- Откройте, пожалуйста. Чрезкомэкспорт! - крикнул он, ломая язык на новомодной аббревиатуре.
За дверью завозились.
- Какой такой Чрезкомэкспорт?
- Чрезвычайная экспортная комиссия, - расшифровал Мишель.
- Чего надо-то?
- Нам бы узнать, которых из жильцов теперь нет, какие квартиры пустые стоят, - вновь на весь подъезд прокричал Мишель.
- А никого, считай, нет - в любую заходите, - крикнули из-за двери и все затихло.
- Надо было сказать, что мы из Чека, чего мудрствовать-то, - недовольно проворчал матрос. - Враз бы отворили!
Тогда верно - открыли бы. Тем более что действительно их комиссия чрезвычайная - ныне все чрезвычайные! - а про то, что она по экспорту, можно было и умолчать.
А так - не открыли. Пришлось идти за дворником.
Как ни странно, в этом доме дворник был, не сбежал - то ли не захотел, то ли некуда было. Он приоткрыл дверь, недовольно глядя на пришедших.
- Собирайтесь, будете понятым, - грозно приказал Мишель.
Дворников Мишель с некоторых пор не любил. С тех самых, как ему размозжил голову, а после пытался утопить в Москве-реке татарин Махмудка.
- Ну давай-давай, не тяни, ирод узкоглазый! - прикрикнул матрос Паша. - И не жмурься мне тут, будто рыба-камбала!
Дворник, воровато зыркнув по сторонам, стал собираться.
Возражать кочегару Паше ему даже в голову не пришло. И никому бы не пришло!
- Ежели есть запасные ключи от квартир - возьмите, - попросил Мишель.
Он знал, что жильцы частенько, отправляясь в долгие отлучки, оставляли ключи дворникам, чтобы те приглядывали за вещами, проверяли пальмы в горшках и чистили дымоходы.
- Нету у меня ключей, - угрюмо сказал дворник.
- А коли ключей нет - то топор с багром бери! - приказал Паша-кочегар.
На втором этаже долго стучали в две квартиры. Никто не открывал.
- Ломайте! - приказал Мишель.
Дворник долго возился с топором, пытаясь сунуть его в щель меж дверями, да все у него не выходило. Наконец всем это надоело.
- Отойди, нехристь! - толкнул его в сторону Паша-матрос, с силой пихнув дверь рукой. Замок жалобно звякнул и вылетел из двери. Дверь распахнулась.
Ну и силища!
- У вас все такие? - с уважением спросил Мишель. - Иде?
- На флоте.
- Не - тока в кочегарке. Там же цельный день лопатой туда-сюда машешь, за вахту скока тонн антрациту в топку перекидашь! Отсель и силушка-то.
Ну да, верно... Трудней кочегарской работы на корабле не сыскать! Тут либо сразу богу душу отдашь, либо подобен богатырю станешь.
Прошли в комнаты. Видно было, что здесь давным-давно никто не появлялся. Воздух был сперт, на мебели толстым слоем лежала пыль.
- Поглядите в правой половине, а я здесь, - распорядился Мишель.
Быстро разбрелись по комнатам, огляделись, вновь сошлись в прихожей.
- Ну что?
- А ничегошеньки! - махнули рукой солдаты. - Видать, все с собой господа забрали.
Мишель тоже ничего не увидел - лишь пустые рамки от фотографий да выдвинутые и брошенные ящики комодов. И даже ложек серебряных, и тех не нашлось, что уж вовсе странно. Или, верно, съехавшие жильцы все с собой до последней заколки унесли, или кто-то здесь до их прихода побывал.
- Аида дальше.
В следующей квартире, как только открыли дверь, кто-то шмыгнул мимо них на лестницу.
- Держи вора!
Паша-матрос развел ручищи и сграбастал беглецов. Два парнишки лет двенадцати трепыхались у него в руках, не касаясь ногами пола.
- Вы кто? - удивленно спросил Мишель. Ребятишки были чумазыми и в каких-то дырявых лохмотьях. Правда, на руке одного из них отблескивал золотой перстень.
