* * *
Особа лет девятнадцати сидела одна на кожаном диванчике и попивала из полупрозрачного бокала ледяной лимонад. На ней было шелковое платье цвета слоновой кости греческого покроя с высокой талией, которое только подчеркивало ослепительную белизну ее кожи. На плечах ее покоилась длинная индийская шаль. Волосы цвета вороного крыла были зачесаны кверху, разделены пробором и спускались вдоль висков по плечам длинными локонами, а на темени они были соединены в несколько пучков, перехваченных нитками жемчуга. Несвойственная юным летам печаль оттеняла ее лицо. В ее взгляде было столько нерастраченной нежности и какой-то необъяснимой романтической грусти, что мне невольно сделалось ее жаль.
– Кити, – живо обратилась к незнакомке Божена, – позволь представить тебе моего кузена. Яков Кольцов – объявила она, – поручик в отставке!
Карпушева едва заметно кивнула мне.
– У него к тебе есть разговор… – интригующе проговорила Божена. – Я оставлю вас на пару минут, – она лучезарно улыбнулась и скрылась в ярко освещенном бронзовыми канделябрами холле.
– Что за разговор у вас? – нахмурилась Кити. – Я слышала, что вы принимаете участие в судьбе Олениной. Так что же вы хотите услышать от меня?
– Ох уж эти слухи, – отозвался я, – в Санкт-Петербурге они распространяются хуже чумы!
– Ну, ну, – кивнула Кити. – Вы, как я полагаю, собираетесь расспрашивать меня о Раневском! Ну так вот, знайте, я вам ничего о нем не скажу!
– Вы меня, верно, не так поняли. Я не собираюсь причинить вашему Раневскому зла, – как можно искреннее проговорил я.
Однако Кити мне не поверила. Она бросила на меня убийственный взгляд и залпом опустошила бокал с лимонадом.
– Вы схватите простуду, – резонно заметил я.
– Так вы доктор? – деланно изумилась Кити. – Вот уж никогда бы и не подумала!
– Раневский ухаживал за вами? – не обращая внимания на ее иронию, спросил я.
– Я же сказала, что… – Екатерина Карпушева гневно сверкнула глазами. В этот момент она сильно напомнила мне мою индианку.
– Ну, хорошо, хорошо, – проговорил я примирительно. – Мне бы только хотелось, чтобы вы уговорили его повстречаться со мной. Поверьте, я желаю ему только добра! – в эту минуту я сам искренне верил своим словам.
– С чего вы взяли, что я поддерживаю с ним отношения? – возмутилась Екатерина. – Почему вы вообще…
– Но вы же должны испытывать хоть каплю сочувствия к страдальцу! Вы ведь любили его… С вашим-то великодушным сердцем! Где еще искать ему утешения?!
– Кузнецов – подлец! – неожиданно заявила Кити. – Он оклеветал Андрея перед Элен! Мне неизвестно точно, – Карпушева заговорила тише, – но дело в каких-то там векселях…
– Так вы устроите нам встречу? – я умоляюще заглянул ей в глаза.
– Постараюсь, – пообещала Карпушева. – Не понимаю, зачем я вообще все это делаю.
* * *
– Ну, как успехи? – поинтересовалась Божена, когда я снова вернулся в ее голубую гостиную. – Она тебе о чем-нибудь рассказала?
– Ничего определенного, – покачал я головой. – Все вертится вокруг каких-то неоплаченных векселей и карточного долга.
– Больная тема? – уколола меня Зизевская.
– У каждого есть своя Ахиллесова пята, – отозвался я.
– Что верно, то верно, – проговорил один из молодых господ, подходя к нам.
Этот франт весь вечер увивался возле Божены. Я догадался, что это и есть ее новый поклонник. Николай Николаевич Орешников – я тут же узнал его. Мне несколько раз приходилось встречаться с ним за ломберным столом.
– Николай тоже знаком с Раневским, – вкрадчиво проговорила Божена.
– Раневский – игрок? – осведомился я у него.
