- Неужели? - впрочем, я не был удивлен. Именно так, чаще всего, и случалось.
Кутузов подошел к моему письменному столу, склонился над ним и принялся рассматривать недавно купленную мной картину Дель Сарто, которую я до сих пор не удосужился повесить на стену. На его лицо падал свет от единственного фонарика, освещавшего комнату.
Вообще мой кабинет походил на монашескую келью со стрельчатым сводом в средневековом стиле. Его оживлял лишь оконный витраж, но это не меняло общего впечатления.
- Вы знакомы с Андреем Картышевым? - задумчиво осведомился Иван, выпрямившись во весь рост и оставив, наконец, в покое картину без рамы. Картышев был одним из братьев, и я его довольно хорошо знал.
- Более или менее, - осторожно заметил я.
- Его юную племянницу нашли мертвой в парке у дома.
- Кажется, ее звали Татьяной, - неожиданно вспомнил я.
- Да, - согласился Кутузов. - Негодяй задушил ее шарфом.
- Какое варварство! - ужаснулся я. - Убийцу нашли?
- Если бы это было так просто! Вы и должны найти убийцу. Раньше у вас это получалось неплохо! - похвалил он мои способности и похлопал по плечу.
- Вам что-нибудь еще известно об этом деле?
Кутузов развел руками:
- Практически ничего.
В матовом свете моего фонарика лицо его выглядело усталым. Он казался много старше своего возрата из-за редких прядей седых волос и изрытого морщинами лба. Кутузов продолжил:
- Таня вышла из графского дома никем незамеченной. Ее мать и отец до сих пор гадают, зачем она это сделала. Но так и не могут докопаться до истины. Так что, дело, мой друг, за вами. Весь Орден заинтересован в раскрытии этого преступления. Видели бы, в каком состоянии находится Андрей Валерианович. Поэтому мы и возлагаем на вас большие надежды.
- Когда нашли тело девушки? - Мне было важно знать мельчайшие детали проишедшего, чтобы с самого начала не ступить на неверный путь.
- Трое суток спустя покойную обнаружила полиция. А родные хватились только утром, но их поиски, к сожалению, ни к чему не привели, - сообщил Иван Сергеевич, тяжело вздохнув. Он скрестил свои пальцы, на одном из которых красовался тяжелый чугунный перстень с изображением Адамовой головы. Он невольно приковывал мой взгляд, так как прямо-таки кричал о принадлежности своего обладателя к розенкрейцерам.
- Я запамятовал, как звать родителей убитой графини?
Иван Кутузов напомнил:
- Анна Васильевна и Алексей Валерианович, - в этот момент он заметил мою почту, аккуратной стопкой сложенную на столе. - Я смотрю, что розыск не мешает вашей переписке. Весьма похвально, - Кутузов указал на письмо от швейцарского философа Лафатера.
Я кивнул.
- Прекрасно, что вы не забываете трудиться над познанием Бога, природы и человека, - сказал он проникновенным голосом и добавил. - Однако мой друг, мне уже пора.
На этом мы и расстались с моим учителем, который вышел от меня через потайную дверь, укрытую от посторонних глаз коричневым гобеленом.
Я вернулся в гостиную, где меня все еще ждали Кинрю и Мира. Девушка удобно расположилась на оттоманке, широком низком диване с подушками, заменяющими спинку, в которых она утопала. Мира все еще оставалсь в своем прелестном платье из флера.
Японец примастился у ее ног, зачитываясь нравоучительным романом Фелиситы Жанлис. Мне приходилось только дивиться, что его увлекает такая литература. Впрочем, Кинрю нередко ставил меня в тупик. Он занимал высокое положение при своем императоре. Однажды только благодаря ему я избежал японской тюрьмы, выполняя одно из поручений своего Ордена. Тем самым Кинрю поставил собственную жизнь под угрозу, и ему пришлось переехать в Россию вместе со мной.
На самом деле моего друга звали Юкио Хацуми, но он почему-то называл себя "Кинрю" - золотым драконом. Всем своим знакомым я представлял его как слугу, во избежание никому ненужных пересудов.
