- Говорите либо с нами обоими, либо не говорите. В присутствии этого джентльмена вы можете сказать все, что сказали бы мне с глазу на глаз.
Граф пожал широкими плечами.
- В таком случае я должен прежде всего взять с вас обоих слово, что дело, о котором я вам сейчас расскажу, останется в тайне два года. По прошествии двух лет это не будет иметь значения. В настоящее время я могу, не преувеличивая, сказать: вся эта история настолько серьезна, что может отразиться на судьбах Европы.
- Даю слово, - сказал Холмс.
- И я.
- Простите мне эту маску, - продолжал странный посетитель. - Августейшее лицо, по поручению которого я действую, пожелало, чтобы его доверенный остался для вас неизвестен, и я должен признаться, что титул, которым я себя назвал, не совсем точен.
- Это я заметил, - сухо сказал Холмс.
- Обстоятельства очень щекотливые, и необходимо принять все меры, чтобы из-за них не разросся огромный скандал, который мог бы сильно скомпрометировать одну из царствующих династий Европы. Говоря проще, дело связано с царствующим домом Ормштейнов, королей Богемии.
- Так я и думал, - пробормотал Холмс, поудобнее располагаясь в кресле и закрывая глаза.
Посетитель с явным удивлением посмотрел на лениво развалившегося, равнодушного человека, которого ему, несомненно, описали как самого проницательного и самого энергичного из всех европейских сыщиков. Холмс медленно открыл глаза и нетерпеливо посмотрел на своего тяжеловесного клиента.
- Если ваше величество соблаговолите посвятить нас в свое дело, - заметил он, - мне легче будет дать вам совет.
Посетитель вскочил со стула и принялся шагать по комнате в сильном возбуждении. Затем с жестом отчаяния он сорвал с лица маску и швырнул ее на пол.
- Вы правы, - воскликнул он, - я король! Зачем мне пытаться скрывать это?
- Действительно, зачем? Ваше величество еще не начали говорить, как я уже знал, что передо мной Вильгельм Готтсрейх Сигизмунд фон Ормштейн, великий князь Кассель-Фельштейнский и наследственный король Богемии.
- Но вы понимаете, - сказал наш странный посетитель, снова усевшись и поводя рукой по высокому белому лбу, - вы понимаете, что я не привык лично заниматься такими делами! Однако вопрос настолько щекотлив, что я не мог доверить его кому-нибудь из полицейских агентов, не рискуя оказаться в его власти. Я приехал из Праги инкогнито специально затем, чтобы обратиться к вам за советом.
- Пожалуйста, обращайтесь, - сказал Холмс, снова закрывая глаза.
- Факты вкратце таковы: лет пять назад, во время продолжительного пребывания в Варшаве, я познакомился с хорошо известной авантюристкой Ирэн Адлер. Это имя вам, несомненно, знакомо?
- Будьте любезны, доктор, посмотрите в моей картотеке, - пробормотал Холмс, не открывая глаз.
Много лет назад он завел систему регистрации разных фактов, касавшихся людей и вещей, так что трудно было назвать лицо или предмет, о которых он не мог бы сразу дать сведения. В данном случае я нашел биографию Ирэн Адлер между биографией еврейского раввина и биографией одного начальника штаба, написавшего труд о глубоководных рыбах.
- Покажите-ка, - сказал Холмс. - Гм! Родилась в Нью-Джерси в 1858 году. Контральто, гм… Ла Скала, так-так!.. Примадонна императорской оперы в Варшаве, да! Покинула оперную сцену, ха! Проживает в Лондоне… совершенно верно! Ваше величество, насколько я понимаю, попали в сети к этой молодой особе, писали ей компрометирующие письма и теперь желали бы вернуть эти письма.
- Совершенно верно. Но каким образом?
- Вы тайно женились на ней?
- Нет.
- Никаких документов или свидетельств?
- Никаких.
