Анри был богат, молод и красив, обладал самой серьезной, самой значительной в городе властью, казалось, что еще желать человеку, наделенному судьбой таким рядом достоинств и наград? А между тем лицо его было скучным - несмотря на привычную оживленность взгляда. И томные взгляды красавиц оставляли его равнодушным, заставляя откровенно скучать.
Секрет апатии был прост: Анри был пресыщен жизнью и ее удовольствиями, для него больше не было новых ощущений, и все вдруг стало откровенно ненавистным и скучным, когда все в городе стали открыто пресмыкаться перед ним. А к завоеванию красавиц не нужно было прилагать никаких усилий - они и так откровенно были готовы на все.
Посылая улыбки чиновникам и знати, Фрейденберг откровенно скучал на устроенном им же самим концерте.
На сцене, тем временем, в сопровождении хора артистов одесской оперы пела прима Лидия Липковская, мощный и чистый голос которой разливался под сводами великолепного театра.
Отдавая дань традиции, по которой власть всегда приветствовала артистов, Анри встречал Липковскую в здании французского штаба, где от имени генерала д’Ансельма преподнес огромный букет роз и колье с рубинами, бриллиантами и сапфирами - драгоценные камни повторяли цвета французского флага.
Прима немилосердно строила глазки красавцу-французу, однако Фрейденберг был холоден и официален. Перезревшая дамочка была не в его вкусе, к тому же его раздражал ее напор. Но, тем не менее, певица сразу же надела колье и прямо в нем прибыла в театр, где ее восторженно встречали одесские артисты, вручив множество цветов и золотой музыкальный ключ с миниатюрной копией Одесского оперного театра - созданный на заказ лучшими ювелирами города драгоценный памятный знак. Липковская была в восторге. Концерт шел без сучка и задоринки, а Анри Фрейденберг немилосердно скучал, ожидая, когда закончится этот кошмар.
Легкая, как перышко, в мягких балетках Таня бежала по коридорам театра. В переходы галерей доносились звуки музыки со сцены, и ей было слышно, как поет знаменитая певица, примадонна, у которой больше не было ни памятного знака (золотой копии Одесского оперного), ни колье под цвет французского флага, ни портмоне с довольно значительной суммой денег, ни бриллиантовых серег… Таня повторила свой коронный трюк, ради которого, собственно, и находилась в Оперном театре. Улизнув потихоньку со сцены прямо во время концерта, она обчистила неохраняемую гримерку Липковской. А теперь, спрятав ворованные драгоценности под юбкой, искала своего сообщника Стрижа, чтобы отдать добычу. Тот должен был тихо выбраться из театра, и под охраной еще двоих людей Тани доставить добычу в кабачок на Садовой.
Стриж показался возле лестничного проема. Это был неопытный, молоденький мальчишка лет 14-ти, оказавшийся в банде недавно. Он был беспризорником, воровал с тех самых пор, как научился ходить. Родителей своих не помнил, рос в дебрях Молдаванки, где, затаившись в лабиринтах ветхих домов, счастливо избегал отправки в приют, сумев ни разу не попасться на глаза социальным патрулям. Время от времени такие чиновники, наделенные рядом полномочий от Городской управы, рыскали по Молдаванке в поисках бесхозных, брошенных детей: за каждого сироту, доставленного в сиротский дом, полагалась щедрая награда. Но обитатели Молдаванки давно знали о том, что попасть туда было хуже смерти. А потому старшие товарищи из банд, сумевшие пережить ужасы приюта, прятали таких детей, а затем воспитывали и кормили все вместе - всей бандой или всем двором.
Стриж и был таким ребенком. Худенький, черноволосый, ершистый, с колючим взглядом пронзительных птичьих глаз, он был неуклюж, как птенец, вывалившийся из гнезда, и так же беззащитен, как птица на обочине дороги.
Таня жалела этого неуживчивого полуребенка, несмотря на то что была старше ненамного. Он казался ей 12-летним мальчишкой, но она точно знала, что старше его на целую вечность. Несмотря на свой возраст, Стриж неплохо справлялся с поручениями, которые давали ему в банде, и этим заслужил уважение.
