* * *
Я шел на запад вдоль Унтер-ден-Линден по направлению к Паризерплац и отелю "Адлон".
Миновав роскошные двери отеля, я очутился в великолепном вестибюле, украшенном квадратными колоннами темного мрамора с желтыми прожилками. И живопись, и скульптура - все здесь было подобрано с большим вкусом. Я прошел в бар, набитый иностранными журналистами и дипломатами, и, заказав бармену, моему старому другу, кружку пива, спросил, не могу ли я воспользоваться его телефоном - мне нужен был Бруно Штальэкер из Алекса.
- Алло, это я, Берни.
- Привет, Берни. Что тебя интересует?
- Что ты можешь сказать о Герхарде фон Грайсе? - спросил я.
Последовала долгая пауза.
- Что я могу сказать? - В голосе Бруно чувствовался вызов, поскольку он, видимо, считал, что я знаю больше, чем положено.
- Пока что для меня это всего лишь имя на бумажке.
- И все?
- Ну, я слышал, что он пропал.
- А ты не можешь мне случайно сообщить, куда он пропал?
- Послушай, Бруно, с чего это ты стал вдруг таким скрытным? Я узнал о фон Грайсе от одной маленькой птички. Допускаю, что если бы я знал об этом деле немного больше, я бы смог помочь тебе.
- Берни, наш отдел в данный момент расследует два "горящих" дела, и, похоже, ты тоже занимаешься обоими. Это меня уже настораживает.
- Чтобы ты успокоился, я сегодня пораньше лягу спать. Мне нужно отдохнуть, Бруно.
- Ты отдыхаешь уже второй раз за неделю.
- Я твой должник.
- Да уж, черт тебя побери, и смотри, не забудь про должок.
- Тогда из-за чего весь сыр-бор?
Штальэкер понизил голос.
- Ты когда-нибудь слышал о Вальтере Функе?
- О Функе? Нет. По-моему, нет. А впрочем, подожди. Это, кажется, какая-то большая шишка в мире бизнеса?
- Когда-то Функ был экономическим советником Гитлера. А сейчас он вице-президент Культурной палаты рейха. Похоже, что он и господин фон Грайс испытывали друг к другу нежные чувства. Они - друзья детства.
- А я-то думал, что фюрер не выносит голубых.
- Он и калек не выносит, и как ты думаешь он поступит, когда узнает, что наш Йозеф Геббельс хромоногий?
Это была старая шутка, но я все-таки рассмеялся.
- Значит, потому они все и ходят на цыпочках, чтобы не рассердить Функа, а следовательно, и наше правительство?
- Не только поэтому. Фон Грайс и Геринг - старые друзья. Они вместе воевали. Когда-то Геринг помог фон Грайсу устроиться в химический концерн "Фарбениндустри". А позже он стал доверенным лицом Геринга - покупал для него произведения искусства и тому подобные вещи. Рейхскриминальдиректор требует, чтобы мы нашли фон Грайса как можно скорее. Но прошло уже больше недели, а мы не можем напасть на след. У них с Функом было одно тайное гнездышко на Приватштрассе, о нем не знает даже жена Функа. Но там он давно не появлялся.
Я вытащил из кармана лист бумаги с адресом из записной книжки Ешоннека, которую обнаружил той ночью в ящике его стола, - это был дом на Дерфлингерштрассе.
- Приватштрассе, да? А еще какие-нибудь его адреса известны?
- Нам нет.
- Ты сам участвуешь в этом расследовании?
- Сам я больше не участвую. Я все передал Дицу.
- Но он же расследует дело Пфарров, так?
- Думаю, что да.
- И тебе это ни о чем не говорит?
- Не знаю, Берни. До настоящего детектива, вроде тебя, мне далеко. У меня все мысли заняты тем типом, которому засунули сломанный кий в нос.
- Ты про того, которого их реки вытащили?
Бруно раздраженно вздохнул:
- Так всегда, только я соберусь тебе что-нибудь сообщить, а ты уже, оказывается, все знаешь.
- Мне об этом рассказал Ильман. Я на него наткнулся прошлой ночью.
- Да? И где же?
