- Деньги! - произнес Ризиарт необычным тоном, в котором смешались удивление, негодование и насмешка. Само собой, он знал, что такое деньги, и даже представлял себе, на что они годятся: прежде всего на то, чтобы сбивать людей с пути истинного. В сельских приходах, из которых по существу, и состоял весь Уэльс, деньги использовали редко, да и нужды в них почти никакой не было. Провизии было в достатке, все необходимые товары выменивались на съестное, всякий мог добыть себе пропитание, а о нищих здесь и слыхом не слыхивали. Были, конечно, немощные и больные, но о таких, по обычаю, заботился весь род. Так что если сюда и попадали монеты, то в них, по большей части, видели лишь пустую блажь.
Поначалу Ризиарт испытал только изумление и презрение, но потом понял, что ему нанесено смертельное оскорбление. Побагровев от гнева, он отдернул руку, словно само прикосновение осквернило его.
- Деньги! Ты осмелился предложить мне деньги! Ты хотел купить нашу святую! Купить меня! Были у меня сомнения насчет того, что ты за человек и как мне поступить, но теперь, с Божьей помощью, я знаю, что делать. Говоришь, тебе были явлены знамения? Теперь и я насмотрелся на них сверх меры.
- Ты не понял меня! - вскричал приор, чувствуя, как с каждым мгновением ускользает надежда на удачный исход. - Разве можно купить то, что свято? Я только предложил Гвитерину подарок, в знак благодарности и в возмещение за утрату.
- Но ты сказал, что это будет моим, - распаляясь от ярости, напомнил ему Ризиарт. - Моим, если я уговорю… Подарок? Нет, это не подарок, а подкуп! Вы цените эти дурацкие кругляши выше своего доброго имени, но не думай, что на них ты можешь купить и мою совесть. Теперь я вижу, что был прав, сомневаясь в тебе. Ну что ж, ты свое слово сказал, и теперь я, как и договаривались, скажу гвитеринцам свое, а ты не мешай.
- Нет, погоди! - в волнении приор ухватил Ризиарта за рукав. - Не говори ничего в запале! Ты меня неправильно понял, но я и сам был не прав, предлагая воздаяние Гвитерину. Я сожалею о своем поступке - пусть он останется между нами.
Ризиарт сердито вырвал руку и, обернувшись к Кадфаэлю, коротко отрезал:
- Скажи своему приору, что ему нечего бояться. Мне было бы стыдно признаться соседям, что меня пытались подкупить! Этого они не узнают, но то, на чем я стою, они должны услышать, да и ты тоже.
С этими словами Ризиарт устремился прочь, а отец Хью простер руку, чтобы предостеречь монахов от попыток его задержать.
- Не сейчас, не надо! Он же вне себя от гнева. Завтра можно будет придумать, как подступиться к нему, но сейчас не стоит и пробовать. Вам придется позволить ему сказать то, что он хочет.
- Ладно, - произнес приор, изо всех сил стараясь сохранить достоинство, - пусть, в таком случае, говорит в нашем присутствии.
Приор вышел на солнечный свет и встал рядом с дверью, а за ним по пятам последовали братья и остановились поблизости, подняв головы и молитвенно сложив руки. Они стояли у всех на виду, в то время как Ризиарт громогласно обратился к собравшимся гвитеринцам:
- Я выслушал все, что могли сказать мне эти люди из Шрусбери, вынес свое суждение и теперь должен сообщить его вам. Скажу сразу: им не удалось меня переубедить. Я считаю, что был тысячу раз прав, выступая против святотатства, которое они хотят совершить, и утверждаю, что место святой Уинифред здесь, среди нас, где она находится испокон веков. Было бы смертельным грехом позволить увезти ее отсюда, где она оказалась бы в окружении чужеземцев, которые молитвы, и те стали бы возносить на незнакомом ей языке. Клянусь, что до смертного часа буду противиться любой попытке потревожить ее прах, и призываю вас принять такой же обет. На этом наш сход окончен.
Так сказал Ризиарт, и действительно обсуждать больше было нечего. На глазах у побледневшего приора Ризиарт удалился по лесной тропинке, а следом, в благоговейном и сосредоточенном молчании, рассеялись во всех направлениях общинники. Всего несколько мгновений, и вытоптанная зеленая поляна опустела, как по волшебству.
