Цы, несмотря на все свои печали, оценил очередную уловку Фэна. Поскольку бандиты отбирают у своих жертв деньги полными связками, у крестьян возник обычай помечать свои шнурочки для денег личными знаками - тогда, в случае кражи или грабежа, легко установить, чье добро присвоено.
Премудрый передал ведение дела Фэну, а сам вновь углубился в бумаги.
- Смотри внимательно, Лу. Ты узнаешь этот серп? - По знаку Фэна пристав предъявил орудие убийства.
Задержанный безразлично глянул на серп. Глаза его стали закрываться, но пристав хорошенько пнул его, не давая заснуть. Лу снова открыл глаза.
- Твой серп? - вмешался Премудрый.
Лу узнал свое имя на рукоятке и кивнул.
- В отчете, - продолжал Премудрый, - судья Фэн неопровержимо доказывает, что именно данный серп есть орудие убийства, и, хотя этого факта вкупе с присвоенными деньгами вполне достаточно, чтобы тебя осудить, закон требует добиться признания вины.
- А я снова повторяю… - Лу нелепо замер на середине фразы, не в силах продолжать.
- Проклятье, Лу! Из уважения к твоему отцу я тебя пока не пытал, но, если ты будешь упорствовать, мне придется… Я начинаю терять терпение, Лу.
- И мне наплевать на этот серп, на деньги, на свидетелей!
Лу расхохотался, как умалишенный. И тут же получил удар бамбуковым шестом по ребрам. По знаку Премудрого мужа стражники оттащили упавшего Лу в угол.
- Что с ним будет? - спросил Цы у Фэна.
- Ему сильно повезет, если он выдержит маску боли, - отвечал тот.
5
Цы хорошо знал эту пытку, а еще он знал, что, если обвиняемый не признает своей вины, любые доказательства считаются недостаточными. Поэтому он содрогнулся.
Распорядитель внес во двор зловещую деревянную маску с металлическими скрепами; внизу свисали две кожаные ленты. Лу схватили сразу несколько человек - он рванулся, как дикий зверь, когда страшное приспособление стали надевать ему на голову. Он завывал, катался по полу и лязгал зубами. Некоторые женщины в страхе попрятались в задние ряды, но, когда маска все-таки была надета и закреплена, они захлопали в ладоши и вернулись на свои места. Распорядитель шагнул к Лу. После новой порции палочных ударов тот, казалось, присмирел.
- Ты сознаешься? - вопросил Премудрый.
В привязанной к лицу маске Лу походил на одержимого бесами. Даже в оковах он все еще казался самым сильным из всех собравшихся. Он простоял спокойно совсем недолго, а потом вдруг развернулся на месте, ударил колодкой ближайшего стражника и кинулся к Цы. По счастью, стражники сумели остановить этот порыв и принялись снова избивать силача бамбуковыми палками, а как только тот затих, они приковали нарушителя спокойствия к стене амбара. Распорядитель поднес свою дубинку к губам Лу.
- Сознавайся, тогда еще сможешь жевать рис.
- Снимите с меня эту дрянь, мерзкие обезьяны!
По знаку Премудрого стражник подкрутил винт, и маска, словно тисками, сжала голову страдальца - тот завопил так, словно ему перемалывают кости. Со вторым поворотом края маски впились в виски. Лу завыл. Цы знал, что еще пара поворотов - и череп брата треснет, словно орех в ступке.
"Ну же, братец, признавайся скорее!"
Но Лу не произносил нужных слов, а его вой становился все пронзительнее. Цы заткнул уши. По лбу брата заструилась кровь.
"Признавайся, ну пожалуйста!"
С новым поворотом винта затрещала сама маска, нечеловеческий вопль эхом отозвался в ушах Цы. Юноша зажмурился. А когда он открыл глаза, то увидел, что брат прокусил себе язык и кровь хлещет у него изо рта. Цы уже был готов воззвать к милосердию судей, но еще раньше Лу потерял сознание.
Премудрый муж велел стражникам приостановить пытку. Лу лежал на полу скорчившись - теперь он был как скомканная тряпка. Но все еще дышал. Из последних сил он едва заметно шевельнул рукой в сторону судьи, и тот приказал своим людям ослабить винт.
