Ешоннек оценил мой ответ по достоинству и, завернув рубин в фетровую ткань, положил его в сейф. Я уселся в большое кресло, стоявшее у стола.
- Ищу бриллиантовое ожерелье, - начал я, когда Ешоннек уселся в кресле напротив.
- Должен вам сказать, господин Гюнтер, я признанный эксперт по бриллиантам.
Он повел головой, словно скаковая лошадь на старте. И в нос мне ударил резкий запах одеколона.
- Вот как?
- Сомневаюсь, что в Берлине найдется человек, знающий о бриллиантах столько же, сколько знаю об этом я.
Он выставил вперед свой подбородок, покрытый щетиной, как бы вызывая меня на спор. Я решил ему подыграть.
- Рад это слышать.
Тем временем секретарь принес кофе, а когда он вышел, Ешоннек посмотрел ему вслед, испытывая чувство неловкости.
- Никак не могу привыкнуть к секретарю-мужчине, - сказал он. - Конечно, я понимаю, что место женщины в семье, но, видите ли, мне и на службе очень нравятся женщины.
- Я бы скорее завел себе партнера, чем секретаря-мужчину, - сказал я.
Ешоннек вежливо улыбнулся.
- Итак, я полагаю, вы хотели бы приобрести бриллиант.
- Бриллианты, - поправил я его.
- Понимаю. Просто камни или какое-нибудь украшение?
- Откровенно говоря, я ищу одну вещицу, которую украли у моего клиента. - Я протянул ему свою визитную карточку. Он внимательно изучил ее, не выказав никакого беспокойства. - Ожерелье, если быть точным. У меня даже есть с собой снимок.
Я достал фотографию и протянул ему.
- Замечательная вещь, - сказал он.
- Каждая багетта весит не меньше карата.
- Вполне возможно, но я не вижу, чем бы мог вам помочь, господин Гюнтер.
- Когда человек, который украл это, придет к вам и предложит купить, буду очень признателен, если вы мне позвоните. Естественно, за ожерелье обещана большая награда. Я имею полномочия обещать двадцать пять процентов от страховой стоимости ожерелья тому, кто поможет вернуть его владельцу.
- А можно спросить имя вашего клиента, господин Гюнтер?
- Обычно мы не сообщаем имени клиента, - сказал я, поколебавшись для вида. - Но я вижу, что вы принадлежите к людям, способным хранить чужие тайны.
- Вы слишком любезны.
- Это ожерелье индийское, и принадлежит оно индийской принцессе, прибывшей в Берлин на Олимпийские игры по приглашению правительства. - Слушая эту вдохновенную ложь, Ешоннек нахмурился. - Сам я не знаком с принцессой, но мне говорили, что это самое прелестное создание, которое когда-либо появлялось в Берлине. Она остановилась в отеле "Адлон", где несколько дней назад это ожерелье украли.
- Украли у индийской принцессы? - переспросил он. - В таком случае, интересно, почему об этом ни строчки в газетах? И почему полиция не занимается этим делом?
Я глотнул кофе, чтобы продлить драматическую паузу.
- Руководство "Адлона" стремится избежать скандала. Тем более что совсем недавно там же произошло несколько крупных краж драгоценностей, совершенных, как потом выяснилось, Фаулхабером.
- Да-да, я помню, читал об этом в газетах.
- Разумеется, ожерелье застраховано, но где дело касается репутации такого отеля, как "Адлон", не может быть и речи о том, чтобы оно пропало. Вот и все. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Ну что ж, господин Гюнтер, я сразу же свяжусь с вами, если что-нибудь узнаю, - сказал Ешоннек, доставая из кармана золотые часы и демонстративно глядя на них. - А сейчас прошу меня извинить, я должен идти.
Он встал и протянул мне свою пухлую руку.
- Спасибо за то, что смогли уделить мне свое драгоценное время. Провожать меня не надо.
- Не будете ли вы так добры сказать моему секретарю, чтобы он зашел ко мне?
- Конечно.
Он попрощался со мной, вскинув руку в нацистском приветствии.
