- Человек, у которого нет никаких нравственных правил и ничего святого! - услышал я голос Кинрю и открыл глаза. Японец держал в руках мой пухлый дневник и листал страницы, зачитывая вслух некоторые фразы. Французский язык он выучил основательно и прекрасно с него переводил на русский.
Я вырвал лиловую тетрадь у него из рук и крикнул:
- Не смей никогда этого делать! Ни-ког-да! - повторил я по слогам, охваченный гневом, смешанным со страхом и одновременно досадой на свою невоздерженность.
Лицо у Кинрю побелело. Мне кажется, если бы у него в тот момент было оружие, он схватился бы за него.
- Охолонитесь, Яков Андреевич, - процедил он сквозь зубы и выбежал из номера, хлопнув дверью так, что с белого потолка посыпалась штукатурка.
Я с тревогой ожидал его возвращения, гадая, что же предпримет мой старый друг. Неужели этот ничтожный инцидент сведет на нет наши прежние отношения?!
Вечером в комнату постучали. Я готов был ожидать кого угодно: и Кинрю со стальным мечом, и Кутузова с пистолетом. Однако мои опасения оказались напрасныи, в дверь вошел безоружный Юкио Хацуми, видимо вспомнив, что его сила в невозмутимости.
- Я обязан принести свои извинения, - выговорил он, немного коверкая русские слова, что с ним иногда случалось, когда он волновался. - Мой разум должен был оставаться холодным. Держать тайну в сохранности - твое законное право. - Кинрю не заметил, как перешел на "ты", что бывало с ним крайне редко.
Я предложил забыть все то, что произошло, и на этом мы примирились. Но все же осталась какая-то легкая отчужденность. Или мне только кажется?
Наутро мы выехали из Орши в Борисов, где молодая веселая крестьянка в цветном сарафане, схваченном поясом под грудью, сказала мне, что деревню Студенку совсем недавно отстроили заново. Двенадцать верст до нее пролетели и вовсе незаметно, но еще одна бонбоньерка от конфет опустела.
- Ну у вас, господин Кольцов и аппетиты! - смеялся Кинрю, почитывая "Амалию Мансфельд". Что и говорить, приобщился мой золотой дракон к европейской культуре, французскими писательницами зачитывается: Коттен, Суза…
Наконец-то наш экипаж въехал в деревню, вверх по левому берегу Березины. Природа вокруг, залюбуешься! Зелень кругом, соловьи заливаются, только вот от комаров житья никакого! Да и жарко стало, пришлось мне свое новомодное щегольское пальто снять и положить на сидение. Северная-то столица далеко осталась, вместе с петербургскими знаменитыми туманами.
Деревня-то, конечно, новая! Только избы в ней срублены по-старому. Поспорить могу, что зимой они отапливаются по-черному, дым стелется под потолком, затрудняя всяческое, в том числе и человеческое дыхание, а выходит в волоковое окно.
- Вот и приехали! - порадовал я Кинрю, погруженного в чтение.
К нашей карете сбежалась деревенская ребятня, не каждый день здесь случаются гости из города! Вот и столпились поглядеть да пощупать. За погляд, как известно, денег не берут, а будет потом, о чем дружкам с подружками рассказать.
Я поинтересовался у одного из мальчишек, самого рослого, с лицом, усыпанным рыжими веснушками, как добраться до имения Радевича, и предчувствие меня не обмануло. Родовая усадьба Родиона Михайловича располагалась в нескольких верстах от деревни.
- Мы почти что у цели, - заметил Кинрю, оторвавшись от своих французских романов.
- Посмотрим, что же нас ждет, - ответил я, поглаживая карту в кармане.
Мы миновали крестьянские застройки и въехали в регулярный парк, обильно украшенный безвкусными скульптурами. Невдалеке, в нескольких саженях от старой барской усадьбы, возвышался изумрудно-зеленый купол беседки. Экипаж свернул на центральную аллею, которая вела к трехэтажному новому зданию, нижний этаж которого окружала просторная веранда. Парадный вход этого дворца был украшен классическими колоннами и выходил на обширную долину реки.
