– Но зачем? Простой анонимный звонок мог бы все решить, если бы они позвонили копам или федам и сказали: "Мы думаем, что видели Диллинджера..." и так далее. И добиться того же результата.
– Я не могу объяснить этого, Геллер. Это ты детектив. Ты должен выяснить все мотивы. А я – я просто хорошо знаю театр и вижу этот спектакль.
Мы убрали посуду на кухне, и вскоре она уже спала рядом со мной. А я лежал с широко открытыми глазами и удивлялся, какая же она умница.
11
Следующее утро, в пятницу, я провел в своем офисе, уточняя по телефону кредитные способности полудюдижины возможных заемщиков. Эту работу я делал для розничной кредитной компании в Джексон-Парк. Она была пока единственной, за которую я мог получить хоть какие-то деньги. Но мысль о части наградных за поимку Диллинджера все это время не покидала меня.
Наступил полдень, и я уже подумывал о хорошем сандвиче, как вдруг ко мне вошел большой мужчина с лицом круглым, как луна, лет тридцати пяти, в сером костюме, такого же цвета шляпе и галстуке. Его лицо было тоже серым. И, казалось, что горячее солнце, прокоптившее за все эти дни жителей Чикаго, его не коснулось.
– Мистер Геллер? – спросил он, снимая шляпу.
– Да, – привстав, ответил я.
– Я Сэм Коули из подразделения расследований. Он прошел вперед и с хмурым выражением лица протянул руку.
Я поднялся из-за стола, чтобы пожать ее, потом жестом предложил сесть.
– Не возражаете, если я сниму пиджак? – спросил он. Очевидно, жара все же донимала его.
Я не стал возражать, так как сам был без пиджака, и этот момент соблюдения протокола показался мне излишним, но искренним. Со скользким Зарковичем все было иначе, он использовал хорошие манеры и обаяние как инструмент в своей работе. Коули был крупный плотно сбитый мужчина, который чувствовал себя немного неловко в общении с людьми. Или, по крайней мере, со мной.
– Я знаю, что вы разговаривали вчера с шефом Пурвином, – сказал он, бросив пиджак на спинку стула. На его рубашке под мышками растекались круги пота.
– Да, разговаривал с шефом Пурвином, – подтвердил я.
– Он проинформировал меня, что вы, возможно, видели Диллинджера.
– Это верно.
Он повертел в руках свою шляпу, держа пальцы на полях, словно крутил баранку автомобиля.
– Нам важна любая информация, какую вы можете предоставить.
– Я... передумал.
– Как это?
Я старался тщательно подбирать слова.
– Чувствую, что поспешил. Я много думал об этом сходстве, о том, может ли быть человек, которого я видел, Диллинджером.
Коули едва заметно покачал головой.
– Да, бывали ложные опознания. Я понимаю ваши колебания.
– Шеф Пурвин произвел на меня впечатление слишком резвого розыскника во всем, что касается Диллинджера. Боюсь, он выстрелит в тетушку Джемину, если вы вдруг покажете на нее пальцем и скажете: "Это Джон".
Мне показалось, что на губах Коули появилось подобие улыбки, но он тут же подавил ее и сказал:
– Шеф Пурвин не единственный в этом расследовании.
– Знаю, читал в газетах, что ваш босс Гувер поручил вам руководство этим делом. Коули поерзал на своем стуле:
– Этого... этого не могло быть в газетах.
– Я умею читать между строк. Ваш босс, мне кажется, умеет ладить с общественным мнением. Он не мог убрать Пурвина после Маленькой Богемии, иначе подорвал бы авторитет подразделения, поэтому вынужден был послать за вами.
Коули сделал широкий успокаивающий жест и сказал:
– Будь что будет – могу заверить, что любая информация, которую вы предоставите в наш офис – мне, –не останется без внимания и не будет использована опрометчиво.
