Она поблагодарила и повесила трубку. Она не стала расспрашивать о подробностях случившегося. У нее будет достаточно времени для этого. Я был плохо знаком с Эллен – я видел ее лишь несколько раз, – но ее нельзя было назвать наивной. Это я точно мог сказать. И она прекрасно понимала, что рано или поздно с Джимом могло случиться подобное.
Затем я позвонил к себе в офис. Было уже довольно поздно – почти семь вечера. Я знал, что моя секретарша, Глэдис Фортунато, уже ушла с работы. Глэдис была исполнительной девушкой, но только до пяти часов вечера. После этого ее мысли уже не были связаны с детективным агентством А-1, и кто мог ее винить за это?
Однако Луи Сапперстейн должен был быть на месте. В течение дня он изучал кредитоспособность клиентов Скоки-банка и сейчас наверняка остался на работе, чтобы просмотреть кое-какие бумаги. Но чтобы он подошел к телефону, мне нужно было достаточно долго и настойчиво названивать...
– А-1, – послышался наконец в трубке голос Луи. У него был мягкий баритон. Настоящий Бинг Кросби, только без его вокального таланта.
– Это твой босс, – сказал я.
– И ты рад лишний раз заявить об этом, – ответил он.
Он всегда реагировал подобным образом, когда я напоминал ему, кто среди нас был начальником. В начале 30-х годов он был моим боссом – в отделе полиции по борьбе с карманными кражами; тогда я был только начинающим полицейским сыщиком. Луи сейчас было где-то около шестидесяти лет, он носил очки в черепаховой оправе, но по-прежнему оставался в хорошей форме, а профессионализма ему было не занимать.
– Бросай все, – сказал я ему. – Сегодня ночью тебе придется поработать.
– За это ты мне и платишь? Шестьдесят часов в неделю я не потяну. Ладно, выкладывай, что у тебя?
– Они всерьез взялись за Джима Рэйгена. Луи, они стреляли по нашим машинам.
– Сволочи! Где? Как это случилось?
Я кратко ввел его в курс дела.
– А сейчас я бы хотел, чтобы ты... – начал я.
– Не теряй времени, – ответил Сапперстейн. – Ты хочешь, чтобы я отправился на квартиру к Биллу Тендлару в районе Норт Вест Сайд и выяснил, действительно ли он болен.
Тендлар был моим сотрудником, который сказался больным и которого я подменил; именно его карабином мне пришлось воспользоваться (а, вернее, не пришлось).
– Если он не болен, – сказал я, – то скоро станет больным.
– А если болен, – добавил Сапперстейн, – то ему станет еще хуже.
– Ты все правильно понял. Уолт не мог сделать этого. Он вместе со мной был под пулями.
– А как насчет того водителя грузовика с ипподрома, которому Рэйген дал день отдыха?
– Его я тоже хочу немного прощупать. Может быть, ты попросишь Ричи сделать это. Однако чутье мне подсказывает, что это Тендлар. Из тех, кто работает у меня, его я знаю хуже всех.
– Он тоже служил в отделе по борьбе с кражами, – сказал Луи, – но уже после того, как мы оттуда ушли. Правда, у меня с ним есть общие приятели. Он пришел к нам по рекомендации.
– Иуда тоже до поры до времени был предан Иисусу. Это карабин Тендлара дал осечку, из-за чего я чуть не отправился на тот свет. Найди его. Сядь на него. Мне он нужен.
– Я достану его тебе, если он еще в городе. – И Луи повесил трубку.
Затем я набрал номер детективного бюро в Центральном полицейском участке и попросил лейтенанта Друри.
С Биллом Друри я был также знаком по отделу по борьбе с карманными кражами, но, в отличие от нас, он продолжал там работать. Совсем недавно он был в звании полицейского капитана в участке Таун-Холл. Затем его и еще нескольких честных полицейских сняли с работы за то, что они якобы смотрели сквозь пальцы на существование букмекерских контор на своем участке.
– Друри слушает, – послышался голос в трубке.
– С возвращением, – сказал я ему.