Вести о нашем приезде долетели до управляющего еще до того, как карета появилась на горизонте, и он вышел к нам навстречу, как только мы достигли дворца. Если признаться честно, то я был подобными почестями изумлен, и мне показалось, что здесь что-то нечисто.
Заметно было, что усадьба выстроена совсем недавно. Плоская крыша поблескивала в солнечном свете, радовал глаз и отполированный каменный фундамент.
Управляющий оказался человеком в полном расцвете сил, лет сорока-сорока пяти, с уже редеющей кудрявой шевелюрой темно-русых волос, вздернутым, словно что-то вынюхивающим носом и широко поставленными рыбьими глазами на выкате.
- Вечер добрый! - поприветствовал он нас, так как скоро должны были сгуститься сумерки, и представился:
- Демьян Ермолаевич, управляю именьицем, так сказать, в отсутствие хозяина, - он заулыбался заискивающей улыбкой и жестом пригласил нас войти.
- Яков Андреевич Кольцов, - я кивнул. - А это мой друг, Юкио Хацуми, - если имя Кинрю его и удивило, то он ничем этого не выдал. Управляющий окинул моего дракона мутным взглядом из-под полуопущенных ресниц, но ничего не сказал.
- А вы по какому вопросу? - вдруг оживился он и провел нас в одну из парадных комнат. - Сразу видно, что гости знатные и издалека, - тараторил Демьян Ермолаевич.
- С хозяином бы хотелось увидеться, - сказал я елейным голосом. - Дело у нас к нему.
- Так Родион Михайлович в отъезде, месяца два, как отсутствуют, - сообщила говорящая рыба. Я мысленно определил его как продувную бестию. Если с Радевичем и не в сговоре, то вор все равно изрядный. Плачет по такому матушка Сибирь!
- Так он меня в гости звал, - нашелся я. - Или не говорил Родирон Михайлович о друге из Петербурга?
Демьян Ермолаевич немного смутился, но все же вышел из затруднительного положения достойно:
- Не припомню, - пожал он плечами. - Могло так случиться, что и упоминал, да я прослушал. А погостить-то оно всегда можно, - добавил он. - Комнаты-то для гостей у нас свободные!
- Захар! - крикнул управляющий какому-то дворовому человеку. - Багажом займись!
- А когда Радион Михайлович прибыть изволят? - осведомился я, не особенно надеясь на удачу.
- Через неделю-две будут, - сообщил управляющий.
Нас проводили по мраморной лестнице на второй этаж, где и располагались комнаты для гостей. Нам отводилась просторная угловая комната рядом с библиотекой по одну сторону и галереей - по другую. Радевич, оказвается, был тонким ценителем живописи и слыл в округе знатаком изобразительного искусства.
- Ну вот мы и на месте, - заметил я, усаживаясь в глубокое кресло за письменым столом. Захар перенес наши вещи и бесшумно удалился, как и положено хорошо вышколенной прислуге.
Кинрю вышел на балкон, откуда открывался прекрасный вид на берег реки.
- Дворец-то недавно совсем отстроен, - промолвил он. - Состоятельный человек, однако, ваш друг Радевич.
- А то, - согласился я.
Часом спустя мы ужинали с Демьяном Ермолаевичем в той самой беседке, которую я заметил, едва заехав в имение. За чаем мы и познакомились с его юной супругой Варенькой или, как ее звали местные, Варварой Николаевной. У нее были нежные светло-голубые глаза, спокойный ласковый взгляд и приветливая улыбка. Одета она была совсем легко, в тонкое платье цвета топленого молока, с наброшенным на хрупкие плечи белоснежным шелковистым фуляром. Варенька сидела на деревянной скамейке и опиралась спиной о трельяж, тонкую решетку, обвитую темной зеленью плюща. Ну совсем не подходил ей в мужья пучеглазый хитрюга Демьян Ермолаевич!
- Вы знакомы с Татьяной Картышевой? - спросил я ее, как бы невзначай, и закашлялся, так как моя простуда все еще давала о себе знать.
