Ванзаров не столько наслаждался красотой искусственной древности, сколько осматривал подходы к храму. Пройти сюда незаметно было возможно, а при желании оставаться сколько угодно. Даже в молодой зелени храм был укрыт основательно от посторонних глаз. Чтобы увидеть то, что происходит около него, надо специально подойти вплотную. Такое могло прийти в голову только путешествующим туристам, осматривающим окрестности. Местные жители и дворцовые обитатели редко удостаивали храм ленивым взглядом.
Городовой заметил столичного гостя и предупреждающим кашлем дал знать. Сыровяткин подбежал и доложил, что за истекшее время к месту полицейского оцепления никто не посмел приблизиться.
- Благодарю, Константин Семенович, - сказал Ванзаров, озираясь по сторонам. - Теперь за дело.
- Что прикажете?
- Ищите следы.
- Крови? - дрогнув голосом, спросил Сыровяткин.
- Срезанные насаждения ищите. Никитин, не стойте, займитесь осмотром.
Полицейские отправились по кустам. Что было и нужно, чтобы не мешались под ногами. Внимательно глядя себе под ноги, Ванзаров подошел к лестнице и по самому краю поднялся на верхнюю площадку. Теперь Аполлон простирал ладонь над его головой. Ванзаров мысленно передал привет древнему богу от современного тезки-криминалиста и стал осматривать поверхность мраморных плит. После зимы храм еще не убрали и не вычистили. Разнообразный мусор щедро покрывал подножие. Со своего места Ванзарову была видна вся поверхность памятника. Никаких следов на ней не обнаружилось. Вероятно, предположение было ошибочным.
- Ваше благородие! - Никитин замахал от ближних кустов.
Ванзаров спустил протоптанной дорогой.
Городовой стоял рядом с густым кустом, название которого известно только садовникам. На ветках проклюнулись липкие листочки. Ничего особенно в этом насаждении не было. За исключением того, что часть веток были срезаны под острым углом. Ванзаров не поленился их посчитать. По сравнению с количеством тех, что были воткнуты в тело, расхождение составило три ветки. Видно, отрезали с запасом. Сыровяткин рассматривал находку с суровым вниманием.
- Вот, значит, как… - проговорил он со значением.
- Видите что-то важное? - спросил Ванзаров.
- Что уж… И так понятно, откуда ветер дует.
- И откуда? Поделитесь, полицмейстер, ваши соображения могут быть чрезвычайно важными для розыска.
- Оттуда все… - ответил Сыровяткин, сопровождая выразительным кивком. В стороне, куда указывал подбородок полицмейстера, виделись флигели Большого дворца.
- Вы искренно так полагаете?
Сыровяткин тяжко вздохнул.
- Да вы сами уже все поняли, Родион Георгиевич, - сказал он. - Только вслух об этом говорить не позволительно. Как только убийцу искать будем, ума не приложу…
- Кто из императорской фамилии сейчас пребывает во дворце?
Такими сведениями полицмейстер Павловска должен владеть по долгу службы, а не узнавать с языков сплетников.
- Великий князь Андрей Владимирович, - перейдя на шепот, сообщил Сыровяткин. - Молодой человек, сами знаете. Готовится к поступлению в Александровскую военно-юридическую академию. Далее - умолкаю. Причины вам известны.
Произнесенное имя было слишком значительным, чтобы обсуждать его. Особенно в присутствии городового.
- Ваша рассудительность делает вам честь, - заметил Ванзаров. - Но вы правы, убийц искать надо. Кроме нас с вами, сделать это некому.
Сыровяткин согласился бы не иметь к этому вовсе никакого отношения, но выбора у него не было.
- Как прикажете, - с тяжким вздохом сказал он.
Ванзаров повертел головой и заметил что-то за торчащими кустами.
- Никитин, не затруднит взглянуть, что там?
Городовой неторопливо отправился, куда ему было указано, нагнулся и поднял нечто цветастое, скрученное в шар. Находка его, кажется, удивила куда больше Ванзарова. Что до Сыровяткина, то сил удивляться у него не осталось.