- Хайль Гитлер, - неразборчиво пробормотал я в ответ.
Его худосочный секретарь сидел в приемной и читал журнал. Я начал объяснять ему, что он должен зайти к боссу, и тут на глаза мне попались ключи, лежавшие на столе рядом с телефоном. Он заворчал, с неохотой поднялся с места, а я задержался у дверей.
- У вас есть лист бумаги? - спросил я.
Он показал на блокнот, сверху которого как раз и лежали ключи.
- Можете оторвать отсюда, - сказал он перед тем, как скрыться в кабинете Ешоннека.
- Спасибо.
К связке ключей был прикреплен ярлычок "Кабинет". Я вытащил из кармана портсигар, в котором у меня был пластилин, и сделал по три оттиска для каждого ключа: два с боков и один с торца. Вы, наверное, считаете, что я в это время следовал какому-то безотчетному импульсу, так как размышлял о своей беседе с Ешоннеком. Но дело в том, что у меня всегда при себе кусок пластилина, и если есть возможность пустить его в ход, грех не воспользоваться. Вы бы очень удивились, если бы узнали, как часто помогал мне пластилин.
На улице я нашел телефонную будку и позвонил в "Адлон". С "Адлоном" у меня связано много приятных воспоминаний, и там у меня остались еще друзья.
- Здравствуй, Эрмина, это Берни. - Эрмина работала на коммутаторе "Адлона".
- Куда ты пропал? Ты у нас тысячу лет не появлялся.
- Занят был.
- Фюрер тоже занят, но он все-таки находит время, чтобы заглянуть к нам и помахать рукой.
- Тогда мне нужно купить себе "мерседес" с открытым верхом и ездить в сопровождении двух всадников. - Я закурил. - Эрмина, сделай мне небольшое одолжение.
- Какое?
- Если вам позвонит один человек и спросит тебя или Бениту, есть ли среди гостей индийская принцесса, скажи, что есть. Хорошо? Но если он захочет с ней поговорить, скажи, что она не отвечает на звонки.
- И это все?
- Да.
- А у этой принцессы есть имя?
- Ты знаешь какие-нибудь индийские имена?
- Знаю. На прошлой неделе я видела индийский фильм, и героиню звали Мужми.
- Не возражаю, пусть будет Мужми. Спасибо, Эрмина. Я тебе вскоре позвоню.
Я отправился в ресторан в "Пшорр-Хаус", где взял тарелку бобов с беконом и, конечно, пару кружек пива. Ешоннек либо совсем ничего не понимает в бриллиантах, либо что-то скрывает. Я же говорил ему об индийском ожерелье, тогда как любой специалист без труда определит, что оно фирмы Картье. Кроме того, он не поправил меня, когда я назвал камни ожерелья багеттами. Ведь всем известно, что багетты - это прямоугольные камни или квадраты с правильными гранями. Ожерелье же Сикса состояло из бриллиантов округленной формы. Я сказал, что каждый камень весил не меньше карата, но в действительности они весили в несколько раз больше, и это было заметно.
Итак, разузнал я не очень много и сделал несколько ошибок. Ну что ж, не всегда удается взять палку сразу и за тот конец, который тебе нужен. Однако у меня возникло предчувствие, что когда-нибудь мне снова придется побывать в кабинете Ешоннека.
Глава 8
Из "Пшорр-Хаус" я отправился в "Дом Отечества", в котором кроме кинотеатра, где я должен был встретиться с Бруно Штальэкером, размещались бесчисленные бары и кафе. Здесь всегда полно туристов, но огромные уродливые - почему-то здесь предпочитали серебристую краску - залы и бары с миниатюрными фонтанчиками и игрушечными железными дорогами всегда казались мне ужасно старомодными. Все тут напоминало причудливый мир довоенной Европы с его механическими игрушками и мюзик-холлами, силачами в трико и дрессированными канарейками. "Дом Отечества" отличался от других увеселительных заведений еще и тем, что здесь требовали плату за вход. Это вызвало недовольство Штальэкера.
