С того дня, как только выдавалась свободная минута, я наблюдал за доктором, а заодно и за тем памятным окошком на пятом этаже соседнего дома, однако ничего такого не заметил. Желтая физиономия не показалась ни разу.
И все-таки доктор был мне подозрителен. Ведь это его лицо я видел той ночью. Но в чем я мог его подозревать? Если предположить, что все три самоубийства были убийствами, задуманными и воплощенными доктором Мэрой, то как он это осуществил? Здесь мое воображение заходило в тупик. Однако я был уверен, что убийца именно он.
Я целыми днями ломал голову над этой задачей. А однажды забрался на кирпичную стену за домом и заглянул в жилую комнату доктора. Там стояли пресловутые восковые куклы, скелет и ящик с искусственными глазами. Но как, как он сумел подчинить своей воле людей, находившихся в другом здании? Это было непостижимо. Гипноз? Нет, совершенно исключено. Внушить желание умереть невозможно, я слышал - гипноз не имеет подобной силы.
…Минуло почти полгода, когда случай подтвердил мои подозрения. На проклятую комнату нашелся желающий, приезжий из Осаки. Он не знал о ее дурной славе и, решив сэкономить на плате, согласился без разговоров. А может быть, просто не думал, что теперь, через полгода, может повториться та же история. Но уж я-то не сомневался, что и этот кончит так же, как и предыдущие. И решил воспрепятствовать злодеянию.
С того дня я, отлынивая от работы, неотступно следил за доктором Мэрой. И вдруг мне все открылось. Я проник в его тайну.
5
Вечером на третий день после приезда нового съемщика я заметил, как доктор Мэра, явно стараясь не попасться никому на глаза, вышел из дома без своего обычного чемоданчика. Разумеется, я последовал за ним по пятам. Однако вопреки моим ожиданиям доктор Мэра всего лишь зашел в магазин готовой одежды, находившийся неподалеку. Выбрав пиджачную пару, он оплатил покупку и вернулся к себе.
Никакой, даже самый плохонький лекаришка не станет носить готовое платье. С другой стороны, вряд ли доктор стал бы таиться, покупая костюм для помощника. Нет, дело явно нечисто. Для чего же ему эта пара?
Я стоял в задумчивости, глядя на захлопнувшуюся за доктором дверь. Потом вспомнил про кирпичную стену, с которой можно было незаметно наблюдать за комнатой доктора, и помчался туда. Когда я забрался на стену, доктор, конечно, был у себя. И занимался он поистине странным делом.
…Ну-с, как вы полагаете, что же он делал? Помните, я рассказывал вам о больших, в человеческий рост, восковых манекенах? Так вот, доктор Мэра наряжал свою куклу в только что купленную пиджачную пару. А сотня блестящих стеклянных глаз пристально наблюдала за ним из ящика.
Я обомлел. А доктор Мэра торжественно завершал свое страшное дело.
Ну, догадались? Костюм на кукле доктора Мэры был точь-в-точь как у приезжего из Осаки - и цвет, и материя в полоску. Именно его выбрал доктор из целого вороха готового платья.
Медлить было нельзя. Стояли лунные ночи. Значит, снова случится несчастье. Что же делать?.. Что делать? Мысли мои лихорадочно метались. И тут меня озарило. Идея была блистательная. Думаю, и вы оцените ее по достоинству…
Закончив приготовления, я дождался ночи и с огромным свертком в руках прокрался в комнату на пятом этаже. Новый съемщик вечерами уезжал домой, и дверь была заперта, но я открыл ее дубликатом ключа, припасенным заранее. Сев к столу, я сделал вид, что занят работой. Лампа под голубым абажуром освещала меня. На мне был точно такой же костюм в полосочку; я одолжил его у приятеля. Даже волосы я причесал так же, как новый съемщик. Повернувшись к окну, я приготовился ждать.
Все это я проделал, разумеется, для того, чтобы показать желтолицему дьяволу, что я здесь, на месте. Так я сидел часа три и не оглядывался, предоставив противнику уйму времени. От нетерпения меня била дрожь. Удастся ли мой план? Да, это были долгие, томительные часы. Не единожды я подавлял искушение оглянуться. Но вот час настал.
Было десять минут одиннадцатого. Вдруг дважды проухала сова. Ага, это знак. Он привлек мое внимание, чтобы я подошел к окну. Еще бы, любой вскочит и побежит к окошку, услышав в центре Маруноути совиное уханье! Я больше не медлил: поднялся и отворил створку окна.
