Послушник дьявола - Эллис Питерс 9 стр.


Кадфаэль рассказал. И хотя он осторожно выбирал слова, изложил всю правду. Айсуда слушала, не проронив ни звука, сдержанно, оставаясь все время начеку. Временами она кивала, соглашаясь, трясла головой, протестуя против безрассудств Мэриета, внезапно на ее лице на мгновение мелькала улыбка, когда ей было понятно, чем продиктованы поступки ее избранника, - то, чего Кадфаэль полностью понять не мог. В конце он рассказал о наказании, которому подвергся Мэриет, и даже, что вообще-то было не очень благоразумно, о сожженном локоне, причине того, что юноша впал в грех. Кадфаэль заметил, что и это не удивило Айсуду и не очень огорчило. Лишь на секунду она задумалась.

- Если бы ты знал, какие порки ему приходилось сносить раньше! Этим его не проймешь. А твой брат Жером сжег то, что напоминало о ней, и хорошо сделал. Значит, скоро бросит валять дурака, раз не осталось приманки.

Кадфаэль догадался, что девушка, очевидно, уловила мелькнувшее у него подозрение, что все дело в женской ревности. Айсуда повернулась к нему и улыбнулась. Что-то явно забавляло ее.

- О, я видела, ты встретил их! Я все видела, а вы и не подозревали об этом. Ты считаешь ее хорошенькой? Конечно считаешь. А уж она-то наверняка постаралась приглянуться тебе, быть милой и ласковой, - да-да, тебе, можешь быть в этом уверен. Зачем ей охотиться за Найджелом, он и так у нее на крючке, это единственная рыбка, которую на самом деле она хочет иметь. Но она ничего не может с собой поделать и при всяком случае забрасывает удочку. Конечно, это она дала Мэриету прядь волос! Она ни одного мужчину не может пропустить.

Это в точности совпадало с тем, о чем подумал Кадфаэль, увидев Розвиту. Он промолчал.

- Я не боюсь ее, - произнесла Айсуда примирительно. - Я слишком хорошо ее знаю. Он вообразил, что влюблен, только потому, что она принадлежит Найджелу. Ему нужно все, что есть у Найджела, а у него нет. Но можешь мне поверить, он никого так не любит, как Найджела. Никого! Пока - нет!

- Кажется, ты знаешь об этом мальчике, гораздо больше, чем я. Он и беспокоит меня, и одновременно нравится мне. Расскажи то, что сам он, может, и не расскажет, - о его доме, о том, как он рос в нем. Мэриет нуждается в нашей помощи, твоей и моей, и если ты желаешь ему добра, я стану в этом деле блюстителем твоих интересов, потому что и я желаю ему добра.

Айсуда подтянула колени повыше, обхватила их своими тонкими руками и стала рассказывать.

- Я хозяйка манора и рано осталась сиротой, мой опекун - сосед моего отца, дядя Леорик, хотя он мне не дядя. Это честный человек, и я знаю, что моим манором он управляет хорошо, лучше, чем кто-либо другой сделает это в Англии, и дядя не берет себе ничего. Ты должен понять - он человек старого склада, непреклонно прямой. Жить с ним нелегко, если ты член его семьи, к тому же мальчик; но я девочка, и он всегда был терпелив и добр ко мне. Мадам Эйвота, которая умерла два года назад, - так вот, для нее на первом месте был муж и только потом сын, Мэриет. Ты видел Найджела - какого еще наследника может желать человек? Мэриет им не был нужен, они и не интересовались им. Они выполняли родительский долг, но не могли отвести глаз от Найджела и не замечали второго. А он был совсем другим.

Она помолчала, думая о двух братьях, а может, мысленно и сама участвуя в делах, к которым она и родители Мэриета подходили по-разному.