- В морге. Я встретил там твоего клиента. Он был просто неотразим. Может быть, это и есть фон Грайс?
- Нет, я уже об этом думал. У фон Грайса на правом предплечье была татуировка - императорский орел. Послушай, Берни, мне пора идти. И пожалуйста, я тебе уже тысячу раз говорил, не забывай про меня. Если что-нибудь узнаешь, тут же сообщи. Начальство так заездило, что сил нет.
- Я уже говорил, Бруно, что по крайней мере ночь должен за тебя отработать.
- За меня ты должен отработать две ночи, Берни.
Я повесил трубку, а затем позвонил снова, на этот раз начальнику тюрьмы Тегель. Я договорился с ним о встрече и заказал себе еще пива. Я пил пиво и в задумчивости рисовал какие-то геометрические фигуры, пытаясь привести мысли в порядок. Однако, исчертив целый лист, я с удивлением обнаружил, что в голове у меня нет ничего, кроме сумятицы. Что поделаешь, я всегда был слаб в геометрии. Я понимал: что-то надо предпринять, но что - этого я пока не знал.
Глава 10
Дерфлингерштрассе расположена очень удобно - совсем рядом со зданием министерства авиации, построенным по самому последнему слову архитектурной моды и расположенным на углу Вильгельмштрассе и Лейпцигерштрассе, не говоря уже о Президентском дворце на соседней Лейпцигерплац. Так что от Дерфлингерштрассе фон Грайсу было буквально два шага до его хозяина - шефа Люфтваффе и Премьер-министра Пруссии.
Апартаменты фон Грайса располагались на четвертом этаже красивого многоквартирного дома. В нем не было консьержки, поэтому наверх я прошел, не задерживаясь. Постучав в дверь, молоточком, я стал ждать. Прошла минута, другая, и, так как мне никто не открывал, пришлось наклониться - посмотреть сквозь прорезь почтового ящика. Затем я толкнул створку, и, к моему великому изумлению, дверь открылась.
Не нужно быть полицейским, чтобы понять: в квартире все было перевернуто вверх дном. Все буквально. На паркете в коридоре навалом лежали книги, листы бумаг, конверты и совершенно пустые папки. Повсюду - битое стекло. О его происхождении можно было догадаться по пустым дверцам большого книжного шкафа с секретером.
Я прошел через одни двери, через другие и вдруг услышал, как где-то в соседней комнате скрипнул стул. Я машинально сунул руку в карман за пистолетом. Но пистолет, к сожалению, остался в машине. Тогда я бросился к тяжелой кавалерийской сабле, которая висела рядом на стене, и тут услышал хруст стекла за спиной, затем резкий удар по шее - и я провалился куда-то в пропасть.
Впечатление было такое, что я пролежал на дне колодца несколько часов, хотя сознание потерял, видимо, ненадолго, на минуту-другую. Возвращаясь к действительности, я сначала почувствовал какую-то неимоверную тяжесть - откуда-то издали доносился неведомый мне голос, - потом кто-то поднял меня под мышки, протащил несколько миль и бросил в водопад.
Приходя в себя, краем глаза я увидел мужчину, который меня ударил. Это был настоящий великан со вздувшимися щеками и огромным ртом, как мне показалось, набитым хлебом. На шее у него болталась рубашка - вроде тех, что в парикмахерской надевают на клиента, - а сама шея была такой мощи, что хоть в плуг впрягай. Сказать, что под пиджаком чувствовались стальные мышцы, - значит не сказать ничего, скорее всего, там были пружины из кожаного дивана. Рукава пиджака были ему явно коротки, из рукавов торчали кулаки, размерами и цветом напоминавшие пару вареных омаров.
Тяжело дыша, я попробовал повернуть голову, но от невыносимой и резкой боли в шее стал медленно оседать.
- О Боже, чем это вы меня огрели? Куском рельса?
- Прошу прощения, - сказал великан. - Но когда я увидел, что вы бросились к сабле, я решил вас чуть придержать.