- В таком случае, я вас не понимаю, ваше величество. Если эта молодая женщина захочет использовать письма для шантажа или других целей, как она докажет их подлинность?
- Мой почерк.
- Пустяки! Подлог.
- Моя личная почтовая бумага.
- Украдена.
- Моя личная печать.
- Подделка.
- Моя фотография.
- Куплена.
- Но мы сфотографированы вместе!
- О-о, вот это очень плохо! Ваше величество действительно допустили большую оплошность.
- Я был без ума от Ирэн.
- Вы серьезно себя скомпрометировали.
- Тогда я был всего лишь кронпринцем. Я был молод. Мне и теперь только тридцать.
- Фотографию необходимо во что бы то ни стало вернуть.
- Мы пытались, но нам не удалось.
- Ваше величество должны пойти на издержки: фотографию надо купить.
- Ирэн не желает ее продавать.
- Тогда ее надо выкрасть.
- Было сделано пять попыток. Я дважды нанимал взломщиков, и они перерыли весь ее дом. Раз, когда она путешествовала, мы обыскали ее багаж. Дважды ее заманивали в ловушку. Мы не добились никаких результатов.
- Никаких?
- Абсолютно никаких.
Холмс засмеялся.
- Ничего себе задачка! - сказал он.
- Но для меня это очень серьезная задача! - с упреком возразил король.
- Да, действительно. А что она намеревается сделать с фотографией?
- Погубить меня.
- Но каким образом?
- Я собираюсь жениться.
- Об этом я слышал.
- На Клотильде Лотман фон Саксен-Менинген. Быть может, вы знаете строгие принципы этой семьи. Сама Клотильда - воплощенная чистота. Малейшая тень сомнения относительно моего прошлого привела бы к разрыву.
- А Ирэн Адлер?
- Она грозит, что пошлет фотоснимок родителям моей невесты. И пошлет, непременно пошлет! Вы ее не знаете. У нее железный характер. Да, да, лицо обаятельной женщины, а душа жестокого мужчины. Она ни перед чем не остановится, лишь бы не дать мне жениться на другой.
- Вы уверены, что она еще не отправила фотографию вашей невесте?
- Уверен.
- Почему?
- Она сказала, что пошлет фотографию в день моей официальной помолвки. А это будет в ближайший понедельник.
- О, у нас остается три дня! - сказал Холмс, зевая. - И это очень приятно, потому что сейчас мне надо заняться кое-какими важными делами. Ваше величество, конечно, останетесь пока что в Лондоне?
- Конечно. Вы можете найти меня в гостинице Лэнгхэм под именем графа фон Крамма.
- В таком случае, я пришлю вам записочку - сообщу, как продвигается дело.
- Очень прошу вас. Я так волнуюсь!
- Ну, а как насчет денег?
- Тратьте, сколько найдете нужным. Вам предоставляется полная свобода действий.
- Абсолютно?
- О, я готов отдать за эту фотографию любую из провинций моего королевства!
- А на текущие расходы?
Король достал из-за плаща тяжелый кожаный мешочек и положил его на стол.
- Здесь триста фунтов золотом и семьсот ассигнациями, - сказал он.
Холмс написал расписку на страничке своей записной книжки и вручил королю.
- Адрес мадемуазель? - спросил он.
- Брайони-лодж, Серпантайн-авеню, Сент-Джонсвуд.
Холмс записал.
- И еще один вопрос, - сказал он. - Фотография была кабинетного размера?
- Да, кабинетного.
- А теперь доброй ночи, ваше величество, к я надеюсь, что скоро у нас будут хорошие вести… Доброй ночи, Уотсон, - добавил он, когда колеса королевского экипажа застучали по мостовой. - Будьте любезны зайти завтра в три часа, я бы хотел потолковать с вами об этом деле.