Глава четвертая
- Отец приор, ты бы хоть предупредил меня, что собираешься сделать, - робко упрекнул Роберта Хью, - я бы сразу тебе сказал, что это скверная затея, хуже не придумаешь. Ну сам посуди, чем могут деньги привлечь такого человека, как Ризиарт? Даже если бы он был корыстолюбив, - а он не таков, - тебе надо было бы найти к нему другой подход. Я-то думал, ты разобрался, каков его нрав, и обратишься к нему со смиренным прошением - дескать, бедные английские паломники лишены святой покровительницы и просят оказать им снисхождение. Тебе стоило воззвать к его великодушию, глядишь, он бы и согласился.
- Я прибыл сюда с благословения церкви и с дозволения государя, - жестко возразил приор, которому и самому уже изрядно надоело без толку повторять одно и то же, - не может же мне помешать упрямство одного местного сквайра! Или мой сан ничего не значит у вас, в Уэльсе?
- Почти ничего, - откровенно ответил отец Хью, - конечно, мои прихожане уважают людей, отрекшихся от мира, но это скорее относится к отшельникам, чем к орденским братьям.
Бурное обсуждение затянулось до вечерни, да и на самой вечерне сказалось, ибо приор Роберт произнес устрашающую проповедь. Подробно перечислив все знамения, указывающие на несомненное желание Уинифред упокоиться в святилище в Шрусбери, Роберт пригрозил ее гневом всякому, кто посмеет воспротивиться ее воле, и предрек, что возмездие святой будет ужасно.
Такой путь избрал Роберт для того, чтобы достичь столь необходимого примирения с Ризиартом. И хотя Кадфаэль, осмелев, постарался при переводе смягчить речь приора, он не сомневался, что среди собравшихся в церкви были люди, знавшие английский достаточно для того, чтобы понять, куда тот клонит. Сразу же после службы они разнесут рассказ о проповеди по всему Гвитерину, и очень скоро даже те, кто не был у вечерни, узнают, что английский приор стращал прихожан, напоминая об участи принца Крэдока, тело которого истаяло, словно снег, и исчезло с лица земли, а уж о том, что приключилось с его душой, и подумать страшно. И что то же может случиться с тем, кто посмеет не покориться велению святой.
Отец Хью озабоченно обдумывал, как бы ему всех примирить и успокоить. Большая часть вечера ушла у него на то, чтобы убедить приора хотя бы выслушать его. Наконец Роберт выдохся, и священнику удалось вставить слово.
- Ризиарт вовсе не нечестивец! - заявил священник.
- Не нечестивец? - возмущенно воскликнул брат Жером и воздел очи, взывая к небесам. - Случалось, что и за меньшие прегрешения людей отлучали от церкви! - Значит, их отлучали от церкви ни за что, - настойчиво возразил отец Хью, - и, по правде сказать, я думаю, что такое бывало. А Ризиарт прекрасный человек, добрый христианин, щедрый и великодушный, а если и вспылил, то что же тут удивительного: ведь он неверно вас понял и считает себя оскорбленным. И если ты, отец приор, хочешь, чтобы он уступил, тебе придется сделать первый шаг к примирению. Конечно, тебе не стоит отправляться к нему лично - об этом я не прошу и даже не советую. Но вот если бы к нему явился я, скажем, с братом Кадфаэлем, которого все знают как доброго валлийца, да попросил забыть обо всем, что было сказано и сделано, и с открытым сердцем начал разговор снова - думаю, он бы не отказал. Уже одно то, что к нему обратились с просьбой, его бы обезоружило - такой уж он человек. Я не могу ручаться за то, что он переменит свое мнение, - это уж как Господь положит, - но что выслушает тебя, не сомневайся.
- Не в моих правилах, - выспренно произнес приор Роберт, - упускать любую возможность избавить грешную душу от погибели. Я не хочу никакого зла этому человеку, пусть только умерит свою гордыню. Нет унижения в том, чтобы снизойти до грешника, дабы спасти его.
- Сколь поразительное милосердие! - проговорил нараспев брат Жером. - Какая снисходительность к святотатцу!
