- Он уважал мое решение, - ответила миссис Ричардс.
"Чего-то она недоговаривает", - подумала Флавия.
- Но неужели…
- Он женился. Он не любил свою жену так, как любил меня. После войны мы на какое-то время потеряли друг друга, и он считал меня погибшей. Потом он узнал, что я жива, и написал, что если бы был свободен… Я была даже рада, что так случилось. После письма Жана я приняла предложение Гарри.
- Вам что-нибудь известно о картинах Гартунга? - неожиданно спросил Аргайл.
Женщина перевела на него недоуменный взгляд.
- Почему вы спрашиваете об этом?
- Потому что убийства связаны с картиной, которая принадлежала вашему мужу. Она называется "Казнь Сократа". Ваш муж, случайно, не дарил ее Рукселю?
- Ах, вот как. Я помню эту картину. Да, он подарил ее Жану. Сразу после заключения перемирия. Он решил, что немцы все равно отберут у него коллекцию, и раздарил некоторые вещи друзьям. "Казнь Сократа" Жан получил в дополнение к той картине, которая у него уже имелась. Кажется, там был какой-то религиозный сюжет. Жан был несколько озадачен подарком мужа и даже хотел отказаться от него.
- Гартунг знал о ваших отношениях с Рукселем?
Женщина покачала головой:
- Нет. Об этом никто не знал и даже предположить такого не мог. Жюль был хорошим мужем, и я старалась быть ему хорошей женой. Я ни в малейшей степени не хотела причинить ему боль и тщательно выбирала места для встреч с Жаном. Я уверена: он ни о чем не догадывайся. Кроме того, мне приходилось быть очень осторожной с Жаном: он был таким горячим и страстным, и я все время боялась, как бы он не пошел к Жюлю требовать развода.
Она снова заплакала от нахлынувших воспоминаний. Флавия не знала, что делать: попытаться утешить женщину или просто молча уйти. Но оставались еще некоторые вопросы. Что она имела в виду, когда сказала, что ей приходилось быть осторожной с Рукселем? И все же Флавия не осмелилась продолжать расспросы. Она встала и подошла к постели.
- Миссис Ричардс, я могу только поблагодарить вас за уделенное нам время. Пожалуйста, простите нас за то, что мы разбудили неприятные воспоминания.
- Я прошу вас только в том случае, если вы выполните условие сделки. Помогите Жану. И передайте ему, что это мой прощальный подарок в память о нашей любви. Вы передадите ему мои слова? Обещаете?
Флавия обещала.
Выйти на свежий воздух и вновь ощутить на себе теплые лучи солнца было равносильно пробуждению от кошмара, когда ты просыпаешься и понимаешь, что это был только сон. В полном молчании Аргайл с Флавией пересекли двор, сели в машину и проехали примерно с милю.
Вдруг Флавия схватила Аргайла за руку и попросила:
- Останови машину. Скорее.
Он остановился у обочины, и Флавия выскочила на воздух. Она выбежала в поле, протиснувшись в брешь забора, тянувшегося вдоль дороги. Поодаль от нее мирно паслись коровы.
Аргайл подошел к ней. Флавия тяжело дышала, глядя перед собой невидящим взглядом.
- Что с тобой?
- Ничего, все в порядке. Просто захотелось вдохнуть свежего воздуха. У меня было такое чувство, словно я задыхаюсь. Господи, как это было ужасно.
Джонатан не видел смысла как-то комментировать ее слова. Они молча пошли вдоль поля.
- Ты задумалась, - сказал Джонатан. - У тебя есть какие-то догадки?
- Да, - ответила она, - есть. Но я предпочла бы, чтобы их не было. Только не спрашивай: я сама еще не все поняла до конца.
- Пойдем, - сказал он немного погодя. - Пора ехать. Когда ты начнешь действовать, тебе станет лучше.
Флавия кивнула, и они вернулись к машине. Доехав до гостиницы, Аргайл отвел Флавию в бар, заказал ей виски и заставил выпить.
Несмотря на принятые им меры, прошел целый час, прежде чем она подняла голову и сказала:
- Ну, что ты обо всем этом думаешь?
