Комиссар Его Величества - Дункан Кайл 6 стр.


– Только личному секретарю Владимира Ильича.

Часовой угрожающе придвинулся:

– Я сказал, давай сюда!

Я снова покачал головой.

– Неужто ты думаешь, – прохрипел детина, – что товарищ Ленин будет тратить свое драгоценное время (тут он окинул взглядом мой наряд) на всяких буржуйских почтальонов?

– Думаю, что товарищ Ленин очень рассердится, если не получит этого письма, – сказал я ровным голосом.

Бородатый злобно посмотрел на меня, явно не зная, как поступить. Повторный осмотр тоже затянулся, но в конце концов часовой кивнул и позволил мне пройти в арку.

– Иди в Кавалерский корпус и жди там.

Я прошел в ворота, по-прежнему таща с собой чемодан. Кавалерский корпус находился напротив Потешного дворца. Там меня снова остановили и спросили, зачем я явился. Я опять объяснил про письмо. После еще одной неприязненной паузы мне разрешили войти, и я оказался в начале длинного коридора. У стола сидел охранник, положив перед собой пистолет. Он не встал мне навстречу, ничего не спросил, не предложил сесть и не ответил, когда я к нему обратился. Поскольку мне так или иначе было велено ждать, я так и поступил: отвернулся от охранника и стал смотреть на икону, висевшую под потолком. Одно из достоинств, которые обретает молодой человек на военной службе, – это способность стоять безо всякого движения в течение длительного времени, не проявляя нетерпения и не нуждаясь в дополнительных развлечениях вроде журналов или газет. Поэтому я стоял себе по стойке "вольно", сложив руки за спиной, и рассматривал икону.

Не знаю, сколько времени прошло, но в конце концов я услышал быстрые шаги, и молодой голос спросил:

– У вас письмо к товарищу Ленину?

Обернувшись, я увидел молодого матроса, розовощекого и чисто выбритого.

– Вы секретарь товарища Ленина? – поинтересовался я.

– Нет, товарищ. Но я – помощник секретаря.

– Я передам пакет лишь личному секретарю товарища Ленина.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Матрос явно злился на незваного гостя, который пытается навязать ему свою волю. Я же полагал, что единственная возможность достичь поставленной цели – проявлять твердость. По коридору взад-вперед ходили люди, нося из кабинета в кабинет какие-то бумаги. Лицо одного из них показалось мне знакомым. Это был мужчина среднего роста в гимнастерке с копной вьющихся волос, козлиной бородкой и в пенсне.

– Это Троцкий? – спросил я.

– Не Троцкий, а товарищТроцкий, – ответил матрос, не оборачиваясь.

Мне снова было ведено ждать, и я углубился в созерцание иконы. Однако вид революционного вождя подействовал на меня. Я чувствовал себя, как в те минуты, когда видишь вдали вражеский корабль и понимаешь, что бой неизбежен. Вдруг до меня дошло, что здесь, в Кавалерском корпусе, я нахожусь в непосредственной близости от большевистской верхушки, которая так решительно и безжалостно захватила власть в стране несколько месяцев назад! Именно эти люди окончательно похоронили российскую монархию – династию Романовых, которая больше трехсот лет самодержавно правила самой большой страной мира. Сердце мое заколотилось еще сильнее, чем в Сент-Джеймсском дворце. Ведь король Георг, невзирая на свой величественный вид, был всего лишь конституционным монархом, а у большевиков в руках была реальная власть над всей Россией.

Снова шаги.

– Следуйте за мной.

Я пошел за матросом по длинному коридору. Наши каблуки гулко стучали по вымощенному плиткой полу. Коридор был узкий, и, когда впереди открывалась дверь и кто-нибудь выходил из кабинета, нам приходилось останавливаться.

Перед одним из кабинетов матрос обернулся и жестом велел мне войти. Я оказался в помещении, обставленном светлой мебелью скорее всего из карельской березы, что в этом древнем дворце смотрелось довольно странно. За письменным столом сидел мужчина в темном костюме, на носу – пенсне на длинной черной ленте.

