А Отрезков, протиснувшись в кабинет, уже устроился поудобнее за прокурорским столом сразу на двух стульях - на одном его зад не умещался - захватил про запас и третье место - главное кресло в центре стола, с нетерпением похлопывая по нему своей внушительной пятернёй и косясь на Козлова с Борисовым, всем своим видом показывал: не для них оно занято. Тем достались оставшиеся два стула по краям. Но Фринберг не спешил рассаживаться. Он расстегнул среднюю пуговицу кителя на груди, вложил туда два пальца левой руки, огляделся, приняв позу известного императора, словно собираясь держать речь, но пригляделся внимательнее и задвигался, забегал короткими ножками по кабинету, тщательно разглядывая всё, что попадалось на глаза. Особенно задерживал внимание на редких портретах в рамочках. Были здесь вожди революции в солидном дереве, фотки помельче совсем без рамок эпохи Гражданской войны. Они-то больше других и интересовали человечка-мышь. Уже зажелтевшие и скрючившиеся на углах, они были приколоты к стенкам иголками - Варвара постаралась. На этих фотках красовался Арёл на конях, то пегом, то чёрном, то белом, но везде с шашкой, вскинутой вверх, а на одной Арёл был заснят фотографом даже с самим Будённым .
Заметно страдая близорукостью, человечек-мышь почти носом водил по этому снимку, точно его обнюхивал, но, рассмотрев наконец Будённого, потерял всякий интерес и, опомнившись, резко вскинулся - не заметил ли кто?
- Может, чайку с дороги? - заикнулся Арёл, устав от затянувшейся процедуры, больше похожей на обыск. Он тоже зашёл в свой кабинет и теперь стыл у одной из стен, иногда передвигаясь, так как мешал Фринбергу, и тот, тревожа его пальчиком, двигал туда-сюда, осуществляя обход.
- Чаю, говорите? - переспросил и ткнулся очками в лицо Арла он, привстав на цыпочки. - Горяченького?
- Горяченького, - как эхо повторил Арёл.
- Мне представляется, - Фринберг обернулся к Отрезкову, сразу поймавшему его взгляд, - горячее не повредит перед ледяным, а?
Арёл злой шутки не понял, крикнул в приёмную:
- Сисилия Карловна! Варвара! Нам бы чаю…
Но обернулся, не закончив фразы. Отрезков, так и не отводивший глаз от начальства, ощерился по-звериному, гадко захохотал Козлов, Борисов уткнулся в газеты на столе, а Фринберг захихикал, не прикрывая рта с редкими острыми зубками, ткнул пальцем в какую-то старую фотографию сбоку, за этажеркой, которую раньше он не приметил.
"Чёрт возьми! - и Арёл, бледнея, увидел на ней себя с бывшим тогда Наркомвоенмором Львом Троцким . - Я же приказывал этой полоумной Варваре, чтоб повыдёргивала со стен фотографии да ещё со Львом! Стерва и пальцем не шевельнула! Выгоню, подлую, в три шеи завтра же!.. Кто же меня сдал? Неужели подосланная из губисполкома Сисилия, она и про дыру в потолке, наверное, растрещала… чаще всех в швейную наверх бегала!.. Но этот-то, очкарик, как заплясал от радости! Оказывается, ради этого он по стенкам рыскал!.."
Фринберг, действительно не скрывая своих чувств, ещё раз глянул на злосчастную фотку Троцкого. Словно запоминая, закончил осмотр и, услыхав призывное похлопывание Отрезкова по свободному креслу, с превосходством направился к рассевшейся за столом команде. Пробравшись на сиденье, он снял перчатки, сцепил пальцы под острым носом, найдя наконец им место.
- Ну вот, - ухмыльнулся довольный, - теперь несите чай.
- Всем? - спросил Арёл, ещё на что-то надеясь.
- Всем, - послушно закивали остальные и даже Козлов, который из всех напитков предпочитал водку, лишь Отрезков промолчал, достал пачку папирос, закурил и неожиданно буркнул:
- Мне не надо.
