Эта сцена чрезвычайно поразила ее. Как никто другой, Таня знала, как больно, когда тебя жестоко отвергают и предают из-за тупой, упрямой непреклонности, не желая считаться с твоим израненным сердцем. Перед ее глазами стояла та страшная, холодная ночь, когда, узнав правду о том, что она состоит в банде, любимый человек жестоко отверг ее, буквально оставив умирать на снегу.
И теперь сердце разбивалось не у княжны - оно разбивалось у Тани.
Став бандиткой и воровкой, пусть даже не по своей собственной воле, она заглушила в себе все человеческие чувства, специально заставляя превратиться свое сердце в бесчувственный кусок льда. Иначе было просто не выжить. Она не имела права на эмоции: на сострадание, милосердие, душевную боль…
И вот теперь, наблюдая за невероятной сценой, затронувшей в ее душе самые потаенные чувства, Таня вдруг почувствовала, как в душе ее что-то дрогнуло и стала таять жесткая, панцирем покрывшая сердце, непробиваемая корка льда.
Это было невероятно, необъяснимо! Она смахнула слезы рукой. И, вся дрожа, быстро, незаметно для окружающих, вышла из съемочного павильона.
В съемках объявили перерыв, народ разошелся. Петр Инсаров галантно поцеловал руку партнерше:
- Вера, вы были великолепны. Как всегда!
- Да, благодарю… - рассеянно отозвалась Холодная, но было видно, что мысли ее витают далеко, а глаза рассеянно блуждают по сторонам.
- Что-то случилось? - Инсаров был тонким физиономистом. - Вас что-то тревожит?
- Да, вы правы, - она вздохнула, - видите ли, тут произошла такая досадная неприятность. Я, право, не знаю, как об этом сказать.
- Скажите, как есть. Может, я помогу, - Инсаров хотел выступить надежным другом, хотя всегда действовал исключительно в своих интересах.
- Я потеряла кольцо. Мое любимое кольцо с большим ярко-синим сапфиром. - Глаза актрисы выражали неприкрытую печаль. - Помню, я сняла его на минутку здесь, на съемочной площадке, чтобы набросить меховую накидку… Потом отвлеклась… А теперь его нет.
- Золотое кольцо? - Брови Инсарова поползли вверх. - С настоящим сапфиром?
- Ну конечно, золотое, с настоящим.
- Вера, как можно быть такой беспечной! Это же Одесса, столица воров, - Инсаров укоризненно покачал головой. - Вашему кольцу, как здесь говорят, уже сделали ноги. Необходимо сказать Харитонову. Пусть всех здесь обыщут.
- Да что вы! - Холодная перепугалась не на шутку. - Начинать съемки с такого скандала? Я не могу! И потом, может, оно просто упало на пол, закатилось в щель. Сразу кого-то подозревать - нет, что вы!
- Давайте поищем, - наплевав на съемочный костюм, Инсаров опустился на колени и стал ползать по полу, - нет никакого кольца. Да и щелей здесь нет. Все на виду, негде спрятаться или спрятать.
- Ладно, бог с ним, - актриса снова вздохнула. - Спасибо вам, Петр. И прошу вас, никому не говорите! Я не хочу причинять людям неприятности.
- А вот это вы зря, - Инсаров нахмурился, - здесь завелся вор, а вора нужно наказать. Вы не первая, кого ограбили на этой кинофабрике. Я слышал про украденные алмазы. А про убийства знаете и вы. Горничная наверняка вам рассказала. Вас уже грабили на балу, так что вы в курсе, где именно находитесь. И это неправильно - молчать, если у вас что-то украли.
- Я все-таки промолчу, - Холодная решительно сжала губы. - Я не думаю, что ворами становятся от хорошей жизни. Может, это женщина, и ей нечем кормить детей. Время это страшное. Бог с ним, с кольцом. Меня без него не убудет, а носить сапфиры, когда люди умирают от голода, - непозволительная роскошь! Так что больше не будем об этом говорить.
