– Вниз! – скомандовал Лоу. Мисс Бэкол не поняла его план, а у него не было времени объяснять, так что он спрыгнул на усыпанные гравием стальные рельсы, потом помог ей спуститься во тьму.
– Бежим! – крикнул он, таща мисс Бэкол с собой вслед за отходящим от станции, пыхтящим поездом. Если не медлить, то они без труда его догонят. Слава богу, у девѝцы длинные ноги; цены б ей не было на Олимпиаде.
– Вы с ума сошли? – крикнула она на бегу.
Резонный вопрос, но Лоу не ответил и даже не подумал бросить мисс Бэкол. Если эти бандиты готовы были выстрелить в него рядом с ней, бог знать, что они сделают, оставь он ее на станции, особенно если выяснят, насколько богат ее отец.
Маленькая огороженная платформа обрамляла заднюю часть поезда, освещаемая единственной лампой. Неспешно движущаяся мишень. Можно запрыгнуть, как в вагончик на канатной дороге.
К чертям здравый смысл. Он присел, схватился за поручень и закричал:
– Прыгайте!
Их приземление получилось не таким уж гладким. Лоу зашатался, услышал треск и почувствовал, как мисс Бэкол падает. Промелькнула мысль о ее теле, которое тащится за вагоном, но Лоу чуть подвинулся, и она попала в его объятия. Неловко поборовшись с пальто в ее руках, – как, черт побери, она сумела не упустить эту вещь? – он помог ей подняться на задней платформе, где они оба пытались отдышаться.
Они это сделали! Лоу не мог не испустить триумфальный крик, как только они проехали мимо паровоза №127. Он заметил встревоженную толпу в золотистом свете прежде, чем поезд с пыхтением укатил в темноту.
Довольный Лоу улыбнулся мисс Бэкол. Даже слишком самодовольный. Кровь бурлила в теле и прилила вниз, слегка возбудив его радостью победы.
Я мужчина! Услышьте мой рев!
Господи, ему почти захотелось поцеловать ее. Возможно дело в приливе крови к паху, но все же. Небольшой поцелуй возможно приведет…
– Что теперь? – невесело спросила мисс Бэкол.
Беспорядочные триумфальные планы провалились. Лоу пока не думал о будущем.
Не подозревая о безумных мыслях, свирепствующих в его голове, мисс Бэкол махнула рукой, отвернулась от него и взялась за дверную ручку. С их везением она окажется закрытой, и…
Милостивый боже.
Мисс Бэкол не подозревала, что ее платье порвано сзади, – вот почему раздался тот треск, когда Лоу затащил ее на платформу. Кусок ткани свисал со стяжного болта, трепеща на ветру будто флаг. Но Лоу, прищурившись, смотрел на то, что скрывалось под платьем.
Длиннющие ноги в черных чулках. Соблазнительная розовая кожа над подвязками. Белье цвета зрелой медовой дыни, по краю расшитое павлиньими перьями.
Его сердце замерло.
Только представьте. Все ее строгие черные одежды были фальшивым фасадом, будто дом эпохи Дикого Запада из голливудского фильма! И под ними был весь этот… цвет.
И не только цвет, а намного больше.
Потому что под рубашкой угадывались самые округлые, чувственные ягодицы, какие ему только попадались на глаза. Без преувеличения. Как такая стройная и долговязая девушка обзавелась попкой как мяч для баскетбола?
Такого чуда он не встречал за все двадцать пять лет своей жизни.
Мисс Бэкол хмыкнула, не догадываясь о постигшей ее неприятности.
– Дверь не заперта, но задвижка заела. Помогите.
Может сказать? Надо ведь сообщить? Как она не чувствует прохладный воздух на обнаженной коже? Черт, придется признаться. Обязательно… но боже мой, какая округлая попа. Если прежде он был лишь слегка возбужден, то теперь пришел в полную боевую готовность.
– Мистер Магнуссон?