Екнуло в груди Арла, уже без всякой надежды он крикнул во весь голос:
- Варвара! Сисилия Карловна! Где возитесь?
- Давно уже здесь, - едва не столкнула его уборщица, заскакивая с чашками в кабинет, словно пряталась за спиной, а за ней лодочкой вплыла лучезарная Сисилия Карловна с большим чайником, знакомым, зелёным. Подплыла к гостю, замерла над ним, разливая напиток:
- Осторожно, Наум Иосифович. С огня.
"Вот, стерва! - крякнул Арёл. - И его знает!"
- Ладненько, ладненько, - приговаривая, задержал на ней взгляд и Фринберг, потянулся ущипнуть, играючи, но сдержался. - Горячий чаёк из ваших ручек особенно приятен.
Отхлебнул, но, видно, поторопился, сморщился, обжёгшись, отставил чашку, задев локтем Борисова:
- Что там пишут?
- Я вот подобрал вам статеек из свежих газет, - бросился Арёл к тумбочке, подал стопку. - Здесь о нашей работе и прежде всего о следователе, товарище Громозадове. Как раз всё про дело бывшего председателя губсуда Глазкина.
- Бывшего вашего зама! - принимая бумаги, уточнил Фринберг. - Про ваши успехи, голубчик, нам теперь многое известно…
- "Коммунист" в основном объективно отражает наши трудности, - сделав вид, что не расслышал про Глазкина и язвительное "голубчик", - отрапортовал Арёл. - Трудностей хватает. Как без них? Критику вашу признаём. Но в газетках часто перебирают с этим, а то попадаются статейки поверхностных журналистов. Что с них возьмёшь? Непрофессионалы!.. Демид Тимофеевич Громозадов подтвердит. Как-то заявители прут и прут насчёт взяток судейских лихоимцев обсказать друг друга, а Громозадов где-то задержался, так газетчики волокитчиком его обозвали.
- Это кто же? Этих надо укоротить! - блеснул очками Фринберг. - Кстати, где сейчас Громозадов?
- В следственном изоляторе Демид Тимофеевич, он каждое утро с него начинает и до самого вечера, - не останавливался, боясь, что прервут, твердил Арёл, получив наконец возможность говорить. - Мы ведь до главных взяткодателей добрались, всех трёх братьев, рыбных дельцов Солдатовых, арестовали. Петро среди них сущий пройдоха. Он ведь не только судей, он чиновников из торгового и налогового отдела в кулаке держал, деньгами подкармливал, ну а те ему льготы разные…
- Погодите, погодите! - вскинул руку Фринберг. - Что же Громозадов? Один с ними крутится в изоляторе?
- Ну что вы! Там и Джанерти с Туриным. Помогают.
- Турин? Тот, что из розыска?
- Начальник.
- Который, так сказать, разбомбил весь гнойник и теперь активно способствует?
- Если б не Василий Евлампиевич!..
- Сюда его звать не надо.
Арёл так и застыл с открытым ртом.
- Наше совещание особым будет. А Турина этого я сам приглашу позднее. Побеседую. А вот без Джанерти не обойтись. Его зовите вместе с другими. Кстати, сколько их у вас?
- Следователей? Пять. Два старших и три народных.
- Приглашайте и народных, их мнение может быть интересным.
- Значит, совещание собирать?
- А до вас не дошло, голубчик?
