– Когда он вернется, вы купите ему еще столько же, не так ли?
Линдберг застенчиво улыбнулся.
– Я его избалую.
– Ну и правильно, – сказал я, опускаясь на колени перед сундуком. – Этот сундук не был отодвинут от окна?
– Нет.
– А этот чемодан?
– Нет.
– На чемодане и сундуке не было грязи или царапин?
– Нет.
– Где находился этот игрушечный кролик?
– Там, где вы его видите. Он всегда тут стоял.
Я встал.
– Толщина стены дома полтора фута, а наружный подоконник имеет почти такую же ширину. Тому, кто поднялся по лестнице, нужно было преодолеть расстояние в три фута, чтобы проникнуть в эту комнату. Он умудрился преодолеть это расстояние и не оставить грязи, не сдвинуть с места сундук, не сбить с него чемодан и игрушку, не поднять шума... звучит очень неправдоподобно.
Линдберг молчал.
Я открыл окно и ощутил порыв холодного ветра. Ставни не закрывались.
– Ставни на других окнах такие же кривые, как эти?
– Нет.
– Должно быть, они знали об этом, – сказал я, безуспешно пытаясь закрыть ставни.
– Внизу нашли стамеску, – сказал Линдберг. – Видимо, они собирались взламывать ставни. Им просто повезло, что они выбрали это окно.
– Я не знаю, для чего еще могла предназначаться эта стамеска, если не для того чтобы заставить кого-то предположить то, что сейчас предположили вы. Это окно не было взломано, не так ли?
– Да. Оно не было закрыто. Мы запираем ставни, но не окна.
– Но это окно находится прямо над незанавешенным окном вашего кабинета. Похитители, если бы они не знали о сломанных ставнях, скорее полезли бы в детскую через балконную дверь над черным ходом.
– Теперь вы рассуждаете, как Шварцкопф, – сказал Линдберг.
Прекрасно, – сказал я. – Значит, он рассуждает, как коп.
– Значит, вы остаетесь при своем мнении. Вы убеждены, что похищение совершено "своими".
– Я не высказываю своего мнения. Я просто не хочу торопиться с выводами. Самая опасная и самая частая ошибка для следователя – это делать поспешные выводы о том, кто и что стоит за преступлением. В вашей библиотеке я заметил несколько монографий и научных книг.
– Да.
– В науке, если вы начнете исследование, будучи убежденным в правильности того, что вам еще предстоит доказать, результат скорее всего будет плачевным, не так ли? Потому что вы будете искать только те факты, которые доказывают вашу точку зрения.
Линдберг кивнул.
Я подошел к нему. Он по-прежнему стоял в дверях.
– Вы не хотите думать, что тут могут быть замешаны ваши слуги, не так ли? Вы им доверяете. Вы хорошо к ним относитесь.
– Я нанял их, – сказал он.
В этом-то, конечно, и состояла суть проблемы: если это сделал кто-то из прислуги, то в конечном счете ответственность ложилась на Линди. Разумеется, ему не хотелось, чтобы дело обстояло именно так.
– В науке, – сказал я, – истина иногда причиняет боль. Вы бы не пожелали, чтобы врач вам лгал, не так ли?
– Конечно, нет.
– Тогда я не буду вам лгать. Не буду я и заискивать перед вами, а буду откровенно говорить то, что считаю верным.
Некоторое время, показавшееся мне вечностью, лицо его оставалось непроницаемым. Я решил, что переступил грань дозволенного с Линди, и внутренне уже приготовился к возвращению в Чикаго, что было куда более приятной альтернативой, чем оставаться здесь в качестве жалкого подхалима.
Но возвращаться мне не пришлось, поскольку Линдберг вдруг улыбнулся широко и непринужденно.
– Вы не против, если я буду называть вас Нейтом?
– Сочту за честь, – ответил я серьезно. – А мне можно называть вас как-то иначе, чем "полковник", потому что когда я произношу это слово, ко мне поворачиваются восемь голов.
Он негромко рассмеялся и протянул мне руку, словно мы только что познакомились.