- Как ты думаешь, - спросила Айсуда с сомнением, - понимают ли дети, когда к ним относятся как к второсортным? Мне кажется, Мэриет понял это очень рано. Он даже внешне отличался от них, но не это главное. Он всегда выбирал путь, противоположный тому, что от него ждали. Если отец говорил "белое", Мэриет говорил "черное"; когда его хотели заставить, он упирался изо всех сил - и ни с места. Он не мог не научиться грамоте, потому что у него острый и любознательный ум, но, когда он узнал, что его хотят определить на королевскую службу, он начал водить компанию с разными неотесанными людьми и всячески издевался над своим отцам. Он всегда ревновал к Найджелу, - добавила девушка задумчиво, уткнувшись подбородком в колени, - и при этом всегда боготворил его. Он сознательно насмехался над отцом, зная, что тот любит его меньше, чем старшего, и очень горько переживал это, но не мог ненавидеть Найджела за то, что того любят больше. Как он мог ненавидеть, если сам любил его?

- А Найджел отвечал ему любовью? - Кадфаэль вспомнил обеспокоенное лицо старшего брата.

- О да, Найджел привязан к Мэриету. Он всегда защищал его и много раз спасал от наказания. И когда они все вместе играли, Найджел старался, чтобы Мэриет всегда был рядом.

- "Они" играли? - переспросил Кадфаэль. - Не "мы"?

Айсуда выплюнула изжеванную травинку, повернула к нему удивленное лицо и улыбнулась:

- Я - самая младшая, даже на три года моложе Мэриета, я была ребенком и с трудом поспевала за ними. По крайней мере какое-то время. Но замечала я многое. Ты нас всех знаешь? Два брата, с разницей в шесть лет, и двое Линде посредине. И я, появившаяся в доме поздновато и слишком маленькая. Розвиту ты видел. Не знаю, видел ли ты Джейнина?

- Видел, - сказал Кадфаэль. - На пути сюда. Он показал мне дорогу.

- Они близнецы. Ты не заметил? Хотя, по-моему, ему достался весь ум, предназначавшийся двоим. У сестры способность только к одному - привораживать мужчин и удерживать их при себе, - проговорила Айсуда наставительно. - Хитрюга ждала, что ты обернешься и посмотришь на нее, а она вознаградит тебя быстрым взглядом. Ну теперь ты думаешь: вот глупая девчонка, которая ревнует к более хорошенькой, - произнесла она смущенно и засмеялась, заметив возмущение монаха. - Я бы хотела быть красивой, почему нет? Но я не завидую Розвите. И несмотря на частые ссоры, мы все здесь были очень близкими людьми. Очень близкими! Эти годы чего-то да стоят.

- Сдается мне, что ты лучше других знаешь этого молодого человека, - сказал Кадфаэль. - Тогда, если можешь, объясни мне, чего это ему взбрело на ум уйти в монастырь? Я вижу, как теперь он изо всех сил стремится к этому, но, клянусь жизнью, не могу понять почему. Может, тебе это известно?

Яростно помотав головой, она ответила:

- Не знаю. Это так на него не похоже!

- Тогда расскажи мне о тех днях, когда он принял это решение. И начни с визита в Аспли епископского посла, этого Питера Клеменса. Ты ведь все равно узнаешь - да и все узнают, - что он так и не доехал до места своего следующего ночлега, и больше с той поры его никто не видел.

Резко повернувшись, девушка посмотрела на Кадфаэля.

- А лошадь его нашли, так я слышала. Нашли у границы с Чеширом. Ты что, думаешь, причуда Мэриета как-то с этим связана? Почему? И все же…

Айсуда соображала быстро, ее решительный ум заработал, и она стала тревожно сопоставлять одно с другим:

- Он провел в Аспли ночь на восьмое сентября. Не случилось ничего необычного, ничего, что бы запомнилось. Он приехал один, ранним вечером. Дядя Леорик вышел его встретить, я внесла в дом его плаш, и велела служанкам приготовить ему постель, а Мэриет возился с лошадьми. Мы приготовили хорошее угощение для гостя. После ужина все сидели в зале и слушали игру музыкантов, а я пошла спать. Утром следующего дня гость сразу уехал, и дядя Леорик, Фремунд и два конюха поехали немного проводить его.

- Как он выглядел, этот Питер Клеменс?

