- А как я выберу? - сердито огрызнулся сыщик. - Ты ведь тоже не господь, сам многого не понимаешь. А зовешь за собой людей! Если хочешь знать мое мнение, правды вообще нет и быть не может. Тем более одной на всех. Жизнь несправедлива, это верно. Но это ее вечное свойство, она другой никогда не будет.
- Есть правда, Лыков. И она за теми, кто кормит страну. За крестьянами.
- Нет. Мужики твои темные, забитые, суеверные, пьяницы и лодыри. Дай им водки вдоволь - никто не пойдет трудиться. Или еще есть кулаки-жомы . Где ты других видал?
Лыков почти выкрикнул эти слова, понимая, что несет ерунду.
- Люди грешные, да, - рассудительно ответил атаман. - Но эти пьяницы и лодыри тем не менее кормят таких, как ты. Все на мужике держится, не замечал?
- У тебя только кто пашет, тот и человек. А остальные холопами будут при крестьянах? Чем ты тогда лучше царя? Затеваешь то же общество с неравенством, лишь верх с низом местами поменяешь.
Колька-кун задумался, потом тряхнул головой:
- А вот не то же! У вас меньшинство правит большинством. А у меня наоборот будет.
- И меньшинство должно подчиниться или умереть?
- Зачем обязательно умереть? Пусть бегут в другую державу, если им у нас не понравится. Но в России должно быть царство трудящихся. Это справедливо.
- Царство? - съязвил Лыков. - А ты сам себя назначишь государем?
- Ну, не царство, а власть работающего человека. Земский собор созовем, и он решит, как державе управляться.
Коллежский советник вздохнул и вынул часы:
- Пора. Ну, что надумали, мужики? Жить или помирать?
Вшивобратия собралась вокруг стола, все смотрели на атамана. Тот поднялся и ободряюще хмыкнул:
- Помирать нам некогда, надо сначала революцию учинить. Ты иди, Алексей Николаич. Дай нам еще час. Мы тут посовещаемся без тебя и сообщим.
- Еще час? - недовольно проворчал коллежский советник. - Сколько можно воду толочь?
- А мы даже и не начинали, все тебя развлекали. Ты хотел мою программу узнать - я тебе ее изложил. А теперь будем о судьбе своей рядить. Ты ступай, ступай.
- У вас лишь наган и маузер на всю вшивобратию. Как сопротивляться будете?
- Ты про мой браунинг забыл, - поправил сыщика атаман, вынул из-за пояса оружие, показал его и убрал обратно. - И бомба имеется. Так что не тронь меня!
- Ну-ну, вояки… Ладно. Через час, если не сдадитесь, сами знаете, что будет. Кто не спрятался, я не виноват!
Алексей Николаевич вышел на крыльцо и обнаружил Азвестопуло. Тот обрадовался:
- Наконец-то. Я уж хотел…
- Штурмовать вшивобратию? Погоди, может, еще придется. Они попросили час на размышление. А теперь быстро уходим отсюда за угол.
Но штурма не случилось. Когда спустя час Лыков двинулся обратно в дом, чтобы узнать, что надумали мужики, там уже никого не было. Он пробежался по комнатам, выскочил в крохотный дворик. Увидел в заборе калитку, двинул по ней ногой и оказался за пределами части. Снаружи его поджидал пожилой городовой. Увидев коллежского советника, одетого по форме, он вытянулся:
- Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Алексей Николаевич почувствовал недоброе:
- Что, отпустил?
- Выходит, что так…
- Он сказал тебе: ты мужик, и я мужик, чего нам делить. Было дело?
- Так точно.
- Растяпа! Под суд пойдешь!
- Так точно!
Лыков оглянулся - рядом никого. Он торопливо сказал городовому:
- Заяви, что растерялся, когда на тебя с оружием налетели восемь человек.
- Как же я совру? - опешил служивый.
- А так! Или хочешь в тюрьме казенной баланды похлебать?
