Когда мы выбрались из подвала, грудь моя свистела и булькала, как чайник, и я еле-еле тащился по лестнице, шумно шаркая косолапой ногой. Скривившись от досады, я порадовался темноте. Но леди Марчмонт, повернув лицо в мою сторону, шагала на две ступеньки выше и, казалось, не замечала производимого мною шума. По дороге наверх она рассказывала о некоторых деталях службы ее отца у Рудольфа II, великого "императора-чародея", чей дворец в Праге был полон астрологов, алхимиков, причудливых изобретений - и книг, которых там были десятки тысяч. Сэр Амброз, утверждала она, сделал довольно много приобретений для этой императорской коллекции. Ибо где бы ни умирал какой-нибудь состоятельный дворянин или ученый в пределах империи, - от Тосканы на юге до Клеве на западе, и до Лужиц или Силезии на востоке, - ее отец отправлялся в путь по потрепанному лоскутному одеялу княжеств и прочих имперских вотчин, дабы приобрести для императора самые значительные и впечатляющие предметы из их наследства: картины, мраморные скульптуры, часы, драгоценные камни, новые открытия или изобретения в любой области и конечно же библиотеки, особенно если в них имелись тома по алхимии и другим оккультным наукам, к которым Рудольф относился с особой любовью. Из таких экспедиций, похвалилась она, ее отец редко возвращался разочарованным.
- Только за один год ему удалось договориться о покупке библиотек Бенедикта из Рихновы и австрийского дворянина Антона Шварца фон Штайнера. - Она перевела дух и повернулась ко мне. - Наверное, вы слышали об этих коллекциях?
Я отрицательно покачал головой. Мы достигли вершины лестницы. Покрытый плитками пол, казалось, раскачивался у меня под ногами, точно палуба идущего ко дну корабля. Леди Марчмонт распахнула передо мной дверь, и я проковылял вперед, следуя за собственной тенью. Бенедикт из Рихновы? Антон Шварц? Очевидно, я еще многого не знал в данной области.
- Каждая библиотека насчитывала более десяти тысяч томов, - доносился ее голос из полумрака за моей спиной. - Среди прочих сокровищ имелись алхимический трактат Рупесциссы и Роджер Бэкон в издании Фине. Кроме того, еще и манускрипты по астрологии Альбумазара и Сакробоско. Большинство книг отправились в Императорскую библиотеку в Вене, где их должен был внести в каталог Гуго Блотиус, Hofbibliothekar , но некоторые отвезли в Прагу на просмотр Его Превосходительству. Нелегкое дельце. Книги перевозили по горным дорогам и через богемские леса в специальных, запряженных мулами повозках и фургонах на рессорах - новым изобретением тех дней. Щелястые деревянные ящики с книгами законопачивали и смолили, точно корпуса военных кораблей, а потом еще заворачивали в два слоя пропитанной танином парусины. Наверное, потрясающее было зрелище. Такой караван занимал на дороге почти целую милю, причем все книги укладывались еще и в строго алфавитном порядке.
Ее голос отражался от невыразительных голых стен. Слова казались заученными, словно она рассказывала эту историю уже много раз. Я припомнил богатое собрание сочинений по оккультным наукам в библиотеке ее отца и подумал, не связаны ли здешние книги каким-то образом с коллекцией Бенедикта из Рихновы или Антона Шварца, а может, и самого "императора-чародея".
Мы шли теперь рядом, быстро проходя обратно по лабиринту коридоров, - насколько я представлял себе - в направлении библиотеки. Одно неизвестно, этим ли путем шли мы полчаса назад. Все слуги, даже Финеас, словно куда-то исчезли. Мне пришло в голову, что два человека или даже полдюжины людей могут спокойно жить в Понтифик-Холле, занимаясь своими делами, и целыми днями не встречаться друг с другом.
Внезапно ее рассказ прервался.
- Дорогой господин Инчболд…
Я хрипел и пыхтел из последних сил, стараясь не отставать от нее. А сейчас едва не столкнулся с ней, поскольку она вдруг остановилась посередине коридора.
- Дорогой господин Инчболд, я слишком долго пользовалась вашим добродушием. Должно быть, вы спрашиваете себя - зачем я рассказываю вам все эти вещи. Зачем показала библиотеку, описи, грамоты…
Я распрямился и обнаружил, что не моту поймать ее взгляд.
- Что ж, леди Марчмонт, должен признаться…
- О, прошу вас… - прервала она меня, подняв руку. - Алетия. Надеюсь, мы обойдемся без церемоний.
Ее просьба прозвучала скорее как приказ. Я молча согласился: с титулом или без него, она все равно выше меня по положению. Ведь титул - всего лишь слово и ничего не меняет.