Стена дома напротив была залита лунным сиянием и тускло мерцала расплавленным серебром. Напомню, что в этой части дом был точной копией нашего. Странное мистическое ощущение! Как, какими словами описать вам тот фантастический миг, когда передо мной возникло сверкающее серебром огромное зеркало? О, колдовской лунный свет…
…Мое окно смотрит на эту зеркальную стену. Окно напротив тоже открыто. Да, но где же мое собственное отражение? Удивительное дело. Почему в том окне я не вижу себя?.. Эти мысли сами собой рождались в моей голове. Как вспомню, от ужаса волосы встают дыбом.
…Да куда же я-то девался? Я ведь должен быть там, в том открытом окне! Я обшариваю взглядом стену напротив. И вдруг - ну, наконец-то! - обнаруживаю себя. Вот же он я. Но не в окне, а рядом, на фоне стены. Ведь это я болтаюсь на балке.
Да, трудно поверить… Не знаю, как назвать это чувство. Ночной кошмар! Да, пожалуй, настоящий ночной кошмар. В дурном сне ты всегда делаешь то, чего вовсе не хочешь. Вообразите себе на минутку, что вы видите в зеркале собственное отражение с закрытыми глазами, хотя глаза у вас несомненно открыты. Что вам захочется сделать? Ну, конечно, закрыть глаза!.. Так вот, для того чтобы совпасть с отражением, мне следовало повеситься. Ведь напротив висел мой двойник - нет, я сам…
…Что ж я стою сложа руки?! Фигура удавленника не вызывает ни страха, ни отвращения. Она живописно прекрасна в чарующем лунном свете. Я тоже хочу стать частью этой картины…
Если б не лунный свет, чудовищный трюк доктора Мэры не возымел бы успеха. Вы уже, видимо, догадались: фокус был в том, что свой восковой манекен доктор Мэра обряжал точно в такой же костюм, какой был на очередной жертве, и подвешивал куклу на балке, инсценируя самоубийство. Все очень просто. Волшебные чары луны и зеркальность обоих зданий обеспечивали желаемый результат. Страшное дело: даже я, зная про эту хитрость, с трудом подавил искушение перекинуть ногу через подоконник.
Борясь с кошмарным соблазном, я развернул принесенный сверток. Несколько томительных секунд… Ага, вот и он! Из окна выглянула омерзительная желтая физиономия. Доктор Мэра желал посмотреть, что со мной. Я только этого и дожидался. Пришел мой черед!
Я извлек из свертка принесенный предмет и осторожно, придерживая обеими руками, водрузил на подоконник… Угадали, что это было? Восковой манекен! Я одолжил его в магазине готового платья, в том самом, куда заходил доктор Мэра. И нарядил его… в визитку. Да-да, точь-в-точь такую, какую носил сам доктор.
Лунный луч скользнул в глубь ущелья, и фигура доктора Мэры теперь отчетливо вырисовывалась в проеме окна.
Да, это было решающее сражение. Я смотрел на чудовище в доме напротив. Сдавайся, мерзавец, ты побежден!
Боги наделили нас той же страстью к подражанию, что и обезьяну. Страшный рок тяготеет над человеком. Доктор Мэра попался на собственную уловку.
Он неуверенно вылез на подоконник и сел в ту же позу, что и моя кукла. Хоронясь за манекеном, я поднял восковую руку - доктор Мэра сделал в точности то же самое. А потом… Ха-ха-ха! Знаете, что я сделал потом? Я толкнул манекен! Подпрыгнув, он исчез за окном. И почти в ту же секунду из окошка напротив сорвалась фигурка в визитке и исчезла во мраке. Раздался глухой удар… Доктора Мэры больше не существовало.
С такой же гадкой ухмылкой, как когда-то у доктора, я потянул за веревку и втащил куклу в комнату. Оставь я ее внизу, возникли бы подозрения…
Окончив рассказ, молодой человек улыбнулся жуткой, вызывающей содрогание улыбкой.
- Мотивы преступления доктора Мэры? Ну уж вам-то, писателям, должно быть известно, что убийства нередко совершаются только ради убийства…
Он поднялся и зашагал прочь. Я окликнул его, но юноша даже не обернулся.
Ночная мгла давно поглотила его, а я все сидел на камне, в лучах беззвучно струившегося на землю лунного света, и гадал, не пригрезилось ли мне все это.