И она решительно направилась в свою гримерку. Горничная шла следом. Вера остановилась, чтобы поправить вечно спадающую накидку, горничная опередила ее и открыла в гримерку дверь.
Войдя первой, она вдруг громко вскрикнула:
- Посмотрите, мадам!
На полу, на светлой доске пола, недалеко от двери, лежало кольцо. В свете, падающем из окна напротив, ярко блестел синий сапфир.
- Это же мое кольцо! - Вера радостно бросилась к драгоценной находке, надела кольцо на руку и вдруг нахмурилась: - Но я не понимаю, как оно оказалось здесь… Я отчетливо помню, что сняла его на съемочной площадке. И вот теперь здесь…
- Вернули, мадам, - горничная обладала быстрым умом и хорошо успела сориентироваться в окружающей обстановке, - вор вернул. Вы сегодня так играли, мадам, что у вора сердце екнуло. Вот он и вернул.
- Разве такое возможно? - Лицо актрисы выражало бесконечное удивление.
- А колье с бала? - напомнила горничная, бывшая в курсе всех событий. - Его же этот вернул… Как его… Мишка Япончик! И вот сейчас тоже, похоже, его работа.
- Разве здесь есть люди этого Япончика?
- Они повсюду. Он же над всеми ворами здесь главный, - горничная говорила уверенно, - его работа, помяните мое слово. Он это. Точно говорю.
Кутаясь в темную шаль, Таня быстро шла между запертых дач по Малофонтанской дороге, удаляясь от кинофабрики. Съемки затянулись допоздна. Ее каблучки громко стучали по камням. Поравнявшись с желтым дачным особняком в мавританском стиле, она свернула в едва заметный переулок. Там стояла сплошная темень - хоть глаз выколи! Услышав вдали конское ржание, Таня ускорила шаг.
В пролетке ее ждали Котька-Рыбак и Хрящ, который был за кучера и, поджидая Таню, нетерпеливо вертел головой.
- Принесла за чего? - Котька-Рыбак уставился на Таню, когда она села в пролетку, и та быстро покатила по разбитой дороге дачного переулка. - Народ гутарит - ты кольцо сфинтила. Принесла?
- Не принесла. На фабрике фараоны, - Таня говорила быстро, отрывисто, не глядя на Котьку-Рыбака. - Взять при фараонах - оно мне надо? Кольцо того не стоило!
- Так там же цаца эта московская, вся бриллиантами засыпанная! - злился Котька-Рыбак. - Кинодива хренова, вся в камнях, как у меня чирьи на жопе! И у нее ничего не взять?!
- Сказано тебе - не взяла! Отлезь!
- Ну, Алмазная, нарвешься… - засопел Котька, но тут раздался резкий голос Хряща:
- Засохни, швицер, пока язык за ушами не оказался! Сказано тебе - фараоны!
Пролетка быстро и уверенно катила в темноту.
Глава 9
Концерт в театре "Гротеск". Первая встреча королевы экрана и короля воров. Страшная новость - сплетня о любовнике Соньки Блюхер. Новый владелец кабаре
Театр был полон - потому что был безопасен. И, узнав, что в зале будет безопасно, публика валом валила на концерт. Все билеты были раскуплены заранее - недели за две. Были куплены даже дешевые стоячие места в проходах, и театр "Гротеск" не знал такого аншлага в лучшие свои времена.
И дело было не только в том, что там должен был состояться первый в Одессе концерт королевы экрана Веры Холодной, а в том, что безопасность в зале обеспечивало личное присутствие Японца, и слухи об этом со скоростью света распространились по одесскому сарафанному радио.
Когда узнали, что лучшая ложа театра закуплена специально для Японца и его людей, в городе словно пронесся вздох облегчения, и состоятельная публика бросилась скупать билеты на концерт.
Личное присутствие в зале Японца означало гарантированную безопасность. Все знали: Мишка никому не позволит грабить место, где находится сам. А раз так, можно вздохнуть спокойно и наслаждаться концертом.