Брат Джон вспыхнул и дернулся, как будто порываясь дать Жерому хорошего пинка. Отец Хью, стремившийся к тому, чтобы его паства всегда сохраняла добрые отношения с принцами, епископами, приорами и прочими важными особами, бросил на Джона предостерегающий взгляд и поспешил подвести итог.
- Так вот, сегодня вечером я пойду к Ризиарту и приглашу его завтра отобедать в моем доме. И если нам удастся договориться, то соберем новый сход, чтобы Гвитерин узнал о достигнутом согласии.
- Очень хорошо! - поразмыслив, промолвил приор. Его и впрямь устраивало такое решение, при котором ему самому не надо было оправдываться, извиняться и даже особо вникать в то, что собирается говорить священник от его имени. - Очень хорошо, поступай, как задумал, и да поможет тебе Бог.
- Отец приор, - деловито предложил Кадфаэль, - если твои посланцы прибудут верхом, это добавит почтения к твоему сану. Время еще не позднее, и лошадкам проветриться не помешает.
- И то правда, - согласился приор, - это послужит поддержанию нашего достоинства и придаст весу нашей миссии. Пусть брат Джон приведет лошадей.
- Ну, ты поступил как настоящий друг! - от души поблагодарил Кадфаэля Джон, когда все трое уже сидели в седлах и успели отъехать довольно далеко от дома отца Хью. Под деревьями уже начинал сгущаться сумрак, Джон и священник ехали на рослых конях, а брат Кадфаэль на самом лучшем муле.
- Еще чуть-чуть, - весело сказал Джон, - и я схлопотал бы епитимью не меньше чем на месяц, а обернулось все чудненько - прогулкой в тихий вечерок, в славной компании и по вполне достойному делу.
- Да разве я хоть словом обмолвился о том, чтобы ты ехал с нами? - усмехнулся Кадфаэль. - Я только и сказал, что лошадки придали бы важности нам и нашему поручению. Лошадки, а не ты - о тебе я и не заикался.
- Так ведь куда лошадки, туда и я. Сам ведь говорил, что у вас важное поручение, а где это видано, чтобы посланник ездил без конюха? Ты не волнуйся, я в ваши разговоры встревать не стану, подожду в сторонке как хороший слуга. Кстати, там и Бенед будет - эти ребята угощают друг друга по очереди, и сегодня очередь Кая.
- Ишь ты, - удивился Кадфаэль, - сколько всего вызнал - как это ты исхитрился, ни слова по-валлийски не понимая?
- Кое-что они умудряются мне втолковать, кое-что я им - худо-бедно, а изъясниться можем. Я уже выучил по-валлийски пару словечек, и ежели мы тут чуток подзадержимся, еще и не так наловчусь. А еще я мог бы обучиться кузнечному ремеслу, знаешь, сегодня утром я помогал Бенеду в кузне.
- Вот как! Это большая честь: в Уэльсе не каждому доверят молот.
- А вот и владения Кэдваллона, - промолвил отец Хью, указывая на тянувшуюся по правую руку от них изгородь, - до усадьбы Ризиарта ехать еще милю по лесу.
Еще не стемнело, когда они выехали на большую прогалину с распаханными и засеянными участками, окружавшими высокий частокол. В воздухе тянуло смолистым дымком, над распахнутыми воротами усадьбы горели факелы. Изнутри к частоколу прилепились конюшни, амбары и овины. Челядь деловито сновала по двору, занятая обычными вечерними хлопотами большого дома.
- Ну и ну! - раздался со скамьи под навесом, возле одного из хлевов, голос пахаря Кая. - Ты небось носом учуял, что сегодня здесь выпивкой пахнет.
И он потеснился на лавке, приглашая Кадфаэля занять место рядом с ним и Бенедом. - А Падриг сейчас в хозяйском доме, песни поет, и похоже, что воинственные. Но потом он тоже к нам подойдет. Ты садись, брат, располагайся поудобнее - уж на тебя-то здесь никто зла не держит. На той же скамье, непринужденно вытянув ноги, сидел рослый парень - молодой чужеземец Энгелард. Даже в темноте было видно, какие светлые у него волосы. Он охотно подвинулся, освобождая место, и улыбнулся открытой белозубой улыбкой.
