Он же говорил: "Шпилил и шпилить буду, мне без этого никак". Мог его кредитор грохнуть? Да ни Боже мой. Он ведь, занимая, наверняка контракт засветил для убедительности. Кредитор его холить и лелеять должен был, как грядку, на которой его капуста растет. Коньячком поливать. Отпадает.
Все-таки Шамиль? Мотива не вижу. Должок свой Виктор так и не погасил, это очевидно, так что… Мог, конечно, гранатку эту приладить и сопляк какой-нибудь ревнивый. Какой-нибудь хахаль очередной Оленьки или Вики, которая "черненькая, блядища, "Аустерия"". Это вообще-то у нас теперь запросто. Но тогда это уже все… "крести козыри". Руки вверх и сливай воду. Лучше даже и не думать.
Шамиль… Вот чую я, нутром своим чую, что он. Ну не может так быть, что на фирму, в которую он вонзился, пять лимонов баксов слили, директора потом замочили, а он – никаким боком. Ну не может – и все. И делайте со мной, что хотите. Конечно, теперь он уже полный хозяин, никто под ногами не путается. Но принцип достаточности? Зачем убивать, если можно просто взять Витяя за шкирятник, шарахнуть башкой об стенку и выкинуть? Ему и достаточно будет для осознания завершенности ситуации и бессмысленности апелляций. Но ведь и в этом, на сегодняшний день, не было никакой нужды. Схема и так прекрасно работала…"
– Стоп!.. – вдруг сказал вслух самому себе Волков. Мысль, которая неожиданно пришла ему в голову, была настолько очевидной, что он даже расстроился, подрулил к поребрику и остановился.
"Это ж кем надо быть, едрена шишка! – он достал сигарету, закурил и бросил пачку на "торпеду". – Папа, да ты у меня еще тупей, чем Гольдберг… "Схема работала"! Да ты поставь рядом два слова; "Шамиль" и "работать". Ну? Нонсенс. Не стыкуется ни хера.
Это же "кабанчик" голимый. И "шпала". Они же его шпалой положили!
Он же с того самого момента, как на платежке расписался и деньги кредитные куда-то там в оффшорную зону ушли, уже, считай, мертвый был. Только ждали они чего-то. То ли момента удобного, то ли еще чего, хер их знает. Поэтому и в офисе тишина мертвая. И я, в общем, кстати пришелся – вот зачем он мне под рюмочку про долги покойничка грузил и про беспредел. Мало ли что, дескать. Вот в этом направлении и маршируйте. Пять лимонов баксов! Что еще надо? Какие поставки? Кому? Зачем? От мертвого осла уши!"
Петр приоткрыл окно, выкинул недокуренную сигарету, завел двигатель и тронулся с места.
– Ладно,– яростным шепотом выдохнул он, вспомнив, как падал на обледеневший асфальт, закрывая собой Ирину и глядя прямо в черный зрачок пистолетного ствола. – Ла-адно. Я вам, блядь, покажу шпалу. Ага… Я вам, блядь, такой устрою принцип домино, кровью умоетесь…
Глава 33
В дверь квартиры на Кронверкском он позвонил нарочито сложной комбинацией звонков и, услышав приближающиеся шаги, громко сказал: "Ира, это я".
Войдя в переднюю, невольно отметил, что ее осунувшееся за последние сутки прозрачно-бледное лицо с пульсирующей на виске бледно-голубой жилкой, на котором, увеличившись вдвое, еще ярче выделялись загустевшие невероятным цветом индиго глаза с залегшими под ними тенями, не только не утратило своей чувственной привлекательности, но даже и наоборот.
– Ты так долго… – едва шевельнула она припухшими губами. – Не обращай на меня внимания, я таблеток наелась.
– Приляг.
– Хорошо, – она пошла в спальню. – Ты сам хозяйничай.
Волков разделся, повесил курку, прошел в гостиную и снял телефонную трубку.
– Алло-о… – пропел заспанный девичий голос.
– Оленька?
– Да-а.
– Это Волков.
– А я вас узнала.
– Я что, разбудил тебя? День на дворе.
– Да ничего, я просто утром только заснула. Тут так получилось, что… – Из трубки донесся сладкий зевок.