Аргайл тоже не переставая размышлял о состоявшейся встрече.
- Я впервые встретил человека, которому и в самом деле было бы лучше умереть. Но ты, очевидно, спрашиваешь о другом.
- Да ни о чем я не спрашиваю. Я просто хотела услышать нормальный человеческий голос. Но я вижу, что даже ты подрастерял свой всегдашний оптимизм.
- А я вижу, что у нас появился еще один резон разобраться в этой истории. Возможно, в жизни миссис Ричардс это ничего не изменит, но мы теперь связаны обещанием.
ГЛАВА 17
В половине восьмого вечера, в полном изнеможении, Джонатан загнал невредимый "бентли" Эдварда Бирнеса в гараж его дома, поднялся на крыльцо и позвонил.
- Флавия! - послышался восторженный возглас из гостиной, когда дверь ему отворили. - Ты как раз вовремя.
Вслед за голосом появился и сам генерал Боттандо.
- Моя дорогая девочка, - закудахтал он, - как я рад тебя видеть.
И, не сдержав совсем уж непрофессиональных эмоций, заключил ее в объятия и крепко стиснул.
- Что вы здесь делаете? - спросила пораженная Флавия.
- Все в свое время. Ты плохо выглядишь, тебе нужно срочно выпить рюмочку чего-нибудь подкрепляющего.
- Лучше стаканчик, - сказал Аргайл. - А потом закусить.
- Хорошо. А после этого вы расскажете нам, чем вы все это время занимались. Когда сэр Эдвард передал мне твои слова, я понял, что мне пора лететь в Англию и наконец увидеться с тобой. Мне кажется, ты категорически не желаешь возвращаться на родину, - сказал он, первым входя в гостиную.
- А чем вы занимались все это время? - поинтересовалась Флавия, проходя вслед за ним.
- Как ты относишься к джину сэра Эдварда?
- Отлично.
Бирнес наконец вышел из тени и принялся исполнять обязанности хозяина. Он разлил джин в высокие стаканы и раздал присутствующим, после чего хотел деликатно удалиться, но любопытство пересилило, и он уселся на стул, приготовившись слушать.
Аргайл улыбнулся, когда Бирнес сел рядом с Боттандо. Его бывший работодатель и нынешний босс Флавии походили друг на друга как братья-близнецы: оба солидные, благодушные, темноволосые, в темных, хорошо пошитых костюмах. Единственной разницей было то, что у одного из них седина была чуть посветлее. Их вид оказывал умиротворяющее действие. После всех этих убийств, погонь и невыносимо тяжелого разговора с несчастной пожилой леди мирная беседа в спокойной обстановке с генералом Боттандо и сэром Эдвардом знаменовала собой возвращение к нормальной жизни, в которой молодые люди могли в полной мере рассчитывать на покровительство и заступничество своих влиятельных друзей. Убаюканная комфортной обстановкой и изрядной порцией джина, Флавия начала медленно оттаивать и в конце концов почувствовала, что может позволить себе немного расслабиться.
Однако о событиях минувших дней она рассказывала весьма сумбурно, перескакивая с одного на другое, все время запинаясь и что-то обдумывая. Джонатан не узнавал ее.
- Оказывается, она - его мать, - начала она.
- Кто?
- Эта женщина в Глостершире.
- Чья мать?
- Мюллера. Она отправила его из Франции в сорок третьем, а сама осталась. Потом ее арестовали немцы. А позже она решила, что для него будет лучше остаться у приемных родителей в Канаде.
- Это точные сведения? - начал Боттандо, но умолк, увидев, как она нахмурилась. - Да, надо же, как интересно.
- Она была женой Гартунга и одновременно любовницей Рукселя. Как тесен мир, правда?
- Да уж, действительно. А это как-то объясняет, почему убили Мюллера? Или того же Эллмана?
- Пока не знаю. Я говорила вам, что настоящее имя Эллмана - Шмидт?