Его не случайно выбрали для передачи драгоценностей: маленький, юркий, незаметный, он должен был ловко выбраться из театра, не привлекая к себе особого внимания, как уже бывало не раз. А потом его встретят. Таня не сомневалась в том, что Стрижу удастся незаметно прошмыгнуть мимо солдатских патрулей, которыми театр был наводнен.
Так как в зале собрались все шишки города, везде было невероятное количество охраны. Солдаты постоянно циркулировали по всем коридорам, не обращая никакого внимания на артистов.
Мимо Тани, едва она сбежала со сцены, тоже прошел солдатский патруль. Но поскольку она была в театральном костюме, солдаты даже на нее не взглянули.
Увидев Стрижа, Таня уже махнула ему рукой, как вдруг резкий голос, раздавшийся сзади, заставил ее подскочить:
- Алмазова, да постой же ты наконец!
За ней бежал толстенький лысоватый концертный администратор театра, в сферу обязанностей которого входило и обслуживание заезжих знаменитостей. В руках его был поднос, на котором стоял изящный хрустальный кувшин, распространяющий запах лимона и меда, и высокий стакан. Сам администратор был красным, тяжело дышал, с него градом катился пот.
- Ты чего не на сцене? - Несмотря на свое состояние, он окинул Таню подозрительным взглядом.
- Живот схватило, - по-простонародному сказала Таня, прикидываясь туповатой крестьянкой, - не смогла утерпеть.
- Что вы все хвораете, мать вашу, когда дел по горло, - засопел администратор, - вот и эта тоже… зараза стоеросовая…
- Кто - эта? - удивилась Таня.
- Да горничная артистки этой… знаменитой… напиток заказала, а сама исчезла невесть куда! А артистке-то сейчас на сцену! Напиток лечебный, должна выпить. Горло у нее больное. Вот и несусь, как стукнутый, по всем этажам.
- Так и принесли бы напиток артистке, всего делов… - снова прикинулась безграмотной Таня.
- Да я и нес… - засопел администратор, - так я за костюмами концертными должен следить… Голову с меня снимут… Алмазова, Христом Богом молю, ты отнеси!
- Да не верю я в Бога Христа, - засмеялась Таня, - я вообще черт.
- Алмазова, оставь свои шуточки! Выручи - не в службу, а в дружбу! По гроб жизни буду обязан! Когда надо, за тебя заступлюсь. Принеси ей, а? Прямо вот сейчас, быстро! Это чудо, что мне за тут попалась ты…
- Да что отнести, кому? - не поняла Таня.
- Поднос с напитком лечебным артистке этой, Вере Холодной. Она в гримерке сидит. Горничная ее сделала ноги, шалава драная. Мне не до нее. Отнеси, а?
- Вере Холодной? - Таня не поверила своим ушам.
- Точно! Ей на сцену щас, во втором отделении. Так что уже иди. Гримерка во втором ярусе, номер двери 34. Ну, ты знаешь.
- Ладно, - не сомневаясь ни секунды, Таня взяла поднос. От перспективы увидеть знаменитую артистку вживую она забыла обо всем на свете.
Довольный до предела, администратор сунул Тане в руки поднос и унесся по коридору с такой прытью, которая никак не вязалась с его тучным телом.
Тут только Таня вспомнила про Стрижа, с изумлением наблюдавшего эту странную сцену, и жестом подозвала к себе. Сунула ему в руки поднос и велела отвернуться к стене. Достала спрятанные драгоценности и рассовала по его карманам.
- Иди за мной. Подождешь в коридоре - возле гримерки. Я быстро. И не вздумай никуда убегать.
Таня постучала в дверь и, услышав тихое приглашение войти, осторожно вошла внутрь. Вера Холодная сидела за туалетным столиком. На ней было концертное платье с длинным ярко-алым шлейфом. Лицо ее было бледным. Поражал нездоровый блеск в глазах.
- Напиток… - произнесла Таня, с перепугу не понимая, что говорит.
- Большое вам спасибо! - Артистка улыбнулась. - Поставьте на столик, пожалуйста. Хотите попробовать?