Варя отреагировала на мой вопрос абсолютно спокойно, со свойственной ей невозмутимостью. Из чего я заключил, что о смерти графини она до сих пор ничего не знает.
- Конечно, - улыбнулась Варвара Николаевна. - Она у нас в имении гостила в июле. Барышня приятная во всех отношениях. Даже не понимаю, почему у них с Родионом Михайловичем ссора вышла, - она развела руками. - Словно он ей и не обрадовался вовсе, - выговорила Варя растерянно. - А она ведь его невеста!
Демьян Ермолаевич съежился весь, глазки у него так и забегали. Досадовал, очевидно, на болтливость супруги.
- Не нам судить, - выдавил он сквозь зубы для поддержания разговора.
- Зато он потом с ней очень ласковым стал, бутоньерку ей подарил миротовую с розами, - продолжала Варвара Николаевна. - Милые бранятся, только тешатся, - добавила она.
Итак, сомнений в том, что я близок к цели, почти не оставалось. Так что же узнала графиня Картышева? Пока я еще не мог ответить на этот вопрос.
Сославшись на головную боль и простуду, я покинул свою компанию и вернулся в комнату для гостей. Мне пришла в голову мысль, что русское командование не могло не предпринять попытки по горячим следам отыскать эту самую казну. Интересно было бы разузнать о результатах подобной экспедиции. Вполне может оказаться, что все это всего лишь домыслы и сплетни, хотя карта Радевича явно свидетельствует об обратном.
Я достал бумагу и написал подробное письмо оберкоменданту города Борисова с запросом на этот счет, приложив к нему орденскую печать. Заклеив конверт, я положил его в секретер дожидаться Кинрю, которого я и намеревался отослать в Борисов.
Воспользовавшись тем, что в усадьбе никого не было, я отправился разыскивать кабинет хозяина с целью обыскать его вещи. Намерение, конечно, неблаговидное, но, тем не менее, необходимое. Дверь в кабинет, к моему удивлению, оказалась незаперта. Я вошел, дивясь своему везению, но беглый осмотр пустовавшего помещения практически не принес мне никаких результатов, если не считать единственной находки, которая косвенно подтверждала все мои подозрения. Я оставил ее лежать на месте, а сам отправился писать второе письмо, неплотно притворив за собою дверь. Мне показалось, что за углом промелькнула какая-то тень. Впрочем, в последнее время мне то и дело мерещились призраки, что, в общем-то, для мистичиски настороееного масона, на взгляд обывателя, не диво. Хотя… Это привидение тоже подтверждало мою теорию.
Спрятав оба конверта в ящик стола, я запер за собой дверь, спустился по лестнице к парадной двери и отправился в парк, вышел к аллее, по которой дошел до хозяйственных построек. У одного из амбаров расположилась группа крестьян у пылающего тут же костра.
Я спрятался за раскидистым дубом, желая подслушать их разговор, и мне снова улыбнулась удача.
- Вот бы клад найти, - размечтался какой-то скотник. - А, Данила?
- Эх, Петруша, - покочал головой Данила. - Все-то ты манны небесной ищешь.
- Да ты небось тоже слыхал об антихристовых деньгах, - распалялся мужик, под антихристом он, очевидно, подразумевал Наполеона.
- Сокровища-то нечистые, кровью омытые, - вразумлял другой.
- И чего с того? - настаивал Петруша.
- Да барские они… - работник махнул рукой. Похоже, здесь никто и не сомневался, что казну к своим рукам Радевич прибрал. Но, к моему глубокому сожалению, Петруша замолчал, и разговор перешел совсем на другую тему. Говорили, что урожай в нынешнем году ожидается скудный.
Я выбрался из своего укрытия, оставаясь по-прежнему незамеченным и, умирая от усталости, поплелся на розыски Кинрю. Меня снова знобило и бросало то в жар, то в холод. Однако я решил заново переговорить с управляющим и по его реакции определить, замешан ли он в этом деле. Я полагал, что если мои догадки верны, то оставаться в имении опасно. И все-таки я был обязан рискнуть.