Айсуда улыбнулась полуснисходительно, полупрезрительно:

- Он очень красив, и знает это. Наверное, чуть-чуть старше Найджела, но уже много повидал и очень самоуверенный. Он мил, любезен и остроумен, совсем не похож на секретаря епископа. На вкус Найджела, слишком любезен! Ты видел Розвиту, видел, какая она. А этот молодой человек убежден, что всех женщин влечет к нему. Они под стать друг другу, и Найджелу это было не очень приятно. Но он помалкивал и вел себя прилично, по крайней мере пока я была там. Мэриету тоже не нравилось их перемигивание, он рано поднялся и ушел в конюшню, конь ему нравился больше, чем его хозяин.

- Розвита тоже осталась ночевать?

- О нет, когда стало темнеть, Найджел проводил ее домой. Я видела, как они ушли.

- Значит, ее брата не было с вами в тот вечер?

- Джейнина? Нет, не было. Джейнину неинтересно с влюбленными. Он смеется над ними. Нет, он оставался дома.

- А на следующий день… Найджел не поехал провожать гостя? И Мэриет тоже? Что они собирались делать в то утро?

Нахмурив брови, Айсуда задумалась.

- Кажется, Найджел рано отправился в Линде. Он ревнует Розвиту, но не замечает в ее характере ничего дурного. По-моему, его не было почти весь день, не помню, пришел ли он к ужину. А Мэриет - когда уезжал мастер Клеменс, он был с нами, но потом я не видела его до самого вечера. Дядя Леорик уехал из дома, взяв с собой собак; и Фремунд, и капеллан, и псарь уехали с ним. Помню, что Мэриет вернулся вместе с ними, хотя отправлялись они порознь. У Мэриета был с собой лук - он часто уходил один, особенно когда бывал не в ладу со всеми ними. Не знаю почему, только это был очень спокойный вечер, - наверное, потому, что гость уехал и не нужно было придерживаться церемоний. По-моему, в тот день Мэриет не пришел ужинать в зал. Кажется, я не видела его весь вечер.

- А потом? Когда ты первый раз услышала, что он хочет вступить в нашу обитель?

- На другой вечер мне сказал об этом Фремунд. Днем я не видела Мэриета и не говорила с ним. Поговорила только назавтра. Он занимался чем-то на дворе и выглядел как обычно, ничего особенного я не заметила. Он пошел со мной в поля за домом помочь управиться с гусями, - проговорила Айсуда, крепко обхватив колени руками, - и я сказала ему про то, что слышала и что, мне кажется, он сошел с ума, и спросила, почему он хочет обречь себя на такую бесплодную жизнь… - Она протянула руку, коснулась плеча Кадфаэля и улыбнулась, по невозмутимому виду монаха поняв, что тот правильно понял ее. - С тобой все иначе, ты уже прошел половину пути и прожил одну жизнь, когда начал новую, которую принял как благодать, а что было у Мэриета? Но он посмотрел мне прямо в глаза, как будто бросил копье, и заявил: он понимает, что делает, и хочет этого. Он старше меня, у него свои дела, и ему незачем было притворяться или стесняться ответить на мои вопросы. Да я и не сомневалась в его искренности. Он хотел этого. Он и сейчас хочет. Но почему? Этого он мне так и не сказал.

- Этого он не сказал никому, - с грустью проговорил брат Кадфаэль, - и не скажет, если только ему удастся увернуться. Что же нам делать, леди, с этим молодым человеком, который собирается погубить себя, запереть, как вольную птицу в клетке?

- Ну, для него еще не все погибло, - решительно заявила Айсуда. - Я еще раз поговорю с ним, когда мы приедем в декабре на свадьбу Найджела. А после этого Розвита будет уже недосягаема для него, потому что Найджел увезет ее на север. Дядя Леорик отдает им манор возле Ньюарка. Найджел летом ездил туда посмотреть и подготовить все. Джейнин был с ним. Каждая лишняя миля, разделяющая Розвиту и Мэриета, - благо. Я найду тебя, брат Кадфаэль, когда мы приедем. Теперь, поговорив с тобой, я не боюсь. Мэриет принадлежит мне, и в конце концов он будет со мной. Может быть, сейчас во сне он видит не меня, но теперешние его сны от дьявола, и мне в них не место. Он нужен мне проснувшийся. Если ты любишь его, сделай так, чтобы ему не выбрили тонзуру, а я сделаю остальное!