- Я? Не знаю… Мне, право, неудобно… - совсем растерялась Таня.
- Вы тоже выступаете, правда? На вас концертный костюм.
- Я статистка в хоре. Служу здесь недавно, - ответила Таня.
- Вы очень красивая. У вас открытое, милое лицо. - Достав из шкафчика второй стакан, артистка налила напиток из кувшина и предложила Тане. - Садитесь, пожалуйста. Выпейте со мной. Это лечебный лимонад - с медом. Хорошо снимает боль в горле. Я что-то расхворалась. Очень чувствительна к холоду. Промерзла - и все.
Опустившись на небольшой пуфик, Таня пригубила стакан. Лимонад был сладким и терпким. У него был необычный, но приятный вкус.
- Мне его в детстве бабушка делала, - улыбнулась Вера, - так лечила горло. Я в детстве очень часто болела. Легко подхватываю простуду и сейчас. У вас очень красивый театр. Но в нем гуляют страшные сквозняки. Все смотрят на внешнее оформление зала, но никто не думает о том, как холодно за кулисами.
- Да, правда, - улыбнулась Таня, - зимой очень холодно. Многие девушки болеют. А я - нет. Я закаленная, - она чувствовала страшную неловкость. Ситуация была весьма необычной. Вот так, запросто, она сидела в гримерной с самой знаменитой актрисой страны, и та угощала ее лимонадом, словно заглянувшую на огонек подругу. В знаменитости, в самой яркой звезде экрана, пафоса и надменности не было ни на грош. Она держалась с Таней уважительно, но с достоинством, и общалась почти как с равным себе человеком. Таня вдруг почувствовала глубочайшее восхищение этой невероятной женщиной.
- Вам нравится Одесса? - вдруг спросила она, не понимая сама, как осмеливается с ней говорить.
- Очень! Это изумительный город. Однажды увидев Одессу, ты не забудешь ее никогда. Это город, который навсегда остается в твоем сердце, - улыбнулась Вера.
- Как вы красиво сказали… Мне приятно это слышать, ведь я родилась здесь, - Таня с обожанием смотрела в ее глаза.
- И люди здесь замечательные! Такие веселые, открытые… Мне так приятно с ними говорить… А вы поете или танцуете?
- Я… пою. Но у меня нет голоса, - призналась Таня, - я в артистки совсем не гожусь.
- Ну что вы! Самокритичность - первый признак талантливого и умного человека.
- Не в моем случае, - Таня покачала головой.
- Но ведь всему можно научиться. И вокалу, и актерскому мастерству тоже. Вы так красивы. Из вас получилась бы настоящая актриса.
- Поздно уже учиться. Я здесь просто до лучших времен. Подвернется что-то получше, и я уйду. Быть артисткой не для меня.
- Впервые в жизни встречаю такую удивительную девушку! Обычно я слышу совершенно другое! Почему же вы не пьете лимонад?
- Простите… - Таня выпила терпкую жидкость залпом, - мне как-то не по себе.
- Почему же?
- Вот так запросто сижу в гримерке с самой знаменитой артисткой… Кто хочешь растеряется! Знаете, а я смотрела все ваши фильмы. Не пропустила ни одного. Некоторые даже по несколько раз. Это такая отдушина в жизни. Прекрасней любой истории любви.
- Что вы такое говорите, - Вера Холодная улыбнулась, - у такой красивой девушки, как вы, будет самая замечательная история любви! Вот вы потом меня вспомните. Все в вашей жизни обязательно будет хорошо.
В этот момент из коридора послышался шум. Затем резкий, обрывистый крик. Таня побледнела.
- Что это? - артистка вскочила на ноги. - Кому-то плохо? Давайте посмотрим! - и быстро открыла дверь.
Таня поспешила за ней. Двое солдат, заломив руки за спину, держали в полусогнутом состоянии Стрижа. Еще двое обыскивали его карманы. Офицер выступил вперед:
- Разрешите воспользоваться вашей гримеркой, мадам?