- Алетия, - я произнес ее странное имя с осторожностью, как дегустатор, пробующий новое экзотическое блюдо.
Она пошла дальше, правда уже помедленнее, толстые подошвы ее ботинок шаркали по плиткам пола. Мы свернули налево, в другой, более длинный коридор.
- В сущности, мне хотелось, чтобы вы хоть немного представили себе, каким был когда-то Понтифик-Холл. Может быть, у вас уже сложилось определенное представление? Вообразите фрески, гобелены… - Легко и непринужденно, точно фокусник, она взмахивала рукой, показывая на голые стены и в глубину уходящего вдаль коридора. Тупо щурясь в темноте, я был не в состоянии ничего вообразить. - Но главное, - продолжала она понизив голос, - я хотела, чтобы вы поняли, каким человеком был мой отец.
Мы подошли к библиотеке, в которой уже царила полнейшая темнота. Прикосновение ее руки вновь заставило меня вздрогнуть. Поворачиваясь, я увидел в зрачках ее близко посаженных глаз два крошечных пляшущих огонька, порожденные светом лампы. Я нервно отвел взгляд. В данный момент сэр Амброз казался мне еще более невообразимым, чем его разграбленные владения.
- У меня нет мужа, нет детей, не осталось в живых никого из родственников. - Ее голос упал до шепота. - У меня почти ничего не осталось. Но я живу сейчас лишь одной мыслью, одной мечтой. Понимаете, господин Инчболд, я хочу вернуть Понтифик-Холлу его былое величие. Восстановить все в точности до малейших деталей. - Выпустив на свободу мое плечо, она вновь махнула рукой в темную, необитаемую пустоту. - Да, до малейших деталей, - повторила она с особым нажимом. - Мебель, картины, сады, оранжерею…
- И библиотеку, - закончил я, думая об испорченных и пылящихся на полу книгах.
- Да. И библиотеку тоже. - Она вновь схватилась за мое предплечье. Лампа раскачивалась, описывая короткие дуги. Наши тени колебались из стороны в сторону, точно танцоры. Здесь, в этом пустующем доме с его голыми стенами и обваливающейся штукатуркой, ее мечта казалась дикой и неосуществимой. - Все будет в точности таким, каким было при отце. И я сделаю это. Хотя понимаю, что мне придется нелегко.
- Да, - откликнулся я, надеясь, что в моем голосе прозвучит оттенок сочувствия. Я думал о расквартированных здесь полках, о разрушенном фасаде здания и огромной ветви плюща, что заползла в комнату через окно второго этажа… о той ужасающей общей картине разрухи, которую я увидел при въезде в поместье. Действительно нелегко.
- Буду с вами откровенной. - Она приподняла лампу, чтобы осветить наши лица. Пламя ее сейчас разгорелось ярче, но оно лишь сделало тени более глубокими. - Сложности с реставрацией дома будут возникать не только из-за многочисленных разрушений и не только из-за того, что я, скажем так, стеснена в средствах, как вы, впрочем, уже могли догадаться. Они будут возникать вдобавок и потому, что здесь замешана еще кое-чья корысть. - Она произнесла это нарочито небрежно, но глаза с расширенными зрачками, блестящие в темноте, как два обсидиана, смотрели напряженно и испытующе. - Да, еще кое-чьи интересы. Видите ли, господин Инчболд, я, как и мой отец, приобрела в этой жизни больше врагов, чем мне причиталось бы по справедливости. - Она сдавила мою руку до боли. - Вы поняли из нашей имущественной описи, что сэр Амброз был человеком огромного богатства.
Я послушно кивнул. На мгновение мне представились члены совета графства, бродившие по этому коридору и по всему остальному дому, по покоям, роскошное убранство которых могло соперничать с пещерой Аладдина; вот они, все четверо, оценивают вазы, часы, гобелены, секретеры и умопомрачительные драгоценности; их глаза раскрываются все шире; и очередной баснословной цены пункт добавляется в роскошную опись. А теперь все эти богатства исчезли.
- Богатство привлекает врагов, - сказала она, добавив тем же небрежным тоном: - Сэра Амброза убили. Как и лорда Марчмонта.
- Убили? - Мой вопрос гулко отозвался среди голых стен этого пустого коридора. - Но кто? Люди Кромвеля?
Она отрицательно покачала головой.
- Не могу с уверенностью сказать. Но у меня есть некоторые подозрения. А что произошло на самом деле, мне неизвестно. Я надеялась, что хранящиеся в гробу документы помогут мне разгадать эту загадку. И лорд Марчмонт рассчитывал, что сможет обнаружить кое-что, но… - Она вновь покачала головой и опустила глаза. Подняв их через мгновение, она, должно быть, увидела на моем лице выражение, истолкованное ею как беспокойство, и поспешила прибавить: - О, только не надо беспокоиться. Сейчас уже нет никакой опасности, господин Инчболд. Позвольте мне заверить вас в этом. Пожалуйста, поймите. Вы будете в полнейшей безопасности. Я вам это обещаю.