Шаром оказался набор женской одежды. Многие детали, которые мужчинам даже видеть неприлично - не то чтобы касаться. Ванзаров надеялся, что хоть где-то на белье или платье найдется фамилия владелицы. Но инициалов нигде не было вышито. Все-таки задача упрощалась. Платье по виду не только модное, но и дорогое. Такие шьют в считаных салонах столицы. Один из них чиновник сыска знал неплохо, хоть и был лишен тихого счастья мужа оплачивать наряды жены.
- Ну, теперь уж все ясно окончательно, - сказал Сыровяткин, наблюдая, как одежда снова сворачивается в ком.
- Вот теперь я бы не торопился с выводами, - ответил Ванзаров, протягивая сверток полицмейстеру. - Будьте любезны передать это господину Лебедеву.
- Как прикажете… - Сыровяткин брезгливо принял одежду и тут же передал ее городовому, словно она была заразной. - А вы куда, Родион Георгиевич?
- Надо срочно вернуться в столицу, хочу заглянуть в Императорскую библиотеку, - ответил Ванзаров.
Сыровяткин кивнул понимающе, но про себя подумал: "Вот привычки у этих столичных господ. Убийство непонятно как раскрывать, а ему книжечку захотелось почитать! Ну и ну…"
- Кстати, Константин Семенович, совсем забыл! - Ванзаров притронулся указательным пальцем ко лбу. - Где у вас проживает некий Трупп?
- Кто, простите, проживает? - Сыровяткину и так уже хватило живых мертвецов, чтобы теперь еще и труп проживал.
- Фамилия, скорее всего, немецкого происхождения. Вероятно, проживает не постоянно, а снимает дачу или владеет ею.
- Могу вас уверить, Родион Георгиевич, что жителя с подобной фамилией в Павловске нет и не было, - сообщил Сыровяткин со всей полагающейся в такую минуту ответственностью. - Еще не хватало трупов…
- На нет и суда нет, а тем более каторги, - мирно согласился Ванзаров.
- Вам пролетку найти или на поезде? - любезно поинтересовался Сыровяткин. - Ближайшее отправление через час…
- Благодарю. Рассчитываю что господин из… - тут Ванзаров вовремя осекся, - …в черном, который весь день неприметно следует за мной, не откажется подвезти в столицу.
И Ванзаров помахал человеку, который все так же незаметно держался за дальними деревьями.
16. Прикосновение к высокому
Дорога в столицу прошла в приятном молчании. Господин в черном вопросов не задавал, а болтать самому причины у Ванзарова не было. Вскоре карета подъехала к полицейскому дому на Офицерской улице, в котором располагался второй участок Казанской полицейской части Петербурга вместе с приставом, а над ними - сыскная полиция.
Ванзаров поблагодарил молчаливого спутника за доставленное удовольствие и попросил передать господину Ратаеву, что будет у него с докладом через несколько часов: необходимо навести некоторые справки по сыскной картотеке. Господин в черном понимающе кивнул.
Зайдя в приемное отделение участка, Ванзаров приветственно помахал знакомым чиновникам. Весть о его возвращении, кажется, проникла во все уголки полицейского мира. Ванзаров пожал руки каждому, не забыв отдыхавших городовых, чем сильно их порадовал. Наверх не пошел, а выглянул на улицу. Кареты с черным господином уже не было. Выйдя через полицейские конюшни на Львиный переулок, Ванзаров дальней дорогой, по Елизаветинскому каналу, прошел на площадь, где возвышалось здание Императорского Мариинского театра. Нельзя искать смысл в соседстве оперы и сыска. Вероятно, он есть, но лежит столь глубоко, что докапываться нет никакого толка.