– Вы должны передать письмо мне, – сказал он. – Хватит этих детских игр в таинственность!

– Вы секретарь товарища Ленина?

– Я? – Он вздохнул. – Допустим. – И повелительно протянул руку: – От кого письмо?

– От мистера Вильяма Кларка, служащего Британского музея в Лондоне.

Я достал пакет из внутреннего кармана пиджака и протянул мужчине.

– Не беспокойтесь, ваше письмо незамедлительно пойдет к товарищу...

Он не договорил, потому что в этот момент в дверях появился сам Ленин! Я не сразу его узнал, поскольку Ленин был обрит наголо и отсутствовала его всегдашняя знаменитая бородка. В таком виде его азиатское происхождение было явственнее, чем обычно.

Он взглянул на меня острым взглядом.

– От Кларка?

Я встал по стойке "смирно":

– Так точно, товарищ Ленин.

– А вы кто?

– Капитан Дайкстон, флот его величества.

Ленин весело рассмеялся:

– Так-так, значит, письма Кларка доставляют морские офицеры? Вы виделись с ним? Он здоров?

Я вспомнил жалкого старичка, писавшего под диктовку непреклонного Захарова. Он, конечно, казался очень старым и испуганным, но, по-моему, его здоровье опасений не вызывало.

– Так точно, он здоров.

– Отлично, отлично, – пробормотал Ленин, вскрывая пакет. – Чудесный человек. Кто знает, что бы со всеми нами было, начиная с Маркса, если бы не Кларк... – Тут Ленин вдруг посерьезнел и бросил на меня тяжелый взгляд исподлобья. – А где другой документ, о котором здесь сказано? У вас?

– Так точно, товарищ Ленин!

– Пойдемте со мной.

Я нащупал в кармане конверт с посланием Захарова и последовал за Лениным в его кабинет. Вождь большевиков подошел к письменному столу, встал в позу Творца Всего Сущего и протянул руку:

– Давайте.

На столе лежал нож для разрезания бумаг, но Ленин им не воспользовался. Он с явным нетерпением разорвал конверт и извлек из него листок плотной бумаги, захрустевший в его руках. Я не мог видеть, что там написано, а "товарищ Ленин" не стал посвящать меня в содержание письма. Я разглядел лишь, что на листке было всего лишь несколько рукописных строчек.

Ленин повысил голос:

– Товарищ секретарь!

Секретарь выглянул из приемной:

– Да, товарищ Ленин?

– Пожалуйста, попросите ко мне товарища Троцкого и товарища Свердлова.

– Хорошо, товарищ Ленин.

Чрезмерное злоупотребление словом "товарищ" показалось мне забавным, и я, должно быть, непроизвольно улыбнулся, потому что Ленин резко спросил меня:

– Вас что-то развеселило?

Я склонил голову:

– Прошу прощения, милостивый государь. Я просто не ожидал увидеть сразу так много знаменитых людей.

Ленин бросил на меня предостерегающий взгляд, и я решил, что больше улыбаться не буду. Надо сказать, что в последующие недели у меня и не было такой возможности.

Прошло не больше минуты, а вызванные уже явились. Я отметил для себя, что Ленин тут явно лицо № 1, хотя номинально главой Советского государства являлся Янкель Свердлов, да и у Троцкого власти было предостаточно. Тем не менее оба они примчались по зову Ленина как пара фокстерьеров. Ленин предложил им сесть, и они послушно опустились на стулья, глядя на него снизу вверх. Разве что хвостами не виляли.

– Этот человек привез нам письмо, – ткнул в мою сторону пальцем вождь. Внимательно посмотрел на Свердлова, на Троцкого, снова на Свердлова. – Он англичанин.

Те быстро взглянули в мою сторону и снова перевели глаза на Ленина.

– О чем письмо? – спросил Троцкий.

Ленин положил перед ними на стол бумагу. Вид у него при этом был весьма довольный, почти торжествующий.

– Компания "Викерс", – сказал он. – А также Захаров.

Троцкий повернул голову в мою сторону.