II
Ровно в три часа я был на Бейкер-стрит, но Холмс еще не вернулся. Экономка сообщила мне, что он вышел из дому в начале девятого. Я уселся у камина с намерением дождаться его, сколько бы мне ни пришлось ждать. Я глубоко заинтересовался его расследованием, хотя оно было лишено причудливых и мрачных черт, присущих тем двум преступлениям, о которых я рассказал в другом месте. Но своеобразные особенности этого случая и высокое положение клиента придавали делу необычный характер. Если даже оставить в стороне самое содержание исследования, которое производил мой друг, - как удачно, с каким мастерством он сразу овладел всей ситуацией и какая строгая, неопровержимая логика была в его умозаключениях! Мне доставляло истинное удовольствие следить за быстрыми, ловкими приемами, с помощью которых он разгадывал самые запутанные тайны. Я настолько привык к его неизменным триумфам, что самая возможность неудачи не укладывалась у меня в голове.
Было около четырех часов, когда дверь отворилась и в комнату вошел подвыпивший грум,[25] с бакенбардами, с растрепанной шевелюрой, с воспаленным лицом, одетый бедно и вульгарно. Как ни привык я к удивительной способности моего друга менять свой облик, мне пришлось трижды вглядеться, прежде чем я удостоверился, что это действительно Холмс. Кивнув мне на ходу, он исчез в своей спальне, откуда появился через пять минут в темном костюме, корректный, как всегда. Сунув руки в карманы, он протянул ноги к пылающему камину и несколько минут весело смеялся.
- Чудесно! - воскликнул он, затем закашлялся и снова расхохотался, да так, что под конец обессилел и в полном изнеможении откинулся на спинку кресла.
- В чем дело?
- Смешно, невероятно смешно! Уверен, что вы никогда не угадаете, как я провел это утро и что я в конце концов сделал.
- Не могу себе представить. Полагаю, что вы наблюдали за привычками или, может быть, за домом мисс Ирэн Адлер.
- Совершенно верно, но последствия были довольно необычайные… Однако расскажу по порядку. В начале девятого я вышел из дому под видом безработного грума. Существует удивительная симпатия, своего рода содружество между всеми, кто имеет дело с лошадьми. Станьте грумом, и вы узнаете все, что вам надо. Я быстро нашел Брайони-лодж. Это крохотная шикарная двухэтажная вилла; она выходит на улицу, позади нее сад. Массивный замок на садовой калитке. С правой стороны большая гостиная, хорошо обставленная, с высокими окнами, почти до полу, и с нелепыми английскими оконными затворами, которые мог бы открыть и ребенок. За домом ничего особенного, кроме того, что к окну галереи можно добраться с крыши каретного сарая. Я обошел этот сарай со всех сторон и рассмотрел его очень внимательно, но ничего интересного не заметил. Затем я пошел вдоль улицы и увидел, как я и ожидал, в переулке, примыкающем к стене сада, конюшню. Я помог конюхам чистить лошадей и получил за это два пенса, стакан водки, два пакета табаку и вдоволь сведений о мисс Адлер, а также и о других местных жителях. Местные жители меня не интересовали нисколько, но я был вынужден выслушать их биографии.
- А что вы узнали об Ирэн Адлер? - спросил я.
- О, она вскружила головы всем мужчинам в этой части города. Она самое прелестное существо из всех, носящих дамскую шляпку на этой планете. Так говорят в один голос все серпантайнские конюхи. Она живет тихо, выступает иногда на концертах, ежедневно в пять часов дня выезжает кататься и ровно в семь возвращается к обеду. Редко выезжает в другое время, кроме тех случаев, когда она поет. Только один мужчина посещает ее - только один, но зато очень часто. Брюнет, красавец, прекрасно одевается, бывает у нее ежедневно, а порой и по два раза в день. Его зовут мистер Годфри Нортон из Темпла.[26] Видите, как выгодно войти в доверие к кучерам! Они его возили домой от серпантайнских конюшен раз двадцать и все о нем знают. Выслушав то, что они мне рассказывали, я снова стал прогуливаться взад и вперед вблизи Брайони-лодж и обдумывать дальнейшие действия.