Услышав второй раз это слово, Отрезков поперхнулся дымом, зло и громко закашлялся, переглянулись Козлов с Борисовым. Арла жаром обдало. "Вон оно что! - запрыгали, заметались обжигающие мысли. - Не совещание, а судилище явились вершить надо мной этот гад и вся его компания!" Подогнулись его ноги, дрогнули, но подоспела Варвара - двинула стул под зад: "Присаживайтесь, Макар Захарович, раз совещание, я сейчас натаскаю ещё". И умчалась таскать их один за другим. А он, как твёрдое под собой учуял, словно в себя стал приходить от какого-то дурмана. Ясно вдруг стало ему, пелена слетела с глаз, озарение пронзило на что-то рассчитавшую ещё голову, мучившуюся догадками: "Перед тем как снять с должности за то, что проглядел сволочь Глазкина у себя под носом, за то, что не разобрался с ним до конца, а тот вымогательства творил уже и в губсуде, меня, Арла, стрелочником объявят! За все грехи - одним махом! Ещё нагребут до кучи, за этим и приехали, зря что ли серая мышь очкастая все углы кабинета обшаривала, даже фотографиями интересовалась!.. А ведь это самый верный способ - на фотографиях, чудом уцелевших, вся моя жизнь. Не спрячешь никуда. И язык не надо развязывать пытками на допросах. Вон в обнимку с врагом народа, с самим Львом Давидовичем! Что ещё нужно? Дыру в потолке тоже припаяют - преступная халатность, а то и похуже. Вставят лыко и за то, что сыщик Турин кучу взяткодателей - "гнойник", вскрыл, склонил признаться и покаяться в грехах, соблазнил обличить государственных чиновников!.. Впрочем, самому себе врать теперь ни к чему - шептали мне, что неладные вещи творятся в торговом и налоговом отделах, а я глаза закрывал, Странникову да Арестову в рот заглядывал, молился на них как на иконы, каждому слову доверял… Дурак! Со всех сторон дурак!.. Ещё разгильдяй Громозадов, с которого всё и началось. Не успев приехать, перепугался, каждый день в Саратов слёзные письма начал слать, что зашивается, помощи выпрашивал. То, что Джанерти с Туриным ему помогали, это не в счёт, про эту мелочь и не вспомнит никто. На Отрезкова была надежда, но тот за свою задницу переживает. Тоже на меня валить дерьмо станет… Вот за это и попрут с позором. Впрочем, только ли попрут? За это, голубчик дорогой, тебя врагом народа объявят, Троцкого припомнят и к стенке поставят! Не надейся на Колыму и Магадан, девять граммов - вот цена всего, что сотворил ты за всю свою героическую жизнь…"
Неведомая волна зла и ненависти вдруг подняла его на ноги, с каждой секундой он креп от этого, наливался силой от страшной догадки, и она подтолкнула его к действию.
- Вам что-то сказать захотелось? - так и впился в него мышиными глазками Фринберг и сверлил, высверливал ему нутро, словно почуял и пытался лишить его этих сил. - Хотите дать объяснения?
- Я?
- Вы, не я же.
Не только очки, зрачки этой серой мыши разглядел Арёл.
- Садитесь. Вы своё скажете в заключение. Следователи вроде собрались. Ждём Джанерти с Громозадовым…
- Мне бы выйти на пять минут? - Арёл осип, не узнав собственного голоса.
- Бывает, - по-своему понял и подло хихикнул Фринберг. Отрезков кивнул в знак согласия. - Ну, сходите, сходите. Только недолго. Пяти минут хватит?
"Ах ты, сука аппаратная… Поиздеваться вздумал!" - стиснув зубы, чтобы не слышали ругательства, вылетел Арёл из кабинета.
- Сильно прихватило! - захохотал Козлов. - Успеет добежать-то кавалерист? Ему бы кобылу!
- Язык-то прикуси! - рыкнул на него Отрезков, куривший одну папироску за другой.
- А вам что? Жалко стало? - огрызнулся Козлов. - Пакостят на службе, а потом у стенки - в штаны.
- Заткнись, говорю! - начал подыматься Отрезков.
- Товарищи, товарищи… - поморщился Фринберг. - Мы ещё не начали заседание. Поберегите эмоции.