- Дяденьки, дяденьки, отпустите Христа за ради! - причитали, плакали, дергаясь в лапах Паши-матроса, испуганные до полусмерти ребятишки. - Бо-ольно, дяденьки-и!..
- Поставь их, - попросил Мишель. Притихшие пацаны с уважением глядели на матроса, который вознес их, будто пушинки.
- Что вы здесь делаете? - вновь спросил Мишель.
- Живем, - ответили мальчишки.
- Долго?
- Почитай, всю зиму и весну тоже, - ответил тот, что постарше.
- А родители ваши где?
- От тифу померли. И мамка, и папка. Все... Беспризорные, значит... Много их теперь появилось в Москве, в Питере и других больших городах, куда гнали их из вымирающих деревень отчаяние, голод и надежда.
Послышалось смутное шуршание, и из квартиры тихо выступила тень. Это была такая же чумазая, как пацаны, такая же худая и в таких же лохмотьях девочка.
Она вышла и тихо встала подле стены.
- А это кто? - указал на нее Мишель.
- Сестренка наша. Младшая, - мрачно ответил мальчишка, тот, что постарше.
И недовольно глянул на девочку, отчего та сжалась в комок и зашмыгала носом.
- Чего ты вылезла-то, дура? Сказано ведь было - под кроватью тихонько сидеть!
- Там темно и страшно, и мыши шуршат, - испуганно округлив глаза, сообщила девочка.
У Мишеля защемило сердце.
А солдаты ничего, они равнодушно глядели на беспризорников. Их таким было не удивить, они и хуже на фронте видали.
- Все, что ли? - поинтересовался Мишель.
- Ага... Ванька ишо был, да только он зимой помер.
- И где он теперь?
- Незнамо где, - виновато пожали плечами мальчишки. - Мы его в сугроб зарыли, как он пахнуть стал, туточки, во дворе. А опосля не нашли.
Сколько-то таких, как таять начало, мертвецов, младых и старых, раскрыла весенняя капель...
- Ух, шайтан! - замахнулся было на ребятишек дворник. Девочка шустро забежала за спины мальчишек, которые насупились и сжали кулаки, готовые драться и кусаться. Ну чисто - волчата.
- Оставьте их! - прикрикнул Мишель. Дворник испуганно отступил.
- Откуда это у вас, - указал Мишель на перстень.
- Там взяли, - кивнули на открытую дверь мальчишки.
В золотой перстень был вправлен большой бриллиант.
В самой квартире был бедлам - все истоптано, изгажено и замусорено. На кровати в спальне свалено тряпье, которым беспризорники укрывались. Из помойных тряпок выглядывал угол засаленной бобровой шубы.
- Шубу тоже здесь нашли?
- Ага, туточки. Теплая она!
- А еще чего нашли? Мальчишки потупились.
- Ложки и еще эти... куда стаканы были воткнуты.
- Подстаканники?.. Продали?
- На толкучке на картошку сменяли.
Мишель огляделся. Квартира была богатая - на стенах висели картины, на первый взгляд все подлинники, коим цены не было. Да и шуба, и кольцо не одну тысячу стоили. А они подстаканники воровали...
- Кто здесь жил?
- Так хозяин! - почтительно ответил дворник. - Его это квартира. Купца первой гильдии Анциферова!
Богато жил купец, на большие тыщи! Кои теперь будут, как бесхозные, национализированы и перейдут в пользу государства.
Дверь закрыли, накрепко забили гвоздями и опечатали, дабы вернуться и, составив опись, погрузить все ценности на подводу. Но не теперь - чуть позже, как весь дом обойдут, чтобы все разом и вывезти.
- А пацанов куда? - спросил Паша-матрос.
- Пока с собой возьмем. А после...
Куда их после-то?.. Не домой же вести. Всех сирот ни дом, ни сердце не вместит.
- Их в милицию сдадим.