Около театра возвышалась афишная тумба. Ванзаров изучил ее самым тщательным образом. Его особо заинтересовала афиша спектакля "Лебединое озеро", в котором сегодня должна выступать новая исполнительница сольной партии. По последней моде фотопортреты хорошеньких балерин стали печатать на афише. Что Ванзаров чрезвычайно приветствовал. Ничто не украшает балет так, как милое личико танцовщицы. Не говоря о ее ножках.
Запросто войти в Императорский театр полиция вообще, а сыскная в частности, не могла. Это не какой-нибудь частный театр вроде московского театра Корша или петербургского "Аквариума". Тут храм имперского искусства, но все же Ванзарову удалось проникнуть через служебный вход и добраться до артистического управления. Он спросил директора балетной труппы, чем вызвал усмешку секретаря: господин Петипа не принимает кого ни попадя и вообще отдыхает. Грозное имя сыскной полиции не произвело на молодого человека в прекрасном костюме никакого впечатления. Он милостиво предложил заглянуть к помощнику главного балетмейстера, господину Легату.
Ванзаров нашел его в репетиционном зале. Господин помощник на первый взгляд казался довольно скромным и сдержанным. Лицо его украшали аккуратные усы, заметно уступавшие ванзаровским крыльям. Прервав репетицию с какой-то юной балериной, он подошел и спросил, чем может служить. Узнав, что перед ним чиновник сыскной полиции, Легат несколько удивился такой чести. Ванзаров объяснил свое появление тем, что проводит проверку по делу, не имеющему отношения к театру. Чистая формальность.
- Госпожа Вольцева служит у вас? - спросил он.
- Она входит в состав балетной труппы, - ответил Легат. - Сегодня танцует в "Лебедином" сольную партию. Заранее прошу простить: билетов у меня нет, даже для уважаемой сыскной полиции.
Если бы Легат знал отношение Ванзарова к театру вообще, а к балету в особенности, он сильно бы удивился, что в столице водятся личности, которые так не любят, если не сказать - так презирают сценическое искусство. Ванзаров отклонил подозрения в желании пробраться на спектакль.
- Вероятно, будущая прима?
Легат еле заметно дернул усиками и произнес:
- Способности есть, главное, чтобы они получили правильное развитие. Два года - слишком малый срок для юной танцовщицы. Время покажет.
На языке у Ванзарова вертелся главный вопрос, но задать его было немыслимо. Спросить: "Кто является щедрым покровителем юного таланта?" - нельзя было и подумать. Внешние рамки приличия не позволяли говорить вслух то, что было известно каждому. Во всяком случае, каждому в театральном мире. В этот мир Ванзаров не был вхож, и филеров туда не зашлешь, придется искать обходные пути.
- Когда вы видели ее последний раз?
- Вчера утром на репетиции.
- Сегодня перед спектаклем разве не надо репетировать?
- Она попросила отдых, - сказал Легат. - Это вполне позволительно.
- Сегодняшний спектакль для нее важен?
Вопрос разоблачал полного невежу в театральных делах. Легат вежливо улыбнулся.
- Сегодня, в некотором смысле, решается ее артистическая судьба. Насколько публика ее примет, насколько балерина раскроет грани своего таланта, в который все мы верим.
Вольно или невольно Легат сказал больше, чем следовало. Очевидно, за обычной и ничем не примечательной балериной, каких табун бегает за кулисами, стоит кто-то влиятельный, давший барышне редкий шанс.
- Говорят, в театре у каждого есть враги?
- Как и везде, - ответил Легат чрезвычайно уклончиво.
- Кто претендовал на сегодняшнюю партию госпожи Вольцевой?
- У нас большая труппа, пробиться к вершинам хотят многие. Удается только единицам. Для этого нужно много трудиться…
- Она проживает… - Ванзаров вытащил из кармана библиотечную карточку, затерявшуюся там, и старательно прочел перевернутое название немецкого исследования о стоиках: - …по адресу: Невский, дом десять?
- Вовсе нет, - отрицательно замотал головой Легат, - в доме на Екатерининском канале…
И он назвал новый роскошный дом, из которого так удобно пройтись до театра. Буквально пять минут, не больше, чтобы балетные ножки не устали. Ванзаров охотно признал свою ошибку в адресе.
