Барокко. Контрреформация. Бернини и Борромини, Мадерна и Поццо. Классные ребята. Рим – единственный город мира, где не нужны никакие слайды и репродукции: просто бери своих балбесов и води их по улицам. По понедельникам студенты отправлялись в пешие походы по городу одни, по средам он выводил их на экскурсии самолично. Mens sana in corpore sano. Здоровье и знания в одном флаконе. Не так уж мало, учитывая не особо сумасшедшую плату, которую вносили ослепленные любовью родители за то, чтобы покрыть своих отпрысков тонким слоем культурного налета.
Еще более удивлял Аргайла открывшийся в нем педагогический талант. Непостижимым образом ему удалось передать свою безудержную страсть к исследованию "белых пятен" эпохи барокко своим студентам. Не всем, конечно, а лишь одной пятой от общего количества, однако коллеги говорили, что это очень большой процент, учитывая, с каким сырым материалом им приходится работать.
Он даже не готовился к лекциям: единственной проблемой для него было решить, какие страницы истории оставить за рамками учебного курса. Каждый раз этот выбор давался ему с трудом, потому что рассказать хотелось решительно обо всем.
– Средневековые монахи наказывали себя березовыми розгами, а мы истязаем себя, задавая студентам эссе, – однажды философски заметил декан факультета Возрождения. – Это практически одно и то же. Также больно и унизительно и так же входит в профессию. Правда, одновременно прозреваешь и начинаешь понимать тщету своих усилий.
Тем не менее была одна загвоздка. Переход на новую работу неожиданно пробудил в Аргайле ранее дремавшее, а может быть, сознательно подавляемое тщеславие. Поначалу он согласился преподавать в университете только из-за безнадежной ситуации на рынке произведений искусства, однако вскоре обнаружил, что эта работа доставляет ему удовольствие, невзирая на бездарность и лень студентов. Он начал возвращаться к старым привычкам и удовольствиям и даже вытащил на свет давно заброшенную докторскую диссертацию. В нем снова вспыхнуло желание увидеть свое имя напечатанным. Ему будет достаточно даже скромной статьи, но только непременно со сносками и ссылками – чтобы все как положено, Заодно будет оправдание для посещения архивов. Все его коллеги что-нибудь писали, и ему частенько бывало неловко, когда за обедом в университетской столовой его вдруг спрашивали, над чем он сейчас работает. Это был неизбежный вопрос, от которого Джонатан каждый раз вздрагивал. И как же будет приятно ответить наконец что-то конкретное.
Вот только о чем писать? Два месяца он не мог найти подходящей темы. Одни были слишком большими, другие – слишком незначительными или уже разработанными: общая проблема всей современной профессуры.
В последнее время Аргайл постоянно обдумывал этот вопрос, за исключением тех дней, когда выставлял оценки. Сегодня, пока он шел домой, мысль о проверке студенческих работ постоянно маячила где-то в глубинах его сознания и даже помешала насладиться видом островка Тибуртина в дымке вечернего угарного газа, когда он проходил по мосту Гарибальди. Пятнадцать сочинений на тему иезуитских построек. Могло быть и хуже – например, если бы все его студенты взяли себя в руки и отнеслись к заданию серьезно. К счастью, некоторые тетрадки были довольно тоненькими. Нет, в принципе Аргайл уважал добросовестных студентов, но когда он проверял их работы, в нем невольно просыпалось отвращение к маленьким зубрилам, исписавшим целый ворох бумаги. Однако ничего не поделаешь: как минимум два часа вечернего времени придется посвятить чтению их писанины, стараясь сохранять спокойствие, когда кто-нибудь из них сообщит ему, что Рафаэль был папой, а Бернини научил ваянию Микеланджело.
А ему так хотелось провести тихий вечер с Флавией. Сегодня утром она поклялась прийти пораньше и даже обещала приготовить ужин, что случалось от силы раз в несколько недель. Теперь (когда они решили в качестве эксперимента официально зарегистрировать свои отношения и жить вместе уже на законных основаниях; когда Аргайл обосновался на новой работе и перестал переживать из-за отсутствия денег) жизнь стала чудесной – насколько она может быть таковой, когда связываешь свою судьбу с женщиной, которая никогда не знает, во сколько она будет дома.
Конечно, это не ее вина – так работают все полицейские, но иногда Аргайл злился: все-таки неприятно, когда тебя отодвигают на второй план из-за пропажи серебряного кубка, даже если это шедевр тосканской работы шестнадцатого века. И ладно бы один раз, но ведь эти кубки воровали постоянно! Казалось, воры не знают отдыха. Неужели им никогда не хочется провести вечер дома, задрав ноги повыше, как всем нормальным людям?