Кинрю подозрительно посмотрел на меня своими раскосыми глазами, но ни о чем не спросил, справедливо полагая, что, если понадобится, я и сам ему все расскажу, как это случалось уже не раз.
- Идите спать, - обратился я к ним и сам последовал собственному совету, отправившись к себе в спальню, которая располагалась на втором этаже моего особняка и выходила огромными окнами во двор.
Размышления не давали мне уснуть, так как встреча с Кутузовым подействовала возбуждающе на мою нервную систему. А в связи с тем, что я и без того страдал бессонницей, ночь мне предстояло провести в наблюдениях за звездами или перечитыванием Бема. В конце-концов я все-таки уснул, пристроившись на канапе под теплым клетчатым пледом из шерсти и уткнувшись затылком в приподнятое изголовье.
Утром меня разбудила красавица Мира, рискнув постучаться в незапертую дверь.
- Войдите, - позволил я, отбросив в сторону свое слегка помявшееся чтиво, и рассудив легкомысленно, что Бем, очевидно, меня простит.
Мира, смущаясь, переступила порог моей обители. В руках она держала поднос с кофейником и фруктовыми бисквитами. Ее стройное смуглое тело скрывал бирюзовай кружевной пеньюар, расшитый настоящими жемчужинами.
Она бросила на меня влюбленный взгляд и мечтательно прошептала:
- Какие у тебя глаза! Синие-синие, как море!
Я не нашелся, что ответить. Девушка впервые обратилась ко мне на "ты". Мира поставила поднос на маленький столик у дивана, который в эту ночь послужил мне постелью, и с достоинством удалилась из моей комнаты.
Позавтракав, я переоделся, облачившись в столь нелюбимый мною штатский темно-синий фрак - мундир я не носил, в в связи с тем, что три года, как вышел в отставку, по случаю ранения, едва не стоившего мне жизни в трехдневном сражении при Лейпциге, - и отправился с визитом в семейство Картышевых, испытывая глухую душевную боль. Всегда неприятно бередить раны скорбящего от невосполнимой утраты человека. А здесь я должен был встретиться с осиротевшими родителями, и от этого мне становилось особенно тоскливо. Я утешал себя тем, что преследую благую цель.
Графский особняк распологался на улице Офицерской, почти в двух шагах от Литовского рынка. Улица кипела жизнью, экипажи сновали туда-сюда по каменной мостовой, по своим делам спешили пешеходы.
Дом Картышевых представлял из себя трехэтажный каменный особняк, балкон которого поддерживали колонны, опиравшиеся на аркаду первого этажа.
Я вошел в него с парадного входа, и лакей поторопился доложить обо мне хозяевам, после чего проводил в паркетную гостиную, отделанную под мрамор. Навстречу мне вышла дородная женщина с заплаканным лицом, одетая в черное шелковое платье с плерезами. По этим траурным нашивкам я догадался, что вижу перед собой мать задушенной девушки, Анну Васильевну. Она была вся в расстроенных чувствах и говорила дрожащим голосом, так как еще не оправилась от горя. Я объяснил ей цель моего визита намерением выразить соболезнования ближайшим родственникам своего друга.
- Как это мило с вашей стороны, - печально произнесла Анна Васильевна, утирая слезы носовым платком с вензелями. - Алексей Валерианович в отъезде, все в имении хлопочет. Как уехал после похорон, так и не появлялся больше, - женщина всхлипнула и попросила воды у одной из девушек. - Говорит, в хозяйстве глаз да глаз нужен, - скзала она, отпивая глоток из стакана. - А сам так страдает, так страдает, не может просто здесь находиться. Я сама, как о Танюшке подумаю… - голос графини прервался, и она залилась слезами.
Вокруг барыни засуетились девушки, кто с водой, кто с нюхательными солями. Мне оставлось дожидаться, когда Анна Васильевно придет в себя и сможет продолжить разговор. Я прекрасно понимал, что оставься здесь в данный момент скорее всего неуместно, но другой возможности встретиться с матерью покойной могло больше и не представиться, так как я никогда не был вхож в эту семью, и поэтому продолжал стеснять графиню своим присутствием, развлекая себя изучением настенных росписей и потолочной лепнины.