Он засмеялся:
– Я как раз думал, когда ты позвонишь поздравить меня.
– Хорошо, дай мне шанс. Они восстановили тебя на прежней работе в пятницу. И это твой первый день работы на старом месте.
– Конечно, не самый удачный вариант, – сказал он, – но это лучше, чем болтаться безработным.
– Ты с которого часа на службе?
– С пяти часов. Ты откуда звонишь? Почему бы тебе не заскочить ко мне на чашечку кофе?
– Я звоню из Майкл Риз. Если ты приедешь сюда, то я предложу тебе больше, чем чашку кофе.
– Да?
И я рассказал ему, очень кратко, о том, как была обстреляна машина Рэйгена на перекрестке Стейт-стрит и Першинг-стрит.
– Гузик, – сказал Друри. В его голосе слышались торжествующие нотки.
– Возможно. Но запомни: на сей раз я не хочу оставить это все на полдороге, не доведенным до конца...
– Ты уже был сегодня на полдороге, посреди Стейт-стрит, вступив в перестрелку с двумя молодчиками, – и тебе хочется пойти еще дальше?
– Да, хочется. Приезжай сюда, если можешь.
– А почему бы и нет?
Я присоединился к Уолту в кабинете экстренной помощи, где лежал сейчас Рэйген. Он был все еще без сознания, с бледным как полотно, лицом, но уже перевязан. Рядом с ним находился молодой светловолосый врач и средних лет медицинская сестра-негритянка. Они положили его на каталку и повезли из кабинета в коридор, к лифту. Одновременно медсестра вливала ему в вену плазму. Мы последовали за ними. Они вкатили каталку в лифт, и врач, повернувшись ко мне, спросил:
– Вы кто?
– Я его телохранитель. Хочу надеяться, что вы сделаете свою работу лучше, чем я сделал свою.
С этими словами я протиснулся в лифт, а следом за мной и Уолт.
– Вам нельзя его сопровождать.
– Не беспокойтесь, – ответил я. Лифт работал без лифтера, и я вежливо спросил медсестру: – Какой этаж?
– Второй, – ответила та, покосившись на врача. Я нажал кнопку, и лифт стал подниматься. Мы с Уолтом сидели в конце узкого темного коридора, рядом с дверью, ведущей в операционную, и распространявшийся вокруг запах дезинфектора постоянно напоминал нам о том, где мы находимся. Спустя десять минут после того, как Рэйгена ввезли в операционную, в коридоре показались двое полицейских и детективов из местного полицейского участка. Детектив, сержант Блэйн, был мужчиной лет сорока, с большим животом и глуповатыми глазками на круглом, таком же глуповатом лице. Он сдвинул свою шляпу с круглой плоской тульей на затылок, как бы давая понять, что хочет получше изучить нас. Хорошее дело. Я и слыхом не слыхал о нем, а он, оказывается, знал, кто я.
– Геллер, – сказал он с кривой улыбкой, отчего его толстые щеки раздулись еще больше. – Ты тот парень, который однажды вместе с Витти выступил против своих братьев-полицейских.
– Не напоминай мне об этом, а то я расплачусь, – ответил я.
Он презрительно ухмыльнулся:
– Никто не любит копов, которые предают своих же.
– Эй, это было двенадцать или тринадцать лет тому назад. И потом, они не были копами – те двое парней из Вест Сайда, нанятые мэром Сермаком в качестве телохранителей, о'кей? Может, поговорим о деле? К примеру о том, кто лежит за этой дверью на операционном столе с простреленной грудью? Или тебе все еще хочется поболтать на отвлеченные темы?
Он посмотрел на меня так, как будто хотел сплюнуть. Возможно, он это и сделал бы, но пол больницы выглядел слишком чистым. Вместо этого он поставил двух полицейских охранять вход в операционную, вытащил маленькую записную книжку, помусолил карандаш и стал задавать вопросы. Я знал, что рано или поздно нам все равно придется подробно рассказать о случившемся в официальной обстановке, и я стал отвечать на его вопросы. Нам ничего больше не оставалось делать.