- Да, и я насел на немцев, требуя подробной информации. Я просил сообщить, что у них имеется на человека с такой фамилией и для чего Шмидт сменил фамилию на Эллмана. Чтобы облегчить им задачу, я посоветовал искать в военных архивах, уделив особое внимание материалам, связанным с деятельностью немцев в Париже.
- Да, и что же…
Боттандо, довольный своим вкладом, не позволил себя прервать.
- Мне показалось это стоящей идеей. Надо сказать, я весьма горжусь ею. Ответили мне не сразу, бедняги: представляю, сколько им пришлось перелопатить бумаг, чтобы проверить каждого Франца Шмидта, служившего в немецкой армии. Тем не менее их труды принесли свои плоды. Франц Шмидт действительно находился в Париже в сорок третьем и сорок четвертом годах.
- Это мы и так знаем.
- Да, но он не был простым бумагомарателем. Он служил в контрразведке, в подразделении абвера, которое пыталось подавить французское Сопротивление.
- Это мы тоже знаем. Нам рассказала миссис Ричардс.
- В таком случае ты могла бы поставить меня об этом в известность, - раздраженно сказал Боттандо. - Получается, я заставил людей работать впустую.
- Мы сами узнали об этом только сегодня днем.
- Хм-м! А тебе известно, что Шмидт находился в розыске за военные преступления?
- Нет.
- Вот так-то. Колеса правосудия в любом государстве крутятся небыстро, и до него руки дошли только в сорок восьмом. Но когда его собрались арестовать…
- Он скрылся, перебрался в Швейцарию, сменил имя и залег на дно, - договорила Флавия за Боттандо, заработав еще один недовольный взгляд начальника.
- В общем, он отлично знал Гартунга, - сказал немного разочарованный всезнайством подчиненной генерал.
- Именно Шмидт-Эллман сообщил жене Гартунга о предательстве ее мужа, - продолжила Флавия. - Он сказал ей это во время пыток.
Боттандо кивнул.
- Понятно. Я думаю, теперь мы можем с большой долей уверенности считать, что Мюллера убил Эллман. Пистолет и изуверские пытки указывают на него.
- Да, но мы по-прежнему не знаем, кто убил самого Эллмана.
- Не знаем, верно.
- Да какое нам до него дело? - с тоской сказал Джонатан, который мечтал только об одном: поскорее вернуться домой, в Италию. - Кто бы он ни был, он совершил благое дело. Если бы я, зная все, что он совершил, встретил этого Эллмана-Шмидта и имел при себе оружие, то самолично, не задумываясь, пристрелил бы его. И не испытывал бы потом никаких угрызений совести.
- Все так, - одобрительно кивнул Боттандо. - Но кто еще, кроме нас, знал, что он совершил? И потом, с официальной точки зрения мы не имеем права ставить так вопрос. Убийство есть убийство, и убийца должен сидеть в тюрьме. Не говоря уже о том, что мы не знаем планов убийцы. Может, он уже подбирается к следующей жертве? Может, следующий на очереди - Руксель? Вы не знаете: у него есть враги?
- Нет, не знаем.
- А вы в курсе, что прием по случаю вручения ему европейской награды состоится уже через десять дней? Если Рукселю угрожает опасность, мы должны ее устранить.
- Что может ему угрожать? И главное - кто?
Боттандо склонил голову набок.
- А человек со шрамом?
- Я думала о нем, - ответила Флавия. - И пришла к выводу, что он и в самом деле может оказаться тем, за кого себя выдает, - полицейским. Он так представился, когда подсел к Джонатану в парижском кафе.
- То же самое он говорил, когда звонил мистеру Аргайлу в Риме, - помните? Если, конечно, это был он.
- И происшествие с Бессоном тоже указывает на это. Жанэ отпирается, но кто-то ведь изъял документы из архивного центра и приказал директору скрыть от меня часть информации, а кроме Жанэ, о моем предстоящем визите туда никто не знал. И тогда в Риме - помните, он позвонил Джонатану и сказал, что придет к пяти. Джонатан рассказал об этом нам, после чего вы, генерал, позвонили Жанэ и рассказали ему об убийстве. И человек со шрамом не пришел. Думаю, Жанэ велел ему поскорее уносить ноги, чтобы не ввязаться в международный скандал.