Наконец Анна Васильевна пришла в себя и, слегка удивленная тем, что я все еще продолжаю быть ее гостем, спросила меня из вежливости, чем может быть мне полезной.
Я ответил, что хотел бы ее немного отвлечь от грустных мыслей, отвечая настоятельной просьбе Андрея Валериановича, пребывающего в Москве и не имеющего возможности лично засвидетельствовать ей свое почтение и утешить в такую трагическую минуту.
- Если бы что-то могло меня утешить, - грустно произнесла графиня и махнула рукой, отпуская девушек.
- Вожможно, вы хотели бы поговорить о Татьяне Алексеевне, излить свою душу, рассказать, с кем она была близка, что ее занимало?
- Молодой человек, вы так любезны, - она вздохнула. - Говоря entre nous, я совсем не понимала свою дочь. В последнее время она стала такой скрытной. Я никогда не умела угадать, что у нее на уме. К примеру, Таня сблизилась со своей бывшей гувернаткой Харитой Никифоровной и нередко захаживала к Бибиковым, где та теперь состоит в услужении, -Анна Васильевна снова утерла платком глаза.
- Неужели у нее не было подруг из своего круга? - задал я графине наводящий вопрос.
- Ах, да, Нелли Орлова, вы верно о ней наслышаны? Ныне она блистает в свете, а раньше… - она махнула рукой. -Впрочем, что говорить? Татьяна познакомилась с ней еще до ее удачного замужества. Я считаю, что Нелли сделала очень выгодную партию. Я и дочери всегда говорила… - внезапно графиня осеклась, видимо сообразив, что наговорила лишнего. - Хотя, - очевидно, поразмыслив, Анна Васильевна решила, что я заслуживаю доверия, - Танечка собиралсь замуж за князя Павла Корецкого, так что ее жених ничуть не уступал Орлову. - вдруг она вспомнила, что Тани больше нет, а свадьба уже никогда не состоится, и снова заплакала.
- Ну что вы, графиня, полноте, - пытался я ее успокоить. - Господь милостив, надо уповать на него, - но Анна Васильевна оставалсь безутешной.
- На что мне теперь Господня милость? - всхлипывала она.
В конце концев графине все-таки удалось взять себя в руки, и она перестала без устали увлажнять белоснежный батистовый платок. Мы расстались с ней почти что друзьями, и Анна Васильевна даже приглашала навестить ее разочек - другой.
Я как раз, стоя за дверью, раздумывал над тем, как бы познакомиться с Татьяниной горничной, не открывая хозяйке истинной цели своего визита, как в гостную влетела, едва не сбив меня с ног, расстроенная молодая женщина. Судя по ее наружности, я признал в ней камеристку - француженку. Она сбивчиво и взволновонно принялась объяснять графине причину своего длительного отсутствия, та же, в свою очередь, очевидно, полагая, что незванный гость уже покинул ее владения, принялась упрекать ее в смерти дочери, обвиняя в том, что не доглядела.
- Так барышня-то уже взрослая были, - оправдавалась девушка, которую графиня звала мадмуазель Камилла.
Я поинтересовался у камердинера, где можно встретиться с мадмуазель Камиллой наедине, и сунул ему в руку несколько гривенников. Он с подозрением осмотрел меня с головы до ног прищуренными глазами, нахмурил брови и изрек простуженным глухим басом, когда я уже потерял всякую надежду дождаться какого-либо вразумительного ответа:
- На какой предмет?
Я ответил, что не его ума дело. Однако лакей на меня ни капли не обиделся. Подумав немного, старик предложил подождать Камиллу у дверей ее комнаты.
- Что вы здесь делаете? - набросилась она на меня, гневно сверкнув ореховыми глазами.
- Дожидаюсь вас, - честно тветил я.
- Я приняла вас за порядочного человека, - девушка сделала попытку ускользнуть от меня, протиснувшись в полуоткрытую дверь, но я преградил ей дорогу.