– Друзья называют меня Слимом. Я буду признателен, если вы будете называть меня так, хотя бы в более или менее узком кругу.
Мы легко и раскрепощенно пожали друг другу руки.
– О'кей... Слим, – решился я, желая проверить, как получится. – Когда будет нужно, я буду обращаться к вам более официально.
– Благодарю.
Мы начали спускаться по лестнице, на которой нас встретил Шварцкопф, своей дурацкой формой похожий на швейцара в гостинице.
– Полковник, – сказал он, – агенты Айри и Уилсон ожидают встречи с вами.
Глава 5
Элмер Айри и Фрэнк Уилсон ждали в кабинете Линдберга. Они не сели и стояли, держа шляпы в руках, все в черном, словно владельцы похоронного бюро.
Айри и Уилсон были типичными представителями правоохранительных органов, и галстуки разного цвета не делали их менее похожими: обоим было за сорок, оба в темных круглых очках, как у Роберта Вулси из комедийной труппы Уилера и Вулси, у обоих мрачные физиономии, квадратные челюсти, темные волосы, оттопыренные уши – они были одинаковыми, как пара носков.
Айри был старшим: он был руководителем группы разведки Налогового управления. Чтобы различить их, нужно было посмотреть им на головы: Уилсон был лысоват и числился при Айри старшим агентом.
Увидев меня, они обменялись невыразительными взглядами, но в этой невыразительности было более чем достаточно презрения.
Айри шагнул вперед и, чуть скривив в улыбке губы, протянул Линдбергу руку и сказал:
– Большая честь встретиться с вами, полковник. Жаль, что мы не познакомились с вами при других обстоятельствах. Это агент Уилсон.
Уилсон подошел и пожал руку Линдбергу со словами:
– Для меня большая честь познакомиться с вами, полковник.
Линдберг предложил им сесть, и когда Брекинридж положил трубку, занял свое место за столом. Брекинридж, словно фельдмаршал, стал сзади и слева от него. Мы со Шварцкопфом сели сбоку.
Айри положил шляпу на колени и обвел кабинет взглядом, ясно давая понять, что в нем слишком много бесполезных наблюдателей.
– Я думаю, полковник, – сказал он вкрадчивым голосом, – что нам может потребоваться некоторая конфиденциальность.
Линдберг посмотрел налево, потом на Айри и простодушно сказал:
– Дверь закрыта.
Уилсон проговорил с нетерпением:
– Полковник, нам действительно нужно поговорить с вами с глазу на глаз.
На лице Линдберга появилась несколько усталая улыбка.
– Джентльмены, мне трудно выразить, как я рад и благодарен вам, что вы пожертвовали воскресеньем, чтобы приехать сюда. Нам крайне необходимы ваши помощь и совет. Но люди в этой комнате являются моими ближайшими советниками.
Кто – я?
– Полковник Брекинридж – мой адвокат и один из самых близких моих друзей, – продолжал он. – Полковник Шварцкопф возглавляет полицию штата, и этот вопрос находится в его юрисдикции.
Айри сказал:
– При всем нашем уважении к полковнику Шварцкопфу, в методах, используемых полицией штата, имели место многочисленные недостатки.
– Неужели? – с презрительной холодностью проговорил Шварцкопф. – Например, какие?
– Ваш специалист по дактилоскопированию, – сказал Айри, повернувшись к нахмуренному Шварцкопфу, – не сумел обнаружить скрытых отпечатков на письме с предложением заплатить выкуп, на конверте, на лестнице, на стамеске, на окне, на кроватке и на игрушках ребенка.
– Пришлось прислать человека со стороны, – вмешался Уилсон, – чтобы он попытался еще раз... и он обнаружил массу всяких отпечатков, помимо отпечатков пальцев ваших полицейских. На одной лестнице обнаружилось от тридцати до сорока отпечатков.
– Вы отослали эти отпечатки в Вашингтон? – спросил Айри Шварцкопфа. – В ФБР есть огромная коллекция отпечатков пальцев известных преступников.