- Значит, мне здорово повезло, что вы не решились сбить меня с ног, а то бы… - Тут я заметил, что он держит в своих ручищах мои документы. - Значит, кто я такой, вам уже известно. Мне, в свою очередь, тоже хотелось бы знать, с кем я имею честь разговаривать. Лицо что-то очень знакомое.
- Ринакер. Вольф Ринакер. Гестапо. Вы ведь когда-то служили полицейским, если я не ошибаюсь? В Алексе?
- Служил.
- А теперь вы в роли ищейки, верно? И какие же дела вас сюда привели?
- Я разыскиваю фон Грайса:
Я оглядел комнату, она была в страшном беспорядке, но при этом казалось, что из вещей ничего не пропало. На буфете - пустые ящики валялись на полу - стояла безукоризненно чистая серебряная подставка для блюд, а вдоль стен аккуратными стопками лежали картины, написанные маслом. Здесь, несомненно, побывали не обыкновенные грабители, а те, кто искал то, что им нужно.
- Вот как… А вы знаете, чья это квартира?
- Я полагал, что господина фон Грайса.
Ринакер покачал своей огромной, размером с ведро, головой.
- Он бывал здесь только изредка. А сама квартира принадлежит Герману Герингу. Но об этом почти никто не знает. Почти никто.
Он закурил сам и бросил пачку сигарет мне. Я тоже закурил, испытывая к великану чувство благодарности. Правда, тут я заметил, что руки у меня трясутся.
- Итак, во-первых, - продолжал Ринакер, - как вы узнали этот адрес? Во-вторых, зачем это вам вдруг понадобился фон Грайс? Может быть, вы ищете то, что искали люди, которые побывали здесь первыми? Наконец, еще один вопрос: где же, интересно, находится сам фон Грайс? То ли он прячется неизвестно где, то ли его похитили. А может статься, его уже нет в живых. По крайней мере, я этого не знаю. Обыск в этой квартире мы произвели неделю назад. Сегодня я решил заглянуть сюда, чтобы еще раз убедиться в том, что я в прошлый раз ничего не пропустил, и тут появляетесь вы. - Он глубоко затянулся. В его ручище - большой кусок окорока - сигарета выглядела как щепочка. - Я только сегодня и занялся этим делом вплотную. И теперь, пожалуй, готов выслушать вас.
Я сел и подтянул галстук.
- Мне еще надо во всем этом разобраться. - Я попытался поправить совершенно промокший воротник. - Мой друг из Алекса сказал, что полиция об этой квартире ничего не знает, и вот я прихожу сюда и застаю вас. Это наводит меня на мысль, что вам или тому, на кого вы работаете, хотелось бы, чтобы именно так все и думали. Вам необходимо найти фон Грайса или по крайней мере заполучить в свои руки то, из-за чего весь сыр-бор разгорелся, раньше, чем это сделает полиция. И это не серебро и не картины, поскольку все эти ценности остались на месте.
- Продолжайте.
- Если это квартира Геринга, значит, вы - человек Геринга. Геринг, конечно, не собирается доставлять удовольствие Гиммлеру, которому в свое время он вынужден был передать руководство полицией и Гестапо. Так что Герингу меньше всего хочется, чтобы люди Гиммлера сунули нос в это дело.
- А вы ничего не перепутали? Не забыли, что я из Гестапо?
- Конечно, Ринакер, ко мне можно подойти сзади и ударить по голове, но из этого не следует, что голова у меня глупая. Мы ведь оба знаем, что друзья в Гестапо у Геринга остались. Да это и неудивительно, он стоял у истоков организации.
- А знаете, вы, наверное, неплохой детектив.
- Мой клиент, так же как и ваш, не горит особым желанием привлечь полицию к участию в этом деле. А это означает, что я могу быть с вами откровенным. Моего клиента интересует картина - это масло, - которая у него пропала. Но поскольку приобрел он ее не совсем легально, то, как вы понимаете, в такой ситуации лучше будет обойтись без полиции.