- Понял, ваше высокоблагородие… - пробормотал дядька неуверенно.
Сыщик вернулся к арестной команде, которая не решалась покинуть укрытия. Комиссаров выбежал навстречу:
- Ну, что они решили, Алексей Николаевич? У меня уже нервы сдают. Будет бой-то?
- Да там нет никого, Михаил Степанович. Ушла вшивобратия.
- Как ушла? Куда?
- А в заборе оказалась калитка, на плане не обозначенная. Видать, офицеры себе сделали, чтобы мимо караулов проходить. Вот через нее и ускользнули ребята.
Ротмистр схватился за голову:
- А полиция куда смотрела? Я же распорядился оцепить забор с той стороны.
- Колька-кун опять уболтал городового. И тот их выпустил.
- Дьявольщина! - заревел Комиссаров на весь плац. - Мать вашу так! Я первый раз за год мундир напялил, и для чего?
- Ну, можно дом обыскать, - предложил Лыков. - Вдруг что интересное найдем.
- Без меня, Алексей Николаевич, без меня.
На этих словах жандарм повернулся и пошел прочь. Обыск делали агенты во главе со старшим филером, но ничего стоящего не обнаружили. Лыков с помощником вернулись в департамент. Настроение у коллежского советника было отличное.
Глава 7
Вшивобратия распоясалась
Спустя два дня в кабинете Трепова состоялось очередное совещание. Присутствовали сам хозяин, его конфидент Рачковский, начальник ПОО Герасимов, начальник ПСП Филиппов, от Департамента полиции - директор Гарин, начальник Особого отдела Макаров и чиновник особых поручений Лыков.
Тон совещанию задал Трепов:
- Скажите, Алексей Николаевич, о чем вы два часа беседовали с Колькой-куном?
- Я хотел лучше понять его модель будущего.
- Как вы сказали? Модель будущего?
- Да. Какой он видит Россию завтра, что для этого готов сделать. Я надеялся, что злоумышленник выдаст мне свои планы.
- Ясно. Это вместо того, чтобы арестовать его со всей бандой, - ехидно вставил Рачковский.
- А пока вы там выведывали секреты, банда-то и сбежала, - добавил Трепов.
- Вовсе и не так, Дмитрий Федорович, - обиделся Гарин. - За арест отвечал ротмистр Комиссаров из охранного отделения. И местная полиция. Вот они и профукали. Не могли, видите ли, полковое хозяйство как следует изучить. Пока Лыков заговаривал бунтовщикам зубы, и надо было оцепить дом. А Комиссаров…
- Пусть, - примирительно сказал Рачковский. - Пусть вы правы. Чего теперь виноватых искать? Надо поймать злодеев наконец. Который уж раз они уходят из-под ареста?
- Со счету сбились, - вступил в разговор молчавший до сих пор Герасимов. - Но довести дело до конца надо… Предлагаю внедрить в окружение Куницына нашего агента.
- Вот это дело, - крякнул Рачковский. Макаров, наоборот, брезгливо поморщился. Товарищ министра заметил это и вспыхнул:
- Что такое, статский советник? Вам не нравятся методы?
- Точно так, ваше превосходительство, - спокойно ответил начальник Особого отдела. - В приличном обществе это называется провокация.
- Если вы чистоплюй, так может, надо сменить службу?
- Может быть. Я как раз думаю над этим.
Макаров был обеспеченный человек и легко мог не служить. Кроме того, по предыдущей своей деятельности он являлся законником. И много уделял внимание тому, чтобы чины Департамента полиции не злоупотребляли правом. Лыкова как розыскника это раздражало, но он понимал, что такие люди нужны в политической полиции. Вот в уголовной они мешают, а в политической бывают полезны.
Между чиновниками началась свара, но ее разом пресек Герасимов:
- Разрешите, ваше превосходительство, изложить свои соображения вам лично? Без скептиков и резонеров.