– Это дело не относится к федеральной юрисдикции, – холодно ответил Шварцкопф.
Самовлюбленные кретины. Жизнь ребенка находится под угрозой, а они здесь права качают.
– Полковник Шварцкопф остается, джентльмены, – сказал Линдберг. – Вы можете не соглашаться с его методами, но он в конце концов несет ответственность за это дело.
Старшим здесь является все-таки Линдберг, подумал я.
– А как насчет Геллера? – вяло проговорил Уилсон.
Эти чинуши из министерства финансов немного знали меня. Я принимал небольшое участие в их расследовании по делу Капоне в Чикаго. Они принимали небольшое участие в процессе над Джеком Линглом.
Линдберг кивнул мне и сдержанно улыбнулся.
– Детектив Геллер представляет здесь Чикагское полицейское управление.
Айри сохранил бесстрастное выражение; на каменном лице Уилсона появилась улыбка.
– Полковник Линдберг, – сказал Уилсон, – первым выводом, к которому мы пришли с группой разведки, взявшись за дело Капоне, было то, что не следует полагаться на чикагскую полицию.
Айри бросил на Уилсона быстрый пронзительный взгляд.
– Агент Уилсон хочет сказать, – пояснил он, что это дело не относится к компетенции чикагской полиции.
Уилсон хотел сказать совсем другое.
– Не является оно и делом федеральной юрисдикции, – упорствовал Шварцкопф.
– Полковник Линдберг, – сказал я, вставая, – я с радостью выйду отсюда.
– Не надо, Нейт, – сказал Линдберг, жестом попросив меня снова сесть. – Пожалуйста, останьтесь.
Услышав, что Линдберг назвал меня по имени, Айри и Уилсон удивленно переглянулись, а Шварцкопф выпучил глаза не хуже, чем знаменитый Эдди Кантор.
– Детектива Геллера, – сказал Линдберг, – очень хорошо рекомендует один ваш коллега.
– Элиот Несс, – сказал Уилсон с едва заметной ухмылкой.
– Да, – сказал Линдберг.
– Я полагаю, через Геллера Элиот входит в контакт с полицией, – сказал Айри. – Это так, Геллер?
– Это так, Элмер.
Айри, который смотрел в сторону, когда обращался ко мне, теперь повернул голову. Глаза цвета вороненой стали сурово посмотрели на меня, хотя лицо его оставалось спокойным.
– Геллер, вы недостаточно хорошо меня знаете, чтобы звать по имени.
– Приношу свои извинения, мистер Айри. Но раз уж вы заговорили об этом, то вы тоже могли бы прибавлять слово "мистер" к моей фамилии.
На лице Линдберга на мгновение появилась легкая улыбка.
Айри кивнул.
– Вы правильно меня поняли, мистер Геллер. – Он снова повернулся к Линдбергу. – Я не хочу, чтобы мы начинали наше знакомство с отрицательных впечатлений, полковник. Хотя я не желаю быть слишком требовательным, я был бы неискренен, если бы не сказал, что обеспокоен присутствием здесь таких сомнительных личностей, как...
Я подумал, что он назовет мою фамилию, но он не сделал этого.
– ...Моррис... Микки Роснер.
– Я прекрасно понимаю это, мистер Айри, – сказал Линдберг. – Но надеюсь, и вы понимаете, джентльмены, что я использую все возможные средства, чтобы мой сын благополучно вернулся домой.
Уилсон подался вперед на стуле и стал медленно вертеть свою шляпу, словно она была баранкой автомобиля.
– Полковник, согласно сообщениям в газетах, Роснер решил воспользоваться услугами еще двух представителей преступного мира...
– Салваторе Спитале, – прочитал Айри в маленькой записной книжке, – и Ирвинг Битц. – Он поднял глаза от книжки. – Владельцы заведения, нелегально торгующего спиртным, на 48-й стрит в Нью-Йорке.
Линдберг кивнул:
– И всем троим я уже дал деньги на расходы. Джентльмены, я заметил ваше неодобрение и благодарен вам, что вы выражаете его столь сдержанно. Не одни вы отрицательно отнеслись к этому.