– Потягу-ушеньки…
– Ой!.. – засмеялась она. – Извините.
– Да чего уж там. Оля, у меня к тебе дело такое…
– Ну вот, опять. Все-то вы по делу…
– Уж извини. Вот что – мне бы реквизиты фирмы вашей, а?
– Ну-у… я так не помню. Это все в офисе. Там бланки фирменные, на них отпечатано.
– Оленька, очень надо. Срочно. У тебя ключи есть?
– Ну я же еще сплю-у… Позвоните Виктору Аркадьевичу. Или Кадырову.
– Да ведь воскресенье. Не найти никого. А у меня здесь приятель, он из Тюмени и сегодня улетает, я о нем с Гольдбергом договаривался, ему реквизиты нужны срочно, по поводу нефтепродуктов. Это важно, Оля.
– Пусть летит. Мы ему потом факсом пошлем.
– Оля…
– Одева-аться еще…
– А ты не одевайся, – Петр покосился на дверь спальни. – Я за тобой заеду, прямо так заберу. У меня в машине тепло. И обратно домой доставлю.
– А не обманете, дяденька?
– Зуб даю.
– Прямо та-ак?.. Ловлю на слове.
– Отвечаю. Диктуй адрес.
– Записывайте.
Петр приехал по указанному адресу и нажал на кнопку дверного звонка. Ольга обозначилась на пороге одетая в длинное, до самых щиколоток, пальто, застегнутое на все пуговки, вплоть до пушистого воротника.
– Вы говорили, что у вас тепло, – она кокетливо склонила набок стриженую головку и демонстративно выставила из-под полы пальто легкую туфельку на невообразимо высоком каблуке. Затем плотно затянула на талии кушак.
– Тепло, поехали.
– А то сапоги еще застегивать, – пробормотала Ольга, спускаясь по лестнице, и пошатнулась.
– Тихо-тихо, аккуратнее, – подхватил ее под локоток Волков. Дело сильно смахивало на то, что барышня пьяна. в сосиску.
Усевшись в машину, она закинула ногу на ногу, демонстрируя точеную ножку, обтянутую черным чулком, и достала пачку длинных тонких сигарет.
– Если я закурю, это вас не очень будет шокировать?
Ольга открыла офис, пропустила Волкова вперед и; войдя вслед за ним, заперла дверь на ключ.
– Оп-па! – Оттопырив пальчиком карман пальто, она уронила в него ключи. – Мы никого не ждем.
– Оля, – на лице Петра мелькнула озабоченность. – Не шали.
– А вот что я вам всем скажу… – она открыла стеклянные дверцы, достала бутылку коньяку, отхлебнула из горлышка и, поморщившись, поставила ее на стол. – Я вас всех насквозь вижу. Моя фамилия знаете какая должна была бы быть? Бы… бы-бы… Рентген. Вот как. Вы что думаете, пятачок мне дали, и я вся ваша? Ага… Вот вам, фигушки. Да, конечно, кто меня ужинает, тот меня и танцует. Тут я согласна. Но ведь… – Она прошла из приемной в кабинет и села на кожаный диван. – Вы там где? Идите сюда!
Петр вошел и сел в кресло у столика.
– На чем мы там остановились? – Ольга наливала выпивку в рюмки.
– Оля… Я тебя отшлепаю, имей в виду.
– Ага. Хорошо. А вот эти козы, например, острокопытые, которые в рекламе говорят постоянно: "Лореаль-Париж, ведь я этого достойна!.." А вы знаете, сколько это все денег стоит? Выходит, я не достойна, если у меня таких денег нету? Я что, хуже? А я, между прочим, в Интернете – любой сайт… и с закрытыми глазами. Только у меня машины пока своей нет, компьютера в смысле. Ну ладно, хотите меня – о'кей! Я потерплю. Но только я тоже хотеть право имею. Андерстенд?
– Оль… э-ей! – Волков помахал ладонью перед ее лицом. – Ты меня видишь? Это я, Петр Волков. Ни с кем меня не путаешь?
– Вот. Я и говорю. Ну-ка встань. Петр послушно встал.
– Давай выпьем, – она решительно мотнула головой.
