Жуков стал терять терпение и уже хотел крикнуть, но Скворцов грязной ладонью прикрыл рот юноше.
Несколько томительных секунд…
В замок кто-то вставлял ключ и стал привычной рукой вертеть его.
- Хозяин… - мелькнула мысль у Жукова.
Но двери открылись…
И наивный юноша увидел незнакомца, стоящего в дверях.
X
Осталось?.. Нет, прошло
Скворцов низко наклонился к сапогу, скрывая свое лицо и делая вид, что он не обращает внимания на пришедшего.
Незнакомец постоял несколько минут и соображал.
Если это предательство - то надо действовать… если же простая случайность или рассеянность этой старой армейской крысы… то сейчас все должно выясниться.
- Мне нужен сапожник Холмогоров!
- Закройте двери, господин, - мрачно сказал Скворцов, не отвечая на вопрос незнакомца.
- Я прошу вас ответить. Могу я видеть Холмогорова?
- Можете, - ответил Скворцов, - только не здесь! Закройте двери.
Незнакомец закрыл дверь и подошел близко к столу.
- Холмогоров продал мне мастерскую - и если вы заказали ботинки или отдали в починку - то я вам выдам ваш заказ.
- Да… я, конечно, пришел за своими ботинками, но я хотел поговорить лично с Холмогоровым - вы сказали, что я могу его видеть.
- Можете, конечно, если вам позволят….
- Я вас не понимаю…
- Видите ли, Холмогоров продал мне мастерскую и вскоре его арестовали… Он сейчас сидит в тюрьме… И, если вы его хотите видеть, то надо спросить разрешение.
- Ах, вот что… - взволновался незнакомец… - Вы не знаете, за что?
- А кто их разберет, за что? Времена нынче пошли другие.
- Это большая неприятность. Я ему дал задаток… - но Скворцов стал неистово стучать по подошве молотком и заглушил невнятные слова незнакомца…
- Вы присядьте, господин.
Незнакомец сел…
Водворилось молчание…
- Вы давно сдали ботинки?..
- Да, еще две недели тому назад…
- Жуков, дай книгу…
Жуков передал ему грязную, засаленную книгу и Скворцов стал перелистывать.
- Я, знаете ли, малограмотный, найдите сами номер заказа…
Незнакомец взял книгу, перелистал ее и коротко сказал:
- Сорок второй.
- Отыщи сорок второй, - коротко приказал Скворцов Жукову, и этот последний принялся за свое обычное дело, перебирая груду всевозможной обуви.
- Это очень неприятно… - процедил незнакомец…
- Да, теперь всяких берут…
С этими словами Скворцов встал с своего места, подошел к Жукову и тоже стал искать обувь номер сорок два, став спиной к пришедшему.
Воспользовавшись этим случаем, незнакомец вытащил из жилетного кармана металлический предмет средней величины и стал нервно вертеть в руках.
- Пожалуйста - вот сорок второй! Расшнуруй ботинки барину.
Жуков присел на корточки и быстро расшнуровал ботинки незнакомцу, но в голове Жукова мысли путались, а в душе была какая-то неопределенная тревога.
Когда ботинки были расшнурованы, Скворцов услужливо подал большие смазные сапоги незнакомцу…
- Я примерять не буду… вы мне их заверните.
Скворцов заметил металлический предмет в руках незнакомца и решил многозначительно улыбнуться и, может быть этим, заслужить доверие незнакомца.
Когда Жуков стал затягивать веревку вокруг завернутых сапог, незнакомец в свою очередь многозначительно улыбнулся и сказал:
- А все-таки позвольте примерить сапоги - может быть, там гвозди…
Все было понятно…
Металлический предмет в руках незнакомца определился: - это был сапожный гвоздь, но очень большой величины, годный больше для подков, нежели для сапог из самой грубой кожи.
- Вы не беспокойтесь, сударь, там гвоздей нету - у меня подмастерий опытный!
Два незнакомых человека прекрасно понимали друг друга…
Дело заключалось в сапожном гвозде, столь таинственном для Скворцова и слишком понятном для незнакомца…
Жуков вручил пакет незнакомцу…
Скворцов заложил руку в карман и пристально смотрел на незнакомца…
Незнакомец как-то суетливо шарил в карманах и металлический предмет выпал из его рук.
Незнакомец не обратил на это внимания, а Скворцов незаметно наступил на гвоздь.
Незнакомец вручил деньги Скворцову… и направился к выходу.