- Со… знаюсь… - прохрипел Лу.
И тотчас же сын Шана вскочил и, оттолкнув стражников, со всей силы пнул преступника, точно куча ветоши валявшегося на полу. Лу будто и не заметил удара. Когда на бумагу с признанием поставили его отпечаток пальца, Премудрый муж огласил решение суда:
- Именем всемогущего Сына Неба объявляю Сун Лу преступником, сознавшимся в убийстве достопочтенного Шана. Поскольку нанесенные злодеем ранения определенно свидетельствуют, что убийство было преднамеренным, а также принимая во внимание дополнительный мотив грабежа, я постановляю, что в качестве меры наказания не подходит ни выпускание крови, ни удавление, - согласно многочтимым законам сунского уложения о наказаниях, он будет умерщвлен посредством обезглавливания.
Муж поставил на приговор красную печать и повелел стражникам не спускать глаз с преступника: нужно было завершить процесс. Цы хотел было переговорить с братом, но охрана его не подпустила, и тогда он направился к Фэну, дабы выяснить, что же все-таки можно сделать для Лу. И тут Цы увидел, что батюшка простерся ниц перед семейством Шана, умоляя о прощении, - а сыновья-сироты отталкивают его, как шелудивого пса. Цы кинулся помочь ему встать, но отец с гневом отверг его помощь. С трудом поднявшись, он отряхнулся, а потом, не оглядываясь, пошел прочь, и в пыль повалился уже Цы, охваченный самыми горькими чувствами.
А через какое-то время к юноше тайком подобралась Черешня, - это неожиданное появление напугало Цы, ведь на процессе он ее не видел. Голос ее был как нежное мурлыканье. Лицо девушка прятала под капюшоном - ведь ей пришлось, пусть и ненадолго, скрыться от семьи.
- Не убивайся так, - шепнула Черешня. - Рано или поздно мой брат все обдумает и поймет, что вы - не такие, как Лу.
Цы хотел скинуть с любимой капюшон, но Черешня отстранилась.
- Лу покрыл нас позором, - произнес Цы.
- В семье, как говорят, не без урода. А сейчас мне пора. Молись за нас. - Девушка погладила его по голове и убежала.
Несмотря на то что приговор наконец-то освобождал Цы от старшего брата, угрызения совести терзали его.
"Как ты мог так поступить с нами, Лу? В конце концов, мы ведь одной крови!"
По каким-то необъяснимым причинам Цы чувствовал себя в долгу перед братом. Быть может, оттого, что Лу оберегал его в детстве, или оттого, что, несмотря на вечную его грубость, Лу тоже немало потрудился ради семьи. Перед лицом свершившейся трагедии все издевательства Лу ничего не значили, равно как и его невежество, грубость и неотесанность. Ничего не значили даже обвинения в грабеже и убийстве. Потому что - и это самое главное - Лу его брат, а Конфуций учил, что братское почтение и повиновение - превыше всего иного. Наверное, Лу не умеет быть лучше, чем он есть, однако в глазах Цы убийцей он быть не мог. Жестоким - мог, но убийцей - точно нет.
"Или все-таки… - да?"
Рассвет пришел с тем же дождем и молниями. Все было как и вчера - только вот Лу не было.
Цы всю ночь не сомкнул глаз, и на поиски Фэна он отправился рано. Только судья сможет рассказать, что же ожидает брата. Учителя он застал на конюшне - вместе с помощником-монголом тот готовил свой экипаж к отъезду. Фэн тут же позабыл про дорожные хлопоты и сам подошел к Цы. Сказал, что они уезжают в Наньчан, где сядут на рисовую баржу, одну из тех, что ходят до Янцзы. Ему предстояло путешествие к северной границе, которое должно было занять несколько месяцев и отлагательств не терпело.
- Вы не можете вот так нас покинуть, когда мой брат на краю гибели…
- Об этом тебе теперь думать не нужно.
И Фэн объяснил, что, поскольку речь идет о смертном приговоре, Приказ великой справедливости в Линьане должен утвердить решение судьи, а следовательно, Лу отправят в какую-нибудь государственную тюрьму, где он будет дожидаться окончательного приговора.