- Мне пришлось заплатить дважды, - пожаловался он. - Сначала у входа, а потом, чтобы войти в кинозал.
- Тебе надо было показать свой жетон сотрудника Зипо, и тебя пропустили бы бесплатно. Тебе не кажется, что жетон только для этого и нужен?
Штальэкер безучастно смотрел на экран.
- Очень смешно, - сказал он. - А что это за гадость нам показывают?
- Всего лишь новости, - ответил я. - Ну, так что же ты выяснил?
- Сначала давай разберемся, что произошло вчера вечером в твоей квартире.
- Клянусь честью, Бруно, я никогда раньше не видел этого парня.
Штальэкер устало вздохнул.
- Видишь ли, Берни, этот Кольб был актером из тех, что снимаются где-нибудь на втором плане. В одном или двух фильмах он снимался в эпизодах и пару раз участвовал в шоу в кордебалете. Прямо скажем, не Рихард Таубер. С чего бы это ему вдруг убивать тебя? Ты ведь не критик, написавший о нем разгромную рецензию!
- В театре я понимаю столько же, сколько собака в искусстве разведения костров.
- Но ты хотя бы предполагаешь, почему он пришел к тебе с пистолетом в руках?
- Довольно серьезный господин поручил мне одно дело, но жена этого господина почему-то вбила себе в голову, что он нанял меня для того, чтобы я подглядывал за ней в замочную скважину. Она вчера вечером пригласила меня домой и затащила к себе в постель, а потом обвинила в том, что я лгу, когда я сказал ей, что в мои задачи не входит изучение ее личной жизни - с кем она спит и тому подобное. После этого она выставила меня вон. Не успел я добраться до своего дома, как у меня в дверях появился этот чокнутый и, направив мне в живот пушку, заорал, что, мол, я изнасиловал эту даму. Какое-то время мы кружили по комнате - кто кого, - а потом пистолет неожиданно выстрелил. Думаю, что этот малыш сходил от нее с ума, а она это знала и использовала.
- И приказала ему тебя прикончить?
- Так я себе это представляю. В общих чертах. Изложить тебе всю эту историю более подробно не могу - тогда мне придется говорить о вещах, о которых я просто не имею права говорить.
- Полагаю, ты не назовешь мне имени ни этой дамы, ни ее мужа.
Я дал понять ему, что он не ошибается, и в этот момент начался фильм "Высший порядок" - один из тех патриотических фильмов, сценарии которых клепают в своих кабинетах ребятишки из министерства пропаганды. Штальэкер почти стонал.
- Пошли отсюда, - сказал он. - Давай лучше где-нибудь выпьем. Не выношу это дерьмо.
Мы отправились в бар "Дикий Запад", расположенный на втором этаже, где оркестранты, одетые ковбоями, исполняли "Дом на пастбище", а на стенах были нарисованы прерии с пасущимися буйволами и с индейцами, которые на них охотились. Прислонившись к стойке, мы заказали пару кружек пива.
- И это никоим образом не связано с делом Пфарра. Так?
- Меня наняла страховая компания, чтобы я расследовал обстоятельства пожара, - ответил я.
- Ну хорошо, - сказал он. - Я хочу тебе кое-что сказать, а потом можешь послать меня к черту. Так вот: брось это дело, иначе нарвешься на крупные неприятности.
- Бруно, отправляйся к чертям, мне обещаны серьезные деньги.
- Когда попадешь в концлагерь, вспомнишь, как я тебя предупреждал.
- Обещаю. Теперь давай выкладывай.
- Ни один должник не дает столько обещаний судебному приставу, сколько ты. - Он только вздохнул. - Значит, так. Этот Пауль Пфарр был птицей высокого полета. Закончив учебу в 1930 году, эта "мартовская фиалка" тут же вступает в СА, и в 1934 году он уже помощник судьи в берлинском полицейском суде. Среди прочего он занимается делами о коррупции среди полицейских. В том же году он уже в СС, а в 1935 году переходит в Гестапо, где контролирует работу различных ассоциаций, профессиональных объединений и, конечно. Немецкого трудового фронта. В этом же году, но несколько позже его переводят в министерство внутренних дел, где он подчиняется непосредственно Гиммлеру. И тут он возглавляет отдел, расследующий коррупцию среди слуг рейха.