– В какой-то мере, – немного замешкавшись, кивнул Орешников. – Но все же что-то нечисто в этой истории с помолвкой.
– Мне и самому так кажется, – согласился я. – Вот только я еще не слышал версию Кузнецова. Отзывы-то об этом человеке просто блестящие! Не в пример вашему Раневскому!
– Так значит, Яков, ты подозреваешь, что это он изображает из себя вампира?! – изумилась Божена. – Так сказать, невестке в отместку!
– Как знать? – развел я руками. – Мало ли на что может толкнуть человека оскорбленное самолюбие?!
Божена только пожала плечами.
– Qui vivra verra, – ответил я. – Поживем увидим.
Когда я вернулся в наш экипаж, где меня дожидался Кинрю, стрелки часов уже показывали половину седьмого.
– Пожалуй, Кузнецов у Готье нас заждался, – заметил я. – Как бы не ушел уже. Мне не терпится с ним побеседовать!
– А что вам Карпушева сказала? – поинтересовался Кинрю. – Признания вам у нее выпытать не посчастливилось?
– Да что ты! – протестующе замахал я руками. – Единственное, что я смог понять из ее слов, так это то, что Раневский невинен, как ангел, а вот жених Марии Олениной – совсем другое дело!
– Так что же Кузнецов? – полюбопытствовал мой Золотой дракон.
– Исчадие ада, – ответил я.
– Вы это всерьез? – не поверил японец.
– А то… – усмехнулся я.
* * *
Кинрю настаивал на том, чтобы сопровождать меня и в ресторане. Я нехотя дал свое согласие, чтобы избежать споров, которые я очень не любил, особенно если они происходили в неподходящее время.
Кузнецов ожидал меня в одиночестве за низеньким столиком, заставленным всевозможными французскими яствами.
– Что-то вы запаздываете, Яков Андреевич, – проговорил поручик лейб-гвардии, отправляя в рот ломтик соте. – О чем вы хотели говорить со мной? Речь, должно быть, пойдет о Раневском?
Он намеренно игнорировал Кинрю, что мне совсем не понравилось. Но Юкио как будто не замечал пренебрежительного к себе отношения, таким беспристрастным оставалось его лицо.
– Да, – я не стал отрицать очевидного. – Говорят, вы даже стрелялись с ним?
– Ну, было такое дело, – признал поручик, отпивая из рюмки глоток французского коньяка. – Я выкупил его векселя, расплатился по ним, а он до сих пор отказывается вернуть мне долг, мерзавец! И при этом имел еще наглость свататься к родной сестре моей обожаемой Мари.
– А Раневский давно приехал? – поинтересовался я. – Сколько времени он уже под окнами бродит?
– Не знаю, – нахмурился Константин Дмитриевич, – не нравится мне все это. Скоро я его, наверное, снова к барьеру…
– Ну, ну, успокойтесь, – проговорил я примирительно. – Зачем же сразу к барьеру? Вдруг вас убьют или, того хуже, в результате противоположного исхода еще и к смертной казни приговорят? Как же тогда Мария Александровна? О ней вы подумали? Или вам свою невесту нисколько не жалко?
– Что-то вы, Яков Андреевич, иронизируете, – заметил Кузнецов. – Непонятно даже с чего. Вы за меня не беспокойтесь. В крайнем случае разжалуют в рядовые и сошлют на войну. А уж там я вновь выслужусь в офицеры! – уверенно заявил он.
– Ну, в этом-то я не сомневаюсь, – протянул я в ответ. – Так вы полагаете, что Елену Александровну разыгрывает Раневский? Таково ваше мнение?
– Что? – Константин Дмитриевич поморщился. – Разыгрывает? Ну, это вряд ли. Скорее, он просто-напросто подрывает ее здоровье! То, что она больна, ясно, как Божий день. Что бы там ни напридумывал себе ваш доктор! Как это не печально, но я с горечью вынужден констатировать, что Елена сошла с ума, – Кузнецов удрученно развел руками.
