- Где-то я тебя уже видел, - молвил он задумчиво.
- Возможно, - согласился Боэмунд, и на этот раз его акцент чувствовался меньше. - Мир гораздо теснее, чем думают некоторые.
Мадленка застыла от ужаса, хотя ей больше следовало беспокоиться за себя: некоторые из шляхтичей, которых она знала, подходили к ней и бесцеремонно пялились на нее в упор, пытаясь определить, не обознались ли они. К счастью, синеглазый красавец недолго занимал Августа, и он вновь обратился к хозяину дома, тыча пальцем в Мадленку:
- Так вы утверждаете, пан, что это ваша дочь?
- Да, и могу поклясться в этом, - сказал пан Соболевский.
- И я, - злобно всхлипнула госпожа Анна, высвобождаясь из объятий Мадленки и утирая слезы.
- Мы ее знаем, - встрял ксендз Белецкий, до той поры сидевший ни жив ни мертв от страха.
- И зовут ее Магдалена Соболевская, так? - настаивал князь Август. - Так, и никак иначе?
- Именно так, истинный бог.
- Но Магдалену Соболевскую убили! - закричал Август, теряя терпение. - Что вы мне тут толкуете, в самом деле!
- Это была самозванка! - взвизгнула Мадленка, с ненавистью глядя на него.
- Откуда ты знаешь? - обрушился на нее князь.
- Потому что я была там! - окончательно теряя голову и губя себя, отозвалась Мадленка.
Когда она опомнилась, было уже слишком поздно что-либо изменить. До этого момента оставалась крошечная надежда, что все обойдется, но и она исчезла, как только Мадленка дала понять, что осведомлена о происшедшем. По лицу Боэмунда фон Мейссена она поняла, какую допустила ошибку, но ей уже было все равно.
- Ага, - сказал князь Август, подходя к ней. - Значит, Михал Краковский - это все-таки ты.
- Если бы ты с рождения не был дураком, - отозвалась бесстрашная Мадленка, которой было уже нечего терять, - ты бы давно догадался об этом.
Наступило молчание. Мадленка и Август смотрели друг другу в глаза, не отрываясь; и никто не хотел сдаться первым.
- Значит, это ты убила мою мать, - заключил он.
- Нет, - вызывающе выпятила нижнюю губу Мадленка, - я не делала этого.
- Суд разберется, - с пугающим спокойствием изрек Август. - А пока я забираю тебя в замок Диковских.
- Нет! - пронзительно, истошно закричала госпожа Анна, бросаясь вперед. - Она только вернулась ко мне! Зачем же вы, звери, отнимаете ее?
Ее крик перешел в сдавленное рыдание, она упала на пол и стала биться о него головой. Муж и зять-литвин кинулись подымать ее. Мадленка обернулась и увидела в углу прижавшихся друг к другу двойняшек. Их глаза, обращенные на нее, были наполнены восхищением и ужасом.
Боэмунд, закусив губу, приподнялся, но Мадленка отрицательно покачала головой, и крестоносец, немного побледнев, опустился на прежнее место. Врагов было больше, гораздо больше, и сила оказалась на их стороне. Потом, Мадленка сомневалась, что схватка что-то решит; в этом случае вне закона оказалась бы, пожалуй, не только она, но и вся ее семья, а Мадленка не хотела этого.
Князь Август объявил, что Мадленка обвиняется в убийстве его матери, что дело ее будет рассматривать самый высокий суд и что в случае, если она докажет свою невиновность, никто не причинит ей вреда. Он подробно объяснил, почему на нее пало такое подозрение. Пан Соболевский сел за стол и слушал, рассеянно пощипывая усы. Мадленке не хотелось, чтобы отец стал укорять ее за то, что она скрыла от них правду, и она вскинула голову.
- Я должна собраться, - сказала она со смешком. - Не бойтесь, я не убегу.
Проходя мимо Боэмунда, она быстро взглянула на него и спустя некоторое время, к своему великому облегчению, услышала за спиной его мягкие шаги. Они зашли в ее комнату, которую так никто и не обжил после ее отъезда и в которой ничего не было, кроме кровати и старого ларя. Боэмунд вошел вслед за ней и тщательно прикрыл дверь. Мадленка села на ларь, глядя на распятие на стене.