– Что? О да. Позвольте… подвиньтесь, а то я не достаю. Ладно, я сделаю вот так. Не двигайтесь. – По его затылку пробежался ветерок. Лоу потянулся через нее, так как этого было не избежать: на платформе не хватало места, а поезд набирал скорость. Ему пришлось прижаться к ее спине, чтобы добраться до задвижки. Милостивые боги. Он будто опустился на теплую подушку, не слишком мягкую, не слишком твердую, именно такую, как надо. И из-за высокого роста мисс Бэкол Лоу не пришлось наклоняться, чтобы его твердый член оказался между этих округлых мягких…
– О… боже, – прошептала мисс Бэкол.
В самом деле. Похоже, не придется рассказывать ей о порванном платье.
***
Как только задвижка соскользнула, Хэдли открыла дверь и бросилась в вагон. С обеих сторон все отсеки были заполнены багажом. В остальном помещение пустовало.
Неужели она действительно почувствовала прикосновение мужского возбужденного тела? Прохладный воздух щекотал ее ноги. Она извернулась, чтобы лучше рассмотреть платье.
– Вы порвали его в прыжке. – Лоу запер дверь, отчего пропали свист ветра и щелканье ускоряющегося поезда.
– Вы обязаны были мне рассказать!
– Я заметил, лишь когда вы повернулись. Пытался спасти нас от пуль.
– Спасти нас? – Она свела оборванные концы платья вместе, стараясь прикрыть прореху. – Стреляли в вас, а не в меня. И это вы размахивали… церемониальным кинжалом.
– Церемониальные кинжалы тупые, а мой – наточенный. – Лоу говорил с легким акцентом, который сразу не распознаешь, но в модуляции его слов было что-то мелодичное. Скандинавское. О, точно, Магнуссоны же шведские иммигранты. – И вам бы порадоваться, что у меня острый кинжал, или та пуля снова убила бы лису, которая положила свою короткую жизнь на воротник вашего пальто.
– Это норка, и я не припоминаю, чтобы просила меня спасать.
– Ох, ну простите, что я повел себя как джентльмен.
– Джентльмен, – фыркнула Хэдли и горько усмехнулась. Джентльмен бы так не прижимался. И несмотря на все усилия, ее одолели неприличные мысли о прикосновениях Лоу, выйдя на первый план в золотой рамке.
– Ладно. Мне открыть дверь? Можете спрыгнуть и поковылять на станцию со сломанной ногой. И после того, как побываете в заложницах у тех бандитов, подпишете чек, заплатив выкуп из отцовского состояния, потом поздравьте себя с успехом.
Не успела Хэдли подавить прилив злости, как ее зрение стало темнеть. Мрачные и отталкивающие духи появились из стен будто тени. Обычно они не показывались тому неудачнику, который попадался им на пути. Иногда Хэдли просто не успевала отправить их в ту адскую дыру, откуда они вылезли, а подчас и не хотела их отсылать.
Духи опрокинули ряд кожаных чемоданов с полки над мистером Магнуссоном. Тот увернулся и едва не сбил с ног Хэдли, пытаясь спасти свою шкуру.
Так ему и надо.
Когда упал багаж со следующей полки, она продвинулась дальше в вагон.
Это за то, что похотливо прижимался к ее нижнему белью, заставляя хотеть того, что не суждено.
Лоу что-то неразборчиво крикнул, уклоняясь от упавших сумок. Для человека такого роста он двигался удивительно грациозно. Однако лучше все остановить, пока он не потерял сознание и не умер.
Или пока до него не дошло, что именно ее духи разбили окна в первом поезде.
Один, два, три, четыре…
Гнев ослеплял и лишал ее самообладания. В этом случае духи со смертельной яростью нападали на того, кто ее разозлил, так что надо подавить опасные чувства. Она обязана. Отец поручил ей договориться с этим мужчиной. Амулет джед значил для него больше, чем просто научное изыскание и ценная собственность, особенно потому, что он был согласен расстаться с такими деньгами, чтобы получить находку до того, как какой-то музей и другие коллекционеры предложат свою цену. Отец сказал, что обретение этого амулета важнее всего в его жизни.
Пять, шесть, семь, восемь…
Хэдли считала, пока духи не скрылись в стенах, а мистер Магнуссон перестал сыпать ругательствами. Во всяком случае она так думала, потому что он перешел на шведский, и нельзя было сказать наверняка.