Но не слышал всего этого Арёл. Сломя голову, мчался он в свой уголок, где коротал бессонные ночи, где читал книжки при большой луне и мечтал о мировой победе революции, рассматривая звёзды в распахнутом окне, считая их, чтобы заснуть, а не удавалось, переходил на подсчёт уголовных дел, что заволокитят опять следователи Морозов с Девяткиным и какое за это им придумать наказание… десятку требовать в суде подлецу Россомахину за то, что изуродовал жену, или ограничиться семью годами, так как сама Россомахина уже сбежала из больницы и притащилась в суд просить за мужа…
Вбежав в свой спальный уголок, он отдышался. Сунулась его рука в дальнее тёмное место под развалившийся почти диванчик, зашарила там осторожно сначала, но потом всё быстрее и судорожней. Пустоту хватали разом похолодевшие пальцы и внутри захолодало от нехороших предчувствий. Воздуха мало стало. Выбил он раму в окне, не почуяв крови от осколков, вздохнул полной грудью, опять зашарил под диваном…
Заветного сундучка не было, хотя он облазил все закутки.
"Неужели проведали и добрались сюда?! - забила его нервная дрожь, прятал он здесь дорогое своё именное оружие и никто не знал, кроме… кроме одного человека! Варьке наганом хвастал однажды, когда первый раз осталась та у него до утра, а он по пьяни рассказывал ей про героические свои подвиги. - Неужели она?.."
Грохнул в сердцах себе по колену губпрокурор, уронил голову на грудь, но что-то свалилось вдруг на него тяжёлое сверху, живое, горячее, вдавило лицом в пол.
- Ты что удумал, Макарушка? - различил он сдавленный Варварин крик. - Взбесился, дурачок! Грех на душу решил принять?
Вцепившись в него руками, зашлась в рыданиях.
- Уйди, дура! - попытался он вырваться, но не сразу удалось. После короткой борьбы сбросил её с себя, занёс кулак над головой. - Где наган, стерва?
- Бей, Макарушка, бей! - ползала она у него в ногах. - Не отдам.
- Сука! Украла!
- Как они приехали, так я сюда, - ревела, не подымаясь. - Будто чуяла.
Он бросился на неё, обшарил несопротивлявшуюся, нащупал наган под подолом, вырвал вместе с куском платья, тут же крутанул обойму, проверил - все семь патронов один к одному в гнёздах. Полюбовался, даже поцеловал ствол.
- Догадывалась, что приедут за мной?
Воя, как над покойником, обхватив голову, она раскачивалась на коленях.
- Догадывалась, сука, что придут меня брать? - крикнул он ей в самое ухо.
- Грешить не стану, Макарушка, знала всё.
- Как знала! Кто тебе сказал?
- Убьёт он меня, если выдам! - билась она в истерике.
- Не скажешь, от моей пули раньше сдохнешь, стерва! - взвёл он курок. - Со мной спала, ему стучать бегала? Потолок в кабинете вместе продолбили, чтоб подслушивать?
- Макарушка, не губи… Люблю я тебя!
- Кто? Признавайся!
- Петька… - и не в силах удержаться, она завалилась на спину.
- Петька?
- Пётр Петрович Камытин, - выдохнула она.
- Ах, б..! Заместитель Турина?
- Он.
- А Турин знал?
- Не ведаю…
- Теперь это не так и важно. Значит, Камытин…
- Любились мы с ним еще до тебя. Он меня и на работу к тебе пристроил, чтобы всё рассказывала.
- И ты стучала?
- Слаба я, Макарушка. Беременна от него была, но скинула ребёночка по его указу, а потом тебя полюбила.
- Не думала, что расстреляют меня?
- Он говорил, что не тронут свои своих… В другое место переведут, а я бы на край света за тобой поехала.
- А оружие спрятала, значит, чтобы не застрелился я?
- Петька приказал, говорил, дурной ты, учудить над собой можешь всякое, только позора и боишься. А покаешься сам, - только суд.
- Значит, суда надо мной хотите?
- Да что ты говоришь, Макарушка? Клялся он, что судить тебя не станут.
- Брехал тебе твой кабель! - не целясь, выстрелил Арёл несколько раз.
Умерла Варвара, не мучаясь, первая же пуля угодила ей в сердце. А по коридору уже бухали сапожищи, раздавались крики.
- Не выйдет у вас ничего! - крикнул Арёл. - Не видать вам, сволочи, позора красного командира!