Ад зеркал
Делать было нечего, и, чтобы убить время, мы рассказывали по очереди разные страшные и удивительные истории. Вот что поведал нам К. - уж и не знаю, правда ли это, или всего-навсего плод его воспаленного воображения… Я не допытывался. Однако должен заметить, что очередь его была последней, мы уже вдоволь наслушались всяческих ужасов, и к тому же в тот день непогодилось: стояла поздняя весна, но серые тучи висели так низко, и за окном был такой хмурый сумрак, что казалось, весь мир погрузился в пучину морскую - вот и беседа наша носила излишне мрачный характер…
- Хотите послушать занимательную историю? - начал К. - Что же, извольте… Был у меня один друг - не стану называть его имя. Так вот, он страдал странным недугом, по-видимому, наследственным, ибо и дед его, и прадед тоже были склонны к некоторым чудачествам. Впав в христианскую ересь, они тайно хранили у себя в доме разные запрещенные предметы - старинные европейские рукописи, статуэтки пресвятой девы Марии, образки с ликом Спасителя; но этим их "коллекция" не исчерпывалась: они скупали подзорные трубы, допотопные компасы самых причудливых форм, старинное стекло и держали эти сокровища в бельевых корзинах, так что приятель мой рос среди подобных предметов. Тогда, вероятно, у него и возникла нездоровая тяга к стеклам, зеркалам, линзам - словом, всему, что отражает и преломляет окружающий мир. В младенчестве игрушками его были не куклы, а подзорные трубы, лупы, призмы, калейдоскопы.
Мне врезался в память один эпизод из нашего детства. Как-то раз, заглянув к нему, я увидал на столе в классной комнате таинственный ящичек из древесины павлонии. Приятель извлек оттуда старинной работы металлическое зеркальце, поймал солнечный луч и пустил зайчик на стену.
- Взгляни-ка! - сказал он. - Во-он туда… Видишь?
Я посмотрел туда, куда указывал его палец, и поразился: в белом круге вырисовывался вполне отчетливый, хотя и перевернутый иероглиф "долголетие". Казалось, он выведен ослепительно сверкавшим белым золотом.
- Здорово… - пробормотал я. - Откуда он там взялся?
Все это было совершенно недоступной моему детскому разуму магией - и у меня даже засосало под ложечкой.
- Ладно уж, объясню тебе этот фокус. В общем-то, особого секрета тут нет. Видишь, во-от здесь, - и он перевернул зеркальце обратной стороной, - горельеф иероглифа "долголетие"? Он-то и отражается на стене.
В самом деле, на тыльной стороне зеркальца отливал темной бронзой безупречно исполненный иероглиф. Однако было по-прежнему непонятно, каким образом он мог просвечивать через зеркало, ведь металлическая поверхность была совершенно гладкой и ровной и не искажала изображения. Словом, обычное зеркало - за исключением иероглифа в отражении на стене. Все это смахивало на колдовство, о чем я и сказал приятелю.
- Еще дедушка объяснял мне эту штуковину. Дело в том, что металлические зеркала совсем не похожи на стеклянные. Если их время от времени не начищать до блеска, они тускнеют и покрываются пятнами. Зеркальце это хранится в нашей семье уже несколько поколений, его регулярно полировали, и поверхностный слой все время стирался, но по-разному в разных местах: там, где иероглиф, слой металла толще и сопротивление его сильнее, вот он и вытерся больше. Разница эта столь ничтожна, что незаметна невооруженному глазу, но, когда пускаешь зайчик на стену, кажется, будто иероглиф просвечивает сквозь металл. Жутковатое впечатление, верно?
Теперь все вроде бы стало понятно, но магия зеркала по-прежнему завораживала меня; у меня было такое чувство, словно я заглянул в микроскоп, подсмотрев некую тайну, сокрытую от постороннего взора.
То был лишь один случай из сотни, просто он более прочих запомнился мне - уж очень чудным показалось мне зеркальце. В общем, все детские развлечения моего приятеля сводились к подобным забавам. Даже я не избегнул его влияния - и по сей день питаю чрезмерную страсть ко всевозможным линзам. Правда, в детстве пагубная эта привычка проявлялась не столь явственно, однако время шло, мы переходили из класса в класс - и вот начались занятия физикой. Как вам известно, в курсе физики есть раздел оптики. Тут-то стихия линз и зеркал и захватила моего приятеля целиком. Именно тогда его детская любовь к подобным предметам переросла в настоящую манию. Помню, как-то на уроке учитель пустил по рядам наглядное пособие - вогнутое зеркало, - и все мы по очереди принялись рассматривать в нем свои физиономии. В тот период лицо у меня было густо усыпано юношескими прыщами, и, взглянув на свое отражение, я содрогнулся от ужаса: каждый прыщ в кривом зеркале приобретал вулканические размеры, а лицо напоминало лунную поверхность, изрытую кратерами. Зрелище было настолько омерзительным, что меня затошнило. С тех пор стоит мне завидеть издалека подобное зеркало - будь то на выставке технических достижений или в парке, среди прочих аттракционов, - как я в панике поворачиваю обратно.