- Как-то не похоже на Жанэ, - с сомнением покачал головой Боттандо. - Совсем не его стиль.
- Ну, знаете, вам тоже иногда приходится идти вразрез со своими правилами, особенно когда на вас давят сверху. Я только не пойму, кто давит на Жанэ. Разумеется, спрашивать у него самого бесполезно.
Боттандо раздумывал некоторое время, и вид у него был невеселый. Ну хорошо, пусть будут убийства и прочие преступления, но почему они должны нарушать привычный порядок работы его управления? Тесное сотрудничество с французами было залогом успешной работы управления на протяжении многих лет, и перспектива прекращения этого сотрудничества из-за какого-то проклятого убийства страшно его беспокоила.
- Ты должна любым способом все уладить, - сурово сказал он. - Не хватало еще, чтобы мы раздружились с Жанэ из-за какой-то дурацкой картины. У тебя есть хоть какие-нибудь соображения по поводу того, что происходит?
- Есть, - спокойно ответила Флавия.
Джонатан, который начал было задремывать, встрепенулся. Долгое время он пялился в потолок, не особенно прислушиваясь к беседе. В голове у него давно уже маячила какая-то мысль, но он никак не мог ее ухватить. Она беспокоила его на протяжении нескольких дней - словно крошечный камешек в ботинке, который вроде и не мешает ходить, но в то же время постоянно о себе напоминает.
- Есть? - переспросил он. - Что ж ты мне не сказала?
- Я говорила тебе, что у меня есть кое-какие догадки, но, во-первых, я не уверена в их правильности, а во-вторых, у меня нет доказательств.
- Ну, это неинтересно.
- Согласна. Нам по-прежнему не хватает некоторых деталей. Генерал, что говорят швейцарцы по поводу звонка Эллману, после которого он полетел в Рим?
- Я думаю, тебе не понравится мой ответ, - нахмурился Боттандо.
- Говорите, посмотрим.
- Звонили не из Парижа. Звонок был из Рима, из гостиницы "Рафаэль".
- Откуда?!
- Ты слышала.
- Кто звонил?
- Увы, этого они выяснить не смогли. Но мы и сами можем сделать некоторые предположения, ты не находишь?
Он смотрел на нее с той легкой улыбкой, которая появлялась у него на губах, когда ответ приходил ему в голову раньше, чем ей. Конечно, у него было для этого больше времени, но и Флавия раздумывала недолго.
- Господи, - простонала она. - Звонили в понедельник, так?
Боттандо кивнул.
- И как раз в понедельник я не могла ни до кого достучаться, потому что в министерстве внутренних дел принимали зарубежную делегацию! Там было что-то, связанное с совместным финансированием и надзором.
Генерал снова кивнул.
- А внучка Рукселя говорила Джонатану, что ее дед ездил в Рим в составе французской делегации от какого-то комитета по делам, связанным с финансовым надзором.
Боттандо опять ограничился кивком.
- Руксель был в тот день в Риме?
Снова кивок.
- Это он звонил?
Боттандо пожал плечами:
- Нет. Я тоже в первую очередь подумал о нем. Но он в это время присутствовал на собрании и не мог отлучиться. И потом, когда Мюллера убивали, Руксель сидел на официальном банкете, а когда застрелили Эллмана, Руксель уже сидел в самолете. Я дважды все перепроверил. Сомнений нет - это не он. Он никому не звонил и никого не убивал.
- Тогда остается этот мнимый полицейский со шрамом.
- Совершенно верно. И если наши выкладки верны, то мы, похоже, влипли в очень грязное дело.
- О Господи, - с внезапным отвращением выговорила Флавия. - На что вы намекаете?
- Из того, что нам на данный момент известно, я не могу сделать определенных выводов.
- Проклятие, - в сердцах сказала Флавия. - Все наши версии растворились. Мы многое узнали, но это не привело нас к разгадке. Все эти тайны времен войны не имеют никакого отношения к настоящему. Жаль, что Мюллер ошибся с картиной. Если бы в этом последнем суде действительно что-то было, мы бы продвинулись дальше.