– Какого черта! – воскликнул он уже на понятном языке. Он стоял наготове, рассматривая кучу сваленного багажа и убирая растрепанные кудрявые волосы с лица. У него был такой острый хитрый взгляд ярких холодных голубых глаз цвета фаянсовой вазы лотоса в четырнадцатой витрине выставки позднего периода Нового царства. Его внешность отвлекала: необычные глаза, запавшие щеки и благородные скандинавские скулы, высокие и выпуклые, как нос корабля викингов. И эти губы… с ямочками в уголках и такие полные, что им позавидовала бы любая женщина.
Единственный недостаток – плохо сросшийся нос. Он был сломан ниже переносицы, привлекая внимания, но все же не слишком портил Лоу. Как же нечестно, что меркантильный охотник за сокровищами настолько ослепительно красив.
Она видела его фотографию, как и жители половины мира, но реальность оказалась много лучше. Он уверенно держался, иногда выказывая пренебрежение. Щетина и потрепанные туфли делали его похожим на сказочного короля в одеянии бродяги. Ему ведь плевать на ее мнение. Его брат – один из самых богатых бутлегеров Сан-Франциско. Хэдли не удивилась бы, если незаконные накопления Магнуссонов превышают то, что осталось от наследства ее матери.
– Вы это видели? – спросил он, раскидывая руки, будто потерял равновесие.
– Видела.
– Вагон тряхнуло? Что произошло?
– Все закончилось, – ответила Хэдли, пытаясь изобразить дурочку. – Так какой у вас план, мистер Магнуссон? Мы скроемся здесь часов на восемнадцать до самого Сан-Франциско или сойдем на следующей остановке?
– Боже, не знаю. – Он расправил сумку, прикрепленную к его груди, и озадаченно посмотрел на упавший багаж у своих ног. – А что вы думаете?
Так теперь он интересуется ее мнением?
Она задумалась над их положением.
– До Рино нет приличных станцией, так что шансов найти открытую билетную кассу в этом время ночи почти никаких.
– Возможно, вы правы. Нам пришлось бы спать в зале и дожидаться следующего поезда, возможно целые сутки. – Он протяжно выдохнул. – Я не был дома целых девять месяцев, несколько недель нормально не высыпался, так что предпочел бы не задерживаться. А что в следующем вагоне? Вы что-то видите за шторкой?
Хэдли подошла к двери между вагонами, но вспомнила, что случилось на платформе поезда, и поспешно надела пальто.
– Поздно, я уже все видел. – Лоу боком проскользнул мимо нее. – Вы стали ярким событием моей поездки домой.
Нежеланное возбуждение лишило ее последних остатков стыда. Ради бога. Что такое, она ведь обычно не ведется на пустую лесть? И почему тут так тепло? Хэдли украдкой обмахнула лицо, пока Лоу смотрел, что там дальше.
– Кухонный вагон, кажется, пустой. – Он, не глядя, поманил Хэдли за собой. – Если нас поймают, говорю я.
Они поспешили дальше. От запаха свежесваренного кофе и поджаренного хлеба желудок Хэдли заурчал. Следующей была смотровая площадка, полная сигаретного дыма. Тут расположился только один пассажир, который был настолько увлечен газетой, что даже не обратил на них внимания. Наконец они попали в спальный вагон, где по левую сторону узкого коридора находились частные купе. Дальше было открытое общественное помещение.
– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.
– Кабинет управляющего, – прочитал мистер Магнуссон позолоченную надпись на деревянной двери. – А, вот и купе. – Занято, занято, занято. Дверь последнего открылась, и оттуда вышел долговязый молодой человек не старше семнадцати-восемнадцати лет в форме железнодорожной компании.
– Простите, сэр, – сказал он, опуская глаза и отступая в купе, чтобы не столкнуться.
– А это купе не занято? – спросил мистер Магнуссон.
– Сейчас нет, сэр.
Мистер Магнуссон показал проводнику билет на поезд.