– Где этот карабин, который не стреляет? – наконец поинтересовался он. Это фактически был первый вопрос по существу после пяти минут совершенно бессмысленного разговора.
– В багажнике, – ответил я и бросил ему ключи от машины. – Ты заберешь машину для осмотра. Не так ли?
– Да, конечно, – ответил он таким тоном, как будто сам об этом думал. Он спрятал свою записную книжку и ключи от "Линкольна". – Я полагаю, приятели, вам придется добираться до дома своим ходом.
– Мы отсюда не собираемся уходить, – сказал я. – Мы работаем на Рэйгена.
– О да, я забыл, – ухмыльнулся он. – Вы охраняете его.
– Именно так. И мы будем здесь, или кто-нибудь из моего агентства будет находиться в больнице, пока Рэйген или члены его семьи не отпустят нас восвояси.
– Послушай, дружище! – Блэйн сделал жест указательным пальцем. – Ты сейчас пойдешь отсюда прямиком домой. – Он направил большой палец в сторону полицейских. – Не мешай копам делать свою работу.
– Делай свою работу, – сказал я. – Если, конечно, знаешь как!
Его глупые глазки сузились. Он попытался, в свою очередь, уязвить меня какой-нибудь колкостью, но в этот момент на его плечо легла рука.
– Я думаю, тебе лучше пойти связаться со своим участком и передать им информацию, – сказал Билл Друри. – А я займусь всем остальным.
Друри не был великаном. Но его широкие плечи и крепкое телосложение придавали его облику значительность и силу. В отличие от Блэйна, у него были глаза интеллектуала. Он носил короткую стрижку, и волосы были аккуратно зачесаны назад. Добавьте к этому портрету крупный, правильной формы нос и волевой подбородок. Как обычно, Друри был одет с иголочки – в своей темно-синей тройке, из нагрудного кармана выглядывал кончик белоснежного носового платка. Галстук у него был светло-голубого цвета с желтым блестящим рисунком. Его, наверное, можно было назвать самым элегантным полицейским в Чикаго.
Блэйн, который был такого же роста, как и Билли, казался на его фоне лилипутом. Возможно, он и сам ощущал себя подавленным мощью и силой Друри. Глотнув воздух, он сказал:
– Да, лейтенант. Мне следует не откладывая передать полученную информацию. Вы правы насчет этого. – И он потрусил по коридору к лифту.
Друри подмигнул мне и кивнул Уолту. На коричневом костюме Уолта были видны пятна крови Рэйгена. Такие же пятна были и на моем костюме.
Уолт, извинившись, вышел покурить. Друри отослал одного из полицейских в конец коридора охранять запасной выход у пожарной лестницы, другому же дал распоряжение занять пост у лифта.
– Нат, ты меня удивляешь, – сказал Друри. – Ты, кажется, клялся, что никогда не будешь иметь дела с гангстерами, а сам взялся охранять парня, которого никак не назовешь невинным агнцем. Что заставило тебя, большого босса, делать подобную работу?
Я улыбнулся в ответ на его сарказм и ничего не ответил. Я хотел, чтобы Луи успел взять Тендлара раньше, чем я посвящу полицейских во все детали происшедшего, в том числе и Билла Друри, являвшего собой приятное и редкое исключение из полицейской братии.
– Никто другой не подходил для этой работы, – объяснил я.
Это не было ложью. Хотя, конечно, это была и не вся правда. Билл скрестил руки и прислонился к кирпичной стене.
– Я получил ордер на арест Гузика и Серителлы. А также на Мюррея Хамфрейса, Джо Баттарса и Хими "Глубокой Глотки".
– Счастье Мангано, что он уже отправился на тот свет, а то ты добился бы ордера и на его арест.
– Я позаботился бы и о нем, – сказал Друри, приподняв бровь.
– Эти парни, кажется, получают удовольствие, когда их притаскивают на допрос.
– Но не в такой степени, в какой я люблю задавать им вопросы.