Этот Годфри Нортон, очевидно, играет существенную роль во всем деле. Он юрист. Это звучит зловеще. Что их связывает и какова причина его частых посещений? Кто она: его клиентка? Его друг? Его возлюбленная? Если она его клиентка, то, вероятно, отдала ему на хранение ту фотографию. Если же возлюбленная - едва ли. От решения этого вопроса зависит, продолжать ли мне работу в Брайони-лодж или обратить внимание на квартиру того джентльмена в Темпле. Этот вопрос очень щекотлив и расширяет поле моих розысков… Боюсь, Уотсон, что надоедаю вам этими подробностями, но, чтобы вы поняли всю ситуацию, я должен открыть вам мои мелкие затруднения.
- Я внимательно слежу за вашим рассказом, - ответил я.
- Я все еще взвешивал в уме это дело, когда к Брайони-лодж подкатил изящный экипаж и из него выскочил какой-то джентльмен, необычайно красивый, усатый, смуглый, с орлиным носом. Очевидно, это и был тот субъект, о котором я слышал. По-видимому, он очень спешил и был крайне взволнован. Приказав кучеру ждать, он пробежал мимо горничной, открывшей ему дверь, с видом человека, который чувствует себя в этом доме хозяином.
Он пробыл там около получаса, и мне было видно через окно гостиной, как он ходит взад и вперед по комнате, возбужденно толкует о чем-то и размахивает руками. Ее я не видел. Но вот он вышел на улицу, еще более взволнованный. Подойдя к экипажу, он вынул из кармана золотые часы и озабоченно посмотрел на них. "Гоните, как дьявол! - крикнул он кучеру. - Сначала к Гроссу и Хенке на Риджент-стрит, а затем к церкви святой Моники на Эджвер-роуд. Полгинеи, если доедете за двадцать минут!"
Они умчались, а я как раз соображал, не последовать ли мне за ними, как вдруг к дому подкатило прелестное маленькое ландо.[27] Пальто на кучере было полузастегнуто, узел галстука торчал под самым ухом, а ремни упряжи выскочили из пряжек. Кучер едва успел остановить лошадей, как Ирэн выпорхнула из дверей виллы и вскочила в ландо. Я видел ее лишь одно мгновение, но а этого было довольно: очень миловидная женщина с таким лицом, в которое мужчины влюбляются до смерти. "Церковь святой Моники, Джон! - крикнула она. - Полгинеи, если доедете за двадцать минут!"
Это был случай, которого нельзя было упустить, Уотсон. Я уже начал раздумывать, что лучше: бежать за ней вслед или прицепиться к задку ландо, как вдруг на улице показался кэб. Кучер дважды посмотрел на такого неказистого седока, но я вскочил прежде, чем он успел что-либо возразить. "Церковь святой Моники, - сказал я, - и полгинеи, если вы доедете за двадцать минут!" Было без двадцати пяти минут двенадцать, и, конечно, нетрудно было догадаться, в чем дело.
Мой кэб мчался стрелой. Не думаю, чтобы когда-нибудь я ехал быстрее, но экипаж и ландо со взмыленными лошадьми уже стояли у входа в церковь. Я рассчитался с кучером и взбежал по ступеням. В церкви не было ни души, кроме тех, за кем я следовал, да священника, который, по-видимому, обращался к ним с какими-то упреками. Все трое стояли перед алтарем. Я стал бродить по боковому приделу, как праздношатающийся, случайно зашедший в церковь. Внезапно, к моему изумлению, те трое обернулись ко мне, и Годфри Нортон со всех ног бросился в мою сторону.
"Слава богу! - закричал он. - Вас-то нам и нужно. Идемте! Идемте!"
"В чем дело?" - спросил я.
"Идите, идите, добрый человек, всего три минуты!"
Меня чуть не силой потащили к алтарю, и, еще не успев опомниться, я бормотал ответы, которые мне шептали в ухо, клялся в том, чего совершенно не знал, и вообще помогал бракосочетанию Ирэн Адлер, девицы, с Годфри Нортоном, холостяком.