- Сапожный гвоздь!… - пробурчал Скворцов…
В ту же минуту незнакомец вернулся обратно…
Что-то щелкнуло в руках у Скворцова…
Это слышал незнакомец и страшно был удивлен при виде больших карманных часов в руках у Скворцова…
- Который час?
- Без четверти двенадцать…
- Слишком много времени!…
- Осталось? - спросил Скворцов…
- Нет, прошло… - ответил незнакомец.
- Господин, вы возьмите вашу палку, - подал ему Жуков.
Скворцов перехватил палку, быстро осмотрел ее со всех сторон и подал незнакомцу.
Незнакомец буркнул ему:
- А как же сапожный гвоздь?
- У вас в кармане.
Незнакомец вынул из кармана телеграмму и подал Скворцову - Скворцов прочел:
"Партия свиней выслана".
- Ни с места, мерзавец! - накинулся на незнакомца Скворцов… Но в ту же минуту на руках Скворцова оказались наручники.
Он был оглушен сильным ударом… и все потемнело…
НОМЕР СОРОК ДВА
I
Не робей. Еще поборемся
Транспорт "Грозный" бросил якорь в рейде Золотого Рога… Перед глазами беглецов белой армии открылась роскошная панорама Константинополя с его дворцами, садами и белыми минаретами на фоне ярко-голубого неба.
На берегу кипела жизнь. И всем хотелось скорее окунуться в нее, уйти от постылого прошлого, забыться от тревог и волнений…
Но необходимые формальности отняли еще часа три. И лишь около полудня началась высадка эмигрантов.
Первыми, конечно, съехали на берег генералы во главе с Хвалынским и старшие офицеры со всем дамским персоналом.
Младшему офицерскому составу досталась на долю нелегкая задача: "сдавать трюм".
Эта часть "эмигрантского груза" была ужасна. Даже невозмутимые турки - врачи и санитары - пришли в большое смущение, когда вошли в это помещение страдания.
Больных сдавал сердитый военный врач, который предсказывал накануне, что половины не довезет живыми. И, действительно, в первую очередь, санитары вынесли семьдесят трупов солдат.
Затем последовала длинная вереница больных и раненых, среди которых находились женщины и дети.
Английский санитарный транспорт принял несколько сотен этого "скорбного груза".
И только после этого началась выгрузка "нижних чинов", поднявших бунт на судне…
Решено было отправить всю эту партию в четыреста пятьдесят человек немедленно в концентрационный лагерь.
И, так как могли ожидать сопротивления от этих "распропагандированных людей", то британское командование взяло на себя эту задачу.
В эту группу попал и запоротый шомполами Дроздов. И как ни хлопотала Таня Винокурова о своем несчастном женихе, чтобы его отправили не в лагерь, а в лазарет - ничего не могла добиться.
Сердитый доктор сказал ей:
- Ну, матушка! Если всех выпоротых считать больными, так у нас пол-армия больна…
Цинично засмеялся и ущипнул ее за щеку.
Таня вспыхнула. Ей очень хотелось дать хорошего туза по откормленной докторской морде, но надо было терпеть.
Ведь теперь она была чуть не крепостной горничной жены генерала Хвалынского - на чужой земле, где найдешь управу?
Для выгрузки бунтовщиков на двух транспортах прибыл целый полк полудиких гурков под командой английских офицеров.
- Этих не распропагандируешь! - самодовольно говорил апоплексический капитан Панкратов. - Ишь, какие морды - посмотреть любо!
И действительно, это колониальное войско Британской империи, вывезенное из далекой Индии, производило внушительное и мрачное впечатление своими темно-бронзовыми лицами, густо обросшими черной щетиной.
Английские офицеры бросали короткую команду, ее подхватывали отделенные начальники гурков. И вся эта темнобронзовая масса точно, бесстрастно и автоматично выполняла свое дело.
Разоруженных солдат партиями выводили из трюма под сильным конвоем и грузили на британские военные транспорта.
Угрюмые, оборванные люди не замечали ни красоты расстилавшегося перед ними ландшафта, ни яркой пестроты окружающей их жизни…
Все это было не для них.
В одной из партий чуть ковылял Дроздов.
Его дерзкому жизнерадостному сердцу тяжела была эта неволя еще больше, чем остальным - недаром в его аттестационной книжке стояла роковая отметка:
- Один из инициаторов бунта.