Он тоже тщательно подбирал слова. Я откинулся в кресле, разглядывая его. На первый взгляд этот человек мне понравился – большой, застенчивый медведь, который внушал доверие. Кроме того, он произвел впечатление человека вполне компетентного. Но я опасался, что его компетентность может быть сведена на нет некомпетентностью Пурвина.
– Я соблюдаю интересы моего клиента, – сказал я, – не думаю, что его нужно впутывать в это дело.
Лицо Коули стало жестким, и он ткнул в меня пальцем толщиной с сигару за двадцать пять центов.
– Если вы помогаете и содействуете скрывающемуся преступнику, мистер Геллер, не нужно укрываться условностями своей профессии. Вы не адвокат, а частный детектив. Вы отправитесь в тюрьму.
– Инспектор Коули, – ответил я, изобразив на лице как мне казалось, миролюбивую улыбку, – я не укрываю преступника. Мой клиент не Джон Диллинджер. А всего лишь разъездной коммивояжер и законопослушный гражданин, чья девушка тайно встречается с другим мужчиной.
Коули задумчиво кивнул головой.
– С мужчиной, который может оказаться Диллинджером.
На этот раз уже я указал на него пальцем.
– Вот это выражение мне представляется более точным. С мужчиной, который может оказаться Диллинджером. И, говоря откровенно, если бы я держал по этому поводу пари, то совсем не уверен, что спорил бы против.
Коули демонстративно поднял и опустил мощные плечи.
– Почему бы не прояснить это, выведя нас на этого человека? Мы поговорим с ним, выясним, кто он, проясним все это раз и навсегда.
Я покачал головой и продолжал:
– Последнюю неделю девушка моего клиента проводит с этим человеком дни и ночи. Если я приведу вас к нему, где уверенность в том, что ваш ретивый сослуживец не поприветствует очередью из автомата этого "мужчину, который может быть Диллинджером". У меня нет также уверенности и в том, что нервный Пурвин не распространит это приветствие и на девушку моего клиента.
Коули постарался не обратить внимания на вспышку моего сарказма и просто сказал:
– Может быть, лучшим способом воспрепятствовать этому будет ваше собственное участие в деле?
– Каким же образом?
– Вы продолжаете следить за этим человеком?
– Нет.
– Почему?
– Я выяснил, что требовалось моему клиенту, и выполнил обязательство перед ним. И, кроме того, может быть, вы действительно нашли кого-то в своей конторе, полной мальчиков из колледжа, кто уже смог добиться успеха, выследив меня.Хотя искренне сомневаюсь в этом.
Коули спокойно посмотрел на меня, затем усмехнулся:
– Я тоже сомневаюсь в этом.
Мимо прогрохотал поезд Эль, и мы сидели молча, выжидая, когда затихнет его шум.
Потом Коули сказал:
– У нас были контакты с теми, кто также имел ниточку к Диллинджеру.
– Это интересно.
– С теми, кто видел его на Норт-Сайд.
– Да?
– Да. Они из полиции, но не нашего штата.
– Правда?
– Это полицейские из Восточного Чикаго, штат Индиана.
– Вы шутите.
– Сержант Мартин Заркович и его капитан, человек по фамилии... запамятовал.
– О'Нейли, – помог я.
Коули, притворно удивившись, спросил:
– Вы знаете его?
– Знаю Зарковича. Не думаю, что когда-нибудь встречал О'Нейли, но слышал о нем.
– Что вы думаете о... хм... полиции Восточного Чикаго?
– В целом или в частности?
– И так, и так.
– В общем коррумпирована. В частности – Заркович.
Он улыбнулся и сказал:
– Теперь вы понимаете, почему мы можем использовать подтверждающий источник. В самом деле, если я смогу руководить этим всецело через вас, то буду чувствовать себя спокойнее. И шеф Пурвин тоже.
Это удивило меня.
– В самом деле? Что же создает мне такую надежную репутацию? – спросил я.
– Сравнение с Зарковичем, – невозмутимо сказал Коули.