Глава 15
Таня в руках солдат. Вмешательство Веры Холодной. Любовь Анри Фрейденберга. Уличные дети Молдаванки
- Что это значит? - Актриса побледнела так резко, что на лице ее выступили яркие пятна грима. - Что вы себе позволяете? Зачем вы схватили этого ребенка?
И действительно - растрепанный, беззащитный, взъерошенный Стриж выглядел по-детски испуганно. Глаза его бегали из стороны в сторону и наконец остановились на Тане с непередаваемой мольбой. Она почувствовала ужас. В последние дни из-за того, что творилось в городе, когда расстреливали на каждом шагу, попасться в руки солдат - хуже этого ничего нельзя было придумать. Тане было понятно, что неожиданно, внезапно разразилась просто ужасающая беда. Воздуха стало не хватать.
- Поймали вора, мадам.
- С чего вы взяли, что он вор?
- Улепетывал по коридору со всех ног, как завидел солдат.
Таня готова была застонать. Теперь ей было отчетливо ясно, что произошло. Пока она разговаривала с артисткой, забыв о времени, Стриж как на иголках стоял в коридоре. Когда же появился патруль солдат, он перепугался и по-детски потерял над собой контроль. Он бросился бежать и тут же попался в руки солдатам. И это все произошло из-за того, что она позабыла про время, растворившись в этом удивительном самовлюбленном удовольствии, когда знаменитость общалась с ней как с равной себе! И вот теперь за этот короткий момент ее слабости Стриж должен был заплатить своей жизнью.
Не соображая, что делает, Таня решительно выступила вперед:
- Он не вор! Это мой брат! Он меня ждал… - Голос ее сорвался от ужаса.
Таню перебил офицер:
- Посмотрите только, что мы нашли.
Патрульные бесцеремонно отодвинули в дверях знаменитую артистку и вошли внутрь, громко хлопнув дверью. Один из них бросил на круглый столик возле стены ворованные драгоценности, вывернутые из карманов Стрижа.
- Не вор, говоришь? Взять и ее тоже!
В тот же самый момент один из солдат грубо схватил Таню под локоть, заламывая ей руку. От боли и страха она пронзительно закричала.
- Отпустите ее немедленно! - Вера Холодная, как разъяренная фурия, напустилась на солдата и буквально вырвала Таню из его рук. - Это моя подруга! Артистка театра! Как вы смеете!
- Я ничего не крал, - по-детски лепетал Стриж, и грязные слезы текли по его немытому лицу, - я на полу это нашел… на полу в коридору лежало… я еще подумал, блестит… я не крал ничего, правда…
Это было страшное и жалкое зрелище, и от острой жалости к этому мальчишке Таня даже забыла о своей собственной судьбе.
- Он же еще ребенок! - Вера Холодная всплеснула руками. - Совсем ребенок! Как он мог все это украсть!
- Да такие воруют, как ползать научатся, - браво отрапортовал бывалый офицер. И, бросив косой взгляд на Таню, со злостью добавил: - Да еще эта, шкура… подбила, наверное…
- Не сметь так разговаривать с женщиной! - Вера Холодная задрожала от ярости, сжав кулаки.
- Да что же это такое… Какая-то фифа разукрашенная меня учить будет! - фыркнул офицер, но потом взял себя в руки и строго произнес: - Мадам, успокойтесь! Не мешайте поступать с пойманным уголовным элементом по законам военного времени!
- Что значит по законам военного времени? - вздрогнула актриса.
- Так известно что: расстреляем сейчас обоих во дворе. Приказ у нас такой есть.
- Вы шутите? - Белые губы артистки задрожали от ужаса.
- Куда там шутить, мадам! Я говорю очень серьезно. Приказ у нас есть: расстреливать криминальный элемент без суда и следствия, прямо на месте поимки.
- Нет! Вы не посмеете!
- К сожалению, посмею, мадам! - и офицер скомандовал солдатам: - Выводи!
Стриж взвыл. По его дрожащему лицу сопли потекли вперемешку со слезами. Больше, чем когда-либо, он был похож на жалкого, умственно отсталого ребенка, попавшего в жестокие и злые руки бессердечных взрослых.