Расставшись с девушкой, Кадфаэль ехал домой в глубокой задумчивости. Если я люблю этого мальчишку, рассуждал он, и тебя, маленький фавн, потому что ты вполне можешь стать той женщиной, которая нужна ему, - во всем, что ты рассказала мне, следует хорошенько разобраться для блага твоего и Мэриета.

Вернувшись в монастырь, Кадфаэль перекусил хлебом и сыром, запив все кружкой пива, ведь от обеда в доме, где ему не понравилось, он отказался. Покончив со своей легкой трапезой, он отправился к аббату Радульфусу; вокруг царили порядок и размеренный труд, как всегда в будние дни; большой двор был пуст, братия работала в галерее или в садах.

Аббат ждал Кадфаэля и очень внимательно выслушал все, что тот ему рассказал.

- Значит, нам придется позаботиться об этом молодом человеке, который, возможно, ошибся в выборе, но по-прежнему настаивает на нем. Иного выхода нет, мы должны дать ему возможность пожить у нас и найти свою дорогу к нам. Но есть и другие послушники, мы должны побеспокоиться и о них, ведь они действительно боятся и его, и беспорядка, который он привносит в обитель своими снами. Впереди еще девять дней его заключения, которому он, кажется, рад. А как после этого лучше поступить, чтобы открыть ему доступ к милости Божьей и при этом избавить всех от возможных переполохов по ночам?

- Я тоже размышлял над этим, - сказал Кадфаэль. - Забрать его из дормитория будет благом как для него, так и для других, потому что его душа стремится к одиночеству, и если он все-таки выберет монашество, то, мне кажется, будет жить отшельником, а не в монастыре. Меня не удивит, если окажется, что он доволен своим заточением в карцер, где он остался наедине с самим собой, в тесном помещении, в полной тишине и где он может спокойно предаться размышлениям и молитвам - то, чего он не мог сделать в общей спальне, которую делил с другими. У нас у всех разные представления о братстве.

- Совершенно верно! Но мы - обитель братьев, живущих вместе, и у нас есть лишь несколько отцов-пустынников, - проговорил аббат суховато. - И этого молодого человека нельзя навечно оставить в карцере, если, конечно, он не собирается душить моих исповедников и братьев-монахов одного за другим. Что ты предлагаешь?

- Пошли его служить к брату Марку в приют святого Жиля, - сказал Кадфаэль. - Одиночества у него там будет не больше, но он окажется в обществе созданий, гораздо более несчастных, чем он сам, и должен будет ухаживать за ними - прокаженными, нищими, больными и калеками. Это будет полезно. С ними ему придется забыть про собственные беды. Есть и еще одно преимущество: раз он не будет жить в монастыре, он не сможет пройти послушание, тем самым отсрочится постриг; а это только на пользу, так как сейчас, совершенно ясно, он не готов дать обет. Кроме того, хотя брат Марк самый скромный и самый простодушный из всех нас, у него есть дар, как у многих таких же чистых людей, - дар проникать в души. Может быть, со временем собрат Мэриет откроется ему и он поможет молодому человеку одолеть беду. А мы по крайней мере передохнем.

"Сделай так, чтобы ему не выбрили тонзуру, а я сделаю остальное!" - услышал мысленно Кадфаэль голос Айсуды.

- Хорошо, - согласился Радульфус, поразмыслив. - Мальчики за это время позабудут тревоги, а то, что он будет ухаживать за теми, кто более несчастен, чем он сам, может, как ты говоришь, оказаться для него хорошим лекарством. Я поговорю с братом Павлом, и, когда кончится срок епитимьи брата Мэриета, его отошлют в приют святого Жиля.