Это заставило меня улыбнуться.
– Вам придется иметь дело с Зарковичем. Он коп. Почему бы в этом случае не подключить к делу Стеги?
Коули ответил не сразу.
– Слишком мало любви между нашим учреждением и полицией Чикаго. Точнее, мало взаимного уважения и стремления к сотрудничеству.
– Как я понимаю, именно это предопределяет ваше обязательное участие в деле.
– Я не так долго, только с апреля, нахожусь здесь мистер Геллер. Вы знаете это. Но мне потребовалось немного времени, чтобы понять, что чикагскую полицию не очень-то уважают.
– Значит, вы сотрудничаете с полицией Восточного Чикаго. Послушайте, в Чикаго все же естьнесколько хороших полицейских, в том числе Стеги. Я знаю. Но наверняка вы слышали, что он не очень высокого мнения обо мне. Несмотря на это, считаю, что с ним можно иметь дело, поверьте мне.
Коули встал, желая размяться. Он подошел к одному из окон и, глядя на Эль, произнес:
– Я слышал, вы честный человек, мистер Геллер.
– Более или менее, – сказал я.
Он улыбнулся, по-прежнему не глядя на меня.
– Это высокая оценка в Чикаго. У нас, хм... есть общий друг, вы знаете.
– Знаю. Элиот Несс.
– Значит, – продолжал Коули, – если я скажу вам кое-что не для записи, вы сохраните это в тайне.
– Я не репортер.
– А если репортер спросит вас, – он внимательно взглянул на меня, – или даже судья?
Я кивнул. Он вернулся к стулу, на котором сидел, сказал:
– Заркович и О'Нейли выставили несколько условий. Одно из них заключается в том, чтобы Стеги и чикагская полиция не были вовлечены в... захват Диллинджера.
– Почему вы сделали паузу перед словом "захват"? Он поколебался:
– Это связано с другим их условием.
– Понимаю. Вы согласились с ними?
– Пока еще нет. Вот почему мы хотим привлечь вас, мистер Геллер. Почему бы вам не помочь федеральным властям избежать контактов с запятнавшей себя полицией Восточного Чикаго? Почему бы вам не рассказать о том, что известно, и тем самым избавить нас от сотрудничества с типами вроде Зарковича и О'Нейли?
Я промолчал.
– Ладно, – сказал Коули, давая понять, что завершает разговор, – подумайте об этом. Но думайте быстрее. Потому что в любой момент может кое-что произойти.
– И провалиться?
Он медленно кивнул. Надел свой пиджак, шляпу.
– Ваша помощь будет оценена. Так что до завтра?
– Я все обдумаю.
– Почему бы вам не связаться с вашим клиентом, если обеспокоены тем, что его подружка может быть вовлечена в эту историю?
– У меня нет способов связаться с ним. Он сейчас в отъезде, сказал, сам отыщет меня. Но еще не объявлялся.
Коули пожал плечами.
– Но вы детектив. Как он нашел вас? По рекомендации адвоката, Луи Пикета.
– Скажите, инспектор. Вы, конечно, больше знаете о деле Диллинджера, чем я. Кто был адвокатом Диллинджера перед его побегом в прошлом году?
– Это было не в прошлом году, а в феврале, – сказал Коули. – И я удивляюсь, мистер Геллер. Вы говорите, что читаете газеты, а уж они-то порезвились, узнав, что Диллинджер нанял такого златоуста.
Я уже догадался, что он ответит на мой вопрос.
– Адвокатом Диллинджера был Луи Пикет, конечно, – сказал Коули и, кивнув мне, вышел.
12
Все жители Чикаго называют Ла-Саль-стрит не иначе как Уолл-стрит Запада. Здесь царствуют деньги и власть, если, правда, между ними существует какое-то различие. В этом деловом центре Чикаго, над гигантскими банками и маклерскими конторами, запрятанными в чрево небоскребов Ла-Саль-стрит, размещаются маленькие офисы, где трудятся отнюдь не политиканы и финансовые кудесники, но люди, также упорным трудом прокладывающие свой путь к деньгам и власти. Люди вроде адвоката Луи Филиппа Пикета.