Повальные грабежи были карой Одессы, и жители города самых разных сословий уже давно стонали от этого кошмара, который подстерегал их в самых неожиданных местах. Никто не знал, где, в каком переулке и заведении ждет его алчная рука бандита, способного забрать что угодно - начиная от золотых украшений и заканчивая дешевыми часами или постельным бельем, которое сохнет во дворе.
Страшные времена способствовали тому, что грабежи "опростились" - то есть теперь забирали не только ценные вещи, но и абсолютно все, даже дешевые предметы обихода или одежды, на которые в прошлые времена не посмотрел бы ни один бандит. Одесситы избегали выходить на улицы в темное время суток. А выходя из дома, старались одеваться попроще.
Если массовые мероприятия еще худо-бедно, но пытались охранять, то на улицах с наступлением темноты не было вообще никакой охраны, и люди старались возвращаться группами, чтобы не было страшно. Одесса была наводнена оружием, и состоятельные жители стали покупать оружие и себе - чтобы отстреливаться от бандитов. И действительно, не один бандит и налетчик погиб от пули, выпущенной в него жертвой.
Но подобная мера помогла мало. Да, оружие придавало грабежам остроты, но не прекратило их. Тем более, что матерые уголовники с Молдаванки, впитавшие грабежи и разбой с молоком матери, гораздо лучше обращались с оружием, чем почтенные буржуа, которые и стрелять-то толком не умели, и не успевали просто выхватить пистолет.
Совсем другое дело в вопросе безопасности - личное присутствие Японца. Оно обеспечивало гарантию порядка, а потому одесситы с облегчением выдохнули.
Уже к концу лета 1918 года Мишка Япончик, самый знаменитый житель Одессы, сосредоточил в своих руках огромную власть над городскими предместьями и над всеми районами города. Центром его царства была Молдаванка, и в его криминальной армии насчитывалось до 20 тысяч уголовников.
После гибели Акулы, вздумавшего с ним соперничать за власть над Одессой, другие авторитеты присмирели и согласились не только платить Японцу дань, но и работать под его началом. Таким образом, он стал некоронованным королем города, в котором не существовало единой и твердой власти, и впервые в истории Одессы объединил весь уголовный мир.
Контроль над ворами, спекулянтами, проститутками, шулерами, валютчиками и аферистами всех мастей приносил не только большую славу, но и огромные деньги, которые оседали в руках Японца.
Что касается полиции, которую пытались создать многочисленные городские власти, то с первого же дня она была полностью куплена и запугана Японцем. Чтобы справиться с бандитами, не хватало ни людей, ни оружия, а потому вся полиция попросту махнула на действия Японца рукой, предпочитая не вмешиваться.
Это открыло широкое поле деятельности для банды Мишки. Отныне никто не смел тронуть контролируемые им предместья, с которых он получал основную дань. Безнаказанность привела к тому, что грабежи в Одессе стали массовыми. Японец был единственным человеком, который мог вмешаться и остановить разыгравшуюся волну насилия, однако он предпочитал не вмешиваться. Ну а если же он вмешивался в ситуацию, то никто не смел пойти против воли короля. Авторитет Мишки и власть его людей казались делом незыблемым.
Надо сказать, что присутствие Японца на концерте было странным - до того момента никто не наблюдал в нем особой любви к искусству. Этот концерт был исключением, а потому вызывал еще больший интерес.
Помещение театра "Гротеск" было камерным, небольшим. В зале было достаточно уютно, и, в отличие от остальных театров Одессы, здесь зрители могли чувствовать себя как дома. Можно было даже расхаживать по залу, можно было подходить к ложам сбоку от основного зала. Красиво задрапированные бордовым бархатом, они располагались исключительно в первом ярусе, так как у маленького, камерного театра не было ни амфитеатра, ни балкона.
Одну из таких лож, особенно красиво украшенную, и занял Мишка со своими людьми (то есть с неизменными телохранителями - Гариком и Майорчиком). И почти весь зал откровенно глазел на знаменитого короля.