"А если кое-кто сочтет, что отправка в приют - еще одна епитимья, пусть черпает в этом радость", - подумал Кадфаэль, уходя. Он был вполне удовлетворен. Брат Жером - не тот человек, который забывает нанесенное ему оскорбление, и любая подачка может смягчить его желание отомстить обидчику. Помимо этого, временное служение в приюте на дальнем конце города может принести пользу не только Мэриету. Брат Марк, который ходит там за больными, до этого примерно год был самым ценным помощником Кадфаэля, который теперь страдал, лишившись своего любимца. Монах очень привязался и к маленькому мальчику-сироте Брану, но того Йоселин и Ивета Люси после свадьбы забрали к себе. Кадфаэль чувствовал себя немного потерянным - у него не осталось голубка, которого он мог бы любить и баловать. Достаточно прошептать Марку на ухо о муках, терзающих послушника дьявола, и его сочувствие Мэриету обеспечено. Если Марк не пробьется к его душе, то это не удастся никому; одновременно и Мэриет сможет во многом помочь Марку. Еще одно преимущество заключалось в том, что брат Кадфаэль как поставщик лекарств, настоек и мазей, необходимых больным, навещал приют Святого Жиля каждые две недели, а иногда и чаще. Следовательно, он сможет приглядывать за тем, как там живется Мэриету.

Брат Павел, выходя перед повечерием из покоев аббата, явно ощущал облегчение и радость при мысли, что покой сохранится и после того, как Мэриета выпустят из тюрьмы.

- Отец аббат говорит, что предложение исходит от тебя. Это хорошая мысль. Нам необходима длинная пауза, а потом можно начать сначала. Дети довольно быстро забывают ужасы, которые их терзали. Но такое насилие - его нелегко забыть.

- Как поживает кающийся грешник? - спросил Кадфаэль. - Ты наведывался к нему после моего утреннего посещения?

- Наведывался, и я не очень-то уверен в его раскаянии, - с сомнением проговорил брат Павел, - но он тих и покорен и терпеливо выслушивает наставления. Мы все совершили большую ошибку, раз в темнице он чувствует себя лучше, чем на воле, среди нас. Мне кажется, единственное, что его мучает, - это безделье, поэтому я и принес ему проповеди святого Августина, лампу получше, чтобы он мог читать, и доску, которую можно укрепить на кровати. Ты, наверное, дал бы ему трактат Палладия о сельском хозяйстве, - мягко пошутил Павел. - Тогда у тебя был бы повод забрать его к себе в сарайчик, когда брат Освин покинет тебя.

Такая мысль приходила в голову Кадфаэлю, но нет, лучше пусть мальчик совсем уйдет отсюда под начало доброго Марка.

- Я не просил нового разрешения, - проговорил он, - но, если можно, с радостью навестил бы Мэриета перед сном. Я не говорил, что собираюсь ехать к его отцу с поручением от аббата, не скажу и сейчас, но там два человека послали ему сердечный привет, который я обещал передать.

Была там еще и девушка, которая привета не передала, но может быть, у нее были свои соображения на этот счет.

- Ну конечно, ты можешь зайти к Мэриету перед повечерием, - сказал брат Павел. - Он же просто отбывает наказание, остракизму его никто не подвергал. Избегать общения с ним - таким путем его в нашу семью не приведешь, а ведь именно к этому мы стремимся.

Не такую цель преследовал Кадфаэль, но счел за лучшее промолчать. Для каждой души есть место под солнцем, однако ему было совершенно ясно, что монастырь не место для Мэриета Аспли, как бы горячо он ни просил принять его.

Мэриет зажег лампу и поставил ее так, чтобы она освещала страницы "Исповеди" Святого Августина, лежавшей в изголовье его кровати. Когда дверь открылась, юноша тут же, не без испуга, обернулся и, узнав вошедшего, расплылся в улыбке. В карцере было очень холодно, узник, чтобы согреться, надел рясу и наплечник, а по тому, как он осторожно двигался и как невольно вздрагивал, если складки рубашки касались больных мест, было понятно, что рубцы на его спине подсохли, но не зажили.

- Рад видеть тебя за таким полезным занятием, - проговорил Кадфаэль. - Небольшое усилие, когда будешь молиться, и святой Августин откроется тебе. Ты мазал спину бальзамом? Брат Павел помог бы, если бы ты попросил.

- Он добр ко мне, - сказал Мэриет, закрывая книгу и поворачиваясь к посетителю всем корпусом. Он и правда так считал, это было ясно.

Назад Дальше