При слове "милиция" мальчишки прыснули в стороны, попытавшись сбежать, но кочегар поймал их за шкирку, тряхнул для порядку и поднес к шмыгающим носам свой внушительный, который был поболе их голов, кулак.
- Коли еще побегете - пришибу! - добродушно пообещал он. Мальчишки как зачарованные глядели на громадный матросский кулачище и уже не пытались никуда бежать.
- Пошли дальше, - приказал Мишель.
- Я дале не пойду, - вдруг заупрямился дворник. - Мне теперича двор мести надоть...
Хоть видно было, что двор с зимы не мели и не чистили.
Не понравилось это Мишелю. А чем - он сперва не понял.
- Нет уж, любезный, вы с нами пойдете! - твердо сказал он. - Мы теперь все пустые квартиры обойти должны, а после, как опись сделаем, вы под ней роспись поставите.
- Не-а, - замотал головой дворник. - Не могу я. Я грамоте не обучен.
- Значит, крестик нарисуете!
- Помилосердствуй, барин, отпусти! - заорал, запричитал дворник, бухаясь на колени.
А чего причитать-то, чего бухаться?..
- А ну - ходи, коли велено! - рявкнул Паша-матрос, слегка толкая дворника вперед, отчего тот стремглав побежал по лесенке, заплетаясь ногами.
Почему дворник просил отпустить его, стало ясно скоро. В квартире на четвертом этаже кто-то тихо дышал в замочную скважину. Никак опять беспризорники?
- Откройте, не то дверь высадим! - предупредил Мишель.
Но ему не вняли.
- Ломай, - приказал он.
Паша-матрос, отступив на шаг, толкнул дверь плечом, отчего та, легко сорвавшись с защелки, распахнулась во всю ширь с пушечным грохотом. За дверью кто-то громко охнул и кулем свалился на пол. Видно, это он слушал в замочную скважину, отчего ему так досталось.
- Вот чумовой! - хмыкнул Паша-матрос.
И тут же навстречу ему из тьмы квартиры бухнул выстрел, и в противоположную стену лестничной клетки ткнулась пуля.
Кочегар отпрянул в сторону, открывая пустой проем двери, и в лицо Мишелю глянуло дымящееся револьверное дуло...
В самую-то душу глянуло!..
Глава X
Велика Русь - ох, велика, сколь дней по ней ехали, а конца-краю не видать!..
Наконец вступили в пределы Персиянского ханства. А как вступили, встретил их отряд, посланный навстречу Надир Кули Ханом, дабы сопроводить их до самой столицы. Крепкие воины в золоченой одежде, на богато убранных конях ехали спереди посольского каравана, зорко поглядывая по сторонам, гортанно кричали, загодя сгоняя с дороги повозки с большими, в рост человеческий, колесами, кои назывались по-чудному - арбы. Коли кто замешкался, того арбу переворачивали в сторону, дабы караван мог проехать беспрепятственно.
Как приблизились к столице персиянской на пять верст, посольство русское встретила толпа праздного народа. Все они кричали во весь голос и били себя руками по губам, отчего голос их раздваивался, и танцевали. Тут же были музыканты, которые трубили в большие трубы, играли на зурнах и били в литавры. От всего этого стоял такой гвалт, что ушам больно было.
Толмач, что при посольстве состоял, сказал, что сей праздник устроен в честь прибытия послов великой русской царицы и что шах распорядился, чтобы весь народ его от мала до велика тому шибко радовался. А тех, кто ослушается его приказа да дома останется или будет грустен, повелел, как законом предписано, казнить, вспоров им животы.
Отчего и царит в городе такое великое веселье.
Так дошли до крепости, пред которой была площадь, вкруг которой тянется ров с водой, а по краям стоят каменные столбы высотою в два человеческих роста. Сама площадь гладкая, ровная, длиною больше четырехсот саженей, а шириною сто. Подле площади базарные ряды, кофейни, гостиные дворы, мечети - и все каменные.