- Вы не ошиблись.
- Тогда что же вам от меня понадобилось? - сердито вопрошала она.
- Да вот, хочу расспросить вас о молодой графине.
- Вы из полиции?
Я согласно кивнул, справедливо полагая, что если ей и придет в голову пересказать наш разговор Анне Васильевне, она ей в любом случае не поверит. Тогда камеристка пригласила меня войти. Она выглядела испуганной и обеспокоенной, словно что-то скрывала.
Я спросил:
- Какого числа исчезла барышня и при каких обстоятельствах?
- Если вы из полиции, вам и так все известно, - дерзко ответила девушка.
- Я хотел бы услышать это от вас.
- Ну, хорошо, - горничная, все-таки сдалась. - Это случилось двадцать первого августа. Она вышла из дома поздно вечером, когда все уже спали, поэтому-то ее отсутствия до утра никто и не обнаружил.
- В тот трагический вечер лично вы не заметили ничего подозрительного?
Губы Камиллы дрогнули, и она коротко сказала, что нет. Камилла скрестила руки на груди, от волнения ее щеки порозовели. Девушка показалась мне смущенной. Я был уверен, что она что-то знает, но по каким-то одной ей ведомым причинам скрывает это от меня. Я задал ей еще несколько вопросов, но в результате перестал уповать на то, что мне удастся ее разговорить. Однако я надеялся, что в будущем Фортуна будет ко мне более благосклонна.
Притворив за собою дверь, я, озираяясь по сторонам, стал продвигаться к выходу.
- Барин! - возглас старика - камердинера заставил меня вздрогнуть, так как я старался уйти незамеченным. -Идем, я тебя выпущу с черного входа.
Он проводил меня по коридору мимо людской и вывел на крыльцо во дворе.
Отблагодарив услужливого лакея, я отправился ловить извозчика, чтобы благополучно добраться до Кутузова, так как назрела острая необходимость в его участии, а жил он от Офицерской улицы на довольно приличном расстоянии.
Иван Сергеевич встретил меня в белом мундире, звездах и ленте, по всей видимости, собираясь отправится на какое-то официальное мероприятие, где должны были присутствовать значительные особы.
- Мой друг, возникли какие-нибудь сложности? - осведомился он, отодвинув в сторону пюпитр с бумагой и выложив из рук заточенное перо. Голос моего мастера всегда вызывал во мне ощущение какой-то смутной тревоги. Это не был страх, а скорее его предчувствие. - Как продвигается наше дело?
- Я вижу, что вы заняты, - сказал я в ответ. - И мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
- Я заканчиваю труд о гибели тамплиеров и как раз принялся за последнюю страницу. Так что, Яков, я очень рад встрече с вами. Вы сможете его оценить. - Он протянул мне стопку исписанных листов. Я пробежал глазами по рукописи, которая и в самом деле вызывала невероятный интерес, однако почти сразу же передал ее автору.
- К сожалению, мое дело не терпит отлагательств, -улыбнулся я, как бы извиняясь.
- Конечно, конечно, - сказал Кутузов. - Мы все заинтересованы в его скорейшем продвижении. Чем я могу быть вам полезен? Что-то подсказывает, что сегодня вы нанесли мне визит неспроста.
- Вы знакомы с Нелли Орловой? - осведомился я.
Иван Сергеевич, наморщив высокий лоб, медленно произнес:
- Конечно. Прекрасная женщина, настоящая светская львица. Сегодня вечером она устраивает бал-маскарад.
- Об этом мне известно, - заметил я.
О Елене Николаевне Орловой я и в самом деле был наслышан, но никогда не входил в круг ее близких друзей, а получить приглашение на бал, устраиваемый в ее доме, было не так-то просто. Разумеется, я мог бы попробовать раздобыть пригласительный билет, и моя попытка, возможно, и увенчалась бы успехом, если бы бал состоялся на неделе или, в крайнем случае, завтра, в любой другой день, но только не этим вечером. Теперь же все возможности были упущены, и я в любом случае не успевал ко времени при всем своем желании. Поэтому я и явился к всемогущему Кутузову просить о помощи.