- А…
- Понадобятся еще господа Рачковский и Лыков. Остальные, как не имеющие прямого отношения к дознанию, могут уйти.
- Считаю целесообразным привлечь надворного советника Филиппова, он тоже участвует в дознании, - тут же вмешался Алексей Николаевич. Герасимов кивнул:
- Согласен.
Получалось, что лишние здесь только департаментские. Гарин с Макаровым удалились, причем последний под гневными взглядами диктатора оставался совершенно невозмутим. Вот молодец…
- Итак, Александр Васильевич, - уже спокойным голосом начал Трепов, - что именно вы надумали?
- Мое предложение основывается на тех важных деталях, которые нам сообщил господин Лыков.
- Важных? - удивился товарищ министра.
- Очень! Для розыска нет мелочей, ваше превосходительство. По словам коллежского советника, атаман банды доверяет лишь своим. То есть мужикам. А если еще они окажутся из одной с ним роты…
- Вы предлагаете внедрить к ним Жучкова? - удивился Алексей Николаевич.
- Нет, конечно. Второго, Галкина. Жучков хитер и тоже заражен революционными идеями. А Галкин простодушен. И ему нужны деньги, причем позарез.
- Даже позарез? - скривился Трепов. - Вам-то это откуда известно?
- Негласный агент по моему приказу сблизился с объектом. Тот собирается жениться на одной вдове. Нужны средства на обзаведение. Думаю, за сто рублей парень с удовольствием выдаст всю вшивобратию.
- Ну, дай бог, дай бог.
- А как Галкин отыщет Кольку-куна? - спросил Лыков.
- Опять же это следует из ваших сведений, Алексей Николаевич, - вежливо пояснил подполковник. - Вы перечислили всю банду пофамильно - отличная работа! В том числе упомянули Ивана Бубнова. Помните?
- Да, рыжий такой.
- Вот-вот. У этого Бубнова старший брат живет на Купоросной улице, в казарме Семянниковского завода.
- Интересно. Вокруг Куницына все из крестьян, кроме морячка. А тут брат-пролетарий. Ловко, Александр Васильевич.
- Надо поставить там засаду и взять всех разом, - предложил генерал. Остальные посмотрели на него с иронией.
- Что я не так сказал? - обиделся Трепов.
- Какая засада может быть в рабочей казарме, Дмитрий Федорович? - мягко возразил Рачковский. - Там ее поставим, и через полчаса вся улица будет знать.
- Ну, вам виднее.
- Но как ваш освед подойдет к старшему Бубнову? - не унимался сыщик. - Они ведь напрямую не знакомы?
- Нет, - ответил Герасимов. - Брат трудится литейщиком, хорошо, кстати, зарабатывает. Ходит по субботам в пивную на углу Прогонного переулка и Шлиссельбургского проспекта. Там Галкин к нему и подсядет, якобы узнать, как лучше на завод устроиться. Слово за слово, всплывет имя младшего брата. Освед скажет, что служили вместе и в плену томились бок о бок. Ну и…
Алексей Николаевич скептически покачал головой:
- Помню я этого Галкина, дурак дураком. А для шпионства ум нужен.
- Там ума потребуется на два разговора, - ответил жандарм. - На третьем мы всех возьмем.
Совещание у Трепова закончилось на той ноте, что "японцев" пора раскассировать. И то сказать, у генерал-губернатора Петербурга, командира корпуса жандармов и товарища министра внутренних дел, заведывающего полицией (столько должностей государь вручил Дмитрию Федоровичу), хватало дел и помимо Кольки-куна.
