– В кабаке родился, в вине крестился. А вашенских в цинтовке я завсегда лупил, как сидоровых коз. Халамидники вы эдакие… Поэтому и не похож. Я – шпановый брус, причём такой, какому и фартовые дорогу уступают! Веди, куда хочу, ламышник получишь.
– Ну, золотой разговор, – сразу согласился босяк. – Куда тебя вести-то? У нас тута четыре биллиардных, да и "мельницы" имеются.
– Федька-Шулыкан говорил: "Попадёшь в Шуру – иди к Варданову, лучше его нет".
Шулыкан был известный на Кавказе налётчик, сидевший сейчас под следствием в Ставрополе.
– Да ты Федьку знаешь?
– В Новом Черкасске на единой наре сидели.
– Федя мне, как брат! – заявил оборванец. – Когда он в Шуре, завсегда угостит! душа-человек. Пошли к Варданову. У Жоржика и всамделе хорошо, быдто мёдом намазано. Токмо ламышник-то наперёд отдай.
Алексей выдал монету.
– Зови меня Лыков.
– А я Гришка Хрипатый.
– Веди, Гришка, а то горнило аж жгёт, так кизлярки охота. И думай пока – никому тут скуржавые колья не нужны?
– Скуржавые?
– Ну, почти… Однако работы хорошей, не отличить.
Хрипатый сделал важно-задумчивое лицо и некоторое время шёл молча, потом сказал:
– Надоть Павла Тёмкина спросить. Энтот беспременно знает – серьёзный мущщина.
За разговором они дошли до одноэтажного деревянного дома с мезонином, давно не крашенного. Дверь и окна биллиардной, по случаю жары, были распахнуты, изнутри доносились стук шаров и громкие голоса. Прямо поперёк входа лежал пьяный и храпел.
– Вот черти… – пробормотал Гришка, перешагивая через тело. – Перед приезжим человеком неудобство…
Внутри взору Лыкова открылся обыкновенный "пчельник" , каких он повидал уже не мало. Разве что, присутствовал кавказский колорит: половина посетителей были туземцы в разноцветных черкесках, а на стойке вместо водки и хлеба подавали кизлярку и чурек. Публика была очевидно нехорошая: воры, суровые громилы в войлочных шляпах и пьяные казаки. Прямо возле стойки Алексею попался высокий джигит со смоляной бородой и бешеным взглядом. Он глянул сверху на уруса крайне недоброжелательно, сказал что-то гортанное и отошёл в угол.
– Рожа, прости Господи… – пробормотал вполголоса Хрипатый, опасливо косясь на туземца. – Ты, Лыков, постой покуда, токмо тихонько, ни во что не ввязывайся. Здеся голову свинтят, и не заметишь, как. Купи себе для разгону чарку говядины да фунт вина… А я пошёл Тёмкина искать.
И исчез в задних комнатах. Коллежский асессор взял стакан кизлярки, отломил кусок чурека и прошёл в комнату, где шла игра. Страшный горец бурчал ему вслед что-то злое, но Лыков не обращал на него внимания.
Первый, кого он встретил у стола, оказался Сашка Мухортый! Он стоял в компании разбойного вида парней и о чём-то тихо им рассказывал. Увидев Лыкова, Сашка прервал разговор. Он подскочил, вперил в гостя подозрительный взгляд и скомандовал властно:
– А ну замри!
Алексей остановился, отхлебнул из стакана и спокойно ответил:
– Дыру только во мне не высмотри, а так не жалко.
Во время ареста Раковникова Сашка видел Лыкова всего несколько секунд, в горячке схватки, и, к тому же, загримированного; вряд ли он мог его сейчас опознать.
– Где я тебя видал?
Сыщик внимательно, но равнодушно рассмотрел бандита и пожал плечами:
– Ты встречал – ты и вспоминай. А я тебя вижу впервые.
И прошёл дальше в комнату. Присел на подоконник и принялся наблюдать за игрой, медленно откусывая чурек. Всё поведение Лыкова выказывало неподдельное спокойствие сильного человека.