- Мы приехали так спешно, чтобы попытаться прекратить ссору, - пояснил Кадфаэль, когда они спешились и подбежал конюх, чтобы принять лошадей. - Отец Хью предлагает мир от имени приора, ну а меня послали ему в помощь - приглядеть, чтобы все было по-честному. Жаль, конечно, что мы ненадолго, - после разговора с Ризиартом придется тут же возвращаться назад, нас будут ждать. Ну да ничего, пока мы там беседуем, угостите-ка брата Джона, он будет рад компании. Кстати, Энгелард сможет поболтать с ним по-английски, надо же время от времени и родной язык вспоминать.
Однако брат Джон, похоже, вообще потерял дар речи - он застыл на месте, не замечая, как конюх забрал у него повод. И смотрел он не на Энгеларда, а на открытые ворота усадьбы, откуда появилась стройная девичья фигурка. Девушка направилась прямо к устроившейся под навесом развеселой компании, в руках она несла объемистый жбан. Аннест дружелюбно улыбнулась отцу Хью и брату Кадфаэлю и удивленно вытаращилась на застывшего как истукан брата Джона.
Кадфаэль проследил за взглядом девушки пришел к выводу, что парень очень даже не плох - всего-то на несколько лет старше Аннест, рослый, загорелый, крепко сколоченный и добродушного нрава. Бенедиктинская ряса, которую он задрал до колен, чтобы было удобнее ехать верхом да так и забыл оправить, выглядела совсем как валлийская туника и не привлекала внимания, да и тонзура была почти незаметна за копной жестких, выгоревших на солнце рыжих волос.
- У вас, поди, уже в горле пересохло, - бросила Аннест. Поглядывая искоса на Джона, она поставила жбан на скамью около Кая и, встряхнув юбками и пышной косой, сама примостилась рядом. Бенед, наполнив рог, протянул его девушке, и та принялась пить маленькими глоточками. Брат Джон по-прежнему стоял как вкопанный.
- Эй, парень, давай-ка сюда, - позвал его Бенед и подвинулся, давая ему место рядом с собой, недалеко от потягивавшей медовый напиток Аннест. Джон встрепенулся и шагнул к освобожденному для него месту с таким видом, будто только что очнулся от сна - хотя пробуждение, похоже, обещало быть для него приятным.
- Ну-ну! - пробормотал Кадфаэль себе под нос, - пожалуй, в таком деле лучше положиться на Того, кому ведомы все пути.
Вместе с отцом Хью он отправился в дом.
- Я приду, - пообещал Ризиарт, уединившись с гостями в небольшой задней комнате. - Обязательно приду. Кто может быть уверен в том, что никогда не ошибался, и было бы не по-божески, если б я отказался поговорить с ним снова. Мне и самому случалось в запале сболтнуть лишнего, а потом об этом жалеть, но я всегда признавал, что был не прав, как нынче признал и ваш приор.
По правде говоря, отец Хью вовсе не сказал напрямую, что приор жалеет о случившемся и признает свою неправоту. В словах священника скорее прозвучало его собственное сожаление и стыд, но Ризиарт решил, что это сказано им от имени Роберта, и отец Хью предпочел его не разубеждать.
- Но, - продолжал Ризиарт, - я, признаться, мало что ожидаю от этой встречи - слишком разные мы с ним люди. Ты ведь знаешь, он предлагал мне деньги. - На сходе я об этом умолчал, стыдно было даже упоминать такое. Теперь он уверяет, что вроде бы предлагал их Гвитерину, но это же полная чушь. Я что - весь Гвитерин? Я такой же человек, как все, - занимаю место, какое мне подобает, и по мере сил стараюсь быть его достойным, - но все же я лишь один из многих. Нет, он совал свой кошель мне, чтобы я и сам отказался от возражений, и весь Гвитерин убедил согласиться с ним. Я так понимаю: он желает этой встречи, чтобы я взглянул на это дело его глазами. Но я не могу забыть того, что он вообразил, будто нашу святую можно купить за деньги. И если он хочет, чтобы я изменил о нем свое мнение, пусть сперва открыто и честно откажется от своего заблуждения, а уж потом попробует переубедить меня. Что же до его угроз - правильно вы сделали, что о них рассказали, - я их ни во что не ставлю, потому как нашу маленькую святую почитаю ничуть не меньше кого бы то ни было, и приора в том числе. Может, ты думаешь, что она об этом не знает? - Не сомневаюсь, что знает, - отозвался отец Хью.