- Когда госпожа Вольцева должна явиться на спектакль? - спросил он.
- Самое позднее, к пяти часам. Ей еще нужно размяться. Если желаете, можете ее дождаться в артистическом управлении.
- Благодарю, в этом нет необходимости.
- Как знаете, - пожал плечами Легат. - А все же не соизволите пояснить, чем вызван интерес полиции к нашей балерине?
Ванзаров не имел права говорить правду. Это могло создать вредные последствия для розыска. Ему хотелось иметь фору в несколько часов, пока все не станет известно в Петербурге. Тем более оставался маленький шанс, что ошибся он. А спектакль… Ванзаров решил, что Императорский театр как-нибудь выкрутится. На то он и театр. Тем более, открывается шанс блеснуть какой-нибудь другой юной звезде. Он отделался путаным и невнятным объяснением.
Кажется, Легат ему совершенно не поверил. И встревожился.
17. Многия язы́ки
Один из частных выводов психологики гласит, что прислуга должна быть похожа на хозяина. Как похож хороший пес.
Дверь открыла девушка в фартуке горничной и одним своим видом низвела психологику из разряда почти точной науки в ранг жуликоватого искусства. От чего Аполлон Григорьевич злорадно бы торжествовал, если б прознал. Действительно, прислуга балерины Императорского театра была крепка телом, как хуторская крестьянка, привыкшая и сено ворошить, и поросят резать. Лицо круглощеко, румянец багровеет свеклой, шее позавидовал бы цирковой борец. Пальцы девушки, теребившие фартук, походили на упругие сосиски.
- Та? - спросила она с сильным чухонским акцентом.
- Барышня Вольцева здесь проживает? - спросил Ванзаров, прикидывая, для чего балерине понадобилось это упитанное чудо.
- Прожифает, та. А ви кто есть?
- Сыскная полиция, - ответил он, глядя прямиком в маленькие глазки, в которых промелькнул испуг.
- Полицья? Хосяйка никак нет дома…
- Когда она уехала?
- Утром, вчера день.
- Во сколько?
- За полдень… Да.
- До сих пор не вернулась?
- Я очень волновался, - ответила горничная, стараясь в своем большом и сдобном теле найти признаки беспокойства и предъявить их.
- Как зовут?
- Ирма… ваше высокопревосходительство.
Не самое легкое словосочетание в русском языке, к тому же не подобающее чиновнику сыска, прозвучало на удивление чисто.
- Полиция имеет право войти в любой частный дом для проведения розыска или дознания по вновь открытому делу, - сообщил Ванзаров, крепко рассчитывая на неосведомленность прислуги в русском праве. Не хватало, чтобы от него потребовали дозволения прокурора. Ирма поняла только одно: важный господин из полиции хочет пройти в дом. Выбора у нее было не много. Вернее, совсем не было. И горничная посторонилась. Ванзарову пришлось протискиваться бочком, чтобы не задеть роскошное тело.
Зато на обстановке квартиры психологика отыгралась. Именно так должно выглядеть гнездышко восходящей звезды балета, жалования которой, без явной поддержки заинтересованного лица, и близко не хватит на модную мебель, французские гардины, мейсонские фарфоровые безделушки и изящные картины. Во всем этом изобилии для сыска было мало пользы. Ванзарова интересовали фотографии. К счастью, их было в избытке. Целую стену покрывали рамки. В основном они представляли хозяйку дома в балетных позах. Последние сомнения отпали, можно считать, что тело опознано. На сегодня Императорскому театру точно понадобится новая солистка.
- Знаете, куда уехала мадам Вольцева? - спросил Ванзаров, оборотясь к горничной.
- Город… Пафловськ… - выговорила она.
- Часто туда ездит?
- Никогдай… Только теперь.
- В этом доме года два служите?