– Ну, у меня-то другое мнение на этот счет, – заметил я.
Кузнецов не стал со мной спорить, и на этом мы и расстались.
* * *
– Что-то подсказывает мне, Яков Андреевич, что ваше расследование зашло в тупик, – мрачно заметил Кинрю, усаживаясь в карету. – Или я ошибаюсь?
– Ну, – засомневался я с ответом, – я бы не сказал, что ты совершенно прав.
– Но ведь все, с кем вы разговаривали, противоречат друг другу, – продолжал доказывать японец. – И свет истины, по-моему, так и не забрезжил в этом тоннеле тьмы. И что вы теперь предпримете?
– Коронный вопрос, – усмехнулся я. – На этот случай у меня есть один ход в запасе!
– Какой такой ход? – в глазах японца загорелся искренний интерес. – Что вы имеете в виду?
– Неужели ты думаешь, мой дорогой Кинрю, что я не вожу знакомств со столичными ростовщиками?! Между прочим, по роду своих занятий мне не раз приходилось сталкиваться с представителями этого класса, – ответил я. – Мне кажется, я сумею навести кое-какие справки.
– А, – Кинрю хлопнул себя по низкому лбу, – вы имеете в виду некого господина Карповича, – догадался он. – Того самого, с кем вы разбирались в прошлом году.
– Да, было такое дело, – признался я, не желая вдаваться в подробности.
– Прямо сейчас к нему и отправимся? – поинтересовался Кинрю. Ему не терпелось узнать, что же происходит на самом деле.
– Час уже поздний, – ответил я. – Завтра прямо с утра к нему и поедем. Карпович – человек сословия неблагородного, так что, думаю, застанем его уже на ногах! А сейчас нам нужно ехать, Мира уже заждалась.
– И то правда, – согласился Кинрю. – Да и спать очень хочется!
* * *
– Ну, как успехи? – спросила Мира. – Звезды подсказывают мне, Яков Андреевич, что вы топчетесь на одном месте, – улыбнулась она.
– Твои звезды, как всегда, правы, – я обнял ее за талию. Только сейчас я понял, как сильно по ней соскучился, словно не видел несколько дней.
– Что с тобой, Яков? – удивилась моя индианка. Она осторожно отстранилась от меня под пристальным взглядом продолговатых глаз моего японца.
Я редко проявлял к ней свои чувства в открытую.
– Ничего, ничего, – улыбнулся я.
Я поднялся к себе в спальню, где через несколько минут появилась Мира. Она принесла с собой серебряный поднос с ужином.
– Что-то не так? – осведомилась она. Моя индианка была в бирюзовом капоте, расшитом серебряными нитями. В ушах у нее раскачивались серьги в виде колоколов, усыпанные брильянтами. Волосы были сколоты костяным гребнем, отделанным золотом и эмалью. Гребень был украшен розовой камеей с изображением античного воина.
– Нет, – я покачал головой. – Самое главное теперь успеть до тех пор, пока не случилось несчастье. Я боюсь, что злоумышленник одной только мистификацией не ограничится…
– Ты полагаешь, что… – с ужасом осведомилась Мира.
– Он может довести ее до самоубийства, – ответил я. – Или сам принять непосредственное участие в ее смерти.
– Нет, – отшатнулась Мира. – Не говори так! Мне делается страшно!
* * *
Деревянный флигель вспыхнул, как пороховая бочка, доски с гулом и треском посыпались вниз. Одна из стен обвалилась. Огонь неистово вырывался из отверстий окон и из-под крыши.
Графиня Элен отбросила в сторону бутыль с керосином и закричала истошным голосом:
– Par ici! Par ici! Сюда! Он здесь! – она ткнула пальцем в объятый пламенем, почерневший флигель графского дома.
– Нечисть боится огня! – вскрикнула Елена и громко захохотала. – Я спалила вампира! – обрадовано сообщила она.
– Елена Александровна! – позвал я ее. – Идите сюда!