Далее надо было пройти через ворота, подле которых были разбросаны медные и железные пушки, средь них зело громадные, и все они были без станков и без колод. В самих воротах стояла грозного вида стража из беков и тюфянчеев, охраняя вход в шахский дворец.
Как ворота миновали, увидели кругом цветущие сады, кои до самого дворца тянутся. В садах тех растут деревья, каких на Руси не встретишь, и устроены фонтаны, подле которых ходят чудные птицы с маленькими головами и огромными цветными хвостами, которые они могут распускать подобно вееру!
За садами был шахский дворец - весь из белого камня, украшенный цветными узорами и золотом. Справа - другой дворец, поменьше, специально назначенный для жен шаха, коих у него не одна, а без счету, что вера персиянская позволяет. Но туда иноземцам не попасть, а кто наложницу шаха по злому умыслу либо случайно узрит, того тут же казнят лютой смертью, а коли он благородных кровей да шах его помилует, то лишь выкалывают глаза и отрезают язык, дабы не мог он сказать, что видел!
На площади, что пред шахским дворцом, посольство ждали богато разодетые ханы, султаны и иные приближенные шаха. Как ступил наземь посол русский, князь Григорий Алексеевич Голицин, все ему поклонились, а люди подлого сословия пали ниц, коснувшись лбами земли.
Григорий Алексеевич в ответ тоже поклонился да по ступенькам на крыльцо степенно взошел. А за ним приближенные его и слуги, что подарки, шаху назначенные, внесли.
Яков Фирфанцев да многие иные из посольства внизу ждать остались. Стояли да на солнце парились, какое в краях персиянских зело зло греет!
Стоял Яков да на дворец, где жены шаха обитали, косился - неужто верно у него столь жен?.. Как же он с ними управляется-то, когда и с одной девкой, коли она молода да горяча, сладить мудрено? А тут их, может, тыща! Или он секрет какой знает или снадобье особое имеет?.. Вот бы ему про тот секрет разузнать да снадобье то раздобыть!..
Да еще думал - взглянуть бы на девок тех, персиянских, хоть одним глазком - может, они необыкновенные какие - при двух лицах али трех грудях, что их никому не кажут, а тем, что их увидели, головы рубят?
Да где там взглянуть - коли голова на плечах одна. Было бы две - может быть, одну и не пожалел!..
Печет солнце, аки огонь сковороду, отчего мысли бесовские в голову лезут.
А вот бы и на Руси правило такое ввести, чтобы не с одной девкой всю жизнь жить, а с двумя или даже поболе. Вот славно-то было бы, хоть и грех то смертный!..
Все солнце это, солнце!..
Наконец вышел из дворца толмач и распорядился гостей в палаты, им предназначенные, вести, дабы они с дороги отдохнули.
Внутри дворца тень да прохладца. В залах пруды устроены, в которых рыбы золотые плавают. Вместо диванов - ковры мягкие по полу расстелены, на коврах - подушки. Пред подушками подносы стоят с яствами.
Как лег Яков на те подушки, так нега его одолела.
Прикрыл глаза да, не заметив как, заснул.
И приснились ему ядреные русские девки в сарафанах с кокошниками, коих у него не одна, а сто, и все они к нему ластятся, ласковыми словами называют, и все-то они ему не полюбовницы, а жены законные!..
Такой сон - что век бы не просыпался!..
Да только пришлось!..
Глава XI
И все же непонятно, как могло быть, чтобы восемь здоровенных ящиков, ценой в миллиард, вдруг взяли да пропали! Чай не иголка!..
Как же это все было-то?..
Уж не так ли...
На стрелке звонко свистнул паровоз. Машинист, наполовину вывалившись в раскрытое окошко, глянул назад. Стрелочник дал отмашку. Машинист тут же занырнул обратно, задвинув стекло. Паровоз дрогнул, пустил струю пара в морозный воздух, прокрутил на обледеневших рельсах колеса. Попятился, сдал назад, к пакгаузу, толкая вперед себя единственный вагон.
- Стой!