В конце Ла-Саль, почти на пересечении с Вашингтон-стрит, расположен небоскреб из золотистого кирпича в котором на двадцать пятом этаже находился офис Пикета, выходящий на Сити-Холл.
В лифт, словно в раскаленную печь, вошли я, лифтер в униформе и двое парней в деловых костюмах. На мне тоже был деловой костюм. Все мы буквально варились в своем собственном поту. Но это была Ла-Саль, одно из немногих мест в городе, в котором появляться даже в жару в одних рубашках было не принято и считалось нарушением порядка. Конечно, для тех, кто направлялся в свой офис с кондиционированным воздухом, побыть немного в пиджаке не представляло особых проблем.
Офис Пикета, конечно, имел кондиционер. Этот парень постарался устроиться со всем комфортом. Приемная с белым ковром от стены до стены и черными кожаными креслами с хромированными подлокотниками вдоль стен из стекла и дерева выглядела очень современно. Из нее вели несколько дверей, на каждой из которых черными буквами было обозначено "ЧАСТНЫЙ". Волнующе красивая секретарша с копной белокурых кудрей, сидевшая за большим черным столом, окинула меня острым, деловитым взглядом, дав понять, что если ее привлекательность, возможно, и помогла ей получить эту должность, то она здесь находится, чтобы работать. В самом деле, в этот момент она печатала на машинке. На ней были очки в черной оправе, в которых она, возможно, не нуждалась, белая, мужского покроя блузка.
– Да?
– Я Натан Геллер. Вы не можете доложить мистеру Пикету, что я пришел поговорить с ним?
– У вас есть договоренность?
– Нет.
– Боюсь, что мистер Пикет очень занят. Офис не казался очень уж оживленным: кроме нас двоих, в этой приемной никого не было, и ни малейшего звука не доносилось из-за дверей с надписью "ЧАСТНЫЙ".
–Вы только доложите ему, что я здесь, ладно? – сказал я и вежливо улыбнулся, дав понять, что ее красота меня не особенно интересует. А ее, могу сказать, это очень тревожило. Она принадлежала к тому женскому типу, что обижается на вас, если вы замечаете, что она красивая, но если вы этого не замечаете, обижается и за это. Она постучала в, дверь Пикета и вошла внутрь. Спустя минуту вышла, явно смущенная, но быстро скрыла свою растерянность, напустив на себя деловой вид.
– Он примет вас, – сказала она. Я привстал, но она жестом остановила меня, – через несколько минут.
И вернулась к пишущей машинке.
Я сел, взял полистать стопку журналов, лежащих на столике из хрома и стекла, "Сатардей ивнинг пост" за вторую неделю января. Разглядывая фото с изображением детишек, сооружающих снеговиков, хотелось увидеть и самого себя в снегоступах.
Тем временем секретарша ответила на звонок по внутреннему телефону, потом без всякого интереса взглянула на меня и сказала:
– Вы можете войти.
Этого разрешения пришлось ждать полчаса. Пикет сидел за столом, на котором лежали не очень убедительные груды бумаг. Зачем он заставил меня столь долго ждать, я не знаю. Но одно могу сказать с уверенностью: Пикет не был адвокатом того типа, который тяготеет к "бумажной" работе. Он никогда не учился в юридической школе, скорее всего изучал книги по юриспруденции, работая в качестве бармена и официанта. Это знали многие, и публика относилась к нему соответствующим образом. Менее известна была работа Пикета на подхвате в различных полицейских участках, где он разносил повестки адвокатам и залоговым поручителям в качестве стажера юристов, занимающихся делами жертв уличного движения. Подручные местных партийных боссов и политиканов, так же как и различные типы из преступного мира, обладали в те времена ценными связями, полезными для будущих адвокатов (ходили слухи, что он несколько раз пытался прорваться в адвокатуру, но пока не прошел). Работа в качестве официанта и бармена в придорожных закусочных, а позднее в тавернах и ресторанах Лупа и Норд-Сайда позволила Пикету приобрести хорошие и прочные дружеские связи со многими "полезными людьми". Одно из таких знакомств в свое время состоялось и со мной, если судить по тому, как этот маленький, коренастый мужчина встал улыбнулся и протянул мне руку. Я пожал ее, и он жестом предложил мне сесть в кресло напротив, что я и сделал, но он остался стоять.