– Ну давай.
Они чокнулись рюмками, выпили, и он вновь опустился в кресло. Ольга осталась стоять перед ним.
– Всем вам от меня чего-то надо. И тебе тоже. Я что, не видела? По ящику же на всех каналах в новостях крутят, что Голвдберга взорвали. Ну? Я что, совсем дура? Я – Рентген. Но… – она стояла в эффектной позе, чуть расставив длинные ноги и заложив кисти рук за кушак. – Я, может, чего-то там и не понимаю, чего ты крутишь, да мне и не надо, но расклад такой: тебе реквизиты, мне – тебя. Так вот я решила. Иначе никак. Имею право. Я от таких мужиков, с такими вот глазами, подыхаю просто. Хочу.
– Оля, ведь точно отшлепаю.
– А я заявлю. Сядешь. Попытка изнасилования.
– Оля…
– Ну дам, дам я тебе и реквизиты, и вообще… у меня бланки есть чистые с печатью и подписью. Пиши что хочешь. Тебе же только этого от меня и надо? Да? А я? Как же я? Душа моя бессмертная и вот это вот все?.. – Она, продолжая стоять перед сидящим в кресле Волковым, развязала кушак и, расстегнув пуговицы, распахнула пальто.
Сказать, что под ним вообще ничего не было, нельзя. Под ним была Ольга. Ну, то есть, как мама ее родила, так все и было. Только еще чулки на тоненьком ажурном пояске и туфельки. И все.
…Не то чтобы Петра это поразило, нет. Конечно же, фактор внезапности присутствовал, спору нет. Но думал он вот что: "В аэропорту развел, тут – прокололся. Ну что за жизнь, а? Ну не видел я новостей, не до того было. Мне и в голову-то не пришло. Лоханулся, согласен. Но и она хороша, ведь до последнего тихарила. "Ловлю на слове…" Так кто же думал, что ее это "прямо так" означало, что она без порток?" Он повел глазами вверх. Потом вниз.
Взглянул на пупок, утопленный в небольшой ямке плоского смуглого живота. Задержал внимание чуть ниже, на девственно лишенном растительности, как бы это сказать… причинном месте, что ли, отметив очень пикантную, но совершенно безвкусную татуировку. Ну ведь, на самом-то деле, неужели им никто не говорил, что синий цвет рядом с коричневым таким вот образом совмещать нельзя? Это ведь только у старых голландцев получалось. Вот если бы красненького совсем чуть-чуть вот туг, но это, наверное, больно. Там же…
– Оль, ты чего, сдурела? Это же негигиенично – без трусов шастать.
– Встать! – топнула ножкой Ольга.
– Ты, главное дело, только не переживай… – Волков опять поднялся из кресла. – Ну?
– Петр Волков, – жалобно попросила она. – Трахни меня, а? Я тебя очень прошу. Как человека. Ну что тебе стоит?..
– Оля, – тяжело вздохнул Волков. – Ты прикройся, тут сквозняки везде, придатки застудишь. Все очень здорово, правда, ты хорошенькая, ну просто куколка. И что? Я ж не урод какой-нибудь озабоченный. Я что, по-твоему, девчачью пипиську редко вижу? Что я должен делать-то? Это же ведь не спорт. Не гимнастика какая-то. Я так не могу. Так нельзя.
– Можно. – Она жадно прижалась к нему, обняла, просунув руки под куртку, и охнула, наткнувшись на пистолет в плечевой кобуре.– Вот-вот-вот! – чуть отстранившись, по-детски широко распахнула глаза. – Я знала! Знала! Я, как тебя увидела, тут же чуть не кончила, честное слово, прямо вон там, за столом. Думала, с ума сойду, если больше не увижу. Ты настоящий, понимаешь меня? Настоящий! Ну иди сюда, а? – Ольга схватила его за руку и опустилась на кожаные подушки дивана. – Только кобуру не снимай, пожалуйста…
Мы не станем, пожалуй, излагать в деталях, каким именно образом Петр Волков второй раз за последние три дня был изнасилован.