- А само наказание не может случиться раньше осени, - закончил Фэн.
- И это все? А как же обжалование? Вы ведь самый лучший судья! - взмолился Цы.
- Сказать по правде, паренек, здесь мало что можно сделать. Премудрый муж обладает всеми властными полномочиями, и если бы я вмешался, его честь оказалась бы серьезно задета. - С этими словами Фэн протянул помощнику дорожный тюк. - Я могу разве что присоветовать вам постараться, чтобы твоего брата отправили на запад, в Сычуань. Там у меня в соляных копях есть знакомый комендант, и от него я слышал, что преступникам, которые не ленятся гнуть хребет, дольше сохраняют жизнь. А в остальном, как я уже сказал, неотложные дела требуют моего присутствия на севере, и…
- Но как с доказательствами? - перебил учителя Цы. - Ведь никто в здравом рассудке не пойдет на убийство ради трех тысяч…
- Ну вот. Ты сам сказал: "в здравом рассудке"… А про Лу ведь такого не скажешь, тебе не кажется? Взять хоть эту историю про выигрыш по уходу из харчевни… - Фэн махнул рукой. - Не пытайся найти смысл в действиях злобного пьяницы, ибо его там нет.
Цы понурился:
- Так, значит, вы поговорите с Премудрым?
- Ну я же обещал, попытаюсь.
- Я… не знаю, как и благодарить. - Юноша упал на колени.
- Ты был для меня почти как сын, Цы. - Фэн заставил его подняться. - Тот самый сын, в котором дух Плодородия отказывал мне не раз и не два. Видишь ли, - горько посетовал судья, - бедняки мечтают о деньгах, владениях, наследствах, но все-таки главное богатство - это потомки, которые обеспечат тебе заботу в старости и почитание после смерти. - Снаружи снова прогремел гром. - Проклятая буря! Эта молния ударила совсем рядом, - пробормотал он. - А теперь я должен вернуться к своим делам. Передавай поклон батюшке. - Фэн приобнял юношу за плечи. - Через несколько месяцев, когда вернусь в Линьань, я похлопочу об обжаловании приговора.
- Пожалуйста, досточтимый Фэн, не забудьте замолвить за Лу словечко Премудрому мужу.
Юноша снова опустился на колени и коснулся лбом пола, пытаясь скрыть горечь. Когда он поднял голову, судьи уже не было.
* * *
Цы и впрямь собирался поговорить с батюшкой, да только ничего не вышло. Отец ушел в свою комнату и заперся изнутри. Матушка умоляла не докучать отцу и повторяла его последнюю фразу:
"Лу - человек уже взрослый и совершеннолетний, и любая попытка ему помочь только покроет семью еще большим позором".
Цы пробовал спорить, но напрасно. А потом он кричал так, что сорвал голос, но отец так и не отозвался. И вот тогда - и только тогда - Цы решил, что сам займется судьбой брата.
В полдень Цы попросил аудиенции у Премудрого, намереваясь узнать, как прошел его разговор с Фэном. Муж принял его и даже предложил перекусить, что сильно изумило юношу.
- Фэн очень хорошо о тебе отзывался. Сочувствую, не повезло тебе с братцем. Неприятный тип, как мы все убедились. Но проходи же, не стой на пороге. Садись и рассказывай, чем я могу тебе помочь.
Цы поразился сердечности Премудрого.
- Судья Фэн рассказал мне о копях в Сычуани. - Он склонился до земли. - Он говорил, вы могли бы отправить моего брата туда.
- А, копи… Ну да, ну да. - Муж проглотил кусок пирожка. - Послушай-ка, юноша… - Он облизнул пальцы. - В стародавние времена не было нужды в многочисленных законах, судьи обходились пятью слушаниями: узнавали биографию подозреваемого, отмечали изменения в лице, слушали дыхание, прислушивались к голосу, а пятое - это примечали его движения. И больше ничего не было потребно, дабы прозреть мглу души. - Судья проглотил очередной кусок. - Однако теперь все по-иному. Теперь судья не имеет права, скажем так, истолковывать… факты с той же легкостью. - Премудрый голосом подчеркнул последние слова. - Ты следишь за моей мыслью?