Все это совершилось в одну минуту, и вот джентльмен благодарит меня с одной стороны, леди - с другой, а священник так и сияет улыбкой. Это было самое нелепое положение, в каком я когда-либо находился; воспоминание о нем и заставило меня сейчас хохотать. По-видимому, у них не были выполнены какие-то формальности, и священник наотрез отказался совершить обряд бракосочетания, если не будет свидетеля. Мое удачное появление в церкви избавило жениха от необходимости бежать на улицу в поисках первого встречного. Невеста дала мне гинею, и я собираюсь носить эту монету на часовой цепочке как память о своем приключении.
- Дело приняло весьма неожиданный оборот, - сказал я. - Что же будет дальше?
- Ну, я понял, что мои планы под серьезной угрозой. Похоже было на то, что молодожены собираются немедленно уехать, и потому с моей стороны требовались быстрые и энергичные действия. Однако у дверей церкви они расстались: он уехал в Темпл, она - к себе домой. "Я поеду кататься в парк, как всегда, в пять часов", - сказала она, прощаясь с ним. Больше я ничего не слыхал. Они разъехались в разные стороны, а я вернулся, чтобы взяться за свои приготовления.
- В чем они заключаются?
- Немного холодного мяса и стакан пива, - ответил Холмс, дергая колокольчик. - Я был слишком занят и совершенно забыл о еде. Вероятно, сегодня вечером у меня будет еще больше хлопот. Кстати, доктор, мне понадобится ваше содействие.
- Буду очень рад.
- Вы не боитесь нарушать законы?
- Ничуть.
- И опасность ареста вас не пугает?
- Ради хорошего дела готов и на это.
- О, дело великолепное!
- В таком случае, я к вашим услугам.
- Я был уверен, что могу на вас положиться.
- Но что вы задумали?
- Когда миссис Тернер принесет ужин, я вам все объясню… Теперь, - сказал он, жадно накидываясь на скромную пищу, приготовленную экономкой, - я должен во время еды обсудить с вами все дело, потому что времени у меня осталось мало. Сейчас без малого пять часов. Через два часа мы должны быть на месте. Мисс Ирэн или, скорее, миссис, возвращается со своей прогулки в семь часов. Мы должны быть у Брайони-лодж, чтобы встретить ее.
- Что же дальше?
- А это предоставьте мне. Я уже подготовил то, что должно произойти. Я настаиваю только на одном: что бы ни случилось- не вмешивайтесь. Вы понимаете?
- Я должен быть нейтрален?
- Вот именно. Не делать ничего. Вероятно, получится небольшая неприятность. Не вмешивайтесь. Кончится тем, что меня отнесут в дом. Через четыре или пять минут откроют окно гостиной. Вы должны стать поближе к этому открытому окну.
- Хорошо.
- Вы должны наблюдать за мною, потому что я буду у вас на виду.
- Хорошо.
- И когда я подниму руку - вот так, - вы бросите в комнату то, что я вам дам для этой цели, и в то же время закричите: "Пожар!" Вы меня понимаете?
- Вполне.
- Тут ничего нет опасного, - сказал он, вынимая из кармана сверток в форме сигары. - Это обыкновенная дымовая ракета, снабженная с обоих концов капсюлем, чтобы она сама собою воспламенялась. Вся ваша работа сводится к этому. Когда вы закричите "Пожар!", ваш крик будет подхвачен множеством людей, после чего вы можете дойти до конца улицы, а я нагоню вас через десять минут. Надеюсь, вы поняли?
- Я должен оставаться нейтральным, подойти поближе к окну, наблюдать за вами и по вашему сигналу бросить в окно этот предмет, затем поднять крик о пожаре и ожидать вас на углу улицы.
- Совершенно верно.
- Можете на меня положиться.
- Ну, и отлично. Пожалуй, мне пора уже начать подготовку к новой роли, которую придется сегодня играть.