Сашка Мухортый смотрел на него озадаченно, потом упрямо набычился и подошёл опять.
– Как звать?
– Зови меня Лыков.
– Какого занятия?
– Учу дураков уму-разуму. На хлеб хватает…
– В Семибашенном, случаем, не сидел?
Лыков отложил чурек, принялся загибать пальцы:
– В Семибашенном сидел, на Шпалерной сидел, Демидов проходил. В Москве в Бутырках сидел и на Камещиках. Далее Нижегородский этапный двор, Казанская, Тобольская, Томская пересылки, Лунжанский рудник. Выбирай любую!
– Шайтан разберёт… – пробормотал Мухортый. – Ну, точно же я тебя видал! Лыков, Лыков… Не слыхал. Ты хоть фартовый?
– Я вольный человек. Служил в Питере у Анисима Петровича Лобова, ежели понимаешь, о ком речь.
– Как же! – воодушевился бандит. – Я и сам у него служил!
– А вот это легко проверить. Не всё тебе вопросы задавать. У Анисима Петровича два знатных батыря было. Одного звали Пересвет, а второго?
– Второй был Яша Челубей. Могутный парень!
– А офицера бывшего, что близко к Лобову стоял?
– Озябликов. Погоди, дай, и я тебя проверю. Кто в "Трёх Иванах", что на Лиговке, заправлял?
– Чулошников Прохор Демидыч. Брюхастый был мужчина…
– Ну, Лыков, тогда звиняй, и вот тебе красный угол! – сказал с чувством громила. – Зови меня Сашка Мухортый, как все кличут.
И вдруг всплеснул руками:
– А точно! Там я тебя и видал, в "Трёх Иванах"! Как вышибалу ихнего завалил, по ушам ему настучал. Ты тогда бороду носил. А Прохор Демидыч опосля увёл тебя вовнутрь. Было?
– Было. Тогда–то меня приметили и к Лобову и подвели. Мы с Челубеем в Сибирь потом пошли, "Этпаную цепочку" проверять. Этим и убереглись…
– Да, – вздохнул Судовиков. – Грохнули и Лобова, и Пересвета с Чулошниковым. Всех постреляли московские. За "короля" своего мстили, за Анчутку. И нету теперь в Питере главного.
– Говорят, осенью выборы будут, – понизил голос Лыков. – Без главного плохо. Раздрай идёт. В лесу и медведь архимандрит… Моя воля, я бы Раковникова выбрал. Вот орёл!
В глазах Мухортого что-то мелькнуло, и Алексей понял, что переиграл.
– Или Большого Сохатого, – поторопился добавить он. – Приятель мой. Потом Сашка Красный Туз серьёзный парень. Есть люди, есть…
– Пойдём, что покажу, – тронул Судовиков сыщика за плечо и, не оглядываясь, шагнул в коридор. Отмерял его весь, толкнул последнюю направо дверь и посторонился, пропуская Лыкова вперёд. Тот чуть замешкался на пороге. Мгновенно бандит сильно толкнул его сзади в спину, и Алексей буквально влетел в помещение.
Он успел только разглядеть, что за накрытым столом сидят трое, и один из них – Раковников. Времени на раздумья не было. Сыщику повезло, что окно было открыто; не известно, успел бы он выбить раму. Не сбавляя инерции толчка, Лыков в два прыжка пересёк комнату и "рыбкой" прыгнул в окно. Плюхнулся на спину, больно ударившись о собственный револьвер, мгновенно вскочил на ноги и отпрянул в сторону. Он делал всё как автомат, быстро и точно. Следом, стараясь угодить ему в голову ногами, сиганул Сашка Мухортый; в руке у него был нож. Но Сашка опоздал. Заученным движением Алексей вытянул из-за ремня "бульдог", одновременно взводя его большим пальцем. Громила развернулся, занёс нож – и тут же пуля, пущенная в упор, разнесла ему весь череп. Мухортый ещё падал, а Лыков уже стоял у окна и выцеливал в комнате Раковникова. Тот поднял руку с револьвером. Полыхнуло, и горячая пуля обожгла сыщику шею. "Вот хорошо", – подумал он, – "теперь не скажут, что я расстрелял безоружных". И нажал на спуск. "Ивана" отбросило на стену. Вдруг слева, из-за рамы, выдвинулась спрятавшаяся фигура. Третий! Револьверный ствол упёрся Лыкову в скулу, и громко щёлкнул курок полувзвода. Сыщик только зажмурился… Тут в дверной проём ворвался из коридора давешний злобный горец, и выстрелом с четырёх шагов уложил покушавшегося наповал. Последний уцелевший бандит бросился на пол и вытянул руки:
– Не убивай, я безоружный, сдаюсь!!