Я вернулся в беседку, где все еще шел оживленный разгорор. Кинрю красноречием не блистал, но тем не менее в силу своей привычки вставлял по ходу беседы веские, иногда пространные замечания, которые, как я сразу же упел заметить, выводили из себя любезного Демьяна Ермолаевича. Он и сам должен был поддерживать разговор, который в основном велся его женой, и следить заодно, чтобы она не наговорила чего-нибудь лишнего. А когда еще я появился под куполом беседки, он и вовсе взглянул на меня, как на пятое колесо в телеге, и вздохнул, ощущая себя, по всей видимости, в данный момент самым несчастным человеком на свете.
- Яков Андреевич! Милейший! - обрадованно восклилкнула Варвара Николаевна. - Вам лучше? Где же вы запропастились? - обрушила она на меня град вопросов. - Я уж хотела за вами Аришу послать, справиться о здоровье!
- Неужели меня так долго не было? - искренне удивился я, не предполагая даже, что мое отсутствие вызовет такое волнение. К тому же я был так занят своими изысканиями, что и не заметил, как скоро летело время. Однако в парке совсем стемнело, в небесной бездне засверкали первые звезды, а комары совсем разъярились. - Я подумывал и вовсе лечь спать, - добавил я.
- Тогда я неприменно послала бы к вам Аришу! - отликнулась Варвара Николаевна.
- И я тебя, Варенька, полностью поддерживаю в этом вопросе, - завил Демьян Ермолаевич, окинув меня подозрительным взглядом мутных глаз. Кинрю загадочно улыбнулся, определенно понимая значение этих слов. Походило на то, что управляющий очень сожалел, что не смог проследить за моими действиями в усадьбе.
- Демьян Ермолаевич, любезнейший, - вкрадчиво начал я. - Каюсь, но мне тут довелось среди ваших крестьян один занимательный разговор подслушать. Любопытство, как говорится, не порок…
Плутоватый управляющий насторожился, встал в стойку, словно охотничья собака, почуявшая добычу. Мне снова пришло в голову, что в деле покойной графини Картышевой и брошенной французской казны не обошлось без его участия.
- О чем речь? - осторожно осведомился он, его височные голубоватые жилки запульсировали от плохо скрываемого напряжения. Было заметно, что Варвара Николаевна тоже заинтересовалась моими словами и приготовилась слушать меня с удвоенным вниманием. Вот и верь потом в кажущуюся безучастность.
Набрав полную грудь воздуха, я выпалил:
- О сокровищах!
- Каких т-таких со-сокровищах? - Демьян Ермолаевич начал заикаться, но справился со своим волнением. - Ничего подобного я не слыхивал.
- И я ранее, признаться, тоже, - произнес я задумчиво. - Да, говорят, в ваших краях, Наполеон свою казну где-то затопил, так как несподручно ему было с ней из России-матушки выбираться.
- Домыслы это все, батюшка, слухи, - всплеснул руками управляющий. - Чего только эти мужики не набрешут!
- А я тоже слышала что-то в этом роде! - неожиданно вспомнила Варвара Николаевна, на что Демьян Ермолаевич только головой покачал, дивясь бабьей глупости, и тяжко вздохнул.
- Что же вы слышали? - теперь Кинрю уже заулыбался в отрытую, широко и по-доброму, демонстрируя свою влюбленность в доверчивую красавицу. Мне показалось, что он и впрямь без ума от супруги Демьяна Ермолаевича.
- Что где-то здесь спрятана войсковая казана Наполеона Бонапарта, - пролепетала она под грозным взглядом рассерженного мужа и искренне удивилась, захлопав ресницами:
- Я что-то не так сказала? Поговаривают еще, что совсем недавно в наших краях военным командованием была предпринята попытка отыскать сокровища по горячим следам, но, кажется, она не увенчалась успехом.
"С каждым часом все интереснее", - подумал я и посмотрел на управляющего:
- В самом деле?