Стиснув зубы от боли, Дроздов старался бодрее шагать, по привычке высоко поднял голову и вдруг увидел, среди кучи любопытных на берегу, румяную рожицу своей Тани.
Она махнула ему рукой с белым платочком.
Волна радостного озорства нахлынула на Дроздова, и он закричал своим звонким тенором:
- Танюшка! Не робей… Еще поборемся!
И тут же получил сильный удар прикладом в бок, от которого дух занялся.
Конвоир-гурк грубо схватил его за шиворот и толкал в самую гущу рядов.
Другой гурк сильно двинул его кулаком в ухо. В глазах пошли круги зеленые, красные, оранжевые…
И, как сквозь туман, Дроздов услышал ответный крик своей Тани.
- Милый! Держись! Найду тебя!..
Этот тонкий крик оборвался на рыдающей ноте и потонул в общем хаосе голосов и звуков шумного порта.
Дальше Дроздов уж ничего не помнил - свалился с ног как сноп. И то, чего не захотел сделать для больного Дроздова сердитый и немилостивый военный врач - сделали милосердные гурки: уложили своими руками Васю Дроздова в лазаретную тележку в бесчувственном состоянии.
А партия русских добровольцев "славной белой армии" длинной вереницей, под сильной охраной бронзовых гур-ков, следовала своему назначению: в концентрационный лагерь объединенного англо-франко-турецкого командования.
"Блистательная Порта" была теперь под бдительным надзором жестокого британского кулака, приправленного изысканным французским надзором.
II
Горький смех… от сладкой надежды
Командный состав белой армии был принят Константинополем значительно гостеприимнее, чем "нижние чины" той же армии.
Генералу Хвалынскому и всему высшему командованию были отведены роскошные особняки в европейской части города - Перу.
Младший офицерский состав был помещен не столь роскошно, но все же достаточно комфортабельно в обширном общежитии при монастыре Константинопольского патриарха.
Греческих монахов эвакуировали временно на дачу.
Вообще в Константинополе турецкое влияние заметно отошло на задний план - британский лев залез сюда всеми четырьмя лапами и широко расположился рядом с французским "галльским петухом"".
Таня Винокурова была немедленно взята в муштровку генеральшей Хвалынской.
- Ну, милая! - Прежде всего - долой эти лохмотья… Ты теперь европейская горничная - изволь одеться прилично…
На Тане было простенькое платье и красный платок на голове.
- И красную тряпку долой!
- Но позвольте, гражданка Марья Николаевна.
Элегантная генеральша сделала очень злые глаза.
- Я тебе покажу такую гражданку, милая моя, что небо с овчинку покажется.
- За что?
- А за то, что здесь надо бросить всю эту ерунду…
Таня не сдавалась.
- Но позвольте! Ведь я не пленная…
Генеральша злобно захохотала.
- Поговори еще! Велю в лагерь отправить и будешь пленная…
Таня решила временно покориться. Плетью обуха не перешибешь: видно наше впереди будет, надо потерпеть.
Она опустила глаза и притворно-смиренно проговорила:
- Слушаюсь, барыня… Генеральша улыбнулась милостивее:
- Вот так-то лучше… Иди и не глупи!
Через полчаса Таня уже бегала по роскошному особняку в костюме французской субретки с самой веселой улыбкой на губах. На душе у нее скребли кошки. Так началось заграничное воспитание Тани Винокуровой.
В роскошном особняке, который заняли Хвалынские, помещался между прочим и "Совет Защиты Родины", занимая весь верхний этаж особняка.
Каждый вечер в этом этаже происходили секретные заседания, в которых принимал участие и генерал Хвалынский, назначенный товарищем председателя совета. Председателем был бывший царский министр земледелия, женатый на богатой московской купчихе.
Сюда по вечерам собирались все крупные бывшие люди. И, когда кончалась официальная часть заседания, то начиналась другая, неофициальная, с приличной выпивкой и закуской.
Эта "часть" пользовалась большой популярностью среди эмигрантов.
Организацией этой популярной части заведовала генеральша Хвалынская, а Таня служила там, подавая вино и закуску.
Мало-помалу к ней привыкали. И теперь Таня получила уже возможность подавать чай и на самих "секретных заседаниях".
Все бывшие люди невольно засматривались на эту свежую девчонку, которая бойко подавала чай, кокетливо прислуживала и совершенно незаметно для заседавших понемногу вникала в самые секретные дела, скромно спрятавшись за тяжелой портьерой.
Теперь вопрос шел об иностранных субсидиях.