Но сегодня Флавия точно придет: полчаса назад она позвонила ему, чтобы порадовать этим сообщением. В предвкушении встречи Аргайл решил исполнить свой долг и накупил всякой еды – поедят, как цивилизованные люди. Ему так не терпелось увидеться с Флавией, что, свернув на Виколоди-Седро, откуда до дома было уже рукой подать, он почти побежал.
И тут же увидел, как навстречу ему торопливо шагает Флавия. Она быстро поцеловала его и виновато заглянула в лицо.
– Ты что, возвращаешься в офис? – тоном прокурора спросил он. – Я знаю этот твой взгляд.
– Совсем ненадолго. Я не задержусь.
– Флавия, ты же обещала…
– Не волнуйся, я быстро.
– Знаю я твое "быстро".
– Джонатан, ну что я могу поделать? Есть проблема, совсем небольшая – это действительно ненадолго.
Он нахмурился; его хорошее настроение мгновенно испарилось.
– Ладно, пойду проверять сочинения.
– Хорошая мысль. К тому времени как ты закончишь, я уже вернусь. И весь оставшийся вечер мы проведем вместе.
Сетуя вполголоса на необходимость проверять сочинения, Аргайл вошел в подъезд и поздоровался с пожилой синьорой с первого этажа. На втором он вежливо, но довольно прохладно кивнул Бруно – этот молодой парень наполнял ночную тишину очень громкой и очень плохой музыкой – и на третьем достал ключи от своей квартиры. Странно, подумал он, такое впечатление, что существует неразрывная связь между громкостью музыки и ее качеством: если громкая, то обязательно плохая. Почему-то в юности он этого не замечал.
Через два часа он закончил проверку сочинений, а Флавии все не было. Через три часа он поужинал и все еще ждал. Через четыре часа Джонатан отправился спать.
Глава 2
– Когда поступил звонок? – недоверчиво спросила Флавия, когда ей вручили листок с расшифровкой анонимного звонка.
Джулия, молодая практикантка со свежим личиком, которая, судя по всему, до сих пор продолжала отчитываться перед мамой, покраснела от волнения. Она ни в чем не провинилась: звонок поступил, когда все уже разошлись и, кроме нее, принять его было некому.
– Около пяти. Вас уже не было, и я поднялась в кабинет к генералу.
– И что он сказал?
– Ничего, – нехотя ответила девушка. – Он спал.
– И ты не стала его будить, потому что ты новенькая и еще не знаешь, что при определенных обстоятельствах это вполне позволительно. Хорошо. Не расстраивайся. Ты ни в чем не виновата.
Флавия вздохнула. Иногда очень трудно быть справедливой. Ей было бы легче, если бы она могла наорать на практикантку.
– Ладно, забудем. Значит, ты сама ответила на звонок?
Дитя кивнуло, чувствуя, что гроза миновала.
– Да, но ничего конкретного не сказали.
– Никаких кодовых слов? Как ты думаешь: он не из тех, кто обычно звонит нам?
– Нет. Он просто сказал, что в ближайшие дни произойдет серьезное ограбление. И назвал место – монастырь Сан-Джованни.
– Ты пробила по компьютеру что у них есть?
Джулия снова кивнула, радуясь, что догадалась просмотреть данные, занесенные в компьютер.
– Монастырь уже грабили пару лет назад, после чего они провели полную инвентаризацию имущества. – Она взяла распечатку и продолжила: – Вообще-то у них нет ничего особенно ценного. Золотые и серебряные украшения они хранят по рекомендации генерала Боттандо в банковском сейфе. Единственная стоящая вещь – картина Караваджо. Это – значительное произведение, однако, по отзывам специалистов, не самое лучшее из его работ. К тому же авторство под сомнением.
– Картина застрахована?
– На этот счет информации нет.
Флавия посмотрела на часы. Проклятие! Джонатан обидится, и будет прав.
– Ты звонила в монастырь?
– Там никто не берет трубку.
– Где это находится?
– В Авентино.
– Пожалуй, я загляну туда по дороге домой, – вздохнула Флавия. – Скажу им, чтобы как следует запирали замки. У нас есть свободные люди, чтобы взять монастырь под наблюдение?
Джулия покачала головой:
– Только я.
– Ты оставайся в офисе. Ладно, я подумаю. Свяжись с патрульными машинами и попроси, чтобы они включили в план объезда улицу, где находится монастырь. А сама, пока будешь сидеть здесь и пить всю ночь напролет кофе, посмотри, нет ли в списках пассажиров, прибывающих и убывающих из страны, лиц, состоящих у нас на учете. Поинтересуйся мероприятиями, которые должны проводиться в городе. Узнай, что происходило в последние дни. Короче, следи за новостями. Хорошо?