- А в чем же дело? - поинтересовался Иван Сергеевич.
- Мне любой ценой необходимо попасть на этот бал и встретиться с Нелли.
- Я постараюсь вам это устроить, - пообещал Кутузов. Он лично проводил меня до дверей и, прощаясь, сказал, что с его работой я смогу более детально ознакомиться на собрании ложи.
Итак, я наметил себе три пути, посредством которых намеревался продвигаться в своем расследовании. Меня инетересовали, в частности, три персоны, с которыми я еще не успел познакомиться: гувернантка Харита, князь Корецкий и блистательная Нелли Орлова. Оставалось лишь сделать выбор, с кого начать, но Судьба распорядилась самостоятельно, непосредственно в лице Ивана Кутузова, который пообещал мне свое горячее содействие. Поэтому я и решил для себя, что в первую очередь отправлюсь к Елене Николаевне, если мастер соизволит выслать мне пригласительный билет. А так как мне не приходило в голову сомневаться в его возможностях, я отправился домой готовиться к маскараду.
Мира прогуливалась в английском парке, примыкавшем к особняку. Она стояла под раскидистым деревом и вертела в пальцах кленовый лист.
- Я чувствую опасность, - сказала Мира, когда я подошел к ней на достаточное расстояние, чтобы ее услышать. Впрочем, в ее словах не было ничего необычного, у себя на родине она славилась как гадалка, предсказания которой всегда сбывались.
- Откуда она исходит? - искренне поинтересовался я.
В братстве меня научили верить в оккультные науки, поэтому я ничуть не сомневался в ее способностях.
- Пока не могу сказать ничего определенного, - Мира пожала красивыми плечами, слегка оголенными по европейской моде. Сегодня она решила обойтись без своего обычного сари, но и парижские наряды ей очень шли.
Мы вышли из парка под руку, оживленно беседуя. Я радовался этой перемене в ее настроении, так как нуждался в дружеском участии. Мира умела меня поддержать, как никто другой.
Здание дома, в котором я имел счастие коротать свои мирные вечера, имело колонный портик с треугольным фронтоном. Я всегда питал слабость к античной архитектуре и потому не мыслил родного жилища без ее классически стройных мотивов.
В столовой меня уже ждал сервированный стол, где пряные восточные закуски гармонично перемежались с изысканными французскими блюдами. Я был уверен, что и тут без Миры не обошлось, поскольку она добровольно взяла на себя обязанности экономки. Только одна Мира справлялась с моими строптивыми людьми и делала это с непременным успехом. Я неизменно представлял ее в свете как мою гостью с Востока, но знал, что о ней уже пошла дурная молва, однако ничего не мог с этим поделать. Расстаться с Мирой было выше моих сил и возможностей, поэтому я эгоистично продолжал держать ее подле себя. К тому же я знал, что она на это не согласится.
Кинрю куда-то запропастился, и мы пообедали вдвоем в огромной пустой столовой.
- Вы куда-нибудь собираетесь этим вечером? - поинтересовалась индианка, поглощенная созерцанием столового серебра. Она старалась выглядеть безразличной, но ей это совершенно не удавалось.
- Да, - я кивнул. - У меня большие планы на вечер, и я остро нуждаюсь в твоей помощи.
- Я польщена, - ответила Мира, но мне показалось, что я уловил в ее голосе ироничные нотки.
- Нелли Орлова устраивает бал-маскарад, - сообщил я ей.
- Это не новость, - усмехнулась девушка. - Она устраевает балы едва ли не каждую неделю. Нелли мне не нравится, - добавила Мира и категорично заключила: - Пустая женщина!
Я улыбнулся:
- Ты же ее совсем не знаешь.
- Я достаточно наслышана, - сказала индианка. - Так что же требуется от меня?
- Подобрать мне подходящий костюм. Только и всего, -на ее лице я заметил тень разочарования, которая тут же развеялась, уступив место привычно бесстрастному выражению.