– Мы ехали на 127-м. – Он махнув рукой в сторону Хэдли. – Но нас пересадили на этот поезд в Солт-Лейк-Сити. Муж моей сестры… ладно, скажу прямо. Этот пьяница угрожает ей. А она ждет ребенка. Жуткое положение.
Хэдли открыла рот.
Проводник удивился не меньше.
– Да, сэр.
– Поэтому нас любезно пересадили на другой поезд, – продолжал хитрец. – Сказали, что кассир выдаст нам новые билеты, а в это время вызовут полицию для задержания ее мужа. Ради безопасности моей сестры.
– О боже! – воскликнул проводник, пытаясь получше рассмотреть жертву.
– Вот только поезд тронулся до того, как вернулся кассир. Теперь наш багаж остался на 127-м, а мы здесь. Нам так и не сообщили номера купе.
– Меня не предупредили, – признался проводник.
– Все произошло так быстро, – ответил Магнуссон, качая головой. – У ее подлого муженька оказался револьвер. Вы представляете? Наставить пушку на женщину, которая носит твоего ребенка!
– Мэм, как ужасно, – посочувствовал парень.
Хэдли в ответ только хмыкнула.
– Ну, ну, соберись, милая. Ты утверждаешь, что он пьет только, когда переработает, но так продолжаться не может. Папа наймет адвоката. Тебе грозит опасность, нужно подумать и о ребенке.
– Вопиющее безобразие, – пробурчал проводник.
– Аминь, – согласился Магнуссон. – Думаете, нас собирались поместить в это купе?
– В это купе? Его забронировали для пассажиров, что сядут в Неваде.
– О, – Магнуссон помрачнел и грустно посмотрел на Хэдли. – Я знаю, что ты расстроена, устала и испугана. Мне так жаль.
– Я уже столько пережила с тобой… дорогой братец, – сухо ответила она.
Проводник кашлянул.
– Думаю, парочка, что заказала это купе, не пережила таких сложностей, как вы. Я могу поселить их в общем вагоне, если вы не против устроиться вдвоем в этом купе.
Хэдли совсем это не понравилось, но ее возражения потонули в слишком пылких благодарностях мистера Магнуссона:
– О, это чудесно, просто чудесно. – Он мило улыбался проводнику, восторженно пожимая ему руку. – Мы оба так вам признательны. – Лоу вытащил из бумажника пять долларов и протянул служащему. – Не могли бы вы в последний раз помочь нам и принести кофейник и бутерброды?
– Да, сэр.
– А мне, пожалуйста, горячего чая, – добавила Хэдли. Если уж на то пошло, можно попросить то, что хочется.
– Да, мэм. Устраивайтесь поудобнее. Я сейчас вернусь, – сказал проводник, пропуская их в купе, щелчком ставя табличку "ЗАНЯТО".
Хэдли прикусила язык и вошла в тесное купе. Справа небольшая дверь вела в отдельный туалет и душ, слева – гостиная, где перед большим глухим окном стояли два мягких кресла, а наверху две откидывающиеся койки.
Мистер Магнуссон снял сумку и пальто, повесил их на крюк, затем пригнулся и рухнул на сиденье. Он занял бóльшую часть помещения, задевая ногами край кресла напротив.
– Первый класс. В общих вагонах 127-го было сено.
"С чего это брат бутлегера ехал в общем вагоне?" – задумалась Хэдли, а потом решила, что это неважно. Она сняла сумочку, цепь которой обвивала ее запястье, и заговорила о проблемах посерьезнее:
– Сначала вы выдаете себя за представителя комитета по здоровью Лиги Наций, а теперь изображаете героического брата беременной потаскушки.
– Ничего подобного, я же сказал, что вы замужем.
– Вы всегда так делаете? Враньем улаживаете свои проблемы?
– Я предпочитаю называть это вхождением в роль. Актерством.
– Актерством, – повторила она, вешая сумочку рядом с его вещами. Она собралась снять пальто, но потом вспомнила про прореху на платье. И, если судить по улыбке Магнуссона, не только она. Хэдли запахнула пальто и села в кресло. – Почему же не сказать правду?