Вопрос самый острый для всей эмиграции.
- Дают… - говорил седой председатель, - но все же скупо… за последнее время…
- Почему?
- Разочарование… Слишком много сожрали эти неудачные наступления.
- Один Деникин сколько стоил…
- Ха! Ха! Да, Деникин влетел им в копеечку…
Седой председатель укоризненно поглядел на хохотавшего Хвалынского.
- Не понимаю вашей радости, ваше превосходительство… Ведь это теперь отражается на всем нашем деле…
Генерал Хвалынский спохватился и сморщился.
- Это не радость, ваше высокопревосходительство, Александр Васильевич… Это горький смех…
- А… горький… Это дело другое… Но нам теперь не нужен ни горький, ни сладкий смех - нам нужно реальное дело…
Председатель повысил голос и повторил:
- Вы слышите, господа: реальное дело!
Все присутствующие зашевелились и напряженно прислушались.
- Реальное дело, - повторил председатель, - иначе нам грозит полное прекращение субсидий со стороны союзников. Я совершенно точно осведомлен и считаю своим долгом вас об этом предупредить…
Председатель замолчал и сердито оглядел всех присутствующих. Этому отставному сановнику, успевшему вовремя перевести приличную сумму из жениного приданого за границу, уже давно надоело возиться с этими эмигрантскими отбросами, которые еще недавно были "блестящими людьми" а теперь стали лишь неумелыми прихвостнями, пожиравшими иностранные субсидии.
Среди мертвого молчания, председатель продолжал сурово:
- Если мы не могли оправдать доверия наших теперешних хозяев организацией открытой военной силы - нам остается один путь: скрытого вреда врагу. Мне не нужно вам пояснять это дальше - все вы высшие военные чины и должны сами знать, что нужно теперь делать…
После речи председателя все облегченно вздохнули.
- Значит, еще не потеряна надежда на дальнейшие субсидии?
- Это - главное… Остальное пустяки - все будет сделано…
Так решен был план открытия действий для скрытого вреда неприятелю.
Вечер закончился все же обильными возлияниями шампанского и прочих вин.
Это уже был обычай.
III
II Интернационал и… фунт
Через три дня после этого заседания в помещении "Совета Защиты Родины" шло великое ликование…
На румынском грузовом пароходе прибыли агенты контрразведки и привезли секретные планы обороны города С., выкраденные из штаба Реввоенсовета.
Это была крупная ставка в зарубежной эмигрантской игре.
И опять широко раскрылся британо-французский кошель, только что перед этим захлопнувшийся перед носом "почтенной компании".
Теперь генерал Хвалынский, которому удалось организовать, по его словам, этот "трюк" - высоко поднял голову…
Был разменян в Оттоманском банке крупный чек и генерал с генеральшей долго разъезжали по магазинам европейской части в шикарном автомобиле…
В результате этих поездок у красивой генеральши появилось роскошное колье из бриллиантов с жемчугами, па-рюр из изумрудов и роскошный горностаевый палантин.
Три дня Таня должна была принимать бесконечные картонки с шляпами, ботинками, платьями.
Поставщики ходили в роскошный особняк вереницами - шампанское ящиками, дорогие вина, закуски, сигары - все это потекло широким потоком в особняк.
И когда дан был раут с отрытым буфетом в помещении особняка, куда собрался весь цвет русской колонии с представителями иностранцев - для всех стало ясно, что дело "защиты родины" стоит очень твердо.
Генеральша Хвалынская блистала нарядами и бриллиантами, возбуждая невольную зависть не столь счастливых дам из белой эмиграции.
Маленький артиллерист в очках стоял в проходе вместе с сердитым военным врачом и ехидно говорил:
- Вот они куда идут иностранные денежки… Славно! Экие прохвосты…
В штатском платье с чужого плеча, маленький артиллерист выглядел какой-то ощипанной птицей в больших очках.
Военный врач сердито засопел:
- Прямо подлецы! Жрут здесь шампанское, а у меня в концентрационном лазарете люди мрут как мухи… Опять открылась цинга…
Румынский оркестр заливался какой-то невероятно страстной мелодией. Дирижер, казалось, от наплыва этой страсти хотел вылезть из самого себя…
Открытый буфет с высокой белой стойкой, за которой стояли негры в белоснежных костюмах, брали приступом.
Было громадное требование на коктейли.
Доносились восклицания:
- Трипль кулер!
- Еф-коктейль!
- Финь-сек…