Помощник машиниста выскочил из кабины, сбросил сцепку, побежал обратно в жар нагретой от топки паровозной будки. Мотаясь на стрелках, черный паровоз в клубах дыма побежал в депо к Николаевскому вокзалу.
Подле вагона столпились, переминаясь в снегу, солдаты комендантского взвода.
Кто-то, с баулами и чемоданами наперевес, лез через рельсы.
- Куды прешь?! А ну - стой! Человек с баулами удивленно замер.
- А ну - пшел отсель! Не вишь - груз воинский!..
Сбили засов, токнули в сторону дверь. Подошел комендант, глянул внутрь. В вагоне, поставленные рядком, стояли деревянные ящики.
- Храпцов!
- Я, ваше благородие! - подскочил солдат.
- Займешь пост. Никого сюда без меня не подпускать. Да смотри, сам внутрь не суйся. Понял ли?
- Так точно, ваше бродь! - рявкнул солдат. Комендант, глядя на ящики, лениво думал о том, что опять ему не повезло, что угораздило же под самый конец дежурства получить литерный груз.
- Коновалов!
- Я!
- Сбегай, глянь, там по дороге никто не едет?
Хотя и бежать уже не нужно было, и так отсюда слыхать, как гудят, чихают моторы и надетые на колеса цепи скребут лед дороги.
К пакгаузу подкатили грузовики.
На открытом сиденье сидели, закутавшись от ног до самых макушек в тулупы, нацепив на глаза огромные, в пол-лица, очки заледеневшие шоферы. В кузове первой машины сидели, нахохлившись, на корточках, прижимаясь друг к другу, солдаты.
- Вы, что ли, за литерным? - обрадованно спросил комендант.
- Так точно! - козырнул ему соскочивший с переднего сиденья розовощекий прапорщик, скидывая с головы башлык.
- Ну тогда забирайте.
- Слушай мою команду! - звонко крикнул прапорщик. - Прыгай в вагон и грузи ящики в авто! Да не зевай мне!
Солдаты посыпались на снег, запрыгнули в вагон, крича и ругаясь, потащили из него ящики. Трое толкали их вниз, четверо принимали и отволакивали к грузовикам, запихивая через откинутые задние борта внутрь.
Один.
Другой.
Третий...
Восьмой.
- Все?
- Все!
Комендант на всякий случай заглянул внутрь. Вагон был пуст.
Машины, натужно гудя и стреляя сизым выхлопом, разворачивались и выползали на дорогу.
Какой груз они приняли, откуда и куда его увозили, комендант не спрашивал. Не интересно было. Да и много тогда разных грузов было - про все не упомнить.
Грузовики, встав друг за дружкой, отъехали от пакгауза...
Все...
А более комендант и еще один найденный следователем солдат, что тоже присутствовал при разгрузке, ничего сообщить не могли.
Ни фамилии прапорщика, ни нижних чинов, ни что это были за грузовики, ни какие у них были номера... Ничего! Будто и не было тех машин, и шоферов, и конвоя!
И куда их повезли? В Кремль, где они канули, как в омуте?
Или куда-нибудь еще?
Да и довезли ли?
А может, и не было никаких украшений вовсе, а одни только пустые ящики? Ведь что в них было, и было ли вообще, никто доподлинно не знает! Может, кирпичи или камни? Может, драгоценности те ранее похитили, еще в Петербурге? А ну - ежели так!!!
И три восклицательных знака!
... А ну - ежели так!!!
"И три восклицательных знака!" - перечел он еще раз написанную на полях допроса чернильную пометку.
"Черт возьми, а этот Фирфанцев был въедливый парень!.." - похвалил про себя Мишель-Герхард фон Штольц того, из далекого прошлого, следователя.
Забавный документ.
Жаль, что никчемный.
К разгадке он его, увы, никак не приближает.
И Мишель-Герхард фон Штольц с легким сердцем сдал папку с бланком допроса и синими штемпелями архивного спецучета обратно в хранилище.
Как сдавал до того сотни других.
Где же найти зацепку?..