Горец подошёл к убитому, ногой повернул его лицом вверх и сказал голосом Печелау:
– Смотри, Лыков – а вот и Сашка Чалый!
Глава 9
В путь!
Барон Таубе выставил всех из комнаты и распекал Лыкова с глазу на глаз.
– Ты поставил под удар всю операцию! Из-за пары каких-то уголовных! А если бы тебя ранили? Или вообще убили?
– Виктор, я же объяснил тебе: это был Раковников.
– Хоть Ванька Каин! Твои клиенты просто дети в сравнении с Лемтюжниковым. Ты хоть представляешь, сколько зла он уже натворил? И сколько ещё натворит, если его не остановить? А мой ближайший помощник… Пойми: ты единственный человек в отряде, кому я могу доверять. Ты ещё ничего не понял?
– Что я должен понять?
– Ну… Какого ты мнения об офицерах, с которыми вчера познакомился?
– Даур-Гирей самый симпатичный. Ильин тоже неплох. Ответственный, переживает за дело. Менее всех, если честно, мне понравился Артилевский. Напыщенный какой-то, самодовольный.
– Один из них – изменник.
Лыков несколько секунд молча ошарашено смотрел на барона, потом открыл рот, но тот не дал сказать ему ни слова:
– Молчи и слушай! У нашего отряда две задачи. Одна открытая: найти и уничтожить Малдая и турецкого резидента Лемтюжникова. Вторая секретная: выявить предателя. Эти три офицера не случайно попали в отряд; они все на подозрении. Уже давно кто-то предаёт, и мы даже не поймём, где: в окружном управлении, в областном, или в самом Тифлисе. Турки узнают сведения, не подлежащие оглашению. Носителями сведений являются эти три человека. Их нарочно командировали в экспедицию со столь малочисленным составом. Так легче заставить шпиона выдать себя. В крупном отряде он затаится, сходит в поход и вернётся. А тут… Десяток казаков да мы с тобой. Не удержится! Начнёт вредить и выдаст себя. Его задача – сорвать операцию. Не дать изменнику это сделать, выявить его можем только мы с тобой. А там, в горах, как только свернём с открытой дороги на тропу, нам уже никто не поможет. Потребуется быть настороже каждую секунду. Заметить удар, нацеленный в спину, отвести его и нанести свой. Всё решится в секунду, но мы не знаем, когда. Понимаешь теперь, что ты значишь для успеха? Без тебя один я не смогу выполнить задачу.
Алексей нахмурился:
– Я всё понял. Буду теперь аккуратен. Но неужели нет никаких улик? Ловить шпиона там, в горах… От выстрела в спину не убережёшься.
– Обрати внимание на речи, что мы услышали. Ильин не доверяет никому из туземцев. Возможно, имеет целью поссорить нас с местным кадром, готовым к сотрудничеству… Особенный зуб вырастил на кадиристов. Даур-Гирей, наоборот, считает последних нашими потенциальными союзниками и призывает договориться с ними. Возможно, тут ловушка для администрации, а мы назначены в проводники этой ложной мысли… Артилевский кажется самым простым. А вдруг это ловкая маскировка? Войсковой старшина носит на себе оружие стоимостью в несколько тысяч рублей. Откуда у него такие средства?