Ринакер молчал, и потому я продолжил:
- Несколько недель назад эту картину украли у него из дома. И тогда он обратился ко мне. Я встречался с разными дилерами и выяснил, что Герман Геринг - большой знаток искусства, что в Каринхалле у него коллекция старых мастеров и не все эти работы попали в коллекцию законным путем. Я слышал, что у него есть доверенное лицо, господин фон Грайс, который по его поручению приобретает произведения искусства. Поэтому я решил прийти сюда и попытаться с ним на эту тему поговорить. Кто знает, может быть, картина, которую я ищу, недавно висела на этой стене.
- Все может быть, - ответил Ринакер. - Пока будем считать, что я вам верю. А чья картина и что на ней изображено?
- Это картина Рубенса. - Моя находчивость удивляла меня самого. - Две обнаженные женщины на берегу реки. Называется "Купальщицы" или что-то в этом роде. У меня в офисе ее фотография.
- А кто ваш клиент?
- Боюсь, что этого я вам сообщить не могу.
Ринакер медленно сжал пальцы в кулак.
- Надеюсь, что это сможет вас переубедить.
Я пожал плечами.
- И все равно я вам не назову его имя. Не из благородства и не потому, что мне дорога репутация моего клиента - все это чепуха. Дело в том, что мне обещан очень серьезный гонорар. У меня появился шанс стать по-настоящему богатым, и если эта история обойдется мне в несколько синяков и сломанных ребер, я уж как-нибудь перетерплю.
- Хорошо, - сказал Ринакер, - можете просмотреть картины, но если вы обнаружите здесь то, что ищете, я должен буду говорить со своим начальством.
Я встал, нетвердой походкой подошел к стене и стал просматривать картины. Хотя знатоком живописи я себя не числю, но все-таки способен отличить настоящее от ремесленной поделки. Надо сказать, что большинство картин в квартире Геринга имело прямое отношение к подлинному искусству. К моему, великому облегчению, среди них не нашлось картины с обнаженными женщинами, и я был избавлен от необходимости рассуждать на тему "Рубенс это или не Рубенс?".
- Ее здесь нет, - наконец заявил я. - Но тем не менее хочу поблагодарить вас за то, что вы позволили мне осмотреть эти картины.
Ринакер кивнул.
В коридоре я нашел свою шляпу и водрузил ее на голову, которая раскалывалась от боли.
На прощание Ринакер предложил:
- Если понадобится, вы можете меня найти в отделении на Шарлоттенштрассе. На углу Францозишештрассе.
- Знаю это отделение. Как раз над рестораном Лутера и Вегнера. Я не ошибаюсь? - Ринакер кивнул. - Ну, и конечно, если я что-нибудь узнаю, тут же вам сообщу.
- Непременно, - прорычал он и выпустил меня на лестницу.
* * *
Вернувшись на Александрплац, я обнаружил в своей приемной посетительницу.
Она была довольно высокого роста и хорошо сложена. Костюм из черной ткани четко обрисовывал ее впечатляющие формы, выпуклости и впадины, по очертаниям напоминавшие испанскую гитару. Короткая узкая юбка плотно обтягивала изящные ягодицы, а жакет с завышенной линией талии подчеркивал большую грудь. На ее блестящих черных волосах красовалась черная шляпка с загнутыми полями, а в руках она держала сумочку из черной ткани с белой ручкой и пряжкой, а также книгу, которую отложила, увидев, что я вхожу в приемную. Голубые глаза и выразительно подкрашенные губы действовали синхронно и с обезоруживающим дружелюбием.
- Господин Гюнтер, как я догадываюсь. - Я молча кивнул. - Меня зовут Инга Лоренц. Я подруга Эдуарда Мюллера. Из "Берлинер моргенпост".
Мы обменялись рукопожатиями, и я пригласил ее в свой кабинет.
- Заходите и устраивайтесь поудобнее.
Она огляделась и принюхалась. В комнате все еще стоял запах, каким, наверное, пропитан только фартук бармена.
- Прошу прощения, у меня тут случилась одна неприятность.
Я распахнул окно, а когда обернулся, увидел, что она стоит рядом.
- Впечатляющее зрелище.
- Да, вид отсюда неплохой.
- Берлин, Александрплац. Вы читали роман Дёблина?
- У меня почти нет времени для чтения. Да к тому же сейчас и не выходит почти ничего стоящего.