- Да не знаю я! - взорвался Демьян Ермолаевич. - С таким же успехом вы можете эту казну поискать на дне Семлевского озера!
Тогда я переменил тему разговора, чтобы далее не искушать терпение хозяина, и заговорил о том, что ныне творится в свете, поведав провинциалам, что мадам де Сталь, очарованная Александром, назвала императора русского Агамемноном -царем царей.
- Ах! Как бы мне хотелось увидеть государя! - протянула Варвара Николаевна мечтательно.
Вернувшись в свою комнату, я тут же обратился к Кинрю со своей просьбой, протянув ему два конверта.
Он выжидающе смотрел на меня своими узкими глазами, требуя объяснений.
Я заговорил:
- У меня появились некоторые подозрения, но пока я не получу ответа на некоторые вопросы, уверенным быть не могу, поэтому вынужден просить тебя завтра же выехать в Борисов.
- Дело не требует отлагательств? - осведомился Кинрю. Я кивнул и изложил ему суть своих подозрений.
- Если дело обстоит так, как вы говорите, то я никуда отсюда не уеду! - наотрез отказался мой золотой дракон. -Яков Андреевич, неужели вы не понимаете, какой опасности себя подвергаете?! - воскликнул он.
Я напомнил ему о своей седьмой заповеди и о том, что долг, согласно его кодексу, - это закон вселенной.
- Разве нельзя отправить эти письма как-то иначе? -засомневался Кинрю.
- Если Демьян Ермолаевич как-то замешан в этой истории, а факты свидетельствуют, что замешан, он всеми силами будет способствовать тому, чтобы эти письма не были отправлены.
- Мне кажется, - Кинрю продожал настаивать, - что ваша жизнь дороже.
- Я обещаю тебе, что буду осторожен. К тому же мне просто необходимо предпринять несколько шагов в имении, а ты, как только справишься со своим поручением, поспешишь мне на помощь!
И все-таки Кинрю согласился, хотя и с видимой неохотой.
- Оба письма вручишь из рук в руки оберкоменданту, -добавил я. - Второе он сам отправит в Лондон, передашь ему эту мою просьбу на словах.
- И он меня послушает?
- Не сомневайся, как только печать увидит, - заверил я своего Фому неверующего.
Наутро Кинрю уехал в Борисов, одолжив у управляющего старинный дормез, крытую дорожную карету.
- Почему ваш друг так быстро нас оставил? Не дождался Родиона Михайловича? - удивился Демьян Ермолаевич за завтраком.
Я пожал плечами:
- Дела неотложные, видимо. Он волен передо мною и не отчитываться.
- Ну, ну, конечно, - торопливо согласился он. - А все-таки как-то странно.
- Но господин Радевич тоже ведь дома не сидит, - заметил я, уплетая за обе щеки поджаристого цыпленка.
- О! - усмехнулась Варенька. - Он у нас еще тот вояжер!
- Правда? - оживился я. - А я, признаться, и не замечал за ним ранее этой склонности.
- Странная у вас какая-то дружба получается, - Демьян Ермолаевич подозрительно покосился в мою сторону.
- Видимся редко, - ответил я. - Болезнь эпохи.
- Да, - завистливо сказала Варвара Николаевна и вздохнула. - Родион Михайлович у нас все по заграницам, да по заграницам, - добавила она. - А я всю жизнь мечтала в Лондон поехать!
Я уточнил:
- Так господин Радевич в Лондоне?
- В Лондоне, - подтвердил Демьян Ермолаевич, сверкнув глазами на Вареньку, которая тут же потупилась и покраснела, из чего я заключил, что накануне с ней уже была проведена соответствующая случаю воспитательная беседа.
После завтрака я решил осмотреть имение, воспользовавшись отсутстием его неуловимого хозяина.
День выдался восхитительный, если не считать прохладного ветерка, который дул с самого утра, поэтому я набросил сюртук, так как все еще чувствовал себя простуженным.
- Яков Андреевич! - окликнул меня на веранде Демьян Ермолаевич. - Не составить ли вам компанию?