Цы кивнул, хотя не понимал пока, к чему все это. Муж продолжил:
- Значит, тебе хотелось бы, чтобы Лу отправили в сычуаньские копи? - Он вытер руки платочком и потянулся за судебным уложением. - Посмотрим, посмотрим… Да. Вот это место. Действительно, в некоторых случаях смертная казнь может быть заменена ссылкой, тогда и только тогда, если один из родственников внесет необходимую денежную компенсацию.
Цы обратился в слух.
- К сожалению, дело, которое мы обсуждаем, разночтений не допускает. Лу повинен в страшнейшем из преступлений и сам в этом признался. - Судья помолчал в раздумье. - Вообще-то, ты и вся твоя семья должны быть мне благодарны за то, что на суде я не объявил отрезание головы частью какого-нибудь магического семейного ритуала, - в противном случае не только Лу был бы приговорен к Смерти тысячи разрезов, но тебя, твоих родителей и твою сестру ожидала бы бессрочная ссылка.
"Да уж. Нам сильно повезло".
Ученик судьи знал об этой стороне закона: предусматривалось, что родственники виновного, пусть даже и не замешанные в преступлении, возможно, относятся вместе с убийцей к одному и тому же зловещему культу и, следовательно, подлежат высылке. И все равно Цы не понимал, куда клонит Премудрый. Заметив его удивление, судья решил выражаться яснее:
- Бао Пао говорит, что у твоей семьи земля имеется. Несколько наделов. За них он когда-то предлагал твоему отцу хорошие деньги.
- Именно так, - недоуменно пробормотал Цы.
- А Фэн говорит, что в сложившихся обстоятельствах обсудить это дело лучше с тобой, а не с отцом. - Премудрый подошел к двери и убедился, что она надежно заперта. Затем снова удобно уселся за столом.
- Простите, достопочтенный судья, но я до сих пор не понимаю…
Судья пожал плечами:
- Сейчас я просто предлагаю хорошенько закусить, а за едой, возможно, мы сумеем договориться о сумме, которая избавит твоего брата от мучений.
* * *
Остаток вечера юноша раздумывал над предложением Премудрого. Четыреста тысяч цзяней - сумма колоссальная, но в то же время сущая мелочь, если она может спасти жизнь брату. Дома Цы застал отца склонившимся над бумагами из красной шкатулки. Услышав шум, батюшка захлопнул ларец и посмотрел на сына, словно воришка, застигнутый на месте преступления. Потом притворно закашлялся и засунул шкатулку под кровать. И в гневе обернулся к младшему сыну:
- Ты уже во второй раз прерываешь мои занятия. На третий - пожалеешь.
- У тебя ведь осталось Уложение о наказаниях? - Отец не мог поверить, что сын отвечает столь бесцеремонно, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Цы продолжил: - Мне необходимо с ним свериться. Быть может, мне удастся помочь Лу.
- Да кто тебе это сказал? Несмышленый Фэн? Ради Великого Будды, позабудь о своем распроклятом братце раз и навсегда, он и так нас вконец опозорил.
Цы приписал эти гневные слова временному помрачению разума.
- Не имеет значения, кто сказал. Важно, что наши накопления могли бы спасти Лу.
- Наши накопления? С каких это пор ты начал что-то копить? Забудь о брате и порви с Фэном. - Глаза отца были безумны.
- Но, батюшка… Премудрый муж заверил, что если мы найдем четыреста тысяч…
- А я сказал: забудь! Проклятье! Да ты знаешь, сколько у нас денег? За шесть лет работы счетоводом я не скопил и ста тысяч! Половину потратил на прожитье, а другую половину - на тебя. Теперь мы остались одни, так что побереги силы для работы на поле - уж там-то они тебе понадобятся. - Отец нагнулся и прикрыл шкатулку платком.
- Батюшка, в этом преступлении есть что-то, чего я не понимаю. И старшего брата я не позабуду…
Цы получил звонкую пощечину и онемел от изумления. Батюшка уже второй раз позволил себе его ударить. Непостижимым образом почтенный отец семейства в одночасье превратился в жалкого старика, который дрожал от гнева, кривил губы и тряс рукой перед лицом сына. Цы хотел уже сам поискать Уложение, однако решил не творить явного непокорства. Он просто повернулся и вышел на улицу, не обращая внимания на громогласные повеления остаться.