– На Кавказе многие голодают, но щеголяют в дорогой "гурде".
– Да, но у него ещё дом один из лучших в Гунибе, и вклады в банке на тридцать тысяч! А живёт на жалование; никакого наследства не получал.
– Может быть обычное мздоимство. В здешней военной администрации пеш-кеш обычное дело, к сожалению.
– Может быть. Но и турецкое золото нельзя исключать. Мы с тобой должны прикрывать друг другу спину на протяжении всего похода. Ты мои вторые глаза и уши: наблюдай и будь всегда начеку. Теперь иди. Постарайся уснуть. Завтра последний день на сборы, а послезавтра уже выступаем.
И вытолкал Лыкова на улицу.
Была уже полночь. На ясном небе ярко и чисто грели звёзды. В тишине стрекотали первые цикады, где-то ревел жеребец, шумела далёкая река. Перенесённое волнение теперь дало о себе знать: в висках у Алексея стучало, кровь прилила к голове. Если бы Печелау не угадал его мыслей и не явился прикрыть, лежал бы он в той биллиардной с простреленной головой… Бедная Варенька так бы убивалась! Нет, надо становиться осторожнее, сдержаннее. Но зато Раковников в аду, и бедный надзиратель Кузнецов наконец отомщён.
Что значит Кавказ! Полицмейстер Иенсен примчался на выстрелы, арестовал Тер-Варданяна и Пашку Тёмкина, опечатал их притон и, довольный, уехал. В столице убийство трёх бандитов при задержании стало бы поводом для строгого расследования: не была ли превышена разумная самооборона? А Иенсен поблагодарил коллежского асессора. Сказал даже, что тот показал выучку. Лыков ответил, что настоящую выучку продемонстрировал губернский секретарь Печелау. Отблагодарить бы человека, да как за такое отблагодаришь? И некогда – они уезжают.
Лыков вспомнил откровение Таубе. Вот новость! Они с Виктором будут в диких горах в роли живца. Как убережёшься, если враг внутри отряда? Доля секунды, и полетишь в пропасть с пулей в спине… В Петербурге промолчали, господа разведчики, а здесь уже пришлось открыться. Ну, и что? Неужели он бы бросил баронищу одного? Конечно, пошёл бы. Вот и ладно. Витьку я в обиду не дам, подумал Алексей, как и он меня; порвём шпионов на части! И с этой мыслью улёгся спать.
Утром следующего дня сыщик встал свежий и отдохнувший. День предназначался на сборы. Револьвер Алексей привёз с собой. Шашку он решил в горы не брать: только стесняет движение, а нужна бывает редко. В полковом арсенале Лыков выбрал себе "бердану" № 2 и пристрелял её в тире. Испытал новые подсумки образца 82-го года. Они оказались удобными, и сыщик подвесил их на ремень, заложив внутрь сорок патронов. Ещё двести зарядов аккуратно завернул в промасляную бумагу и убрал в сухарный мешок из непромокаемой парусины. Прочее уставное снаряжение брать не стал, прихватил только водоносную баклагу и медный котелок.
К обмундированию Алексей тоже подошёл внимательно. Укороченные шаровары нового образца он забраковал, взял уже списанные чембары из оленей замши. Горы полны вересом, который солдаты называют "держи-дерево", и лучше чембар штанов ещё не придумали… Прихватил также запасные сапоги, башлык из верблюжьего сукна и – на мороз – постовые кеньги. Взяв от армии всё, что можно, коллежский асессор отправился в город. Торговлю в Темир-Хан-Шуре, как и на всём Кавказе, держали армяне. В лавке Оганесяна Алексей прикупил горских вещей: тёмно-серую черкеску, чёрный, подбитый ватой бешмет и чёрную же андийскую бурку. К ним прибавил две пары ноговиц, две пары поршней с железными крючьями, варежки и высокие, до колена, шерстяные носки бежтинской работы. На голову подобрал неброский папах из чёрной овчины. Прикупил ещё бурочный чехол для винтовки, плеть и торока . Велел отослать это всё в форштадт, а сам отправился дальше. В аптеке взял пару синих очков – себе и барону. Оставалось купить только кинжал.