Лыков вернулся к себе расстроенный. Опять над вшивобратией сгущаются тучи. Герасимов подсылает к ним шпиона. Наивные мужики считают всех, кто сидел с ними в плену, своими и не заподозрят Галкина. В итоге и пропадут через собственную доверчивость. Как бы предупредить дураков? Сыщик уже давно понял, что хочет вшивобратии добра. Чтобы живы были, в каземат не попали. А как этого добиться? Алексей Николаевич видел лишь один путь: уговорить мужиков сбежать из страны. Хоть в Америку, хоть в Англию. Вон потемкинцы поселились в Румынии, все лучше, чем на Каре… Но, чтобы предупредить мужиков, надо сначала их найти. А выдать им секретного осведомителя - это не жест доброй воли, это уже измена. Если узнают, в лучшем случае выкинут со службы. А могут и самого в тюрьму посадить или в ссылку закатать. М-да, что же делать? Положение, как говорится, корявое. Измена пугала Лыкова, он был к этому не готов. Но как иначе спасти "японцев"? Черт бы их драл, революцию им подавай, чумазым…
Однако в последующие две недели отряд Кольки-куна громко заявил о себе. Сначала восемь человек напали на почтово-телеграфную контору в Гражданке. Приставили почтовику ко лбу пистолет и забрали тысячу рублей с мелочью. И еще марок на триста рублей прихватили. Ребята действовали по-солдатски сноровисто, да и по приметам походили на куницынских.
Полиция пыталась взять след. Сыщики обошли все мелочные лавки и в одной из них обнаружили украденные марки. Но хозяин божился, что впервые видел продавца. Явился бородач с клоком черных волос в седине - явно Сажин - и предложил купить. Цену назначил самую мизерную, вот жадность и подвела…
Пока люди Филиппова тянули пустышку, банда совершила еще одно нападение. На этот раз громили винную лавку на Девятой Рождественской улице. Налетчики совершенно не скрывались и на виду у всех выгребли из кассы наличность. Как потом выяснилось, пропало четыреста рублей. Мужики опять никого не тронули, работали аккуратно.
Лыков поехал на Офицерскую. Владимир Гаврилович развел руками:
- Дерзость необыкновенная. Они даже лиц не прятали.
- Снова "японцы"?
- Без сомнения.
Два сыщика стали размышлять вслух. Раньше ребята таились в казармах армейских частей. Тепло, сухо и за постой платить не надо. Мужики кормили и укрывали борцов за крестьянское дело бесплатно. Но из казарм банду выдавили, теперь они опасаются возвращаться туда: военное начальство настороже. Остаются дешевые номера, постоялые дворы и всякие притоны вроде Вяземской лавры. Но даже в лавре сейчас без паспорта не поселят. Времена, когда полиция боялась зайти в Стеклянный флигель, давно прошли. Еще предшественники Филиппова навели в этой клоаке порядок. Теперь в лавре раз в два-три дня делаются обходы. За поселение без прописки квартирохозяев безжалостно выкидывают вон из столицы с запрещением жить в Петербурге ближайшие пять лет. Значит, банде понадобятся документы.
Дойдя до этой мысли, Лыков испытывающе посмотрел на главного столичного сыщика. Тот понял, что скрывать бесполезно.
- Вы намекаете на Митьку Фая?
- Верно. Он ведь у вас на связи, так?
Надворный советник смутился. Нельзя выдавать посторонним лицам секретную агентуру. А Лыков хоть и сыщик, но служит в Департаменте полиции и, стало быть, посторонний.
- Ну…
- Владимир Гаврилович, некогда церемонии разводить. Меня ваши тайны не интересуют, важен результат. Получится у вас подставить Митьку "японцам"?
- Попробую. Но как вы узнали?
- Все просто. Человек столько лет липу фабрикует и до сих пор на свободе. Понятно, почему…
Фай на уголовном жаргоне означает "мошенник", а еще "нечестный картежник, шулер". Дмитрий Ромов начинал свою уголовную карьеру именно на этой стезе. Но однажды его поймали с краплеными картами и сильно побили. Так, что бедолага полгода не мог ходить. Встав снова на ноги, он решил сменить профессию. И начал изготавливать поддельные документы, благо руки ему не повредили, а они у парня оказались золотые. Митька сперва мобилизовал старика-гравера, научился у него, а затем выгнал дедушку и принялся работать сам. Липовые бумаги - ходовой товар, на него всегда спрос. Самое простое - фабриковать полугодовые виды с отметкой волостного старшины. Делается за полчаса, а цена такой бумажке - два рубля. Приезжие крестьяне в очередь стоят. Иначе им придется за свой счет возвращаться домой в деревню, чтобы продлить вид.