– Вы посланец Захарова?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, сэр, я всего лишь доставил письмо.

– Никаких "сэров". Называйте меня "гражданин".

Троцкий взял письмо, быстро прочел его и передал Свердлову. Пока третий из большевиков пробегал взглядом написанное, все молчали, хотя им явно не терпелось начать обсуждение. Через пару секунд Свердлов поднял глаза и тихо проговорил:

– Пятьдесят миллионов?

Казалось, он чрезвычайно удивлен.

В тот же миг Троцкий воскликнул:

– Но можно ли ему верить?

Ленин поджал губы, наклонил голову набок и, по-французски воздев руку ладонью вверх, спросил:

– Дар? В виде поставок вооружения? Да это стоит дороже, чем все они,вместе взятые!

Троцкий поморгал глазами и возразил:

– Но они-тодоверились Захарову, и что из этого вышло? Ничего они от него не получили. – В его голосе звучала горечь. – Россия заплатила "Викерсу". Захаров получил деньги. Мы же потом не получили ничего!

– На пятьдесят миллионов оружия, – напомнил Ленин, – Оно нам крайне необходимо, Лев Давыдович. Вчера в этой же самой комнате вы сами говорили, что без... – Тут он взглянул на меня и замолчал. – Выйдите и подождите снаружи. Я пошлю за вами.

Я сел на стул в приемной и стал размышлять, кто такие эти самые "они". Те, что доверились Захарову и каким-то образом отождествлялись со всей Россией. Еще мне, при всей моей наивности, показалось невероятным, что кто-то мог доверять такому субъекту, как Захаров. Я вспомнил его ястребиное лицо, пронизывающий взгляд. К такому человеку нужно относиться очень осторожно, стараться не вызвать его гнев, но доверять – ни в коем случае. Однако сам король, судя по всему, безгранично в него верит...

Из кабинета Ленина быстро вышел Свердлов. Не останавливаясь, он властно поманил меня пальцем и зашагал вперед по коридору. Я вскочил на ноги и последовал за ним. Свердлов впустил меня в свой кабинет, закрыл дверь и жестом велел садиться. Я опустился на стул так же послушно, как и он в кабинете у Ленина.

– Достаточно ли хорошо вы говорите по-русски? – спросил Свердлов.

– Совершенно свободно, – ответил я.

– Выговор у вас чистый?

– Я вырос в Перми, но по-русски говорю без провинциального акцента. Обычно меня принимают за петербуржца.

– За петроградца, – сварливо поправил он.

– Разумеется. Прошу извинить.

Свердлов кинул на меня сердитый взгляд:

– Кто вы по профессии?

– Я офицер Королевского флота.

– Значит, командовать людьми вы привыкли, так?

– Так точно.

Свердлов замолчал, все так же сурово глядя мне в лицо. Старый трюк, призванный смутить собеседника. Я попросту выпучил на него глаза и ждал. В конце концов он нарушил затянувшуюся паузу:

– Другие языки знаете?

– Немного по-французски, прилично по-немецки. Ну и, естественно, по-английски.

Свердлов кивнул.

– А с языком революции вы знакомы?

– Пока не очень, товарищ комиссар. Но общая терминология мне известна. Мне случалось читать и Маркса, и Энгельса, и товарища Ленина. Когда нужно, я учусь быстро.

– С этой учебой, уж поверьте моему совету, вам лучше поспешить. В Уральском Совете много горячих голов. Фамилия Яковлев вам что-нибудь говорит?

– Нет.

По лицу Свердлова промелькнуло нечто похожее на улыбку, в которой мне почудилось не то презрение, не то жалость.

– Привыкайте к этому имени – Василий Васильевич Яковлев. Завтра утром будьте здесь ровно в девять.

На следующее утро я узнал, почему мне так необходимо запомнить это имя – Яковлев. И еще я был назначен командиром отряда из ста пятидесяти кавалеристов".

* * *

– Он просто сумасшедший, – пробормотал Мэлори.

Поняв, что произнес эти слова вслух, сэр Хорейс поморщился. Разговор вслух с самим собой – явный признак размягчения мозгов. Но, ей-богу, он не единственный, кто тут выжил из ума. Поразительный тип этот Пилгрим. Прочел документ, который сэр Бэзил хотел во что бы то ни стало похоронить, выяснил что-то о самом Захарове, о короле, о Ленине, Свердлове, Троцком – и не придал этому ни малейшего значения! Проигнорировал даже то обстоятельство, что речь идет о поставке оружия на сумму в пятьдесят миллионов. Ничего себе "древняя история"!

Просто Пилгрим никогда не видел Захарова, этим все и объясняется. Он не знает, что Захаров всегда действовал безошибочно и наверняка. Зато сэр Хорейс был очень хорошо знаком с этим качеством своего бывшего патрона, и сейчас на него как бы дохнуло волей покойного магната через столько лет. Прошло полвека с тех пор, как сэр Бэзил сидел в этом кабинете, но Мэлори и сейчас ощущал его присутствие, исходившую от него силу и даже голос, произнесший: "Разберитесь в этом, это опасно". Ощущение опасности еще раньше угнездилось в сознании старого банкира и по мере развития событий все обострялось. Приказ покойного сэра Бэзила вновь и вновь звучал в мозгу Мэлори, пока он разглядывал маленький конверт, прикрепленный скрепкой к последней странице рукописи Дайкстона. Пилгрим распечатал конверт, прочитал лежавшую в нем бумагу и затем положил обратно.

Сэр Хорейс вновь раскрыл конверт.

Глава 3
Дом Четырех Вилок

Мэлори прошел по коридору, застланному ковром темно-бордового цвета, остановился возле кабинета Пилгрима, негромко постучал в дверь и вошел. Старший партнер, разговаривавший по телефону, взглянул на вошедшего и кивнул. Мэлори налил себе кофе из кофеварки и подошел к окну. Вскоре раздался звук опускаемой телефонной трубки, и Пилгрим спросил:

– В чем дело, Хорейс?

Мэлори обернулся. В руке он держал рукопись Дайкстона.

– Судя по всему, мы расходимся во мнениях относительно важности этого документа.

Пилгрим покачал головой.

– Нет, я понимаю, что это может оказаться очень важным. – Молодой человек невесело рассмеялся. – Пятьдесят тысяч ежегодно, да еще без всяких вопросов – это не шуточки. Просто я боюсь, что все это туфта.

– Что-что?

– Туфта, Хорейс. Этот парень, Дайкстон, явно из породы шутников. Он дает нам первую часть, потом заставляет гнаться за второй частью. Впереди целая гонка по пересеченной местности, мы на ней наверняка пупок надорвем. А в конце нас ждет пшик. Я просто уверен!

– А как же обещанная катастрофа?

Пилгрим откинулся в кресле.

– Не могу в это поверить. И объясню почему. Предположим, что этот самый Дайкстон имеет на нас зуб. Банк оставил без крова его мать-старушку или что-нибудь в этом роде. Несчастная вдовица умерла от холода и голода, поэтому он нас так ненавидит. Долгие годы Дайкстон сопел, пыхтел и разработал план мести. Теперь давайте посчитаем. В 1918 году он уже капитан-лейтенант. Стало быть, ему что-нибудь под тридцать. Сколько ему сейчас? Девяносто? Нет, скорее всего он мертв. Все-все они уже на том свете: и Дайкстон, и Ленин, и Захаров. Неужели вы думаете, что человек может пятьдесят лет вынашивать планы мести, не рассчитывая увидеть их осуществление?

– Судя по всему, Захаров отдал распоряжение делать выплаты без ограничения срока. По пятьдесят тысяч в год. Вы представляете себе, что такое в 1920 году была сумма в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов?

– Конечно. Это были сумасшедшие деньги. Очень может быть, что Дайкстон имел на Захарова серьезный компромат. Так или иначе, речь, несомненно, идет о шантаже. Но, Хорейс, вспомните, Захаров умер в 1936 году!:

– Очевидно, вы хотите сказать, что обида Дайкстона носила личный характер и была направлена исключительно против сэра Бэзила?

– А разве нет? Все это выглядит вполне лично. По персональному распоряжению Захарова банк ежегодно выплачивает деньги. Примечание старшего партнера запрещает подвергать выплаты сомнению, иначе, мол, разразится катастрофа. По-моему, речь идет об игре, в которую играли двое. Захаров проиграл, а мы должны платить. Причем платим мы скорее всего уже покойнику. Во всяком случае, первые страницы пыльной от времени рукописи не убедили меня в обратном. Послушайте, Хорейс, все это слишком мелодраматично, чтобы быть правдой!

Мэлори смотрел Пилгриму прямо в глаза.

– Нет, Лоренс, умерли не все участники тех событий.

– Кто же остался?

– "Хильярд и Клиф".

– Неужели вы думаете, что он может погубить наш банк? Откуда – из могилы?

Мэлори пожал плечами.

– Не знаю. Сэр Бэзил явно боялся какого-то катаклизма, а этот человек, уверяю вас, не был подвержен необоснованным страхам. Мы должны выяснить, в чем дело. И чем быстрее, тем лучше.

– Но вы ведь понимаете, Хорейс, что поиски будут стоить дорого. Скорее всего мы мало что найдем, а заплатим за это кучу денег.

– И все же не исключаю, что это обойдется нам дешевле, чем если мы вообще откажемся от поисков.

Пилгрим почесал подбородок. Он брился дважды в день, но и этого было недостаточно – снова проступила щетина.

– Хорейс, мы с вами оказались в очень странной ситуации. Раньше боссом здесь были вы. Теперь заправляю делами я. Мы добились определенной степени взаимопонимания. Вас не все устраивает в моих методах, а меня, возможно, не все устраивает в ваших. Тем не менее мы уживаемся. Думаю, даже извлекаем некоторую взаимную выгоду. Однако инстинкт говорит мне, что об этой истории надо раз и навсегда забыть, а денег больше не платить. Ваш инстинкт подсказывает вам обратное.

– И весьма громогласно!

– Причиной этому ваше тесное знакомство с Захаровым?

– Главным образом да.

Пилгрим по-прежнему скреб пальцами подбородок.

– Это-то меня больше всего и поражает. Мне говорили, что вы стреляный воробей. Я убедился, что так оно и есть. Вы не сентиментальны, обладаете огромным опытом и массой знаний. И все же покойник прямо гипнотизирует вас. В чем дело?

Мэлори улыбнулся:

– Просто я его знал. Я видел, как он работает. За всю свою жизнь он не выкинул на ветер ни единого гроша. Принять подобное решение – о ежегодной выплате пятидесяти тысяч фунтов стерлингов на неопределенный срок – сэр Бэзил мог только в безвыходной ситуации. Он наверняка делал все возможное и невозможное, чтобы выйти из этого положения. И тем не менее целых шестнадцать лет, до самой смерти Захарова, деньги аккуратно выплачивались. Уверяю вас, Лоренс: ни единого дня за эти шестнадцать лет не прошло без того, чтобы сэр Бэзил не ломал себе голову над этой задачей. Если выплаты продолжались, то лишь потому, что решение задачи он не нашел.

– Вы хотите сказать, что у нас нет выхода и теперь мы должны плясать под дудку Дайкстона?

– Полагаю, что именно так.

– Вне зависимости от того, куда нас это приведет и сколько это будет стоить?

Мэлори кивнул:

– Да, я так считаю. Вы можете называть старого Мэлори полоумным, но я буду настаивать на своем.

Сэр Хорейс смотрел на Пилгрима с некоторым беспокойством. Вдруг, во время этого разговора, ход мысли старшего партнера стал ему понятен. Пилгрим родился в Венгрии, после пятьдесят шестого года ребенком попал в Америку. Он был блестящим студентом, сделал ослепительную карьеру на Уолл-Стрит и теперь возглавлял международную банковскую компанию. Больше всего на свете Пилгрим боится показаться дураком.В этом ключ.

Назад Дальше