И дело не в какой-то там застенчивости автора, а просто ничего такого особенно оригинального и, тем самым, достойного быть описанным на этих страницах не произошло. Неожиданно разве что. Ну так что ж, все под Богом ходим…
– А вообще-то… – Волков убрал одну руку с руля, поскреб двухдневную щетину, прищурился и взглянул на сидящую рядом Ольгу. – Если по уму рассуждать, то ведь все барахло, которое в офисе, – твое.
– Как это?
– Так. Гольдберг погиб? Бухгалтер ваша уволилась и рассчиталась аж недели две тому как. Нового нет. А кто еще у вас в штате, кроме тебя?
– Вообще-то никого. Да и я на договоре. Но ведь Шамиль, он хоть и не в штате, но…
– Он в каких-то документах присутствует?
– Ну, я всех, наверное, не видела, но, по-моему, нет.
– Ну и все.
– У тебя приятель есть какой-нибудь на тачке?
– Конечно.
– Ну вот. Звони ему. Ты же компьютер хотела?
– И кофеварку, она крутая.
– Мебель-то хоть оставь, Оля… Только это нужно обязательно сегодня сделать. Прямо сейчас. Пока выходной. Завтра там уже менты будут, скорее всего, офис опечатают. А потом ликвидационная комиссия имущество опишет. Все равно все растащат. А так хоть тебе что-то перепадет, за труды твои праведные. Гольдберг жмотом не был?
– Нет, ты чего. Он вообще дядька был нормальный, только непрушный, таких сразу видно.
– Ну вот. Я думаю, он бы не возражал.
– А Кадыров?
– Что Кадыров?
– Ну… он же меня убьет.
Волков скептически покосился на Ольгу:
– Эт-та вряд ли.
– Он довез Ольгу до дома и остановился возле ее парадной.
– Спасибо, дяденька, – чмокнула она его в щеку и выпорхнула из машины.
– Эй! – Петр наклонился к раскрытой правой двери автомобиля и протянул ей свою визитную карточку. – Звони, мало ли что… Только без глупостей. Яволь?
– Яволь! – Ольга, прижав руки по швам, вытянулась в струнку и слегка покачнулась на своих каблуках.
– Дойдешь сама-то?
– Донт вори…
– Ну, би хепи тогда.
– Ча-ао! – она ослепительно улыбнулась, повернулась к нему спиной и пошла к двери парадной, демонстративно виляя попкой.
"Коза острокопытая…" – хмыкнул про себя Петр и, врубив передачу, выехал со двора.
Глава 34
В понедельник утром Волков проснулся рано.
Накануне он заехал к себе домой, побрился, переоделся и появился у Ирины уже вечером. Она была все еще сонная и ватная от съеденных таблеток. Никаких вопросов не задавала.
– Спросила только:
– Ты обедал?
– Да.
– Правда?
– Я никогда не лжу, – ответил Петр, пошел на кухню, хлопнул дверцей холодильника и, вернувшись в гостиную, сел на диван, дожевывая кусок колбасы.
– А говоришь – не лгу, – укоризненно улыбнулась Ирина.
– "Не лжу". А вот про то, что не лгу, разговора не было. Это уж прости. Я за слово отвечаю.
– Да ну тебя.
– Никто не звонил?
– Евгений Борисыч. И еще этот… как его… папин знакомый, он еще ко мне на кладбище подходил, пожилой такой… нет, не помню, как его зовут. Вообще ничего не помню, не понимаю, голова чужая. Пошли спать, а?
– Пошли. Завтра у меня очень плотный день.
И вот теперь, ранним утром понедельника, Волков сидел на кухне, пил кофе, курил сигарету, стараясь выстроить мысленно последовательность всего, что запланировал на сегодня. Еще и еще раз прокручивал возможные варианты, мотивы, реакции. Вроде теоретически все складывалось.
"Ладно, – решил наконец, вставая с кухонного табурета. – Все равно, пока колпачок не поднимешь, не узнаешь – есть под ним шарик, нет его. А гадать… Ну, нет и нет. Начнем сначала".
– Ира, – заглянул он в спальню, – слушай меня: дверь сейчас за мной запрешь, и если придет кто-нибудь, звонить будет, то вот так, пальчиком глазок сначала закрой, подожди пару секунд, а только потом посмотри, поняла?