Ее настойчивые заверения посеяли в моей душе семена сомнений. Почему мне может грозить опасность? Однако времени подумать над этим у меня не осталось, поскольку леди Марчмонт выпустила мою руку и позвонила в колокольчик. Он прозвучал резко и жалобно, точно сигнал тревоги.
- Ничего не бойтесь, - сказала она, вновь поворачиваясь ко мне, когда утих этот звон. - Услуга, о которой я попрошу вас, будет достаточно проста. И из-за нее вы не подвергнетесь совсем никакой опасности.
Ага, подумал я. Наконец-то.
- Услуга?
- Да. - В конце коридора показался Финеас. Леди Марчмонт повернулась к нему лицом. - Однако я и так уже вас заговорила. Надеюсь, вы простите меня. Наши дела могут подождать до завтра. Сейчас вам нужно отдохнуть, господин Инчболд. Вы проделали очень дальний путь. Финеас? - Мрачное лицо лакея показалось в желтой световой дорожке масляной лампы, заправленной рыбьим жиром. - Пожалуйста, покажи господину Инчболду его спальню.
Следуя вверх по лестнице вслед за Финеасом, я думал: да уж, дальний путь я проделал. Даже сам не знал, насколько дальний.
На ночь меня разместили в спальне верхнего этажа, в одной из комнат, выходивших в просторный коридор, где через равные интервалы располагался ряд закрытых дверей. Предоставленная мне комната была большой, но, как я и думал, более чем скудно обставленной. Обстановка состояла из постели с соломенным тюфяком, трехногого табурета, пустого камина, украшенного спутанными гирляндами грязной паутины, и маленького стола, на котором лежали перо, книга и еще какие-то предметы. Я слишком устал, чтобы обращать на них внимание.
Я настолько устал, что какое-то время не мог даже двигаться. Тупо глядя в пустое пространство, я недвижимо стоял в центре комнаты. Мне подумалось, что сельские дома, мимо которых я проезжал по дороге к Крэмптон-Магна, были изнутри, должно быть, побогаче. На мгновение в воспоминании всплыла опись, запертая двумя этажами ниже в крохотном подвальном архиве; бесконечный перечень ковров, гобеленов, напольных часов и дубовых кресел с твердой резной спинкой. В былые времена обстановка этой комнаты - "Бархатной спальни", как Алетия назвала ее, - должно быть, выглядела впечатляюще; может, здесь спал даже сам сэр Амброз. И сейчас еще обнаруживались остатки прежней роскоши - выщербленное и облезшее резное украшение над камином или треугольный лоскут обивки с ворсистым рисунком в верхней части стены. Следы былого величия Понтифик-Холла. Для полуголодных пуритан в черных домотканых одеждах этот дом выглядел просто непристойно. А кому-то еще, очевидно, подсказал мотив для убийства.
Я медленно разделся. Финеас или кто-то из слуг принес сюда мой саквояж и поставил около этой убогой постели. Порывшись в нем и вытащив ночную рубашку, я натянул ее через голову. Затем, послюнив указательный и большой пальцы, я погасил сальную свечу, оставленную Финеасом на столе, и спустя мгновение в спальню через открытое окно хлынула лавина влажного ночного воздуха. Я закрыл глаза, и сон запечатал мои веки своей тяжелой печатью.
Глава 5
Издалека видна была венчающая гребень скалистого холма асимметричная диадема Пражского замка, возвышающегося над соломенными крышами Старого города за Влтавой. На рассвете его окна поблескивали в лучах утреннего солнца, а в сумерках тень его незаметно протягивалась к реке, словно гигантская рука, и медленно вползала в узкие улочки Старого города, вбирая в себя его шпили и площади. Изнутри же Пражский замок поражал еще больше: здесь было множество сводчатых проходов, соединяющих внутренние дворы, часовни и дворцы и даже несколько монастырей и таверн. Все замковые строения были окружены крепостными стенами, чьи очертания сверху напоминали гроб. В центре крепости высился собор Святого Витта, а к югу от этого собора находился Краловский дворец, где в 1620 году жили новые король и королева Богемии - Фридрих и Елизавета . В двух сотнях ярдов по прямой линии от Краловского дворца располагались так называемые Испанские залы, самые последние и замечательные постройки замка, но чтобы добраться до них, нужно пройти ряд внутренних дворов, затем миновать защищенный навесом источник, фонтан и сад. Эти залы находились в северо-западном углу, рядом со знаменитой Математической башней, что высилась на берегу крепостного рва. Их построили около пятидесяти лет назад, чтобы дать кров тысячам книг и прочим многочисленным сокровищам императора Рудольфа II, чью унылую бронзовую статую - с ястребиным носом и бородой, спускающейся к круглому плоеному воротнику, - воздвигли перед южным фасадом. К 1620 году Рудольф уже лет десять как почил с миром, но его сокровища продолжали здравствовать. Книги и рукописи, из числа самых драгоценных в Европе, хранились в библиотеке этих Испанских залов, а обязанности замкового библиотекаря исполнял в то время человек по имени Вилем Йерасек.