– То есть я должен был признаться, что я – археолог, нашедший мифический артефакт, который вроде открывает дверь в мир мертвых, и что в нас стреляли двое наемников, намеренных его отобрать, так что мы вскочили на этот поезд "зайцами"?
Хэдли положила ногу на ногу.
– Вы, сэр, не археолог, а прохвост.
– У меня есть ученая степень.
– А у меня их две.
Лоу небрежно закинул ноги на сиденье рядом с Хэдли и скрестил лодыжки.
– Без полевой практики.
– Дело не в нежелании, но спасибо, что пристыдили.
Лоу поморщился, будто от пощечины, но через мгновение по его лицу уже ничего нельзя было понять. Он вытянул шею и расслабился.
– Вы же сами хотели честности. Если желаете, чтобы я пощадил ваши нежные чувства, с удовольствием так и сделаю.
Откинув голову на спинку, он сложил руки на груди и закрыл глаза.
– Я хочу, чтобы вы обращались со мной как с мужчиной.
Он посмотрел на нее прищуренными глазами и вскинул бровь.
– То есть, хочу той же прямоты, которую вы бы выказали доверенному коллеге. Я вам ровня. Говорите со мной без обиняков или молчите.
Хэдли разозлилась и уставилась в окно, глядя мимо своего сурового отражения на темный сменяющийся пейзаж.
Один, два, три…
– Ладно, я согласен, – сказал он через пару минут. – Если бы вы были моим коллегой, то первым делом я бы отказался от формальностей.
Мисс Бэкол заколебалась.
– Спасибо… Лоу.
– Пожалуйста, Хэдли.
Он улыбнулся и закрыл глаза.
Они сидели в молчании. Возможно, она в нем ошиблась. Теперь, вспоминая сегодняшние события, она поняла, что он действовал с благими намерениями: отпихнул ее прочь от пули и защитил ножом. Прикрыл ее от битого стекла в вагоне первого поезда, не зная, что именно она причина кавардака. А теперь они хорошо устроились, во всяком случае лучше здесь, чем на той станции.
– Знаешь, я тут подумал, – заговорил он, не открывая глаз. – Если бы мы были коллегами, общающимися на "ты", я бы похвастался, что мельком увидел прекрасные ягодицы и сногсшибательные ноги. Как жаль, что такая женщина, управляющая мумиями в департаменте антиквариата музея де Янг, одевается как старая дева.
Какой нахал!
– А я тебе отвечу, что она так одевается, чтобы мужчины обращались к ней уважительно, а не просто как к богатой дочери Арчибальда Бэкола.
Лоу смягчился.
– А я бы ей сказал, что не стоит меняться, чтобы кому-то угодить, а ее сотрудники слишком заумные выпускники Стэнфорда, не имеющие опыта полевой работы, так не все ли равно, что они там себе думают?
– Я закончила Стэнфорд.
Лоу уже собирался сострить, но тут раздался стук в дверь, и вошел проводник с подносом. Мистер Магнуссон ради приличий снял ноги с подушки, чтобы можно было разложить стол. Поставив серебряные горячие кофейник и чайник, прикрытую тарелку с бутербродами и столовые приборы, он еще раз с сочувствием посмотрел на Хэдли и оставил их одних.
– Ты ешь за двоих, значит оставлю тебе бутерброды… с коричневой пастой. А что тут, грецкие орехи? Не-е-ет, спасибо, – отмахнулся Лоу, снимая тонкие кожаные перчатки. Хэдли заметила некую странность в левой перчатке.
Левая перчатка, левая рука. Боже, у него нет мизинца. Совсем, до костяшки. И кожа обесцвечена. Остались шрамы на месте зашитой раны.
– Хотите посмотреть поближе?
Хэдли смутилась.
– Как это случилось? Похоже, не так давно.
Лоу рубанул рукой по столу.
– Я лишился мизинца в Александрии. Нельзя красть женщину-мусульманку.
Женщину? Удивление сменилось недоверием. Он ее за идиотку принимает?
– Закон шариата предполагает лишь ампутацию у воров. А вот адюльтер карается смертью под градом камней.
Лоу снял верхний хлебец с бутерброда.