- Ты считаешь меня трусом? - спросил крестоносец.
- Нет, - сказала Мадленка честно, - я считаю, ты не обязан делать что-либо для меня помимо того, что уже сделал.
Она так и не поняла, что ее слова задели его сильнее, чем любой упрек.
- Меня убьют? - просто спросила она.
- Не обязательно, - ответил рыцарь. - Теперь, когда им известно, кто ты, они попытаются от тебя избавиться, но не в открытую. Потребуй, чтобы тебе дали человека, который будет проверять твои напитки и пищу. И, - он достал из-за пазухи короткий кинжал, - на всякий случай возьми это. На нем нет никаких меток, что он принадлежит мне, но он может тебе пригодиться.
Мадленка спрятала кинжал, закрыла лицо руками и всхлипнула.
- Боэмунд, - сказала она, - мне страшно.
Рыцарь ничего не ответил. Мадленка утерла слезы и робко поглядела на него. Он стоял, привалившись плечом к стене, и сосредоточенно размышлял о чем-то.
- Они будут задавать тебе самые разные вопросы, - негромко начал он. - Придерживайся правды, насколько это возможно, но не забывай: слово - это оружие. Оно может спасти, а может и погубить тебя. Лучше всего, если ты не станешь упоминать о Мальборке.
- Но как… - начала Мадленка сдавленно. - Они же знали, что я там, и Флориан…
- Ты бежала из подземелья, рыцарь пошел в одну сторону, а ты в другую. Потом тебе встретился юноша твоих лет, и ты, опасаясь погони, обменялась с ним одеждой. Я его нашел, принял за тебя и повесил, но ты об этом ничего не знаешь. Потом тебя подобрали какие-то купцы и привезли сюда, но ты мало что можешь о них сказать. Ты говоришь по-литовски?
- Нет.
Тем более. Главного зовут Ольгерд, а до остальных тебе дела нет. Теперь вот еще что: знай, что люди, которые будут тебя допрашивать, не новички в своем деле. Они будут тебя выводить из себя, чтобы ты в запальчивости проговорилась, начнут тебе угрожать, может, даже заговорят о пытке. Пытать тебя они не имеют права, ты не ведьма, так что не бойся их. Они наверняка попытаются подослать к тебе наушников, отправят тебя на исповедь - остерегайся всех, и исповедника в том числе.
Ответы давай по возможности короткие и, если понадобится, повторяй по сто раз одно и то же, не сочиняй новые детали. Это тоже хитрость: взять допрашиваемого измором. Помни, что в любом вопросе может заключаться ловушка, и обычно самые невинные вопросы как раз и являются ею. Один вопрос всегда ведет за собой другой. Уясни, чего от тебя хотят добиться, и не давай им запутать себя. Если надо, дерзи, но в меру. Никогда не поддавайся чувствам - они затемняют разум, а в этом поединке, как и в любом другом, выигрывает тот, кто дольше противника сохраняет хладнокровие, несмотря ни на что. Если лжешь, ложь должна быть продуманной, простой и убедительной, и такой, чтобы никто по возможности не мог ее опровергнуть. А о том, какие у тебя подозрения, не упоминай вовсе: будет только хуже.
Мадленка слушала и машинально кивала, прикидывая, позволительно ли будет обнять его на прощание или это все-таки неприлично.
Ты достаточно сообразительна, но ни в коем случае не пытайся щеголять свои умом. Лучше казаться глупым, чем умным, потому что с дурака спрос невелик. Помни: ты никому не можешь верить. Остерегайся Августа, потому что он дурак, остерегайся Доминика, потому что он могуществен и ему ничего не стоит погубить тебя, остерегайся этой литовской панны, потому что она имеет влияние на Доминика, и не верь даже епископу, ибо он его послушное орудие. Если ты забудешь об этом хоть на миг, ты пропала.
Мадленка глубоко вздохнула.
- Да, - печально сказала она, - похоже, мне и в самом деле не выпутаться.
В дверь нетерпеливо постучали.