- Я сказала: нет! - Неожиданно для всех Холодная вдруг встала в дверях гримерки. - Вы не посмеете их расстрелять! Вы знаете, кто я такая? Я актриса! Меня знает весь город!
- Может, вы, мадам, и актриса, а у меня приказ. Так что лучше вам нас пропустить, во избежание последствий.
- Вы мне угрожаете?
- Ни в коем случае! Просто мы вас как пушинку с дороги подвинем, - и офицер действительно направился к Вере.
В этот момент в коридоре послышались громкие голоса. Двери гримерки распахнулись. На пороге появились директор Оперного театра, Дмитрий Харитонов, губернатор Гришин-Алмазов и Анри Фрейдеберг. Восторженные глаза Анри остановились на артистке, и он, как истинный француз, галатно воскликнул:
- Это она? Великая Вера Холодная? Я потрясен! В жизни она еще прекраснее, чем на экране!
- Дмитрий, я вас умоляю! Сделайте хоть что-нибудь! - Артистка в волнении схватила за руку Харитонова. В глазах ее дрожали слезы. Он сразу понял, что это не обычное волнение.
- Вера, успокойтесь! Что происходит?
- Он собирается расстрелять этих людей! Вы должны ему помешать!
- Что значит - расстрелять? - Фрейденберг выступил вперед. - Что здесь случилось?
- Воров поймали, ваше превосходительство, - смущенно откашлялся офицер, - собрались поступить согласно приказу генерал-губернатора о ликвидации бандитского элемента.
- Господин Гришин-Алмазов, вы с ума сошли? - Фрейденберг повернулся к губернатору, в глазах его блеснул холод. - Вы расстреливаете всех без суда и следствия?
- Действительно, я издал такой приказ, - Гришин-Алмазов с неприязнью смотрел на француза. - Только так мы сможем очистить Одессу от бандитов…
- Они не бандиты! - Холодная бесцеремонно вмешалась в их разговор. - Эта дама служит в хоре театра, она артистка. А мальчик ее брат. Он ждал ее в коридоре, пока мы с ней беседовали.
- А как вы объясните похищенные драгоценности? - спросил офицер. - Господа, все это нашли у него в карманах.
При виде ценностей на столике Харитонов нахмурился. Он подумал о том, что доброта актрисы слишком далеко может ее завести.
- Эти вещи мальчик нашел в коридоре, - сказала Вера, - посмотрите, он же умственно отсталый! Как он может что-то украсть?
Услышав ее слова, Стриж принялся немилосердно подыгрывать - выдавливать сопли и пытаться надуть из них пузыри.
Фрейденберг не отрывал глаз от Веры Холодной. Если бы в гримерной было темно, его лицо, как раскаленная лампа, ярко светилось бы в темноте. Никто не видел его таким. Харитонов, уже привыкший ко всем выходкам и развлечениям француза, вдруг ощутил легкий укол тревоги.
- Месье, прошу вас, помогите мне! - Вера возвела на Фрейденберга умоляющие глаза. - Спасите этих людей!
Анри, склонившись в поклоне, галантно поцеловал руку актрисы. В тот момент все бывшие в комнате заметили, что его руки дрожат. Фрейденберг повернулся к офицеру:
- Немедленно отпустите этих людей! И пошел вон!
Офицер растерялся. Уставился на Гришина-Алмазова. Тот сделал шаг вперед.
- Господин Фрейденберг…
- Заткнись, Гришин-Алмазов. Мы сделали тебя губернатором, мы можем и передумать, - последовал резкий ответ.
- Отпустить, - скомандовал офицер и вместе с солдатами покинул гримерную. Таня обняла плачущего Стрижа за плечи. К ним подошел Харитонов.
- Немедленно уходите из театра, - сквозь зубы сказал он, - и побыстрее.
По его глазам Таня прочитала, что Харитонов ни секунды не сомневается в том, что офицер сказал правду и что понял, что они воры.
Прежде чем уйти, Таня подошла к Вере Холодной.
- Спасибо вам! Я никогда не забуду то, что вы сделали для нас! Никогда! Никогда… Когда-нибудь я отплачу вам добром! Я буду вас хранить.