- Странно, что они эту самую коррупцию здесь заметили.
- У Гиммлера, очевидно, самое смутное о ней представление. Тем не менее Паулю Пфарру вменяется в обязанность пристальное наблюдение за Немецким трудовым фронтом, где коррупция просто процветает.
- Значит, получается, что он - ставленник Гиммлера?
- Получается, так. И бывший босс Пауля Пфарра готов пойти на все, чтобы обнаружить убийц. Пару дней назад рейхскриминальдиректор создал специальную группу по расследованию обстоятельств смерти Пауля Пфарра. Компания подобралась что надо - Горман, Шильд, Йост и Диц. Если они узнают, что ты путаешься у них под ногами, Берни, от тебя останется только мокрое место.
- У них есть какие-нибудь зацепки?
- Я слышал только, что они ищут какую-то девушку. Похоже, она была любовницей Пфарра. Но никто не знает ее имени, а также куда она исчезла.
- Знаешь, что я тебе скажу? Исчезать теперь стало модно. Все этим занимаются.
- Да, я слышал об этом. Надеюсь, ты не гоняешься за модой?
- Я? Да я, похоже, единственный человек в этом городе, у которого нет униформы. Так что модником меня никак не назовешь.
* * *
Вернувшись на Александрплац, я зашел к слесарю и попросил его сделать мне копию ключей от кабинета Ешоннека по тем слепкам, которые я получил. Я часто обращался к нему с такими просьбами, и он ни разу не задавал мне никаких вопросов. После этого я забрал белье из прачечной и поднялся к себе.
Не успел я подойти к двери своей конторы, как увидел у себя перед глазами удостоверение сотрудника Зипо, а под его расстегнутым серым фланелевым пиджаком пистолет системы "Вальтер".
- Наверное, вы и есть тот самый детектив. Мы ждем вас, чтобы кое-что обсудить.
У него были волосы горчичного цвета, свисавшие клоками, словно шерсть у овцы, а нос напоминал по форме пробку от бутылки шампанского. Его усы были шире, чем поля у сомбреро. Его спутник был типичным представителем арийской расы, каких изображают на прусских предвыборных афишах - с квадратным подбородком и выступающими скулами. Оба они смотрели на меня ледяными глазами и время от времени фыркали, словно я только и делал, что портил воздух или отпускал грязные шуточки.
- Если бы я знал, что вы здесь, я бы лучше остался в кино.
Стриженный, который показал мне удостоверение, тупо уставился на меня.
- Вас ждет криминальинспектор Диц, - сказал он.
Тот, которого он назвал Дицем и который, как я понял, был здесь старшим, сидел на краю моего стола и недовольно качал ногой.
- Вы простите, но у меня нет с собой книги для автографов, - сказал я и подошел к окну, где стояла фрау Протце. Она всхлипнула и, вытащив из рукава платочек, высморкалась. Не отнимая платок от носа, она обратилась ко мне:
- Вы меня извините, господин Гюнтер, но они ворвались сюда и все вверх дном перевернули. Я сказала им, что не знаю, где вы и когда вернетесь, и тогда они совсем распоясались. Никогда бы не подумала, что полицейские могут так неприлично себя вести.
- Это не полицейские, - сказал я. - Это свиньи в костюмах. Но вам лучше отправиться домой. Приходите завтра.
Она снова всхлипнула.
- Спасибо, господин Гюнтер, - ответила она. - Но я не думаю, что вернусь сюда. Боюсь, у меня слишком слабые нервы для таких сцен. Мне очень жаль.
- Все в порядке. Я вышлю вам жалованье по почте.
Она кивнула и пулей выскочила из кабинета. Стриженный громко заржал и пинком ноги захлопнул за ней дверь. Я открыл окно.
- Уж очень воняет, - сказал я. - Слушайте, а чем вы занимаетесь, когда не стращаете пожилых вдов и не шарите по чужим шкафам в поисках мелочи?