- Да-да, так. Не жалуюсь, спасьибо…
- Где у мадам дача?
- Ми ездить в Шуфалофо, - ответила Ирма. - Там дом. В этот год должны ехать.
- Каждое лето?
- Та, каждий…
На столике, покрытом дорогими брабантскими кружевами, стояло несколько рамок, очевидно, самых дорогих для балерины Вольцевой. На одном фото две девчушки в белых платьях крепко обнимали друг друга.
- У вашей хозяйки в Павловске живет сестра?
Ирма отчего-то потупилась.
- Та…
Причина застенчивости могла быть только одна.
- Они не общаются?
- Как не хорошо, та! - Ирма старательно качала головой. - Сестры, та!
- В чем причина размолвки?
Ирма выразительно закрыла рот подолом фартука.
- Полиции можно говорить все, как пастору, - сообщил Ванзаров. - Пастору все говорите?
Горничная покорно кивнула.
- Считайте, что я пастор. Итак?
Ирма оглянулась, что в закрытой квартире было довольно странно, подошла к Ванзарову и что-то торопливо шепнула на ухо. Чиновник сыска искренно не разобрал словесной каши.
- Что-что? - не лучше глухого старика переспросил он.
- Она… Рефолюфицинерка! - произнесла Ирма, в ужасе от содеянного зажала рот ладошкой.
Понятно… Для балерины Императорского театра непозволительная роскошь иметь родственницу с запятнанной репутацией. Невозможно, чтобы сестры, собравшись за родительским столом, делились успехами: "Я вальс феи Драже вчера танцевала", "А я в губернатора бомбу метнула". Тут одно из двух. Как видно, Вольцева выбрала искусство и отдалилась от сестры. Но была причина куда более веская, почему сестры прервали общение. Причина эта была на виду, среди тех же дорогих рамок. Ванзаров бесцеремонно указал на нее пальцем.
- Этот господин часто бывает тут и на даче в Шувалове, он оплачивает ваши счета? - О протежировании партии в "Лебедином озере" он поминать не стал.
Молчание горничной было красноречивей оправданий. Психологика торжествовала маленькую победу: ради такого покровителя Вольцева готова была на все. А уж порвать с сестрой - и подавно. Да и любая балерина мечтала бы иметь покровителя из царствующей семьи. Только что-то заставило ее броситься не к нему, а к сестре. За какой такой помощью?
- Распоряжение полиции, - строго сказал Ванзаров. - Бегите на улицу к ближайшему посту, приведите сюда городового. Будет упираться - пригрозите моей фамилией. Ясно?
- Та… - в испуге проговорила Ирма.
- Повторите мою фамилию.
- Фантзароф…
- Сойдет… Бегом!
Подхватив юбки, Ирма побежала вон. Оставив дом в полное распоряжение чиновника полиции. Что ему было и надо. Заниматься обыском без всякого основания даже в таком деле Ванзаров не мог.
Времени было мало, действовать приходилось быстро. Ванзаров прошел по всем местам, где женщины имеют обыкновение устраивать свои маленькие тайники. Ничего особенного не обнаружилось: пачка ассигнаций тысяч на пять, явно на черный день, любовное письмо "от него", которое, при случае, могло стать козырной картой в политической игре, заграничный паспорт, дававший право выезда из страны. Все это не имело явного отношения к нынешнему делу. Зато под периной Ванзаров нащупал книжицу в твердом переплете. Это оказался личный дневник. Записи были краткие и немногочисленные. В основном отмечались встречи с "ним" и прочие женские страдания. А вот 19 марта появилась совсем другая запись:
"Что бы ни случилось, это не сломит меня. Никакие трудности не станут преградой к моей мечте - блистать на императорской сцене. Я все смогу, я верю, мне хватит сил. Это испытание послано мне, чтобы я доказала, что он не зря в меня поверил. Только бы хватило сил".
Последние строчки в дневнике. Ничего, кроме них, за неделю так и не появилось. Не было записей о планах Вольцевой на прошедший день.