Есть бумаги более сложные, и стоят они намного дороже. Митька Фай мог сварганить дворянский бессрочный паспорт, который не надо продлевать - очень удобно. А мог и заграничный, с фотокарточкой и подписью градоначальника. С таким выпускали через Вержболово без задеру… Если требовалось срочно уносить ноги, громилы крупного калибра покупали такие паспорта за пятьсот рублей да еще благодарили.
Начав с малого, Фай постепенно подмял под себя весь "липовый" промысел. Документы до него делали только в трех местах: работа тонкая, требует умения и знаний полицейского дела. Митька одну фирму присоединил, вторую сжег руками налетчиков, а третью выдал сыскной полиции. И сделался монополистом: теперь все поддельные бумаги в столице шли через него. Разумеется, начальник ПСП не мог пройти мимо такого безобразия. Если Фай до сих пор при своем ремесле, значит, между ним и сыщиками есть уговор.
- Однако, Алексей Николаевич, - уважительно сказал надворный советник, - вы дока. Я и сам должен был подумать про Митьку. Но забегался и запамятовал. Срочно дам ему поручение, сегодня же.
- Восемь видов - большой заказ, - со значением поднял палец Лыков. - И средства у куницынских сейчас есть. Не удивлюсь, если бумаги им уже сделали. Если да, то на какие фамилии?
После такой договоренности сыщики расстались. Коллежский советник поехал на Мойку, 12. Каждый раз, когда он сюда входил, думал о насмешке судьбы. Несчастный Пушкин, небось, грозит с неба кулаком, видя такое непотребство…
Герасимов, как всегда, оказался на месте. Интересно, спит он тоже в кабинете? Говорили, что начальник ПОО живет на конспиративной квартире, адрес которой знает один-единственный человек. Причем это доверенное лицо подполковник привез с собой из Харькова, где прежде заведовал охранным отделением. Человек носит туда провизию, убирается, оставляет почту. И больше никому нет входа в засекреченное убежище. Еще Герасимов никогда не надевает мундир, а на те встречи, где его личность нельзя скрыть, приходит в гриме.
- Что нового, Алексей Николаевич? - спросил жандарм, не отрываясь от бумаг.
Лыков сел и рассказал о своей просьбе к Филиппову. Он взял за правило делиться с Герасимовым важными сведениями и вообще ходом дознания. Тот, как только убедился в открытости сыщика, стал отвечать взаимностью.
О Митьке Фае подполковник ничего не знал и на всякий случай записал его имя и фамилию. Одобрил идею сыщика и сказал:
- А мне вас пока побаловать нечем.
- Что, Галкин еще не подобрался к брату рыжего?
- Даже не начинал. Вы правы, наш вятич - большой тугодум. Мой человек учит его, учит, а толку на грош. Уйдет еще неделя, прежде чем агент сумеет связно завести разговор в пивной.
- За это время вшивобратия ограбит полгорода, - вздохнул сыщик.
- Я не понимаю, - подполковник раздраженно отбросил бумаги. - Вот ей-ей, не понимаю! На глазах десятков свидетелей они обчистили казенную винную лавку. И почту. А потом взяли и ушли, и никто не знает, куда? Я опрашивал зевак, они все вдруг разом поглупели. Не могу знать, не заметил, не помню - все ответы вот такие. Ни один не назвал точные приметы, и мы до сих пор не знаем, где банда квартирует. Восемь человек! У меня в отделении шестьсот негласных осведомителей. С утра до вечера нос по ветру. И ничего. Как это объяснить, Алексей Николаевич? Были бы это бомбисты, их давно бы уже заметили и сообщили. А тут?