К выбору этого оружия Алексей отнёсся очень серьёзно. В горах без кинжала нельзя. Поэтому, найдя хорошую оружейную лавку, сыщик провёл в ней сорок минут. Пересмотрел все образцы и выбрал шапсугский, с коротким и широким лезвием. Раны от такого наиболее опасны и, как правило, не заживают. Оружие было помечено клеймом знаменитого мастера Айдемира из селения Амузги и, несмотря на отсутствие серебряных украшений, обошлось Лыкову в двести рублей. Зато это был кинжал с высокими боевыми свойствами! Как и полагалось, в ножнах его помещался ещё и нож с трёхвершковым клинком.
Вернувшись во флигель, Алексей стал собираться. Кстати подошёл и Даур-Гирей. Ротмистр заявил, что вьючных лошадей в отряде почти не будет; грузы повезут преимущественно на ослах. Лыков это одобрил. Осёл несёт тяжести вдвое больше, чем лошадь, значительно меньше ест и лучше лазает по горам. Иса познакомил сыщика с его конём. Высокий гнедой абазинец трамовской породы стоял посреди двора и косил карим глазом. Он имел, как и положено, белые пятна в хвосте и гриве, а так же, что уже было редкостью, белое пятно на носу. Такая отметина высоко ценилась в горах, считаясь приметой хорошего скакуна. Звали жеребца Мухаррам . Сильный трёхлеток, он немного волновался, чувствуя перемену участи. Алексей угостил его хлебом с сахаром, очень аккуратно взнуздал и оседлал драгунским седлом, и вывел на улицу в поводу. Долго они шли по переулкам, пока не оказались на окраине. Рысак всё не успокаивался. Наконец вокруг сделалось безлюдно. Тогда Лыков одним прыжком вскочил в седло и чуть дал шенкеля. Мухаррам пошёл сразу ровно и хорошо; казалось, ему и самому давно хотелось пробежаться. Алексей попробовал и рысь, и галоп, и в карьер. Рысак слушался всех команд и дышал легко и ритмично. Очень довольный, Лыков вернулся в форштадт, поставил абазинца в конюшню и насыпал несколько гарнцев отборного овса. Потом пошёл благодарить Даур-Гирея. Тот нашёлся на полковом плацу в компании Таубе. Барон объезжал рыжую кобылу карачаевской породы известного завода Кубановых, и тоже выглядел довольным.
Ротмистр рассказал столичным гостям, что их скакунов предварительно подъяровили, то есть, подготовили к длительному походу. С этой целью лошадей три дня кормили просом и давали мало воды. Теперь на них нужно ездить, постепенно увеличивая нагрузку, значит, первый переход должен быть коротким.
К ним подошёл плотный молодцеватый урядник с двумя георгиевскими крестами на черкеске.
– Ваше высокоблагородие! – доложил он Таубе. – Второго Волгского полка урядник Недайборщ прибыл в ваше распоряжение!
– Здорово, урядник. За что кресты?
– За бой в Даярском ущелье, и за взятие форта Хафиз-паша при штурме Карса, ваше высокоблагородие!
– Славные дела. Сколько с тобой людей?
– Второй взвод второй сотни. Тринадцать сабель считая со мной.
– Воевавших много?
– Более половины. Кроме меня ещё два кавалера имеются.
– Приводи сюда взвод к четырём часам; буду знакомиться. Кстати, познакомься и ты. Это помощник начальника отряда коллежский асессор Лыков. Это ротмистр Даур-Гирей.
Недайборщ откозырял, внимательно глядя в глаза каждому.
– После знакомства с кадром доложишь о готовности. Денежное довольствие получил?
– Так точно, на месяц.
– Рационы?
– Пока токмо на строевых коней; на вьючных и на ослов велено явиться к кассиру через час.
– Вещевое довольствие? Сухарное? Огнеприпасы?