Отец Ксавье все еще сидел за рабочим столом и обдумывал итоги собрания. Он без церемоний принял Флавию в своем кабинете и бесстрастно выслушал ее сообщение.
– Вам, наверное, часто приходится иметь дело с подобными звонками? – заметил он.
Флавия пожала плечами:
– Довольно часто, но конкретное место называют редко. Мы не могли проигнорировать столь явное предупреждение. Я решила поставить вас в известность, чтобы вы приняли меры безопасности. Возможно, звонок был ложный, но лучше все-таки спрятать картину понадежнее. Хотя бы на время…
Отец Ксавье снисходительно улыбнулся:
– Думаю, в этом нет необходимости. Как только вор увидит картину собственными глазами, у него пропадет желание ее похищать.
– Отчего же так? – заинтересовалась Флавия.
– Картину сейчас реставрируют. Этот труд взял на себя американский специалист Дэниел Менцис. Должен сказать, у него основательный подход к делу. Он заранее предупредил меня, что люди, не знакомые с технологией восстановления картин, зачастую приходят в ужас, когда видят работу в начальной стадии. Я нисколько не сомневаюсь в его компетентности, но пока на картину просто страшно смотреть. Он удалил грязь и снял старый холст с красочным слоем девятнадцатого века, и сейчас там, по-моему, вообще нечего красть.
– Может быть, у вас есть другие ценности, помимо Караваджо?
Священник замешкался с ответом лишь на секунду.
– Все, что мы имеем, представляет ценность только для нас. Для остальных людей эти вещи не стоят ничего. Кстати, вы знаете, нас уже пытались ограбить?
Флавия кивнула.
– Горький урок, – сказал отец Ксавье. – Мы всегда считали, что наша церковь должна быть открыта для всех желающих. Местные жители регулярно посещали ее. Но после ограбления мы решили закрыть вход с улицы. Я позаботился об этом, как только возглавил монастырь. Так что теперь в церковь можно попасть только со двора, но вход на территорию также закрыт для посторонних.
– У вас стоит сигнализация?
– Нет. Подобную меру сочли излишней. Я возражал, но высокий совет имеет решающее слово в таких вопросах.
Флавия встала.
– Возможно, это очередная шутка, но я сочла необходимым…
Он кивнул и тоже поднялся и пожал ей на прощание руку.
– Очень мило с вашей стороны, синьорина. В самом деле, тем более учитывая поздний час. Я приму все меры предосторожности.
На обратном пути Флавия снова заглянула в офис проведать Джулию и узнать, как она справляется с поручением. Она понимала, что делать этого не следует: нет ничего хуже, когда начальник постоянно вмешивается в работу и стоит над душой. Такое поведение только нервирует подчиненных и порождает в них неуверенность. Она помнила это по себе. И все же сердце у нее было не на месте, и она решила зайти.
– Ну как?
– Пока никак. Я просматриваю аэропорты, гостиницы, отчеты аукционеров и галерейщиков. Пока ничего важного не нашла.
– А не важного?
– Да тоже не много. Вот разве что это: вчера вечером в Италию прилетела женщина, которая в прошлом году проходила свидетелем по нашему отделу. Она была просто свидетельницей, не замешана ни в каком криминале. Скорее наоборот – оказала посильную помощь.
– И кто же это?
– Некто Верней. Мэри Верней.
У Флавии возникло ощущение, которое она испытывала всякий раз, когда чувствовала, что если ей и удастся избежать грандиозного провала, то это случится только благодаря редкостному везению, а не ее интеллектуальным способностям.
– Видимо, один из ваших отчетов случайно попал в списки иммиграционной службы. Вот они и прислали сообщение.
– Где она остановилась?
– Не знаю. Но я попытаюсь выяснить, если вы считаете это важным.
– Да, считаю. Будет тебе развлечение на всю ночь. Если понадобится, обзвони все гостиницы. И чем быстрее найдешь ее, тем лучше.
– А кто она?
– Старый друг. И очень умная женщина. Тебе она понравится.
– Ах да. Мэри Верней, – сказал Боттандо на следующее утро. – Женщина из английской глубинки. Почему она тебя заинтересовала? Она всего лишь дала показания против Форстера. Во всяком случае, так я понял с твоих слов.
– Благодаря ей мы смогли вернуть восемнадцать картин, – ответила Флавия, чувствуя, что придется сказать правду. – Естественно, я была счастлива и прекратила расследование. В конце концов, главная наша задача – возвращать утраченные ценности. Но когда все закончилось, у меня появилась абсолютная уверенность в том, что именно Мэри Верней похищала картины.
– И ты молчала? – сказал Боттандо, слегка изогнув левую бровь. Он удивился, но не сильно. Флавия немного смутилась.