Приятель же мой пришел в такой неописуемый восторг, что не смог сдержать радостного вопля. Это выглядело так глупо, что все покатились со смеху, но, думаю, именно с того дня и начала развиваться его болезнь. Как одержимый он скупал большие и маленькие, вогнутые и выпуклые зеркала и, таинственно ухмыляясь себе под нос, мастерил из проволоки и картона всякие ящички с секретом. В этом деле друг проявлял просто виртуозную изобретательность, к тому же для своих забав он выписывал из-за границы специальные пособия. До сих пор не могу забыть одного фокуса, который назывался "волшебные деньги". Однажды я увидел у приятеля какой-то довольно большой картонный ящик. С одного бока в стенке было проделано отверстие. Внутри лежала объемистая пачка банкнот.
- Попробуй, возьми эти деньги, - предложил он мне с самым невинным видом.
Я послушно протянул руку, но, к моему вящему удивлению, пальцы схватили пустоту. Вид у меня был, должно быть, довольно дурацкий, потому что приятель мой просто скис от смеха. Оказалось, что фокус этот придумали физики, кажется, английские, и основывался он на законах отражения. Всех подробностей я сейчас не упомню, но в ящике была целая система зеркал, и трюк сводился к тому, что настоящие банкноты клали на дно, сверху устанавливалось вогнутое зеркало, и когда включался источник света, то в прорези возникало абсолютно реалистическое, объемное изображение денег.
Болезненная тяга приятеля к линзам и зеркалам все росла; после школы он не стал поступать в колледж - благо родители потакали ему во всем - и целиком отдался своему странному увлечению, выстроив во дворе ту самую злополучную лабораторию, которой предстояло сыграть в его судьбе роковую роль. Теперь он день-деньской пропадал там, и болезнь его прогрессировала с устрашающей быстротой. У него и прежде было не много друзей, теперь же из всех остался лишь я. С утра до вечера он сидел, закрывшись в тесной лаборатории, изредка общаясь только со мной и родными.
С каждой новой встречей я с горечью убеждался, что ему становилось все хуже и хуже - его ждало настоящее помешательство. К несчастью, при эпидемии инфлюэнцы скончались родители моего друга - и мать, и отец, - и теперь уже никто не ограничивал его свободы. Ему досталось изрядное состояние, и он мог сорить деньгами без счета. К тому времени он достиг двадцатилетия и начал интересоваться противоположным полом. Эта его страсть тоже носила болезненный характер и лишь усугубляла душевное расстройство. Все вместе и привело к катастрофе, о которой, впрочем, я расскажу несколько позже.
Тем временем приятель мой установил на крыше своего дома телескоп - первоначально затем, чтобы вести астрономические наблюдения. Дело в том, что дом его стоял в парке, на вершине холма, и идеально подходил для подобных занятий. У подножия холма расстилалось целое море черепичных кровель. Однако столь безобидное времяпровождение, как наблюдение небесных тел, не удовлетворяло его, и тогда мой друг направил свой телескоп в другую сторону - на скопище теснившихся внизу домишек.
Дома были окружены надежными изгородями, и обитатели их жили привычной жизнью, уверенные, что никто их не видит. Им и в кошмарном сне привидеться не могло, что кто-то наблюдает за ними с далекого холма. Самые интимные подробности их жизни открывались нескромному взору моего приятеля столь живо, как если бы он смотрел из соседней комнаты…
Забава эта и впрямь не лишена была своеобразной прелести, и друг мой чувствовал себя на верху блаженства. Как-то раз он предложил и мне полюбоваться, но я случайно увидел такое, что кровь бросилась мне в лицо.
Однако на этом приятель не успокоился: он незаметно установил в комнатах для прислуги нечто вроде перископов и стал подглядывать за ничего не подозревавшими молоденькими горничными.
Еще одной его страстью были насекомые. Поразительно, но факт: для своих наблюдений он специально откармливал мух и, пустив их под микроскоп, наблюдал, как они спариваются и дерутся, как сосут кровь друг из друга. Помню, мне довелось наблюдать под микроскопом издыхающую муху. Зрелище было ужасное: огромная, как слон, муха корчилась в предсмертной агонии. Микроскоп был с пятидесятикратным увеличением, и я мог рассмотреть не только хоботок и присоски на лапках, но даже волоски, покрывавшие тело насекомого. Муха билась в море темной крови (на самом-то деле там была только крохотная капелька). Полураздавленная, она сучила лапками, вытягивала хоботок… Казалось, что вот-вот сейчас раздастся душераздирающий предсмертный вопль.
…Такие истории можно живописать бесконечно. Но избавлю вас от ненужных подробностей и расскажу еще лишь один случай.