретироваться. По тому, как они вжались в стулья, можно было сказать, что намерения вмешиваться они не имели. Такие уж друзья у людей, подобных Арнольду.
Элиас чуть отступил. Он так побледнел, что можно было подумать, это в него вонзили кинжал. У него заметно дрожали руки и ноги, но он пытался держать осанку, всем своим видом давая понять, что с ним опасно иметь дело. Элиас не был создан для ситуации, в которой мы оказались, но я знал, что он будет вести себя достойным образом.
Я посмотрел на стол. Крови натекло меньше, чем можно было предположить, - кинжал служил стопором. Вокруг лезвия образовалось небольшое пятно, и кровь стала сочиться на грязную столешницу. Я немного подвинулся, чтобы содержимое вен Арнольда не попало мне на сапоги, и, надавив еще сильнее, почувствовал на ладони горячее дыхание Арнольда. Зажав его рот еще крепче, я приставил второй кинжал к его здоровому глазу:
- Тебе больно, я знаю, но ждать я не стану. Сейчас ты здоровой рукой достанешь из кармана бумаги, которые нам нужны. Этот джентльмен даст тебе двадцать фунтов, как обещал. Если ты что-нибудь выкинешь или если твои дружки хоть пальцем шевельнут, я не стану тебя убивать, а воткну кинжал в твой здоровый глаз, и ты станешь нищим. У тебя есть выбор - отдать то, что мы просим, и получить за это приличные деньги или потерять все, что у тебя есть.
Товарищи Арнольда снова переглянулись. У них появилась надежда, что, несмотря на неприятные осложнения, их товарищ все же получит двадцать фунтов.