Вилему было лет тридцать пять; это был тихий и скромный мужчина, плохо обутый и неухоженный, в заплатанном платье, в очках, за линзами которых щурились и слезились его глаза. Несмотря на уговоры Иржи, его единственного слуги, он оставался безразличным к своему убогому внешнему виду. Равно ему были безразличны и дела внешнего мира, происходившие за стенами Испанских залов. Много событий произошло в Праге за годы его десятилетней работы в библиотеке, включая восстание 1619 года, когда пражские дворяне-протестанты сместили католического императора Фердинанда с трона Богемии. Но какими бы бурными ни были политические события, они не могли помешать научным изысканиями Вилема. Каждое утро он шаркающей походкой выходил из своего крошечного дома на Злате уличке и садился за свой заваленный бумагами стол ровно через семнадцать минут, в тот момент, когда многочисленные механические часы в Испанских залах отбивали восемь ударов. Каждый вечер, усталый и с покрасневшими глазами, он пробирался все той же шаркающей походкой обратно на Злату уличку , когда часы отбивали шесть ударов. За десять лет он, сколько известно, ни разу не отклонился с этой орбиты, пропустив рабочий день или опоздав хоть на минуту.
Должность Вилема, конечно же, требовала такой пунктуальности. Ибо все эти десять лет он, при содействии двух помощников, Отакара и Иштвана, описывал и определял на место каждый том из собрания Испанских залов. Труд огромный, нескончаемый и обреченный на провал, ведь Рудольф был ненасытным коллекционером. По одним только оккультным наукам он собрал тысячи книг. Целый зал был заполнен трудами по "священной алхимии", другой - книгами по магии, включая "Пикатрикс" , которую Рудольф использовал, чтобы околдовывать своих врагов. Но, словно и этой уймы книг было недостаточно, каждую неделю библиотека пополнялась сотнями новых томов, не считая множества атласов и альбомов с гравюрами, - и все это надо было описать и разместить на полках в анфиладе переполненных залов, где порой мог заблудиться даже сам Вилем. Ко всему прочему еще из Венской императорской библиотеки в Прагу теперь начали прибывать ящики с книгами, чтобы обезопасить их как от турок, так и от трансильванцев. Именно поэтому издание Корнелия Агриппы Magische Werke, лежавшее на столе Вилема в первое утро его работы в 1610 году, все так же лежало там и десять лет спустя, не описанное и не определенное на должное место, а захороненное еще глубже под растущими стопками книг.
Или таково, по крайней мере, было положение дел в библиотеке к весне 1620 года, когда наступила, казалось, пора передышки. После восстания против императора и коронации Фридриха и Елизаветы река поступающих книг уменьшилась до струйки. Несколько ящиков с книгами Фридриха прибыли прошедшей осенью из Гейдельберга, из главной библиотеки Пфальцграфства, и в большинстве своем они стояли нераспакованными, не говоря уже о каталогизации и размещении. Но другие источники - библиотеки мужских монастырей, поместья обанкротившихся или умерших дворян, - видимо, совсем пересохли. Прошел даже тревожный слух, что большинство ценных рукописей Фридрих собирается продать, дабы финансировать обносившуюся и плохо экипированную богемскую армию, готовясь, как утверждал другой слух, к грядущей войне с императором. Множество книг и рукописей предполагалось также отослать на хранение либо в Гейдельберг, либо, в случае сдачи Гейдельберга, в Лондон.
На хранение?… Трех библиотекарей Пражского замка озадачили такие разговоры. От чего нужно охранять книги? Или от кого? Они лишь пожимали плечами и продолжали работать, не в состоянии поверить, что их тихие повседневные труды могут нарушиться событиями столь глобальными и непостижимыми, как войны и свержения монархов. Если внешний мир, по скромным понятиям о нем Вилема, пребывал в беспорядке и смятении, то в этих залах, по крайней мере, преобладали прекрасный порядок и гармония. Но в 1620 году это изысканное спокойствие было нарушено навсегда, и для Вилема Йерасека, жившего затворником среди множества возлюбленных книг, первым предвестником надвигающегося несчастья стало очередное появление в Праге англичанина сэра Амброза Плессингтона.