Дождь лил и лил. Цы достиг дома Черешни. Снаружи стоял маленький траурный алтарь - дождь превратил его в комок из покривившихся свечей и облетевших цветов. Цы поправил, что мог, и проскользнул мимо входа к окошку комнаты своей невесты. Козырек дома защищал его от дождевых струй. Цы, как обычно, кинул камушек в ставень и замер в ожидании ответа. Ему казалось, что пролетели годы, но вот в конце концов еще один удар подтвердил, что Черешня - за окном, по ту сторону.
Поговорить им удавалось редко. Строгие правила сватовства затрудняли встречи молодых людей - даже праздники, во время которых они могли видеться, были четко регламентированы. Но Цы с Черешней находили способы - скажем, шли на рынок в одно и то же время и там могли соприкоснуться руками под лотком с рыбой или хотя бы обменяться взглядами.
Цы вожделел ее. Он часто представлял, как прикасается к ее белоснежной коже, округлому лицу, полным бедрам. Он мечтал распеленать ее ступни - сокрытые всегда, даже в самые интимные моменты жизни. Цы представлял их себе маленькими и нежными, как у сестрицы Третьей. Ножки Черешни ее матушка забинтовала еще в младенческом возрасте, чтобы они были не хуже, чем у самых высокородных дам.
Стук дождя по крыше оторвал Цы от мечтаний, возвращая к ночи, в которую даже собаки не стали бы спать на улице. Лило так, будто духи разрушили небесные дамбы. Тьма и монотонный плеск капель время от времени взрывались вспышками молний. Никаких сомнений - то была худшая ночь в жизни Цы. Но он все равно не сдвинулся с места. Он предпочитал вымокнуть, как крыса, нежели вернуться домой и вновь столкнуться с необъяснимым гневом ослеплённого отца. Цы не знал, что ему делать. Он шепнул Черешне сквозь щелку, что любит ее, а она в ответ стукнула по окошку. Поговорить они не могли без риска перебудить родственников, но все равно юноша чувствовал хотя бы то, что любимая здесь, рядом. И он льнул к стене, готовый провести всю ночь под козырьком, в объятиях непогоды.
Прежде чем задремать, Цы снова вспомнил свой разговор с Премудрым мужем. Да, по сути, он только и думал что о его словах. Юноше хотелось верить, что предложение судьи, пусть и отнюдь не добрыми чувствами продиктованное, поможет Лу сохранить жизнь.
6
Цы спал, свернувшись калачиком под навесом у дома Черешни, когда посреди ночи совсем рядом грянул страшный громовой раскат. Ошеломленный юноша протирал глаза, толком еще не уразумев, что происходит, покуда громкие крики не заставили его взглянуть на дымное зарево, поднявшееся над северным краем деревни. Сердце юноши перестало биться. Ведь именно там был его дом! Не раздумывая ни мгновения, Цы бросился туда - и сразу застрял в толчее: соседи, словно потревоженные кроты, вылезали из своих нор. Отчаяние придало ему сил, он бросился вперед, расталкивая любопытных, все быстрее и быстрее, все пуще и пуще; страх гнал его вперед.
Чем ближе, тем сильнее дым наполнял его легкие сухим жжением, слюна превращалась в едкую густую грязь. Цы почти ослеп. Слышались вой, плач и стоны, какие-то смутные тени брели, как неприкаянные души. Потом он натолкнулся на парнишку, который стоял, пошатываясь, с пустым перепуганным взглядом. Это был соседский мальчик по имени Чун. Цы хотел схватить его за руку, чтобы расспросить о случившемся, но пальцы его встретили сочащийся кровью обрубок. А потом мальчик повалился, точно сломанная кукла, и испустил дух.
Цы перепрыгнул через труп и попал в месиво битой черепицы, бревен и каменного крошева, усыпавшее уличную грязь. Он все еще не видел своего дома. Жилище Чуна исчезло, будто его сровняло с землей чужеземное войско. Все было разрушено. Ничего не осталось.
А потом тело Цы сковал ужас.