И тут в темном закоулке сознания что-то щелкнуло. Рычаг сдвинулся с места, завертелись старые шестеренки, и заржавевший от бездействия механизм пришел в действие. Едва наметившаяся мысль в глубинах сознания Аргайла внезапно обрела четкие очертания.
- Что? - сказал он.
- Я говорю о картине. Если бы мы…
- Ты сказала: "последний суд".
- Ну да, ведь было четыре полотна, объединенных темой суда. И суд над Сократом - последнее из них.
- Ах! - воскликнул Джонатан, издав вздох облегчения и радости, и откинулся на спинку кресла. - Ну конечно же. Почему ты никогда не говорила мне, что я не только красивый, но еще и необыкновенно умный?
- И не скажу, пока ты не докажешь это, - сказала она, с надеждой глядя на него.
- Логично. Так вот: Гартунг в своем письме упоминает последний суд, и Мюллер решил, что речь идет о "Сократе" - последнем из четырех полотен.
Флавия кивнула.
- Когда я просматривал журнал продаж в галерее братьев Розье, то обратил внимание, что Гартунг купил у них две картины Флоре. Обе были доставлены на бульвар Сен-Жермен. Если ты помнишь, миссис Ричардс говорила, что на бульваре Сен-Жермен находился дом ее родителей. А Руксель снимал у них комнату. И еще миссис Ричардс сказала, что ее муж подарил Рукселю картину с религиозным сюжетом.
- Ну и?..
- В серию картин входили суд Александра, Соломона, Сократа и Иисуса. Местонахождение трех из них нам известно, не хватало только "Суда Иисуса". Мы полагали, что имеется в виду суд Пилата над Иисусом. Но так ли это на самом деле?
- Джонатан, дорогой…
- Подожди. Гартунг подарил Рукселю "Сократа" в пару к другой картине - так сказала миссис Ричардс. И она по-прежнему у него, - продолжил он со все возрастающим волнением. - Я сам видел ее. Я узнал стиль - глубокие цвета, небрежность мазков. "Христос в окружении апостолов".
Флавия, не понимая, смотрела на него.
- Видишь, как тебе повезло, что ты живешь с разносторонне образованным дельцом от искусства. По Библии, когда наступит конец света, Христос будет судить людей, сидя на троне в окружении апостолов и учеников. Он будет делить их на праведников и грешников. Такая рутинная процедура. И все это, как тебе, наверное, известно, называется Последним судом. Еще одно название - Высший суд. Эта мысль не пришла в голову Мюллеру, и он охотился за "Сократом".
С победоносной улыбкой Джонатан оглядел собеседников.
- Если вы считаете, что в этой картине кроется какая-то тайна, то я сказал вам, где ее искать.
Флавия обдумала его слова.
- Жаль, что ты только сейчас об этом догадался, - сказала она.
- Лучше поздно, чем никогда.
- Надеюсь, что так.
- Ты считаешь, в этом что-то есть? - спросил ее Боттандо.
Она еще немного подумала.
- Я думаю, нам пора заканчивать с этим делом. Так или иначе. Нужно проверить эту картину, и в зависимости от того, найдем мы в ней что-либо или нет, будем делать выводы. Возможно, моя догадка подтвердится.
- Ты можешь заняться этим сама?
- Думаю, да.
- Ну разве она не умница? - восхищенно сказал Аргайл. - Что бы вы без нее делали, генерал?
- Скрипел бы себе потихоньку, - ответил Боттандо.
- Я безумно рад, что мы скоро поженимся, - продолжил Аргайл. - Какое счастье - иметь такую сообразительную жену!
Боттандо счел это высказывание неуместным.
- Мои поздравления, - сухо уронил он. - Надеюсь, вы будете очень счастливы. Давно пора, на мой взгляд. А теперь о деле. Флавия, дорогая, ты уверена, что справишься?
- Позвольте мне довести дело до конца самостоятельно. Если поход к Рукселю ничего не даст, мы по крайней мере будем знать наверняка: разгадки этого дела не существует, и поставим в расследовании точку. Договорились?
Боттандо кивнул: