Голубой ангел - Овалов Лев Сергеевич 3 стр.


– Ладно, пусть будет по-вашему, – согласился Евлахов. – Вставлю описание двух забракованных моторов, вот все и получится как надо…

Он озабоченно расстался с Железновым, и на следующий день, когда Виктор явился в управление, со вздохом пожаловался:

– Задал мне ваш начальник задачку. Всю ночь сочинял, не умею хорошо врать. Что теперь с этим делать?

– Теперь с этим документом вы должны познакомить лишь тех сотрудников, которые так или иначе были осведомлены об изобретении, – сказал Виктор. – Пусть эта бумага пройдет тот же путь, какой прошла предыдущая записка.

Евлахов захмыкал.

– Машинистке это, конечно, нетрудно продемонстрировать. Но Белецкий меня прожектером назовет…

Он махнул рукой, но перед вечером вызвал к себе Иванова, поручил ему лично продиктовать документ машинистке Основской, и, получив затем документ в перепечатанном виде, Евлахов вызвал к себе Белецкого и Когана и познакомил их с содержанием записки.

Коган торопился домой и откровенно попросил Евлахова разрешить ему ознакомиться с документом утром и тогда уже высказать свое мнение, а Белецкий, прочитав записку и раз, и два, оставшись наедине с Евлаховым, изумленно покачал головой, указал на ошибки в цифрах и назвал записку необоснованной.

Виктора, зашедшего в кабинет, Евлахов встретил нелюбезно.

– Все сделал, как вы сказали, а какой в этом смысл – не понимаю, – сердито сказал он. – Что же дальше делать мне с этой филькиной грамотой?

– Наоборот, все в порядке, – бодро отозвался Виктор. – Теперь эта бумажка станет одной из улик…

Но, несмотря на свой уверенный тон, Виктор тоже мало верил в успех этого опыта.

Для того чтобы снять с документа копию или хотя бы списать цифры, требовались время и уединение. Иванов даже не зашел к себе в комнату, прошел прямо к машинистке, продиктовал ей документ и вернулся в кабинет к Евлахову. Машинистка даже не держала документ в руках, а использованную копировальную бумагу Иванов захватил с собой, – после того как стал известен случай, происшедший в одном из московских учреждений, где один чрезмерно любознательный иностранец скупал у малограмотных уборщиц бумажный мусор, в управлении был введен порядок, согласно которому черновики секретных документов и копировальная бумага от них сдавались в секретную часть для уничтожения. Белецкий и Коган тоже не выходили с документом из кабинета Евлахова.

Однако Пронин придавал большое значение тому, как эти люди проведут свой вечер.

Белецкий засиделся в кабинете до поздней ночи и прямо из управления поехал домой. Коган, наоборот, торопился и ушел раньше обычного. Оказалось, что еще неделю назад Коганом были куплены билеты в оперу. В театре Коган не отлучался от жены, вместе с которой зашел после спектакля в кафе выпить кофе. Иванов и Основская прямо со службы пошли домой и никуда больше не выходили.

Нет, ни грубоватый и малоразговорчивый Белецкий, ни увлекающийся и влюбленный в собственную жену Коган, ни аккуратный и озабоченный предстоящими зачетами Иванов, ни усталая и постоянно торопящаяся домой Основская не возбуждали в Викторе подозрений. Поведение всех этих людей было столь будничным, что время, прошедшее в наблюдении за ними, казалось Виктору потраченным впустую.

Поздней ночью, когда Москва погрузилась в сон, Виктор не удержался и по телефону доложил о результатах, или, вернее, как выразился он, о безрезультатности своих наблюдений Пронину.

– А наблюдение на ночь снято? – встревожился Пронин.

– Нет, оставлено, – сказал Виктор. – Хотя…

– Вот и правильно, что оставлено, – успокоился Пронин. – Утро вечера мудренее.

Но и утренние наблюдения не дали никаких результатов. Люди вели себя еще обычнее, чем ве­чером. За Белецким и Коганом пришли машины, Иванов дошел до службы пешком, а Основская доехала на трамвае. Домашние работницы пошли по рынкам и лавкам, дети побежали в школу, жена Когана отправилась к модистке заказывать себе шляпку, муж Основской зашел в парикмахерскую и тоже пошел на службу, а мать Иванова понесла в прачечную белье…

Действия всех этих людей терялись в бесконечных будничных делах и заботах, тысячи условных тропок скрещивались и расходились во все стороны, десятки людей встречались с десятками других людей, и за всеми этими людьми просто невозможно было уследить, подозрения и намеки тонули в сутолоке жизни, напоминая дымок, улетающий в небо и тонущий в облачной гуще.

6. Нашла коса на камень

Зайцева разбудил монотонный шорох, несшийся с улицы. Он спрыгнул с кровати и подошел к раскрытому окну. Дворники подметали площадь. С шелестом вылетала вода из шлангов, точно змеи, извивающиеся на мостовой. Народу на улице было еще мало, и дворники работали легко и спокойно. Зайцеву было как-то не по себе. Ему тоже захотелось поскорее взяться за работу, но было еще очень рано. Вероятно, в управлении еще только собирались уборщицы, и его просто не пустили бы в зал для заседаний, где специально для Зайцева поставили чертежный стол. Мысленно он мог представить себе каждую деталь своего мотора, но для того чтобы воспроизвести все их на кальке, требовалось время. Зайцеву не терпелось поскорее все вычертить, чтобы на какое-то время забыть и свое изобретение, и такой неудачный приезд в Москву, и непонятное исчезновение Сливинского. Ему говорили, что поиски его товарища продолжаются, но Зайцеву почему-то казалось, что с Володей Сливинским произошло несчастье и ему просто лишь не хотят об этом сказать.

Зайцев взял журнал, купленный накануне в газетном киоске. Он наскоро прочел стихи. Стихи ему не понравились. Он нехотя полистал страницы и вдруг начал читать. Это была статья академика Тарле об адмирале Нахимове. О Нахимове читать было очень интересно. Написана была статья умно и просто, и Зайцеву вдруг показалось, что в судьбе его и Нахимова есть что-то общее. Зайцев взглянул на часы. Было всего семь часов. Но в воздухе уже начинало парить, день обещал быть очень жарким. В небе висело какое-то городское солнце, тусклое и невеселое, точно запорошенное пылью. Зайцев позвонил горничной. Она пришла очень скоро. Должно быть, она сама недавно проснулась и еще не успела забегаться и устать и поэтому была очень приветлива. Веки у нее были еще опухшими от сна, и на выбившихся надо лбом волосах блестели капельки воды. Зайцев попросил принести ему чаю.

– Ой, еще рано! – воскликнула горничная нараспев, но чай все-таки принесла.

Зайцев напился чаю, почитал еще. Сделал на полях журнала несколько пометок. Ему не понравилась обреченность, которую так явственно ощущал в своей судьбе Нахимов. Но, поразмыслив, Зайцев понял адмирала и простил. Ему самому хотелось жить, жить очень долго, удивить мир черт-те знает чем… Он снова посмотрел на часы, было уже восемь.

В это время в дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Зайцев.

Лев Овалов - Голубой ангел

В комнату вошел незнакомый человек и быстро прикрыл за собой дверь.

Этот невзрачный человек решительно ничем не мог привлечь к себе внимание. Бесцветное лицо с белесыми волосами; туманные голубые глаза; длинный бледный нос; брови, росшие короткими рыжими пучками у самой переносицы; вежливая улыбка на бескровных губах. Одет он был в серое летнее пальтецо, на голову была напялена легкая серенькая кепочка, в руке он держал желтый чемоданчик.

– Вы меня вызывали, – уверенно сказал вошедший, приближаясь к Зайцеву.

И в это же самое время дверь номера без всякого стука и предупреждения неожиданно распахнулась, и в комнату даже не вбежал, а точно впрыгнул невысокий коренастый человек с раскрасневшимся лицом, в зеленоватом коверкотовом пальто нараспашку и в серой шляпе, сползшей у него на затылок.

– А я вас ищу по всем коридорам! – закричал вновь вошедший, приветливо протягивая Зайцеву руку. – Устал даже…

Он без приглашения плюхнулся в кресло и с облегчением принялся обтирать носовым платком потный лоб.

– Позвольте, – растерянно произнес Зайцев, обращаясь к обоим посетителям. – Я не совсем понимаю…

Посетитель с чемоданчиком как-то сразу стушевался, отступил назад к двери и виновато улыбнулся.

– Я подожду, у меня есть время, – торопливо сказал он, сгоняя с губ вежливую улыбочку и кивая на незнакомца в шляпе. – Пожалуйста! Разговаривайте с ними.

Но незнакомец в шляпе запыхтел еще громче и очень смешно и добродушно замахал руками и на Зайцева, и на посетителя с чемоданчиком.

– Нет уж, нет уж! Дайте отдышаться! – повелительно выкрикнул он. – Беседуйте. У меня, батенька, астма. У меня дело важное. Отпустите, отпустите его…

Он не кивнул на посетителя с чемоданчиком, не указал на него, но и Зайцев, и посетитель с чемоданчиком смирились и поняли, что переспорить им этого человека не удастся.

– Я парикмахер, – сказал первый посетитель. – Вы меня вызывали?

Зайцев растерянно покачал головой.

– Я? – переспросил он и сконфуженно улыбнулся. – Я бреюсь сам, – добавил он, как бы оправдываясь.

И уже увереннее повторил:

– Нет, я вас не вызывал.

– Назвали ваш номер, – обидчиво возразил парикмахер. – Ошибиться трудно. – Он оглянулся на дверь. – Вот так и ходишь зря.

– Но я ведь не вызывал вас, – виновато сказал Зайцев.

– А может, побреемся? – неуверенно предложил парикмахер.

И добавил:

– Чтоб зря не ходить?

Зайцев невольно провел рукой по щеке, но бриться ему в присутствии незнакомца в шляпе не хотелось, и он решительно отказался:

– Нет-нет. Вы справьтесь у горничной. Возможно, кто-нибудь вас давно дожидается…

Улыбка окончательно сползла с лица парикмахера, он недоверчиво покачал головой – точно сомневался в искренности Зайцева, пытливо взглянул на человека в шляпе и взялся за дверную ручку.

– Конечно… – пробормотал он и вышел в коридор, деликатно закрывая за собой дверь.

Зайцев повернулся ко второму посетителю.

– Надеюсь, вас-то я не вызывал? – с мягкой улыбкой спросил он незнакомца.

– О нет! – Незнакомец добродушно засмеялся и поправил на голове шляпу. – Ведь вы – Григорьев?

– Григорьев? – переспросил Зайцев, начиная уже раздражаться. – Какой еще Григорьев?

– Григорьев, из Тамбова, с письмом от Марьи Федоровны, – убежденно и ласково ответил не­знакомец, поддернул вверх рукав пиджака, взглянул на наручные часы и вдруг спохватился. – Ой, простите!

Он вскочил с кресла, прижал почему-то руку к сердцу и так же стремительно, как и появился, выбежал прочь, громко хлопнув дверью перед самым носом Зайцева.

Но Зайцеву визит этот показался достаточно странным. Все последнее время ему приходилось держаться настороже, и сейчас у него было такое ощущение, точно мимо его головы только что просвистела пуля. Он бросился к двери, хотел нагнать незнакомца, но этот астматик уже успел скрыться. Зайцев решил его все-таки догнать, но увидел шедшего по коридору Железнова и невольно остановился.

– Что с вами? – поинтересовался Виктор, глядя на встревоженного Зайцева.

– Да ерунда какая-то, – недовольно ответил Зайцев. – Приходят какие-то люди… Черт в них разберется!

– Какие люди? – спросил Виктор, и глаза его заблестели. – Быстро!

– Парикмахер, которого я не вызывал, – объяснил Зайцев. – Потом еще какой-то субъект. Какую-то Марью Федоровну спрашивал.

– Какие? Какие они из себя? – нетерпеливо закричал Виктор. – Да не тяните же!

Зайцев запнулся.

– Ну, знаете ли, это надо вспомнить. Я не писатель и не следователь…

Но Виктор уже схватил его за руку и повлек вслед за собой. Невольно заражаясь волнением Железнова, Зайцев тоже заторопился и побежал рядом с ним – и по коридору, и вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Ни парикмахера, ни незнакомца в шляпе нигде не было видно. Виктор и Зайцев пронеслись через вестибюль мимо удивленного портье, опередили бросившегося было к двери швейцара и выскочили на тротуар.

– Смотрите, смотрите, – приказал Виктор свистящим шепотом. – Видите вы их где-нибудь?

И Зайцев действительно увидел вдруг зеленоватое коверкотовое пальто.

– Вон! – крикнул он, указывая Виктору.

Парикмахер успел уже скрыться, но незнако­мец стоял еще по ту сторону площади и махал кому-то рукой. Виктор побежал к нему. Но в это время к незнакомцу подъехал автомобиль, и он почти на ходу сел в машину. Виктор оглянулся. На стоянке стояли такси, он бросился обратно.

– Скорей! – крикнул он шоферу, опускаясь на переднее сиденье и смотря вперед через стекло. – К углу! Не разворачивайтесь, я отвечаю перед милицией.

К счастью, постовой милиционер вообще не заметил нарушения правил уличного движения, и автомобиль с незнакомцем не успел скрыться из виду.

Впрочем, машина двигалась медленно, точно незнакомец в шляпе никуда не спешил и ни от кого не пытался скрыться. Виктору приходилось даже сдерживать шофера такси, не видевшего смысла в медленном продвижении.

Они проехали вдоль одной улицы, вдоль другой, вдоль третьей…

Наконец, преследуемый автомобиль остановился, незнакомец в шляпе выскочил из машины, пересек тротуар и скрылся за какой-то дверью.

Виктор толкнул шофера. Тот рванул машину, и минуту спустя они поравнялись с преследуемым автомобилем. Это тоже было такси. Виктор сунул шоферу деньги и подошел к другой машине.

– Кого вы привезли? – спросил он шофера. Тот недоумевающе на него посмотрел. Вик­тор понял, что шофер ничего не знает.

Виктор взглянул на дверь, за которой скрылся незнакомец. Это была парикмахерская. И вдруг в его памяти мелькнула мысль о том, что именно в эту парикмахерскую заходил вчера муж Основской. Виктор вошел в парикмахерскую и взглянул на вешалку. Коверкотовое пальто там не висело. Он вошел в мужской зал. Незнакомца там не было. Виктор вернулся к швейцару.

– Куда прошел человек в зеленом пальто? – спросил он швейцара.

– Не проходили-с, – любезно ответил швей­цар.

– В зеленоватом пальто? – переспросил Вик­тор.

– Никто не проходили-с, – повторил швейцар. Виктор бросился в служебные помещения.

Там сидели уборщицы.

– Здесь прошел кто-нибудь? – спросил он.

– Да отсюда и ходу нет, – лениво ответила одна из уборщиц.

Виктор заглянул в другой зал. На него сердито прикрикнули:

– Гражданин, здесь дамы…

Незнакомца в зеленоватом коверкотовом пальто не было нигде.

7. Перемена квартиры

Это была одновременно и удача, и неудача. Неудача заключалась в том, что преступника Вик­тор упустил, а в том, что это был преступник, Виктор не сомневался. Удача заключалась в том, что в своих поисках он вторично попал в одно и то же место. В случайные совпадения Виктор не верил, и сразу мысленно связал несколько рассыпанных звеньев одной цепи: перепечатку документа, в котором говорилось о дальнейшей работе Зайцева; посещение Основским парикмахерской; появление парикмахера в гостинице…

В голове Виктора ясно рисовалась картина всего происшедшего: Основская сообщила мужу содержание документа, он известил об этом кого-то, кто прячется под личиной парикмахера, и этот человек явился сегодня утром к Зайцеву для того, чтобы убить его так же, как до этого был убит Сливинский. Эти люди любили чистую работу! Они не только похитили важнейшее изобретение, они хотели помешать его восстановлению.