– Бросте ваши масонские штучки, – отозвалась Элен голосом Натальи Михайловны и шагнула прямо во флигель, из которого вырывались столпы желтого пламени.
Обуглившаяся крыша обрушилась.
– Элен! – Я бросился за ней. Но стена пламени выросла передо мной, и я ничем не смог помочь Олениной.
Мне навстречу устремилась огненная волна, сметая все на своем пути.
* * *
– Яков Андреевич! – Мира трясла меня за плечо. – Что вам приснилось? Вы кричали во сне! – Индианка была не на шутку встревожена.
– Я спал? – проболрмотал я, все еще не в силах поверить в то, что этот кошмар закончился, будучи всего лишь плодом моего больного воображения.
– Вам снилась молодая графиня? – вкрадчиво поинтересовалась индианка. – Вы все время звали ее по имени! – Она уставилась на меня в упор черными словно ночь глазами.
– Прекрати звать меня на "вы"! – раздраженно перебил я ее, утирая со лба холодный пот батистовым платком с вензелями.
– Вы не ответили на мой вопрос, – обиженно проговорила Мира, убирая со лба непослушные волосы.
– Неужели ты ревнуешь меня? – удивленно поинтересовался я.
Мира отвела свой взгляд в сторону.
– Да, мне снилась графиня Элен, – ответил я. – Снилось, что она подожгла деревянный флигель, снился пожар, столпы огня…
– Не продолжай, – попросила Мира. Индианка прижалась ко мне разгоряченным плечом. – Этот кошмар и ночью не оставляет тебя.
– Увы, – глухо откликнулся я.
* * *
Когда я вышел в гостиную, Кинрю был уже готов отправляться к Карповичу. Оделся он по-европейски и франтом расхаживал по комнате.
– Ну так что, Яков Андреевич, мы едем к ростовщику? – бодро осведомился он. – А то я уже велел лошадей запрягать! Что-то вы неважно выглядите, – нахмурился мой ангел-хранитель.
– Сон страшный приснился, – ответил я. Перед моим мысленным взором вновь предстала картина разбушевавшегося пожара. Я невольно поежился.
– Ах, вот оно что, – понимающе отозвался японец. – Неудивительно. Вампир или оборотень?..
– Графиня Оленина, – проговорил я в ответ.
– Не иначе Наталья Михайловна, – усмехнулся мой Золотой дракон, водружая себе цилиндр на голову. Он все еще был под впечатлением от знакомства со старшей графиней Олениной.
– Поехали! – велел я ему. – А то не застанем Карповича!
Мы вышли на порог, где нас уже ожидала запряжка цугом.
– При всем параде, что ли, поедем? – весело усмехнулся я.
– А почему бы и нет? – отозвался в ответ Кинрю.
Однако мы так и не успели отъехать от дома, потому что на дороге появилась карета графа Оленина.
– К чему бы это? – проговорил я испуганно. – Неужели, в их доме и правда беда стряслась? Неужели, Элен снова что-нибудь подожгла?
– Беду не накликайте, Яков Андреевич, – мрачно сказал японец, наблюдая за каретой, приближающейся к подъезду.
В этот момент карета остановилась, и из нее выбрался граф Владимир Оленин в военной форме.
Я направился к нему.
– Что стряслось?
На Оленине лица не было, будто он только что сам с нечистью повстречался. Светлые глаза поблекли, вокруг них пролегли коричневые круги.
– Вы не поверите, Яков Андреевич, – пробормотал он чуть слышно.
– Поверю, – невесело отозвался я.
– Лушу убили, – ответил гвардеец дрогнувшим голосом, – осиновый кол у нее в груди!
III
– О чем это вы говорите, граф? – Я почувствовал, что меня охватывает какой-то панический суеверный страх.
Однако больше всего меня волновала судьба Элен. Неужели эта хрупкая девушка могла вонзить деревянный кол в грудь своей преданной горничной?!