- Это запрещенная книга, - заметила она. - Но, поскольку сейчас она снова появилась в магазинах, советую вам ее прочитать.
- Я вас не понимаю, - сказал я.
- А вы не обратили внимания? В магазинах продаются книги, которые совсем недавно запрещали. По случаю Олимпийских игр. Чтобы туристы считали, что никаких репрессий, о которых у них там пишут, здесь нет. Конечно, все это исчезнет сразу же, как только Олимпиада закончится, но прочитать их следует хотя бы потому, что они запрещены.
- Спасибо за совет, буду это иметь в виду.
- У вас есть сигареты?
Щелчком я открыл серебряную коробку, стоявшую на столе, и, придерживая за крышку, протянул ей.
Она взяла сигарету и прикурила от моей спички.
- Однажды в кафе на Курфюрстендам я по рассеянности закурила сигарету, и тут же подошел один человек из тех, что любят совать нос не в свои дела, и напомнил мне о долге немецкой женщины, обязанностях жены и матери. Старый козел, подумала я. Мне тридцать девять, я уже не в том возрасте, чтобы множить ряды вашей партии таким образом. Я отношусь к типу женщин, который они именуют "генетическим браком".
Она присела на кресло и положила ногу на ногу.
Все мне в ней нравилось, за исключением кафе, в которых она бывала.
- Получается, что женщина, которая пользуется косметикой, не может нигде появиться, не рискуя тем, что ее обзовут шлюхой.
- Знаете, вы что-то не похожи на женщину, которую очень уж трогает то, что кто-то где-то о ней скажет. Что касается меня самого, то я предпочитаю, чтобы женщина была похожа на женщину, а не на гессенскую доярку.
- Благодарю вас, господин Гюнтер. Это так мило с вашей стороны.
- Мюллер говорил мне, что как репортер вы занимались профсоюзным движением.
- Да-да. Я осталась без работы во время национал-социалистической кампании за освобождение производства от женщин. Оригинальный способ решения проблемы безработицы, не правда ли? Всего лишь во всеуслышание объявить, что рабочее место женщины - ее дом, ее семья. А если у нее нет мужа, то лучше всего обзавестись таковым. И все дела. Простота пугающая.
- И на какие деньги вы теперь существуете?
- Немного писала - в журналах, в газетах. Но это раньше, а сейчас, если быть откровенной, сижу на мели. Именно поэтому я к вам и пришла. Мюллер сказал мне, что вас интересуют сведения о Германе Сиксе. У меня есть кое-какая информация, я могу продать ее. Вы расследуете какие-то дела, связанные с Сиксом? Я правильно поняла?
- Простите, но все обстоит иначе - он мой клиент.
- О, простите.
Было заметно, что она обескуражена.
- Понимаете, мне совсем не интересно, в какую он ходил школу. Мне хотелось бы узнать о нем побольше по одной причине - в его поведении есть какая-то странность. Что-то раздражающее. Я, знаете ли, не люблю, когда мне указывают, что надо делать.
- Особенность характера, не очень-то поощряемая в наши дни.
- Наверное, вы правы. - Я дружески улыбнулся ей. - Давайте договоримся так. За свою информацию вы получите пятьдесят марок. Хорошо?
- Не совсем. Вас очень огорчит, если я назову другую сумму - в сто марок?
- А как вы смотрите на то, если я предложу вам семьдесят пять и приглашение пообедать вместе?
- Договорились. - Она протянула мне руку.
- Вы принесли мне папку с документами или что-нибудь другое, фрейлейн Лоренц?
- Зовите меня, пожалуйста, Инга. А все, что я знаю о Сиксе, у меня здесь. - Она постучала пальцем по голове. - До мельчайших подробностей.
И рассказала следующее:
- Герман Сикс, сын одного из самых богатых людей Германии, родился в апреле 1881 года, за девять лет до того, как появился на свет наш обожаемый фюрер. Если все же говорить о школе, то он учился в Берлине в гимназии имени короля Вильгельма. По окончании какое-то время подвизался на бирже, а потом вернулся под крылышко папаши, в сталелитейную империю Сиксов.