В ложе Японец появился вовремя, вооруженный изящным театральным биноклем. Он опустился в бархатное кресло и велел подать бутылку лучшего французского шампанского из буфета.
Официанты словно летали по воздуху, и буквально через несколько минут на накрытом кружевной скатертью столике появилась запотевшая бутылка и фрукты, а золотистый напиток был разлит по бокалам. Концерт начался.
Программа была построена интересно. Знаменитые актеры - Вера Холодная и ее партнер по фильму Петр Инсаров - разыгрывали маленькие забавные сценки-скетчи и исполняли модные романсы, которые были в то время у всех на слуху. Концерт шел живо, весело. Грустные номера чередовались со смешными, а лирические романсы - с веселыми модными песенками из кафе-шантанов и кабаре, и публика аплодировала, не жалея сил.
Японец не отрывал глаз от сцены. Он забыл про шампанское, забыл про окружавших его людей. В середине концерта в ложе появился еще один его личный адъютант (приближенный не так давно и не такой доверенный, как Гарик и Майорчик) - Моня Шор, молодой человек с хитрыми, проницательными глазами и невероятными математическими способностями, которые, к недовольству Тучи, он часто демонстрировал.
Поговаривали, что при царском режиме Моня Шор служил в полиции, но был изгнан оттуда за взятки, причем обнаглел он до такой степени, что были поражены даже видавшие виды полицейские, изначально привыкшие договариваться с ворами.
Моня появился в ложе с объемным портфелем, который держал в руках, прижимая к животу.
- Принес? - Японец не отрывал глаз от сцены, не обернулся на звук открывшейся двери, но, тем не менее, отлично знал, кто появился в ложе. Поговаривали, что инстинкт самосохранения и чутье были развиты у него, как у волка.
- Вот, - Шор положил перед Японцем набитый портфель, - вся сумма плюс штраф за два месяца. Все заплатил, как миленький, и не пикнул даже.
- Хорошо, - и Гарик, уловив едва заметный жест Японца, убрал портфель.
- А изумрудное колье и серьги ваши я в лавке у этого Циммермана видел, - вдруг выпалил Моня в спину Мишки, - он снова их продает.
- Что ты сказал? - Японец обернулся, и от молнии, сверкнувшей в его раскосых глазах, Шор попятился.
- Колье с изумрудами… говорю, - голос Мони дрогнул от страха, - то самое… Шо вы вернули этой актриске…
- Майорчик? - Японец вскинул глаза.
- Вернула она его, - быстро выпалил Майорчик, - я давно хотел тебе сказать. Брать не захотела. Не возьму, говорит. И точка. Артистка. Что уж тут поделаешь? Вздорный характер. Все они такие.
- Майорчик, заткнись, - Японец снова повернулся к сцене. Гарик и Моня переглянулись. Шор быстро зашептал:
- Чего это он, а?
Гарик ответил одним из характерных жестов (мол, кто ж его разберет, но лучше и не спрашивать), благодаря которым одесские бандиты отличались от бандитов всего остального мира. В этом жесте был и юмор, и объемность, и глубинный философский смысл. И актерская игра той степени уникальности, которая не встречалась ни на одной сцене мира.
По окончании концерта публика аплодировала стоя. Все были в таком восторге, что мало кто заметил, как Японец исчез, и самая лучшая ложа зала вдруг быстро опустела.
Под дверью гримерных артистов толпились поклонники. И когда Вера Холодная вышла из своей гримерной, уже полностью одетая, ее встретили восторженными аплодисментами. Но народ тут же расступился.
Перед знаменитой артисткой возник щегольски одетый молодой человек с несколько раскосыми темными глазами, протягивая ей роскошный букет невероятных алых роз. Застигнутая врасплох, артистка взяла букет, но тут же нахмурилась, так как молодой человек насильно поцеловал ей руку.
- Мадам, позвольте поблагодарить вас за прекрасный вечер! Восторг от вашего выступления ни с чем не сравним! Мы все получили море удовольствия!