Закрыл глаза, упёр наган в висок. И это были последние его слова и последняя боль…
Позвонив в Саратов, Фринберг, не оправдываясь, выслушал всю ругань Берздина, что живым не привезли; распорядился, как приказано было, захоронить обоих ночью без почестей и каких-либо знаков. С сотрудниками провести секретное собеседование, что губпрокурор переведён в Саратов, а уборщица?.. А что уборщица? Пропала без следа непутёвая баба.
III
Для Наума Фринберга настали чёрные дни. Мало, что мучился после разноса и не мог прийти в себя, переживая за собственное будущее, он ко всему просто не знал, что делать.
Он всю свою короткую, но прыткую служебную карьеру занимался инспекторскими проверками в мелких партийных организациях, а поэтому в прокурорском деле, прямо надо сказать, не разбирался, а тут в знак наказания был посажен разбушевавшимся Берздиным временно губернским прокурором, пока окончательно не прояснятся причины трагической гибели Арла.
Фринберг обладал способностью не без успеха заглядывать в рот начальству и улавливать главное, что тому хотелось, остальное было делом техники - проверки вершил в нужном направлении и с должным результатом: виновных отыскивал, начальство их убирало, достойных ставило взамен.
Однако однажды случилось так, что ему не повезло, и сам угодил в тривиальную ситуацию. Наломал, как говорится, дров, собственный, ведомственный ревизор в одной из прокуратур: работал давно, всё и всех знал, вершил своё потихоньку, но зарвался по той причине, что не в ладах был с зелёным змием. Сначала попивал помаленьку, потом увлёкся, а там и не заметили, как в запои уходить стал. Заменять его, кому ни предлагали, желающих не находилось - побаивались, да и сфера особая. Берздин обратился за помощью в высшее инспекторское ведомство. Вот тогда специальным распоряжением недолюбливавший Наума человечек в верхах отправил его на эту должность. Избавился от Наума. Тот притих на новом месте поначалу, но осмотрелся - кругом те же люди, обвыкся, прижился, и вскоре был отмечен в одной из больших проверок состояния платежей партийных взносов среди прокурорских работников. Досталось тогда многим и высоким лицам, Науму поручено было проехаться по районам, разобраться там, подтянуть положение, провести семинары с секретарями "первичек" , одним словом, прочистить мозги лентяям и неумехам. Справился он достойно и был назначен помощником заместителя краевого прокурора по той же части - возглавлять инспекторский отдел. Дело в том, что краевой комитет партии, подметив в прокуратуре упущения с партийными взносами, раскритиковал Берздина на очередном пленуме и предложил укрепить участок; так в крайпрокуратуре была учреждена должность помощника заместителя прокурора. Кроме Наума, претендентов не оказалось, он получил в штат вновь созданного отдела несколько единиц. Теперь Фринберг расцвёл, раскатывал по всему округу, выкорчёвывая недостатки. Его ценили и побаивались, но случай опять вмешался в, казалось, спокойное его бытиё. И ведь не хотел ехать в глухомань, но упёрся Берздин. Твердил, что у Арла серьёзные неполадки, что там одними партийными взносами не обойтись, надо поглубже копнуть состояние работы с кадрами, так как разросся под носом у губпрокурора настоящий гнойник - заместитель замечен в пакостных делишках, пахло вымогательством, но сумел пройдоха проскочить в председатели губсуда, а оттуда намедни загремел прямиком в тюрьму. Грозили и Арлу большие неприятности, сверху уже звонили, приказывали разобраться, иначе сами возьмутся, и тогда многим несдобровать. А с Арлом - дело швах, плевался Берздин, если тот от суда увильнёт, обязательно надо переводить его в какую-нибудь дыру с понижением в должности.
Одним словом, морщился краевой прокурор, копать следует глубоко; в команду проверяющих был включён даже Отрезков, ему приказано было взять в помощники с собой Козлова с Борисовым, те как раз освободились.
Отрезков, начальник следственного отдела, на Наума косился, считая его выскочкой и за глаза величая "непришейкногерукав". С Козловым и Борисовым Фринбергу было проще: они в нём не нуждались, сами знали, за что браться в уголовных делах, за советами не лезли.