– Зачем?
– Ну это так, правило такое есть. Мало ли стрельнут. А лучше вообще никому не открывай, поняла? Только мне.
– А Евгению Борисычу?
– Позвони ему, наври что-нибудь, чтобы не приходил. И откроешь только мне. Повтори.
– Только тебе, – Ирина, сонно кивнув, села на постели, спустила ноги с кровати и, не открывая глаз, пыталась надеть тапочки. – А ты надолго?
– Буду отзваниваться.
– Хорошо, – еще раз кивнула она и побрела вслед за ним запирать дверь. – Сегодня какое у нас число?
– А что?
– Да у меня вроде день рождения на днях… Вот ведь.
– Малыш, – он взял ее лицо в ладони, – мы им все яйца пообрываем. Обещаю.
– Разве это подарок?
Петр повернулся и вышел из квартиры.
Ирина заперла за ним дверь.
Первым делом Волков заехал в свою контору. Какой-никакой, но хотя бы минимальный отчет перед начальством он держать был должен.
Пробыв в кабинете у Деда с четверть часа, он спустился этажом ниже, где размещались технические подразделения, зашел в небольшую комнату, заполненную всевозможной аппаратурой, поздоровался с молоденьким веснушчатым пареньком, который сидел перед тремя включенными компьютерами, ухитряясь работать на них одновременно. Петр кивнул на Отдельно стоящий телефонный аппарат и спросил:
– Можно?
Паренек, не отрываясь от экранов, молча кивнул.
Петр набрал номер своего давнего приятеля, бывшего сослуживца, кабинет которого теперь находился в общеизвестном высотном здании на Литейном проспекте, и, для убедительности сославшись на Деда, условился с ним о последующем звонке, обговорив заранее тезисы предстоящего диалога.
Затем тронул за плечо паренька и объяснил, что нужно сделать. Тот вздохнул, с явным сожалением выключил компьютеры, откатился в кресле на колесиках к стеллажам, встал и снял с одной из полок небольшой плоский атташе– кейс. С сомнением посмотрел на Волкова и сказал:
– Нет. Уж лучше я сам с вами поеду.
Через полчаса Петр остановил свой джип у фасада банка, где размещались счета фирмы Гольдберга.
Оставив своего спутника в машине, он вошел в банк, предъявил документы охране и спросил, как ему найти кредитный отдел. Поблагодарив, поднялся на второй этаж, прошел по длинному коридору и постучал в дверь кабинета.
– Войдите, – послышалось из-за двери.
Петр открыл дверь и вошел.
За широким столом темного дерева сидел лысеющий мужчина лет сорока пяти. Одет он был в неброский серый костюм, бледно-голубую рубашку оттенял темно-синий галстук, на руке поблескивал "Ролекс".
– Добрый день, присаживайтесь, – мужчина кивнул на стул, стоящий напротив. – Вы по какому вопросу?
– Здравствуйте, я, собственно… – Волков достал бумажник, вынул из него визитку и протянул хозяину кабинета. – Волков, Петр Сергеевич.
– Сергей Данилыч Зубов, – мужчина привстал и протянул руку.
– Очень приятно, – Петр ответил на рукопожатие.
– Приятно, – Зубов взял карточку, прочел и, положив ее на стол перед собой, опустился в кресло. – Присаживайтесь.
– Спасибо, – Волков сел на стул.
– И, собственно, чем обязан?
– Вы понимаете… Разрешите? – Петр достал сигареты.
– Да, пожалуйста, – Зубов придвинул к нему большую пепельницу из темно– зеленого оникса.
– Тут вот какая история… – Волков говорил медленно, будто бы тщательно подбирая слова. – Некоторое время назад в вашем банке получила кредит некая фирма "Голд". Серьезный достаточно кредит.
– К сожалению, я не могу обсуждать с вами этот вопрос.
– Да-да, конечно. Тем более что это факт установленный, мне, собственно, подтверждения от вас и не нужно. Я о другом… Дело в том, что Гольдберг погиб.
– Я в курсе.
– И не просто погиб. Его убили.
– А вы что, ведете это дело? Я полагал, что такие вопросы находятся в компетенции иных органов.