– Это действительно ужасно, – выдохнул граф Оленин. – Страшнее и быть не может! Вина Элен почти не подлежит сомнению. Она же целыми днями твердила о нечисти, которая ее, якобы, преследует! – он обхватил руками русоволосую голову, при этом на пальце у него сверкнул перстень с адамовой головой.
– Но, если мне не изменяет память, – заметил я вкрадчиво, – ваша сестра говорила о мужчине, о ее каком-то мистическом женихе, к браку с которым она готовилась.
– Все так, – согласился граф. – Но разве это объяснишь полицейским?
– Но Луша ведь была вашей крепостной? – осведомился я. – Или я ошибаюсь?
– Так-то оно так, – согласился Оленин, – но наша репутация в свете погублена окончательно. Да и кто теперь поручится, что моя сестра не опасна для общества?! Кто-то уже распорядился вызвать полицию, – сообщил он.
– Но кто? – удивился я. Неведение графа Владимира показалось мне несколько странным.
– Я и сам не знаю, – пожал плечами гвардеец. – Очевидно, кто-то из дворни…
– Когда вы обнаружили тело? – осведомился я, забираясь в графский экипаж.
Кинрю тут же последовал за мною, как брат-близнец. Оленин бросил на него недоумевающий взгляд, но ничего не сказал.
– Тело Луши обнаружила сама Елена, – отозвался гвардеец. – После этого с ней случилась истерика, – голос Оленина задрожал. – Она так кричала, весь дом сбежался! Неудивительно, что никто так и не понял, кто же все-таки послал за полицейскими!
– Мне бы хотелось взглянуть на тело горничной, – заметил я, когда наш экипаж тронулся с места. – Мало ли какие могут подробности обнаружиться?! Если, конечно… – Мне пришла в голову мысль, что полиция в графском особняке и так все уже перевернула вверх дном.
– Если вам Медведев позволит, – развел руками Оленин.
– Кто? Кто позволит? – едва не поперхнулся я.
– Лаврентий Филиппович, – пояснил граф Владимир, – так его кажется величают. Он квартальный надзиратель, если не ошибаюсь…
– А земля-то все-таки круглая, – глубокомысленно изрек мой Золотой дракон, глядя в одну точку. Мне даже показалось, что он медитирует. Мой японец сосредоточенно вдыхал и выдыхал воздух ноздрями по методике дзадзен, словно собирался достичь внезапного озарения.
– Это вы о чем? – Оленин удивленно приподнял брови.
– Ну, – протянул я, улыбаясь, – просто мы немного знакомы с Лаврентием Филипповичем.
– Что это значит?
– Владимир Александрович, вы забыли, чем ваш покорный слуга занимается в Ложе? – заметил я.
– Ах, вот оно что, – отозвался в ответ Оленин.
Квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев представлял собой довольно интересную личность. В нашем Ордене он не состоял, да и в других тайных франкмасонских организациях тоже, насколько мне, разумеется, это было известно, но оказывал нашему Ордену "Золотого скипетра" услуги полицейского рода за кое-какое вознаграждение. Не скажу, что оно было очень уж щедрым, но, в общем, Лаврентий Филиппович на жизнь не жаловался. Я бы даже сказал, что совсем наоборот!
Но наши личные взаимоотношения с Медведевым носили сложный, я бы даже осмелился заметить, напряженный характер. Лаврентий Филиппович меня, мягко говоря, недолюбливал, да и я не мог не ответить ему той же монетой. Так что порой это накладывало своеобразный отпечаток на характер совместно проводимого нами расследования.
До некоторых пор Медведев даже заискивал передо мной, скрывая свое истинное ко мне отношение под маской беспристрастной благопристойности. Однако в имении князя Титова, где волею случая мы оказались запертыми в одной усадьбе, расследуя дело о мнимом человеческом жертвоприношении, подстроенным польским оппозиционером – масоном, замаскированная неприязнь Медведева ко мне вскрылась, как назревший нарыв, и я, наконец, узнал его подлинную сущность.