Для мужчины маленького роста у него была внушительная фигура. Даже в этот теплый день (хотя в офисе был кондиционер) он был одет в костюм-тройку. Чувствовалось, что в одежде он явно подражает Кларенсу Дарроу.
– Рад снова видеть вас, – сказал он с обезоруживающей улыбкой.
Его яркие глаза, нос картошкой, узкий рот, темные круги под яркими глазами придавали ему напряженный вид и создавали впечатление чего-то мальчишеского и отцовского одновременно. Самым примечательным, однако, были волосы: цвета "перца с солью", они образовывали пышное волнистое сооружение высотой в три дюйма, а точнее, торчали дыбом.
– Тоже рад видеть вас, советник, – сказал я, чуть улыбаясь. Единственный раз я видел его в суде, на слушании дела об убийстве Лингла. Я давал показания обвинению, он был адвокатом защиты. По сути, мы оба были в одной команде. Оба помогали упрятать за решетку по ложному обвинению жертву Синдиката по имени Лео Броверс, клиента Пикета, который был выбран компанией Капоне в качестве виновного.
– Что привело вас сюда, мистер Геллер? – Он сел.
– Я хотел поблагодарить вас за то, что вы направили ко мне одного из ваших клиентов. Я, конечно, сделал все, что надо.
Он запустил руку в свою шевелюру.
– Не припоминаю, чтобы рекомендовал кому-нибудь обратиться к вашим услугам, мистер Геллер. Хотя мог это сделать. Вы хорошо поработали для меня и моего клиента в прошлом году.
Все мои дела с Пикетом по той работе проходили либо через посредника, либо по телефону.
– Вы так и не припоминаете, кого же рекомендовали мне?
Он пожал плечами и сладенько улыбнулся.
– Сожалею. Был бы рад оказать такую услугу, я в будущем это не исключаю. Однако среди моего персонала есть постоянный расследователь.
– Понимаю. Вы знаете некоего Джона Говарда?
Пикет задумался, потом покачал головой.
– Не могу припомнить.
– Он разъездной коммивояжер.
Пикет вновь отрицательно покачал головой.
– Он работает на компанию кормов и зерна. Его боссы дали вам его имя.
Пикет медленно отрицательно покачал головой. Я описал моего клиента. Луи Пикет снова покачал головой.
– Это нехорошо, – сказал я.
– Почему?
– Мистер Пикет, меня не покидает ощущение, что вам известен ответ на этот вопрос.
На круглом лице появилось ангельское невинное выражение, которое могло бы ввести в заблуждение большинство присяжных.
– Я действительно не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Геллер, – сказал он.
– Это не так.
– Это так. Я не имею ни малейшего представления, чего вы добиваетесь.
– Ладно, я не оратор, не мое это занятие. Я всего лишь детектив, которому не нравится, когда его держат за дурачка.
– Никто так не думает, мистер Геллер.
– Я знаю, что сейчас вы представляете интересы Джона Диллинджера.
С улыбкой Пикет подтвердил:
– Это верно.
– В первый раз, когда я столкнулся с вами, вы защищали Лео Броверса, обвиненного в убийстве Джека Лингла... вашего друга. И в самом деле, вы были одним из последних, кто видел Джейка Лингла в живых. И все же вы защищали человека, обвиненного в его убийстве.
– Каждый имеет на это право. Так принято в Америке.