- Благодарю, - в голосе артистки зазвучал лед.
- Позвольте представиться - Михаил Винницкий, ваш самый большой поклонник.
- Или Мишка Япончик, как говорят в городе. Я знаю, кто вы такой.
- Все верно. Михаил Японец к вашим услугам. - В голосе разочарованного Япончика также прозвучал металл - он не привык, чтобы его встречали подобным образом, и не мог совладать со своим гордым нравом, благодаря которому он и стал королем.
- Я не нуждаюсь в ваших услугах, - актриса держалась крайне холодно, и все невольные свидетели этой сцены замерли, боясь самых опасных для себя последствий, - и благодарить вас за них не собираюсь.
- Что вы имеете в виду? - Япончик смотрел на нее с удивлением.
- Кольцо, - отрезала артистка, - вам не стоило его возвращать. Не к лицу вору возвращать награбленное. Вам следовало оставить его себе. Я все равно избавлюсь от него, как от колье и от того хлама, который вы посмели мне преподнести.
- Я вас не понимаю! - Глаза Японца стали метать молнии, но на актрису они не действовали.
- Так уж не понимаете? Это ведь вы украли у меня кольцо в павильоне кинофабрики! Зачем же понадобилось его возвращать?
- Мадам, вы что-то перепутали, - Япончик надменно усмехнулся. - Я Михаил Японец, я не ворую кольца и кошельки. У меня нет в этом необходимости. Но вы очень бдительны, что делает вам честь. Хотя вы и приняли меня за дешевого карманника, я все равно восхищен вашим искусством. Я, Михаил Японец.
С этими словами он приподнял свой котелок и вместе со свитой удалился на глазах перепуганной, замершей толпы.
- Вера, вы с ума сошли? В этот раз вы перегнули палку! - За спиной возник Петр Инсаров, встревоженный не на шутку. - Так говорить с самим Японцем! Какая муха вас укусила?
- Муха раздражения! Мне не по душе воры, которые строят из себя джентльменов, - усмехнулась артистка.
- Но он не вор! Он король Одессы! Так с ним говорить нельзя! - Инсаров воздел очи горе.
- Да, а что будет? Он уже второй раз, между прочим, ворует у меня драгоценности! Пусть скажет спасибо, что я не обратилась в полицию!
- Вера, какая полиция? Очнитесь! Вы в Одессе! Здесь вся полиция работает на него! - Инсаров был перепуган и не мог это скрыть. - Если он захочет, нас в два счета выкинут из этого города, а это будет весьма обидно - не закончить фильм! Нельзя же так разговаривать! Вы никогда так ни на кого не нападали! Ну просто нельзя!
- Мне стыдно за вас! Дрожите перед каким-то мелким жуликом, - артистка в раздражении передернула плечами, - он выкинет нас из города? Да что с вами, в самом деле? Вы себя слышите? Придите в чувство!
Инсаров хотел возразить, но она развернулась и быстро ушла прочь в сопровождении своей неизменной горничной, помогавшей нести охапки цветов.
- Вор! Она приняла меня за обычного вора! - Сидя в автомобиле, Японец сжал кулаки. - Она! Это сказала она!
- Мойша, да что с тобой? Успокойся! - Майорчик был единственным человеком в Одессе, которому позволялось называть короля по имени.
- Ты не понимаешь! Это сказала она! Она видит во мне простого вора!
- Но ты и есть вор. Ты начинал, как вор. Что в этом такого? - Майорчик пожал плечами.
- Заткнись, Изя! Ты ничего не понимаешь! Это не так. Было, да, но сейчас не так. Я докажу это. Я скоро всем докажу это… - Японец снова сжал кулаки.
Майорчик хотел возразить, но, увидев его лицо, вдруг промолчал. Он знал Мойшу с детства. Ему все было ясно. Ничего не говоря, Майорчик жестом велел шоферу трогаться. Сверкая фарами, автомобиль быстро полетел сквозь южную ночь.