Билл ненавидел молодчиков из Синдиката. Это началось еще в начале 30-х годов, когда он только-только пришел на работу. В отличие от большинства чикагских копов, Друри оказался в полиции не благодаря связям с каким-нибудь сенатором, подкупленным Синдикатом, членом городского совета или же судьей. Он добился этого сам – сдав на "отлично" вступительные экзамены в полицейскую школу. Не последнюю роль, безусловно, сыграло и его боксерское прошлое: он был в свое время обладателем звания "Золотые перчатки". Кроме того, его брат Джон был репортером в "Дейли ньюс" и способствовал росту престижа полицейского департамента в глазах общественности.
В начале своей карьеры Билл по наивности пытался обращаться с парнями из Синдиката как с рядовыми гангстерами. Где бы он ни встречал их, даже если это происходило в каком-нибудь солидном заведении, где они обедали со своими женами и детьми, он заставлял их вставать лицом к стене и начинал обыскивать как обычных уголовников. Эти парни в конце концов вынуждены были поинтересоваться, за что они платят деньги полицейскому начальству, и вскоре Биллу запретили покидать полицейский участок во время своего дежурства.
Поэтому ему пришлось совершать свои рейды в свободное от дежурства время, прохаживаясь по центральным оживленным улицам Чикаго. В один из таких дней ему в руки попался сам Гузик. Это произошло на Стейт-стрит; на глазах у публики, которая, посмеиваясь и отпуская шуточки, наблюдала за происходившим. Гузик возмущенно шипел, плевался, топал ногами, поливал Билла нецензурной бранью, но тот невозмутимо продолжал обыскивать его, приговаривая:
– Еще два слова, Джейк, и я сделаю из тебя отбивную, еще две фразы, и я вынужден буду отвезти тебя в участок, чтобы ты там посидел и успокоился.
После этого Гузик отправился к судье, и тот предписал Друри не унижать больше чести и достоинства "примерного гражданина", каковым был назван "Грязный Палец".
Но даже после этого Билл не выпускал из поля своего зрения все, что имело отношение к Синдикату, и в особенности к Гузику.
– Ты видел, кто это сделал, Нат?
– Я видел лишь неясные силуэты с винтовками в руках. Они были в белых спортивных рубашках, видимо в теннисках. Я заметил, что руки, державшие оружие, были оголены. Ты бы не мог отправить туда опытного детектива, чтобы он смог собрать свидетельские показания?
Друри слегка улыбнулся:
– Я уже послал чернокожего копа, чтобы он опросил очевидцев.
– Прекрасно. Кто это?
– "Пит-Двухстволка".
– Дьявол, он не опрашивать их будет, а перестреляет всех, кто попадется под его горячую руку. Друри рассмеялся:
– Во всяком случае, они не станут утаивать от него информацию. Мой нос чует, Нат, что за всем этим стоит Гузик.
– Это запах дезинфектора, Билл.
– Если этот твой маленький пройдоха выкарабкается, – Друри кивнул на дверь операционной, – то Гузик будет в наших руках.
– Почему ты уверен, что Джим будет сотрудничать с тобой?
– Больше чем уверен. Он уже обращался в прокуратуру штата с соответствующим заявлением.
– Когда, черт возьми, он это сделал? Друри пожал плечами:
– В мае или в апреле. Сразу после того, как он увидел, что его преследует автомобиль, и был вынужден спасаться в полицейском участке в Морган-Парке.
– Он никогда не говорил мне об этом. И что он там написал?
– Ничего особенного. Там почти сто страниц, и в основном речь идет о Капоне.
– Капоне! Капоне – это древность. Капоне давно лишился рассудка. Кого он сегодня интересует?
– Да, откровенно говоря, в его заявлении мало чего можно почерпнуть. Он много рассказывает о шайке Капоне, не называя конкретных имен. Его обращение в прокуратуру – это, на мой взгляд, скорее его реакция на их попытку убрать его.
– Иначе говоря, это своего рода предупреждение Синдикату?
Друри кивнул:
– Я тоже так думаю. Ведь свое заявление он положил на стол именно прокурору Краули, а не кому-нибудь другому.