Шварцкопф кашлянул и вставил:
– Полковник считает, что позволив преступному миру узнать, что мы пригласили его представителей быть нашими посредниками, мы тем самым способствуем началу переговоров с похитителями. Лично я разделяю ваши опасения, мистер Айри, мистер Уилсон... Но я присоединяюсь к пожеланиям полковника.
Ну вот, он опять отнесся к полковнику как к своему боссу. По крайней мере, Айри и Уилсон знали, что старшим здесь является полицейский.
– Я попросил вас приехать, мистер Айри, – сказал Линдберг, – потому что считаю, что мне следует поговорить с компетентными людьми о предложении Капоне.
Айри мрачно кивнул:
– Завтра вы еще больше узнаете об этом предложении. Нам стало известно, что сегодня утром у Капоне взял интервью Артур Брисбейн, который специально для этого прибыл в Чикаго.
Брисбейн из газеты "Нью-Йорк Джорнел" был самым высокооплачиваемым редактором и обозревателем у издателя Херста; это был полный самомнения интеллектуал, чьи сенсационные статьи о предложении Капоне обещали еще больше воспламенить и так возбужденную этим похищением общественность.
– Завтра утром статья Брисбейна появится во всех крупнейших газетах страны. Все примутся уговаривать вас принять предложение этого бандита.
Линдберг откинулся на спинку стула и стал внимательно смотреть на Айри и Уилсона, как если бы они были инеем, образовавшимся на крыле его моноплана.
– Что вы думаете по этому поводу, джентльмены?
– Мы думаем, это блеф, – уверенно заявил Уилсон, меняя положение на стуле. – Мы считаем, что не следует обращать на него внимания.
Айри сказал, выбирая слова:
– Мне неприятно это говорить, полковник... но Капоне не знает, у кого ребенок. Он просто отчаянно пытается выбраться из тюрьмы.
– Нам известно, что он думает, – добавил Уилсон, – или говорит, что думает, что похищение совершил бывший член его банды.
– Боб Конрой, – сказал я.
Все головы повернулись ко мне.
– Детектив Геллер сказал правду? – спросил Линдберг, сузив глаза. – Этот Конрой тот человек, который, по утверждению Капоне, похитил моего сына?
Айри медленно кивнул. Уилсон тоже закивал, но уже быстро: на каждый кивок Айри пришлось два Уилсона.
Айри сказал:
– Наше предварительное расследование показало, что в ночь, когда произошло похищение, Конрой находился в ста пятидесяти милях отсюда.
– Извините, – сказал я. – Вы уже разговаривали с Конроем?
– Нет, – ответил Айри, не глядя на меня. – В Нью-Йорке у нас есть агенты, которые занимаются расследованием. Два свидетеля алиби показали, что Конрой находился в Нью-Хейвене, штат Коннектикут.
– Что ж, – сказал я. – Нью-Хейвен – это не луна. Для хорошей машины сто пятьдесят миль в наше время не расстояние.
– Конечно. Мы собираемся, – сказал Айри с нетерпением в голосе, – найти Конроя и поговорить с ним... Но он не совершал этого.
Лицо Линдберга потемнело. Он сказал:
– Стоит ли начинать расследование с такого предположения? Мне как-то сказали, что самая большая ошибка детектива – это принимать поспешное решение о том, кто и что стоит за преступлением.
Айри и Уилсон заерзали на стульях; движения их были идеально скоординированы, как у танцовщиц. Я улыбнулся.
– Вы правы, полковник, – сказал Линдбергу Айри. – Мы сосредоточим наше внимание на Конрое, найдем его и поговорим с ним. Однако мы не считаем это основной версией... потому что полагаем, что Капоне неискренен.
– Полковник, – сказал Уилсон. – Знаменитый Большой Аль хочет выйти из тюрьмы.
Куда вы, ребята, его засадили, и вы проклянете себя, если позволите этому ублюдку выйти на свободу даже ради того, чтобы спасти жизнь ребенка.