- И если уж эти англичане и вправду хотят воздать ей должные почести, то почему бы им не сделать этого здесь, где она покоится? В конце концов, взяли бы да и привели в порядок ее могилу, раз их так беспокоит, что мы ее забросили.
- Хороший вопрос, - заметил брат Кадфаэль. - Я и сам себя о том же спрашиваю. Грешно тревожить покой усопшего, даже обычного человека, а что уж говорить о святых.
Ризиарт окинул монаха лукавым взглядом и улыбнулся. Глаза у него были чуточку посветлее, чем у его дочери.
- Спасибо вам за хлопоты. Я непременно приду. Отец Хью, жди меня к обеду в полдень, ну разве самую малость припозднюсь. Я готов внимательно выслушать все, что он собирается мне сказать.
Со скамьи под навесом доносились веселые голоса, и Кадфаэлю, которого Кай настойчиво зазывал присесть и отхлебнуть хоть глоточек, трудно было не соблазниться. Бенед поднялся, чтобы снова наполнить рог из жбана, и оказалось, что между Джоном и Аннест никого нет.
Молодой монах и девушка почти соприкасались рукавами, а когда Аннест склонила головку, выбившаяся прядь упала на плечо Джона. Тот сидел молча, раскрасневшись от счастья.
- Ну как, столковались? - спросил Кай, протягивая рог с медовым напитком. - Будет Ризиарт говорить с вашим приором?
- Говорить-то будет, - отозвался Кадфаэль, - но вот в том, что они договорятся, уверенности у меня нет. Он ведь оскорблен не на шутку. Но на обед все же придет - а это уже кое-что.
- Вы и вернуться не успеете, - промолвил Кай, - а весь Гвитерин уж будет знать, чем кончилась ваша поездка в усадьбу. В наших краях вести разносятся быстрее ветра, а с сегодняшнего утра все только и ждут, что же решит Ризиарт. И еще я вам скажу: коли он все ж таки передумает, то и приход его поддержит. И не потому, что у гвитеринцев нет своей головы на плечах, - просто Ризиарту здесь верят, и ежели он уступил, стало быть, были у него на то веские причины. Так что улестите его, - и считайте, что дело ваше выгорело.
- Только не мое, - сказал Кадфаэль, - я никогда не мог взять в толк, почему, чтобы воздать хвалу святой, надобно непременно тревожить ее кости. Но нынче все аббатства наперебой гоняются за реликвиями. А медок, Кай, у тебя славный.
- Это наша Аннест варила, - со сдержанной гордостью за племянницу промолвил Бенед и ласково потрепал девушку по плечу. - Она у нас мастерица на все руки. Вот выйдет замуж, и кто-то заполучит настоящее сокровище, жаль только, мне уже помогать не сможет.
- Погоди, - улыбнулась Аннест, и на щеках ее расцвели ямочки, - может, я приведу к тебе в кузню славного помощника - вот ты ничего и не потеряешь.
Стемнело, и как ни хороша была компания, пришло время возвращаться. Отец Хью беспокоился, представляя себе, как приор Роберт расхаживает по саду, бросая на дорогу нетерпеливые взгляды.
- Пора ехать, - сказал священник, - а не то нас будут искать. Так что прощайтесь, и в дорогу.
Деваться было некуда: конюх уже выводил лошадей, и брат Джон неохотно поднялся. С невозмутимым лицом, но сияющими глазами, он попрощался с компанией, пожелав всем доброй ночи. Попрощался по-валлийски - медленно, подбирая слова, но вполне понятно.
В ответ раздался веселый смех и послышались добрые пожелания. В дружеском хоре выделялся звонкий голосок Аннест, а Энгелард не остался в долгу и крикнул вдогонку отъезжающим: "Бог в помощь!" - по-английски.
- Ишь ты, какой скорый, - заметил Кадфаэль, когда они скрылись в тени деревьев, - посидел чуток на лавочке, да и заговорил по-валлийски. Тебя кто выучил - Кай или Бенед?
- Ни тот ни другой, - откликнулся Джон с чрезвычайно довольным видом.