– А Краули?
– А Краули является близким другом Джорджа Брибера, который, в свою очередь, тесно связан с Гузиком. Он предупредил их, чтобы они не пытались его преследовать, – сказал убежденно Друри. – Но они тем не менее предприняли еще одну попытку. Не так ли? И, насколько понимаю, неудачную.
– Надеюсь, – ответил я. – Хотя Джим ранен довольно серьезно.
– Ты сказал, что в основном у него пострадала рука.
– Пули попали ему также в грудь. Не забывай, он все-таки не в юношеском возрасте.
Двери операционной распахнулись, и в них появился врач, в забрызганном кровью халате. Он снял с лица повязку и сказал:
– Кто из вас, джентльмены, представляет семью Рэйгенов?
– Полагаю, что я, – ответил я. – Я работаю на него. Я звонил его жене – она должна быть здесь с минуты на минуту, если уже не ждет внизу.
Врач тяжело вздохнул. Видно было, что ему пришлось потрудиться.
Он сказал:
– Нам пока похвастаться нечем. Мы лишь остановили кровотечение и сделали переливание крови. Вся работа еще впереди. Он может лишиться руки. У него раздроблена ключица. Он останется инвалидом. Могу вам сказать об этом прямо.
– Но он будет жить, доктор? – спросил Друри.
– Раны его достаточно серьезны, джентльмены. Но они не смертельны.
После этих слов врач попрощался, быстрым шагом пошел по коридору и скрылся за углом.
Друри с улыбкой взглянул на меня.
– Твое беспокойство о здоровье Рэйгена тронуло меня до глубины души, – сказал я.
Друри тихо засмеялся и сказал:
– Настоящие дела только начинаются.
Глава 4
Рэйген находился в операционной около двух часов. Друри ушел по своим делам, обещав прислать нескольких наиболее надежных полицейских. Я отправил Уолта домой и остался один. Примерно в полдевятого вечера появились копы, присланные Друри. Их было трое; он сказал им, что места дежурства должен буду определять им я. Теперь мне предстояло решить, куда их поставить. Я оставил двух из них с собой, у дверей операционной, а третьему дал указание нести вахту снаружи, обращая особое внимание на прилегающие переулки.
Через некоторое время ко мне подошел главный врач, доктор Герман Сискин. Это был мужчина средних лет, плотного телосложения, с черными с проседью волосами и такого же цвета усами. На нем был хорошо сшитый темно-серый костюм и голубой полосатый шелковый галстук.
– Мистер Геллер, – сказал он, протягивая руку, – насколько я понимаю, вы отвечаете за безопасность мистера Рэйгена.
– Именно так.
– Факты таковы. Раны мистера Рэйгена обширны и глубоки. Ему уже сделали пять переливаний крови, ввели пенициллин. Мы пока не знаем, удастся спасти его правую руку или нет. Все-таки возраст, да и крови он потерял много. Потом еще последствия шока... В общем, скажу так: здесь, в Майкл Риз, он пробудет достаточно долго.
– Я догадываюсь.
– Мы уже приготовили для мистера Рэйгена отдельную палату, – сказал он, показывая на одну из дверей в коридоре, – и мы готовы удовлетворить все его и ваши требования.
– Спасибо. Но давайте для начала переместим его в палату несколькими этажами выше.
– Для чего?
– В окно второго этажа можно легко бросить бомбу.
Глаза главного врача расширились.
– Может быть, будет лучше, если мы его разместим вообще за пределами главного здания? – Затем, словно пытаясь убедить нас обоих, что он беспокоился не за свою больницу, а за безопасность пациента, добавил: – В таком месте, которое недоступно для обычных посетителей. Как насчет палаты в отдельном крыле? Там легче было бы поддерживать меры безопасности. Он кивком головы показал вдоль коридора налево. – Я предлагаю Мейер Хаус – его предпочитают пациенты ранга мистера Рэйгена. Это крыло соединяется с главным зданием специальной галереей.
– О'кей, – сказал я. – Давайте взглянем.