– У меня не было против нее доказательств, и если бы я начала копать под нее, мы никогда не вернули бы картины. В тех обстоятельствах это была выгодная сделка.
Боттандо кивнул. Он и сам поступил бы на ее месте точно так же.
– И что? Она взялась за старое? Не очень благоразумно с ее стороны, не находишь?
– Скорее неожиданно. Она уже не так молода, и я была уверена, что она прекратила свои эскапады. Деньги на жизнь у нее есть.
Боттандо кивнул, но Флавия заметила, что он слушает ее вполуха.
– Значит, она здесь, – резюмировал он. – Ты хочешь арестовать ее?
Флавия покачала головой:
– Нет. Мы можем поставить себя в неловкое положение. А если она совершенно чиста и приехала просто как туристка? Я не хочу предпринимать никаких официальных действий до тех пор, пока мы не сможем объяснить свой интерес к ее персоне. Но мне очень не нравится ее визит в Рим. По крайней мере я дам ей понять, что мы знаем о ее приезде. Пожалуй, я приглашу ее на коктейль. Она остановилась в "Боргоньони". С вашего разрешения я позвоню ей прямо сейчас и приставлю к ней нашего человека.
Боттандо мгновенно вышел из прострации и нахмурился.
– А где ты его возьмешь? У нас и так не хватает людей. Уж лучше направить кого-нибудь в монастырь. Хотя И там, по-моему, можно обойтись без подобных мер.
– Ну, я бы так не…
– Все. Если хочешь, возьми Джулию, и мы спишем расход на министерство. Пусть попрактикуется в настоящем деле. Но больше никого не трогай! Поставь Джулию напротив входа в монастырь Сан-Джованни и…
– Она уже там.
Боттандо вперил в нее долгий взгляд.
– О-о, – сказал он, – хорошо. Потом, для разнообразия, можешь прикрепить ее к этой женщине, Верней. Через пару дней девушка начнет понимать, что такое полицейская работа. Но отвлекать других сотрудников я не разрешаю.
Флавия знала, что он прав: использовать сразу двух человек – слишком большая роскошь. Даже отправив на дежурство Джулию, ей придется исписать уйму бумаги. Но присутствие в Риме Мэри Верней действовало Флавии на нервы, и с этим нужно было что-то делать.
Она кивнула, и Боттандо проворчал:
– Хорошо. Что-нибудь еще? Спасибо.
Секретарша положила ему на стол увесистую папку.
Он немедленно сбросил ее в ящик стола и с грохотом задвинул его, получив от этого явное удовольствие.
– Если все, то я, пожалуй, выпью кофе.
Флавия присмотрелась к нему внимательнее.
– У вас неприятности? – спросила она. – Мне кажется, вы чем-то расстроены. Это последствия вчерашнего похода в ресторан? Вам подсыпали яд?
Он состроил гримасу, сомневаясь, стоит ли ей все рассказывать, и не смог удержаться.
– Садись. Мне нужно поделиться с тобой, – сказал он со вздохом.
– Это внушает мне опасения, – заметила Флавия, усаживаясь в кресло напротив.
– Как знать, как знать. Я сам еще не разобрался. Мне предложили повышение. Кажется.
Флавия заморгала и молча смотрела на него, не зная, как реагировать.
– Почему "кажется"? Обычно такие вещи не вызывают сомнений. Я что-то не пойму: мне следует поздравить вас или принести соболезнования?
– Не знаю. Мне предложили повышение. Я должен буду возглавить совершенно бесполезную структуру, созданную только для того, чтобы выкачивать деньги из европейских налогоплательщиков. Если я откажусь занять эту должность, меня просто уволят. Со всеми подобающими выплатами и оформлением пенсии. Я тут сделал несколько звонков, и, похоже, у меня нет выбора.
Флавия откинулась на спинку кресла и начала покусывать ноготь, обдумывая новость.
– А если вы примете их предложение, вас не уволят?
– Нет, но я буду возглавлять отдел лишь на бумаге. Поэтому я и подумал о тебе.
– Почему? – осторожно поинтересовалась она.
– У меня есть к тебе два предложения. Первое: ты остаешься здесь и берешь на себя руководство. При этом тебе придется большую часть времени посвящать административной работе. Второе: ты будешь помогать мне в этой новой еврочепухе. Но там тебе придется подчиняться какому-нибудь англичанину или датчанину и посвящать административной работе практически все свое время. Понятно, что второе предложение предполагает очень хорошую зарплату – ты о такой и не мечтала. К тому же не облагаемую налогом. И нормированный рабочий день.
– А что вы посоветуете?
Он пожал плечами:
– Что я? Ты останешься моей помощницей при любом раскладе. Выбирай, что тебе самой больше нравится.
– Когда я должна дать ответ?