Диц соскочил со стола и подошел к окну.
- Я уже наслышан о тебе, Гюнтер, - сказал он, глядя вниз на мостовую. - Ты когда-то служил в полиции и знаешь правила и уставы, согласно которым я могу сделать с тобой все, что захочу. Могу, например, усесться на твою мерзкую рожу и просидеть на ней целый день, даже не объясняя, зачем это делаю. Но я не хочу с этого начинать. Надеюсь, мы с тобой договоримся по-другому. Если ты, конечно, перестанешь валять дурака и расскажешь мне все, что тебе известно о Пауле Пфарре. Ты расскажешь, и мы немедленно уйдем отсюда.
- Я знаю, что Пауль Пфарр был осторожен и никогда не курил в постели, - сказал я. - Послушайте, если бы вы не ворвались сюда, как ураган, я бы смог найти документ - письмо Немецкой компании по страхованию жизни, которая пригласила меня расследовать обстоятельства пожара до предъявления иска.
- Мы нашли это письмо, - сказал Диц. - А также вот это.
Он вытащил из кармана своего пиджака мой пистолет и небрежно навел его на меня.
- Но у меня есть разрешение на оружие.
- Ну, разумеется, оно у тебя есть. - И, понюхав дуло, он обратился к своему спутнику: - Ты знаешь, Мартинс, мне кажется, что этот пистолет чистили, и, что особенно важно, совсем недавно.
- Я вообще чистюля. Если не верите, посмотрите на мои ноги.
- "Вальтер-ППК" калибра 9 мм. - Мартинс закурил. - Как раз из такого оружия были убиты бедняга Пфарр и его жена.
- Я слышал совсем другое.
Я подошел к бару с напитками и очень удивился, увидев, что бутылка виски на своем месте в целости и сохранности.
- Ну, разумеется, - заявил Диц. - Мы забыли, что у тебя еще остались дружки в Алексе.
Я налил себе. Правда, немного переборщил - мне не удалось выпить все одним глотком.
- А я думал, что они уже давно вышвырнули на улицу всех реакционеров. - Это был Мартинс.
Я проглотил остатки виски.
- Я бы предложил вам, ребятки, выпить, но боюсь, что после этого мне придется выбросить стаканы. - С этими словами я убрал бутылку с виски в бар.
Мартинс отшвырнул сигарету и, сжав кулаки, шагнул ко мне.
- Эта сволочь еще и издевается над нами, - прорычал он.
Диц продолжал стоять, прислонившись к окну, но потом повернулся ко мне с ненавидящим лицом:
- Ты мне начинаешь надоедать, ослиная рожа.
- Я вас что-то не понимаю. Вы же видели письмо страховой компании. Если вы думаете, что оно подложное, можете проверить.
- Мы это уже сделали.
- Тогда чего же вы от меня хотите?
Диц подошел ко мне и смерил презрительным взглядом. Затем он взял мою последнюю бутылку хорошего шотландского виски, подержал немного и швырнул в стену за моим столом. Грохот был такой, как будто ящик с посудой покатился по лестнице, а в воздухе сильно запахло алкоголем. Диц одернул пиджак.
- Мы просто хотели предупредить тебя, Гюнтер, что ты должен сообщать нам обо всем, что ты делаешь. Если тебе удастся что-нибудь разузнать, пусть даже самую малость, советую тебе тут же сообщить об этом нам. А если я узнаю, что ты от нас что-нибудь скрываешь, то отправлю тебя в концлагерь. Вмиг, ты и глазом моргнуть не успеешь. - Он наклонился ко мне, от него сильно пахло потом. - Понял, ослиная рожа?
- Не выдвигай так далеко свою челюсть, Диц. А то у меня руки чешутся задвинуть ее обратно.
Он улыбнулся.
- Хотел бы я посмотреть, как ты это сделаешь. Правда, хотел бы. - Он повернулся к своему спутнику: - Пойдем отсюда. Пока я не врезал ему по яйцам.