- Иду! - крикнула Мадленка и метнулась к порогу, но внезапно задержалась, порывисто бросилась рыцарю на шею, поцеловала его в губы и убежала прежде, чем он успел вымолвить хотя бы слово.
Мадленка позаимствовала у двойняшек еще одно платье, красное, мать дала ей четки и немного денег, после чего наступил момент прощания с семьей. Служанки запричитали в голос; сестры Мадленки плакали, даже сухая Барбара уронила две слезинки. Мадленка несмело махнула рукой Филиберу и вышла во двор.
Было уже темно; в лиловом небе красовался позолоченный месяц и сверкали звезды. Ее подтолкнули к каурой, с разбитыми ногами, лошади. - Сюда, барышня. Ну-ка, садитесь…
Оглянувшись последний раз на дом, Мадленка охватила взором крышу, гнездо аиста, которому она прежде не придавала значения, старый колодец и одинокую фигуру у окна. Август поднялся в седло, и всадники, взбивая пыль, поскакали, торопясь до рассвета поспеть в Диковское; но долго, еще очень долго крестоносец смотрел им вслед.
Глава пятая,
в которой друзья ссорятся
"Литовские купцы" покинули Каменки вслед за отрядом князя Августа. Убедившись, что их самих никто не преследует, они двинулись кратчайшей дорогой к землям Тевтонского ордена.
Филибер весь кипел. В усадьбе он еще вынужден был играть глухонемого, и это до поры до времени спасало ситуацию; но едва крестоносцы очутились в чистом поле, где их попросту некому было подслушать, анжуец осадил коня и дал волю своему праведному гневу.
- Боэмунд! - заорал он. - Боэмунд, черт тебя дери!
Синеглазый остановился, а за ним - и все остальные.
- Чего тебе? - спросил фон Мейссен, оборачиваясь к другу.
- Иди сюда, надо потолковать!
- Нам не о чем говорить, - отозвался крестоносец. - Мы должны добраться до Торна. Если повезет, мы будем там засветло.
Филибер красочно поведал ему, нимало не обинуясь, в какой именно точке вселенной он видел замок Торн и всех его обитателей; вряд ли, впрочем, им бы там понравилось. После чего неукротимый анжуец перешел на родной язык и выдал длинную и весьма пламенную рацею, которая по интонациям очень мало походила на великопостную проповедь.
- Ну? - только и спросил Боэмунд фон Мейссен, когда его товарищ на мгновение умолк, захлебнувшись собственным красноречием. - Все сказал?
- Нет, не все! - взвился Лягушонок. - Не все! Боэмунд, видит бог, я всегда восхищался тобой, но сегодня я понял, что ты - бессердечное животное, да, да, животное! - со смаком проговорил он. - Как ты мог? Как может рыцарь бросить в беде девушку, которой грозит смерть, а может, и что похуже? Нет, ты ответь!
- А что, по-твоему, я должен был сделать? - начал заводиться крестоносец. - Ввязаться в неравный бой, чтобы мы все погибли?
- Я не знаю, - завопил Филибер, - но ты должен был что-то предпринять! У меня так руки и чесались раскроить череп этому надутому юнцу! Почему ты мне не позволил?
- С этого юнца, - сказал Боэмунд с неприятной улыбочкой, - я однажды сам сдеру шкуру живьем. Успокойся, брат. Сегодня был неподходящий момент, чтобы ввязываться в драку.
- Ты рассуждаешь как трус!
- А ты - как безмозглый дурак!
- Я, Филибер де Ланже, дурак? Ну и пусть! А ты - предатель, ты предал человека, который тебе доверился! Тьфу! Я плюю на тебя!
- Осторожнее, брат: это уже оскорбление, и немалое.
- Оскорбление? Ну и пусть! Считай, что я тебя вызываю. А, Боэмунд? Давай померяемся силами, прямо сейчас!
Свидетели этой сцены с недоумением переглядывались. Зная непредсказуемый нрав Боэмунда и его ловкость в обращении с оружием, мало кто сомневался, что для Филибера все может закончиться весьма плачевно, если Боэмунд примет его вызов.