Линдберг посмотрел на меня своими ввалившимися глазами:
– Что вы думаете, Нейт?
– О Капоне? Возможно, это обман. Но я думаю, нам не следует на этой начальной стадии расследования исключать возможность, что Капоне сам организовал это похищение.
– Абсурд, – сказал Уилсон.
Однако Айри сохранял молчание.
Я пояснил:
– Вы сами сказали, что он отчаянно пытается выбраться из тюрьмы. Он не менее знаменитая личность, чем полковник Линдберг. Какую другую мишень ему выбрать, если не человека, который в определенном смысле является одним из немногих в этой стране людей его уровня? К тому же можно ли сомневаться, что этот человек способен на все, если прекрасный праздник, День святого Валентина, он навечно превратил в памяти людей в нечто ужасное?
– Вы думаете, – сказал Линдберг, сверля меня взглядом, от которого мне стало не по себе, – что Капоне действительно может знать, где мой мальчик? Потому он и хочет "раскрыть" преступление, которое совершил сам или которое совершили другие?
– Это не исключено, – сказал я. – Таким циничным путем он хочет попытаться завоевать симпатии людей и выйти из тюрьмы. Такого же мнения придерживается агент федеральной службы, принимавший активное участие в его задержании, Элиот Несс.
Другими словами, чихать я на вас хотел, агенты Айри и Уилсон.
– Возможно, мистер Геллер прав, – сказал Айри, отнесясь к моим словами более снисходительно, чем я ожидал. – Откровенно говоря, я считаю это предположение слишком смелым... но исключить полностью такую возможность тоже не могу.
Даже Уилсон не стал со мной спорить.
– Я думаю, мы должны найти Боба Конроя и заставить его заговорить. – Он выдержал зловещую паузу и добавил: – Но для этого нам совсем не обязательно выпускать Капоне из тюрьмы.
– Надеюсь, – тихо сказал Линдберг, – вы будете действовать осмотрительно. Я с самого начала занял позицию, что полиция не должна вмешиваться... – Он поднял руку и рассек ею воздух. – Никаких действий со стороны полицейских, которые могли бы помешать мне заплатить выкуп и вернуть моего мальчика.
Разумеется, это не могло понравиться таким тупоголовым ребятам, как Айри и Уилсон, но они никак не отреагировали на его слова. Я знал, что, когда наступит время действовать, Айри будет вести себя как коп. И Уилсон тоже.
– Можно посмотреть письмо похитителей? – спросил Айри.
– Конечно, – сказал Линдберг. Он выдвинул ящик стола и достал письмо, которое должно было находиться в конверте для улик в Трентоне, подал его Айри. Я подошел и заглянул в письмо через его плечо, пока он читал.
На дешевой конторской бумаге нетвердым, вероятно, измененным почерком было написано послание следующего содержания:
Дорогой сэр!
Приготовьте 50000 долларов. 25000 в купюрах по 20 долларов, 15000 в гупюрах по 10 долларов и 10000 в гупюрах по 5 долларов. Через 2 – 4 дня мы сообщить вам куда выслать деньги.
Не пытайтесь ничего предавать огласке или сообщать в полицию.
За ребенком прекрасный уход.
На всех наших письмах должны быдь подбис и 3 отверстия.
"Подбис" представляла собой печатный отпечаток двух кругов размером с монету в двадцать пять центов, левые края которых были более отчетливыми, отчего круги напоминали букву "С"; справа от второй "С" имелось красное пятно с монету в 5 центов; были проделаны также три отверстия: одно через красное пятно, два других справа и слева.
Шварцкопф сказал:
– Разумеется, мы не передали содержание этого письма прессе. Только при наличии этой подписи мы сможем быть уверены, что все остальные письма отправлены действительно похитителями.
Тогда почему этот чертов документ валяется в столе Линдберга? Каждый слуга в доме имеет к нему доступ!
– Я советую немедленно запереть этот документ под замок, – сказал Айри. Он обращался к Шварцкопфу, хотя в этот момент возвращал письмо Линдбергу. – Кому еще вы показывали это письмо?