Смущало Виктора появление незнакомца в зеленоватом пальто. Но, поразмыслив, Виктор и тут нашел объяснение. Изобретение было слишком выдающимся, чтобы за ним одновременно не пытались охотиться разведки враждебных друг другу капиталистических держав. Может быть, только потому, что нашла коса на камень, Зай­цев остался сегодня утром в живых!

Виктор понял, что совершил оплошность, и почувствовал себя виноватым. Ему отчетливо вспомнились наставления Пронина, и он с особой остротой почувствовал, какая громадная ответственность возложена сейчас на него. Раскрыть преступление – найти чертежи и поймать преступника – было для него делом чести. Но не менее важным делом было обеспечить Зайцеву безопасность. Самая большая трудность заключалась в том, что Зайцева нельзя было спрятать, он должен был находиться на виду у тех, кто за ним охотился. Только при этом условии можно было надеяться задержать преступников, и в то же время Виктор понимал, что он ни на секунду не смеет рисковать жизнью Зайцева.

Виктор вернулся в гостиницу. Шел уже десятый час. Зайцев собирался в управление.

– Ну что? – спросил Зайцев. Виктор невесело покачал головой.

– Ничего.

– Не догнали?

– Нет.

Они помолчали.

– Ну я пойду, – сказал Зайцев.

– Знаете что? – вдруг решительно остановил его Виктор. – Вам понятно, что произошло утром?

– Да, я догадываюсь. Продолжается история с чертежами?

– Безусловно. Вы хотите, чтобы они были найдены? – спросил Виктор.

– Конечно, хочу. Но чертежи я могу восстановить. Я гораздо больше хочу, чтобы нашли Сливинского.

– А вы смелый человек? – спросил вдруг Вик­тор.

– Во всяком случае, не очень трусливый, – ответил Зайцев. – А что?

– Так вот, если вы нетрусливый, я прошу вас в течение ближайших дней во всем меня слушаться, – сказал Виктор.

– Говорите, – коротко произнес Зайцев. – Что я должен делать?

– Притвориться трусливым, – предложил Виктор. – Не оставаться одному. И нигде не бывать, не предупредив меня, поселиться там, где вам предложит товарищ Евлахов. И больше ничего не делать.

– А чертежи? – спросил Зайцев.

– Чертежи вы должны восстанавливать, кто об этом говорит, – сказал Виктор. – А теперь я вас провожу.

Они пешком дошли до управления, и Зайцев направился в зал для заседаний к своим чертежам, а Виктор пошел к Евлахову рассказать об утреннем происшествии.

– Да вы понимаете, что это такое? – взволновался Евлахов. – Мы немедленно переселим Зайцева за город, в закрытый санаторий, пусть там живет и работает, и никто об этом не будет знать.

– А я вас попрошу этого не делать, – мягко возразил Виктор. – Так мы ничего не найдем, и мотор наш будет стоять на вражеских самоле­тах…

– Поймите, жизнь этого мальчика дороже многих заводов, – перебил его Евлахов.

– Товарищ Евлахов, за жизнь Зайцева я отвечаю своей жизнью, – тихо и внятно сказал Вик­тор. – Мы его переселим, но не в санаторий.

– Вы поселите его у себя? – догадался Евла­хов.

– Нет. Вызовите Основскую, вашу машинистку, и попросите ее приютить Зайцева, – посоветовал Виктор. – У нее отдельная квартира, живет она только с мужем и ребенком, ей нетрудно будет уступить на месяц одну комнату. Попросите ее. Объясните, что Зайцев восстанавливает чертежи, что в гостинице ему жить рискованно, что вы ей доверяете и просите на время устроить Зайцева.

– Что ж, Основская хорошая женщина, – согласился Евлахов. – Не понимаю только, зачем стеснять людей. Хотите, я устрою его у себя?

– Нет, не хочу, – твердо сказал Виктор. – Поверьте, ему у Основской будет лучше.

– Вижу, у вас какие-то особые соображения… – Евлахов поморщился. – Но если вы думаете, что так будет лучше, я поступлю по-вашему.

– Разумеется, предложите ей денег, – продолжал Виктор. – Оплатите комнату. Это никогда не помешает.

– Дело не в оплате, – сказал Евлахов. – А если она откажется?

Назад Дальше