- Ты хочешь со мной драться? - спросил синеглазый.
- Да, клянусь господним брюхом!
- Пожалуйста, - сказал Боэмунд, пожимая плечами, - ты сам этого хотел. - И подъехав к Филиберу, нанес ему сокрушительный удар в челюсть.
Лошадь анжуйца заржала и взвилась на дыбы. Филибер вылетел из седла и с глухим стуком рухнул на землю, раскинув руки.
- Помогите ему подняться, - велел Боэмунд и, морщась, стал растирать кулак. Челюсть у анжуйца оказалась дьявольски крепкая.
Двое воинов спешились и стали приводить бедолагу Филибера в чувство. Один из них догадался влить ему в рот немного анжуйского вина, и Лягушонок малость ожил. Он приподнялся, ощупал разбитое лицо, покривился и выплюнул красный сгусток.
- Ну на что это похоже, - запричитал он, - это же черт знает что такое! Боэмунд, если бы я не знал, что ты великий рыцарь и украшение христианского мира, я бы подумал, что ты мужлан, ей-богу! Какой же рыцарь станет драться голыми руками? Фу, какая гадость! - Филибер снова сплюнул красным и не без труда поднялся на ноги. - Пресвятая дева, у меня такое впечатление, что меня лягнула лошадь. Ох! - Он потряс головой, словно проверяя, на месте ли она. - Ей-богу, даже когда меня последний раз стукнули по башке палицей, я чувствовал себя не в пример лучше. Надо нам как-нибудь с тобой помериться силами, только не на кулаках. Но даже если ты меня убьешь, я до последнего вздоха буду повторять: ты предатель.
- Брат, уймись, - сказал Боэмунд, - не испытывай мое терпение.
- Ну, давай, бей! - проворчал Филибер. - Стукни меня еще разок покрепче! Ох, как шумит в голове, словно выпил жбан польской водки. Нет, Боэмунд фон Мейссен, я тебе говорю точно: ты - негодяй!
- Если бы я оставил дело как есть, я бы и впрямь был негодяем, - согласился фон Мейссен.
Лягушонок, поставив ногу в стремя, безуспешно пытался забраться в седло. Слова Боэмунда застигли его врасплох.
- Да? - только и сказал он. Потом опустил ногу и кулаком стукнул по раскрытой ладони. Он явно был возбужден. - Мы нападем на них прямо сейчас и отобьем ее! А?
- Нет, - сказал Боэмунд, морщась, - этого мы делать не станем. Филибер угас.
- А я-то думал, ты сказал, что хочешь спасти ее, - вздохнул он. - Но, похоже, я ослышался.
- С ней ничего не будет, - сказал Боэмунд, - по крайней мере, пока.
- Но она там одна, одна против всех! - крикнул Филибер. - Как ты не понимаешь…
- Филибер, - сказал синеглазый, - она гораздо умнее и сильнее, чем ты думаешь. Я не завидую тем, кто будет иметь с ней дело и попытается вынудить у нее признание. Им ничего не удастся с ней сделать, а я тем временем подумаю, как освободить ее. Ты со мной?
- Да! Конечно! - вскричал Филибер, не помня себя от восторга.
- Верь мне, мы ее вытащим, - сказал Боэмунд, - хотя я и не знаю, на кой она тебе сдалась.
Филибер тяжело покраснел, поглядел на него исподлобья и стал шумно сопеть, как потревоженный осиный рой.
- Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! - объявил он, вызывающе выставив подбородок. - Я… Я считаю, что всякий честный человек…
- Пустое, - успокоил его синеглазый. - Садись в седло и поехали в Торн. Фон Ансбах, наверное, уже заждался нас.
Глава шестая,
в которой Мадленка превращается в обвиняемую
Мадленку привезли в замок князей Диковских. Она не испытала никакой радости, вновь увидев стены и ров, в который прыгала, чтобы спасти свою жизнь. Ей думалось, что ее вновь посадят в вонючее подземелье; но Август оставил ее в малой зале под присмотром стражников и удалился докладывать дяде о том, кем на самом деле оказался Михал Краковский. Мадленка бесцельно побродила туда-сюда, оглядываясь на тех, кому было поручено охранять ее. Жаль, что окна были прорезаны высоко и к тому же слишком узки для человека, не то бы она не устояла перед искушением и снова попыталась спастись, бросившись со стены в воду. Ничего, как знать, может, это еще ей удастся. Она ни о чем не жалела, ничего не ждала и была близка к тому, чтобы никого не бояться. Дух ее был на удивление ясен. "Я ни в чем не виновата, - твердила она себе, - следовательно, меня ни в чем не могут обвинить". Скольких людей, наивно говоривших себе то же самое, перемололи жернова судьбы!
Дверь приотворилась со звуком, напоминающим судорожный зевок, и Мадленка дернулась всем телом, ожидая увидеть Августа. Однако это оказалась всего-навсего литовская ведьма Анджелика. Ее горностай по-прежнему бегал за ней, как собачонка. Увидев Мадленку, он фыркнул и по платью ловко взобрался своей госпоже на плечо.
Анджелика с улыбкой оглядела Мадленку с головы до ног, и та почувствовала себя испачканной этим взглядом. С полуулыбкой на устах Анджелика обошла вокруг Мадленки, словно та была не живой человек, а статуя или что-то такое же неодушевленное.
- Так-так, - проговорила Анджелика, не переставая улыбаться. - Так вот на что ты похожа!
Мадленка не знала, что ответить на это, и стиснула руки. Бесстыдные глаза пристально рассматривали ее.
- Знаешь, - доверительно сообщила литвинка, - отроком ты была не очень хороша собою, а девицей и подавно.
Она улыбнулась, с наслаждением ловя на лице Мадленки, какое впечатление на нее произведут эти слова.
- Не всем же быть такими, как ты, - отозвалась Мадленка и, ослепительно улыбнувшись, добавила: - К счастью.
Улыбка Анджелики погасла. Вошел князь Август. С расцарапанной щекой, взъерошенный, он походил на нашкодившего мальчишку. На литвинку он не обратил внимания.
- Пошли, - коротко бросил он Мадленке. Мадленка двинулась к двери, но тут Анджелика
метнулась к Августа и схватила его за руку.
- Август… - тревожно шепнула она.
- Что? - спросил он с удивлением.
- Стереги ее крепко! - с деланным придыханием прошептала Анджелика. Но глаза ее смеялись.
К великому облегчению Мадленки, ее повели не вниз, где располагались владения ушедшего в мир иной Адама, а в боковые покои. В одной комнатке стояла кровать с балдахином, поддержанным витыми столбиками, в другой был стол, стулья и несколько сундуков. На стене висел искусно вытканный гобелен фламандской работы, изображавший охоту на кабана.
- Можешь располагаться, - все так же отрывисто бросил Август.
Мадленка, поколебавшись, положила на стол узелок, где было платье и четки, и села напротив гобелена, с преувеличенным вниманием разглядывая его. Двое стражей остановились в дверях, и Август сделал им знак выйти. Сам он расхаживал по комнате взад-вперед, и это мельтешение раздражало Мадленку. Она хотела, чтобы он ушел и она могла остаться наедине со своей печалью.
- Ты и впрямь Магдалена Соболевская? - спросил Август, остановившись возле нее и глядя на нее в упор.
- А ты что, не видел? - мрачно спросила Мадленка, тяжело переживавшая свой недавний позор.
- Скажи мне: это ты убила мою мать? - Нет.
Август снова заметался.
- Но тогда кто?! - крикнул он. - Кто?
- Может быть, у нее были враги? - предположила Мадленка.
- У нее? Нет! Это было благороднейшее создание на свете!
Мадленка вспомнила, какими словами покойную княгиню честил фон Ансбах, но благоразумно воздержалась от возражений.
- Да и глупо с моей стороны верить тебе, - заключил Август неожиданно. - Прощай!
В сущности, все начиналось не так уж плохо. У Мадленки были свои покои, к ней приставили служанку - боязливую девушку, которая общалась с госпожой с явной неохотой; Мадленка заключила из этого, что, должно быть, среди обитателей замка она слывет чудовищем. Такое предположение немало ее позабавило.